Попутчик


Жизнь наша – вечная командировка. А в дороге главное – хороший задушевный попутчик. Мне часто везёт на таких людей. Ехал как – то в фирменном поезде «Тихий Дон». На одной из станций в купе постучали. На мой отклик дверь отворилась, и через порог шагнул мужчина выше среднего роста с дипломатом в руках.
-Сергей Петрович, - представился он здороваясь. Познакомились. Ему лет под пятьдесят. Одет с иголочки: тёмно синий костюм с пуговицами в разбег; шикарный цветастый галстук, туфли фирменные. Нет. На нового русского он не походил. Скорее наоборот, выглядел подчёркнуто интеллигентно. Открытое умное лицо с сияющей улыбкой. Глаза голубые – голубые, как июньское небо. Весь светился радостью, и мне подумалось: «Счастливее человека не сыскать!»
-Преуспевающий бизнесмен? – поинтересовался я.
-Ну, что вы, - отмахнулся Сергей Петрович, открывая дипломат и усаживаясь поудобнее. – Бизнесмены в поездах не маются. В самолётах, да  иномарках.
-Это точно, - согласился я, - однако вы  так светитесь и сияете, словно провернули дело на миллион зелёных.
-Вы угадали, - согласился мой попутчик. – Да… такое дело, что любой бизнесмен пальчики оближет. – Сергей Петрович поставил на столик ближе к окну, чтобы от тряски не свалилась, бутылку дорогого коньку, две шоколадки и маленькие рюмочки величиной с напёрсток каждая.
Честно признаться, пьянку в любом виде терпеть не могу. Нет, почему же, на охоте или рыбалке – дело другое. Устанешь за день, намёрзнешься и вечером у костра под уху или под суп из заячьих потрохов «маханёшь» одну, вторую, а можно и третью стопку не разведённого спирта, залезешь в меховой спальник и чувствуешь себя как у Христа за пазухой. Но простите, читатель, мой попутчик уже наливает в рюмки. Я же не терплю…
-Я тоже не терплю пьянку и пьяных, - опередил меня Сергей Петрович, по встревоженному лицу прочитав мои мысли. – Пойдут разговоры о высоких материях, потом лобызания – это не по мне, - мой собеседник опять радостно вздохнул, - просто у меня сегодня большой праздник. Может самый большой в моей жизни.
-Что за праздник? - недоверчиво спросил я.
-Удивительная  история произошла у меня,  -мой попутчик  левой рукой протянул мне рюмку, правой взял вторую для себя. – Хотите, расскажу? Если  да – пьём, если нет – коньяк обратно в бутылку, сами на боковую и баюшки.
Мой собеседник попал в десятку. Меня мёдом не корми,  а расскажи какую – ни будь историю. Я молча опрокинул рюмку, попутчик  сделал тоже самое.
-Мчусь домой на крыльях! Столько эмоций! – благодарным взглядом окинул меня Сергей Петрович. –Хочется высказаться, то бишь пар спустить. Как же мне повезло с вами, голубчик вы мой. Вы даже не представляете. Нет. Всё-таки есть Господь на белом свете.
Я скинул тапочки на пол, убрал ноги под себя, облокотился руками о столик, приготовился слушать. За окном непроглядная темень. Бывают в средней полосе под Воронежем такие тёмные ночи, хоть глаз коли – ничего не видно. Поезд летит, будто в пропасть. Только колёса стучат на стыках, давая понять, что мы ещё не оторвались от  земли.
Сергей Петрович повесил пиджак на плечики, стал рассказывать.
Живу я в Подмосковье. Родился в деревне под Воронежем. Тут не далеко. С детства любил музыку. К десяти годам играл на рояльной гармошке. Взрослые девчата, бывало, сграбастают меня в охапку: одна гармонь несёт, другая – табуретку, третья – меня под мышкой.  На выгоне перед домом посадят: «Играй матаню- рассыпуху», и вплоть до петухов их не остановишь. После войны мужиков – то не было, а энергия била через край. Вот и я, не зная сам того, выколачивал из них  всякую « дурь».
Маленько повзрослев, любил ночами, когда жизнь в деревне замирала,  бродить по полям с гармошкой. Уйдёшь по меже к курганам, а там ни единой души. Трепетно и волнительно в такие моменты. Ты как бы один на один с природой задушевную беседу ведёшь. Ночь тебе эхом отзывается, далеко разнося гармошки звук. Песня «Одинокая гармонь» – это про меня. Рано поутру, выгоняя коров на выпас, соседки говорили маме: «Опять твой всю ночь соловьём заливался». Уже тогда появилась задумка стать настоящим музыкантом. Знал, не так–то просто деревенскому парню без всякой подготовки. Однако мечта звала, и я откликнулся. Снялся с места после семилетки, и неведомой судьбой занесло меня в Липецкий хор.
-В Липецкий хор?  Которым руководил Мистюков? – я аж подскочил от радости. Сам – то я родился в Липецке и какое -то время жил там.
-А вы что из Липецка? – удивился мой попутчик, - точно,  мне вас сам Бог послал.  Из хора кого – ни будь помните? – спросил он, наливая коньяку.
-Дай Бог память, - начал я вспоминать. –Погодина...
-Погонина Нина, -поправил меня Сергей Петрович.
-Да, да. Погонина,  Фёдоров, Саша Мокроусов.
-А Ульянову Галю не помните? – с замиранием в голосе спросил он, пристально глядя в мои глаза, как учитель на экзамене, желая предугадать утвердительный ответ.
-Нет, - покачал я головой, - не помню.
-Она была не приметной, - с сожалением вздохнул он, - но очень симпатичной и даже красивой, как мне кажется. Правда, я тогда на девочек не заглядывался. Увлёкся баяном, каждую свободную минуту тискал его до одурения: по двадцать часов в сутки. В хоре я пел и заодно учился на баяне, готовился поступать в музыкальное училище. Однажды были мы на гастролях в Добринке. Тогда ещё Ия Саввина снялась в своей первой картине. Земляки радостно отмечали премьеру фильма. Устроили настоящий праздник. Выступали и мы прямо на площадке перед Домом культуры. В перерыве между отделениями я, как обычно, сидел за баяном. Подошла Галя, положила в растянутые меха баяна шоколадную конфету.
-Играй, играй, да не заигрывайся! – засмеялась она. В глазах её искрился мелкий бисер. Светлые волнистые волосы спадали на грудь. Она перебирала их трепетными руками, затем, смутившись, резко повернулась и ушла, как фея мелькнув передо мной. Мелькнула и на всю жизнь запала мне в душу. Слов нет выразить, - Сергей Петрович замолчал, прищурив глаза, пытаясь скрыть волнение.  Он долго вглядывался через стекло в непроглядную темень, врачуя временем душу. Успокоившись, продолжил рассказ:
- Я-то  её не замечал, а она, как потом рассказывала, влюбилась в меня с первого дня, как я появился в хоре. Во дундук был! Ничего не видел, кроме баяна. Свихнулся на черно-белых кнопках. Свихнулся, видать, крепко. Сам Бог послал такую красавицу. Четыре года дружили водой не разлить. Но на первом месте у меня был баян. Занимаюсь, она –рядом книжку какую- ни будь читает. Закроет, бывало, книгу: «Серёж, а Серёж. Пойдём в кино сходим». Ей, как всем хотелось жить нормальной жизнью. А я –то уже вольтанутый был своим баяном. Каждую минуту, иногда сутками «высиживал» свою мечту: всё хотел стать знаменитым баянистом, как Паницкий, Шалаев. Хотя бы пару часов уделял ей, зачарованный дятел. Нет, всё «долбил» свои пассажи.
-Без этого тоже нельзя, - вставил я, выждав паузу в речи попутчика.
-Надо реально смотреть на вещи, - живо возразил мой собеседник. –Мечтай о журавле в небе, но и синицу не упускай. Как мы беспечны в молодости! – Сергей Петрович замолчал на минуту, посмотрел в темень за окном, тяжело вздохнул. –Мне и в голову не приходила мысль, что мы когда –то расстанемся. Друзья говорили про нас: «Святая Троица: баян, Галя и Сергей». Думал так всегда будет. Вот окончу училище, отслужу армию и поженимся с Галей.
-Мысли – то правильные, - перебил я Сергея Петровича, уж слишком корившего своё прошлое.
-Это если смотреть по верху, а копни глубже – другой коленкор будет. Нас, как вы заметили, трое: баян Галя и я. Планы – то я строю как: училище, армия и только потом  о Гале речь. А она тут, рядом  со мной. Для чего же её сбрасывать со счетов? Мы же трое! Тро-ое, - он подчеркнул последнее слово, продолжая себя корить. –Молодой был и глупый, самонадеянный и самовлюблённый. Вернись сейчас то время, да я бы Галю на руках носил. Что там говорить. Сосунок есть сосунок. Откуда мне было знать, что у девчонок другая закваска, нежели у нас, ребят. Девушка, она ведь как земля-матушка: томится до поры до времени, согреваясь постепенно изнутри. Пришла пора, солнце пригрело, погнало ручьи, значит пора бросать семя. Может ведь истомиться, перегореть и уйти к другому.
-И что? Галя ушла к другому? – удивился я.
-Именно так, - вздохнул собеседник. – Иначе и не могло быть. На последнем курсе музучилища задумал поступать в консерваторию. У Гали, очевидно, были другие планы. Стала ревновать меня к баяну, сомневаться: люблю ли её. Начались размолвки, частые ссоры, долгие разлуки. А тут её подружки стали надо мной подтрунивать, мол,  проиграл на своём баяне девчонку. Близко к сердцу не принимал, думал шутки, девичьи капризы, спектакли. Однажды получил открытку. Красивая такая, золотым теснением обведены большие буквы: «СВАДЬБА». Я на фамилии не обратил внимание. Какие – то Андрей и Галя приглашают меня на свадьбу. Думал, что в качестве баяниста пригласили. Знакомых много. А потом Галины подруги мне глаза – то и раскрыли. Я не поверил. Думал, розыгрыш. Из любопытства  в указанное время пришёл к Гале домой. Смотрю, действительно, свадьба, ждут молодых из загса. Я забился в уголок, чтобы не заметили. Смотрю, моя Галя в фате заходит. Красивая!.. и немного заплаканная. Глазами прямо в меня упёрлась, забилась в истерике, разрыдалась. Её отец, Фёдор Иванович, догадался в чём дело, вежливо попросил меня уйти, иначе бы свадьбе не бывать. Ночь на пролёт заснуть не мог. Как будто в моей жизни что –то оборвалось. Впервые глянул на себя со стороны: ни Шалаева, ни Паницкого из меня не получится, хоть тресни. Не всем это дано. Так оно и вышло: выше средней руки преподавателя музшколы я не поднялся. С трудом пережил выходные, а в понедельник прямо с утра пошёл в военкомат. Я в то время, как старшекурсник освобождался от армии. Говорю военкому: «Заберите меня». Забрили в тот же день. Так потерял я Галю, потерял навсегда, хотя в душе постоянно её образ хроню, как икону. Часто вижу её во сне, и всё – то она мне как бы  говорит: «Ты играй, играй да не заигрывайся!» Поэтому, наверное, настоящую попутчицу в жизни не встретил. Да и как встретишь, когда перед глазами Галя. Помню, первая жена купила себе красную кофту. Спрашивает меня, мол, как выгляжу (она была тёмно волосая). Умом понимаю, что эти цвета гармонируют друг с другом и говорю: «Отлично! Ты прямо красавица!» Сам же думаю иначе: «Галя купила бы другое, голубое, под цвет моих глаз» Она всегда так делала: то голубенькой ленточкой волосы перетянет, то косынку голубенькую кинет себе на плечи. И себе, и мне подбирала вещи в единый тон.
-А вторая жена? – спросил я.
-И со второй ничего не получилось, - махнул рукой Сергей Петрович. Бездонные голубые  глаза его тонули в печали. –Двадцать лет прожили, двух сынов вырастили и оказались чужими. Ни я ей не попутчик, ни она мне не попутчица. Теперь вот живу бобылём, - грустно подытожил  мой собеседник и замолчал.
-А праздник – то, праздник… обещали рассказать, - спохватился я, боясь, что на этом и закончится его рассказ. Тут за окном огоньками мелькнула какая  - то станция, потом наш состав словно накрыли тёмным колпаком.
-Праздник… расскажу обязательно, - Сергей Петрович вдруг сменился в лице, засветился, как прежде. Поднял рюмку, весело подмигнул мне:
-Дай Бог не последнюю, а если последнюю, то не дай Бог. –Он опрокинул рюмку, отломил кусочек шоколада и продолжил свою историю:
-У меня свой дом, большой участок земли. Как -то зашёл старший сын вот с такой же бутылкой коньяка, обмыть получку. Сыновья живут с матерью и отчимом. Оба сильно переживают наш разлад, но уже большие и понимают, что отрезанный ломоть хлеба обратно не приставишь. Выпили, значит, разговорились. Он достал из портфеля два каких –то чистых бланка, протянул мне: «Отец…»Не, сыновья зовут меня Батей. «Батя, - говорит он, - не надоело жить бобылём?… женщин полно Я вот, смотри что тебе принёс. В Москве есть электронная  «сваха». Заполни бланки и пошли почтой»…Я ухмыльнулся. Но, чтобы не обидеть сына, сунул бланки в письменный стол. «Электронная сваха»… Чепуха всё это. Про бланки я совсем забыл. Как – то искал конверт, наткнулся на них. Стал читать. Вопросы, смотрю, интересные. В одном бланке всю свою подноготную указываешь, в другом – всё про спутницу, какую бы ты хотел. От нечего делать заполнил. Про себя же я всё знаю. Ничего не утаил. Другой лист тоже легко дался. Всё с Гали списал, она же перед глазами. Отослал по указанному адресу и забыл. Прошло с полгода, а может и больше. Приходит письмо. Эта « сваха» сообщает мне, мол, ваши параметры (обратите внимание на это слово. Даже смешно. Будто я квартиру себе подбираю) подходят клиентке за №236743. Словом, выходит так. Что мы подходим друг другу. Даже учли место её жительства. Я в бланке указал, чтобы землячка была, воронежская. Я думал, что « сваха» только по Москве, а они, оказывается, связаны со многими городами. Присылают мне воронежский адрес и фамилию Постникова. Приписка в письме такая, мол, высылаем вам адрес, если хотите, то напишите, но по опыту знаем, лучше поехать и лично познакомиться. – Сергей Петрович умолк на минуту. За окном вагона всё та же темень , да стук колёс: так –так, так –так. Вздохнув, мой собеседник продолжил:
-Нарезал у себя на участке огромный букет роз. О-оо! Какие у меня розы, если бы вы видели. «Нарита», «Софи Лорен». Букет получился шикарный. В мокрую тряпицу и целлофан завернул их. Ехать – то в Воронеж не близко. Думаю, заодно побываю в деревне на могилке родственников. А то всё как - то не с руки. В Воронеже на улице Кольцова нашёл нужный дом, поднимаюсь на третий этаж, а сам  букет готовлю. Такой замечательный получился! Подошёл к двери, а сам думаю: «Хотя б глазком предварительно взглянуть на неё. Вдруг не понравится, конфуз –то какой выйдет. Мать моя родная! Я притворяться не умею и обманывать тоже. У меня на лице, как в зеркале, всё про всё написано. Стоит малость внутри сбиться какой –то шестерёнке, моментально делаюсь кислым, как прошлогодняя капуста».С такими вот мыслями нажимаю кнопку звонка. Через дверь еле слышно женский голос из дальней комнаты. «Света, посмотри, кто так?» Затем шаги, кто – то подошёл к двери, посмотрел в глазок. Молодой женский голос кричит в ответ:
-Какой – то мужчина с букетом роз! –Это, значит, она меня увидела в глазок –то. Слышится шарканье комнатных тапочек вдали. Потом шаги приблизились. Открылась дверь. Я стою на лестничной площадке весь на свету. А женщины в полутёмном коридоре. Мне их плохо видно. Женщине, что постарше, вдруг сделалось плохо. Она закрыла лицо руками и начала заваливаться на спину. Та, что помоложе, подхватила её подмышки. Потащила к софе. Побежала на кухню, смочив холодной водой полотенце, стала прикладывать на лоб. Я стою, как неприкаянный. В такой переплёт попасть. Робко спрашиваю, понимая, как это нелепо и не ко времени:
-Здесь живёт Постникова?
-Здесь, Серёженька, здесь! – слышу родной и близкий мне голос. Тридцать лет прошло, но голос её ничуть не изменился.
-Это была Галя? –удивился я неожиданному повороту событий.
-Да. Это была она.
-Как она оказалась в Воронеже?
-Зять её из Воронежа. На шинном заводе работает. Обменяли квартиру и живут всей семьёй.
-Дальше – то, дальше, что было? –торопил я собеседника, желая побыстрее узнать развязку. Сергей Петрович не спешил. Его понять можно. Волнение захлёстывало душу собеседника. Он часто опускал глаза вниз, прикрывая их дрожавшей рукой, сделал резкий вздох.
-Галя приподнялась слегка на софе, прислонилась спиной к ковру, что висел на стене. Молодая отпрянула от неё, вопросительно глядя в мою сторону. Вылитая Галя, только повыше ростом. «Вот видишь, - спокойно сказала Галя, -  твоя невеста совсем некудышной стала. Это от радости. От радости быстро проходит. Это от горя всю жизнь очухаться не можешь».
Я вошёл,  наконец,  в комнату. Она уже оправилась от шока. Бодро и весело поднялась и , как когда –то в молодости, крепко –крепко обняла меня за шею. «Я тридцать лет тебя ждала, мой милый!» – шептала она, прижав заплаканное лицо к моей щеке. Я чувствовал, как вздрагивали её ресницы, как тёплые слёзы падали на мою щёку, сползая вниз, такие горючие и такие родные.
Последние слова Сергей Петрович не говорил, а шептал. Ком застрял у него в горле. Он часто моргал глазами, смотрел в окно, где уже давным –давно рассвело, ясно очерчивались поля и перелески, один за одним мелькали телеграфные столбы. И жизнь наша человеческая вот также то плетётся в непонятной мгле, то вдруг вывернет тебя на широкий и светлый простор, та так озарит ясной далью, что дух перехватывает, слова не выговоришь. Эх, до чего же хорошо, когда рядом такой задушевный попутчик.
В купе воцарилась тишина. В душе я искренне радовался за Сергея Петровича. Да и он через некоторое время повеселел, разлил в рюмки оставшийся коньяк. Мы молча выпили. Говорить в эту минуту не хотелось, язык не поворачивался, да и поезд уже плавно тормозил на конечной станции. Мы душевно распрощались. Я остался ждать носильщиков, а попутчик мой направился к выходу. На перроне его встретил молодой человек, лицом – вылитый отец, только выше ростом и шире в плечах. Он обнял Сергея Петровича, и, как голубки, удаляясь, они о чём-то ворковали, улыбались. Радостно было смотреть им в след. До чего ж распрекрасные люди!


1995г. д.СОФЬИНО


Рецензии
На это произведение написано 7 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.