Записки ученого мастера. Крестовский

Очерк, повествующий о преподавателях и сотрудниках Советской Высшей Школы, претерпевших жизненный перелом при переходе  России из Социализма в Капитализм.

     Крестовский.

     Леонард Зиновьевич Крестовский - советский профессор, доктор технических наук, заведующий кафедрой Технологии металлов  Технологического института  - единственного высшего учебного заведении в  провинциальном городке, расположенном в   Средней  Полосе  России.
    На первый взгляд профессор не производил должного впечатления. Леонард Зиновьевич   был маленьким тщедушным   с  невыразительным  лицом.  Видно было, что он  ухожен, но  даже приличная одежда висела на его тощей фигурке, как на вешалке. Эпизодически,   все тело Крестовского сводила судорога (последствие фронтовой контузии). В этом момент  он, нисколько не смущаясь,  напряженно застывал на месте, с  усилием стискивал  руки ( кисть в кисть), и натужено вытягивал  шею вслед за  непроизвольным  движением  своего подбородка.  Разговаривая,  профессор постоянно  чередовал   слова  со  слегка крякающими  звуками – похожими на те, что человек издает, когда у него першит в горле. Последнее, опять же, было связанно с его травмированной нервической  особенностью.
Удивительно, но описанные выше  ненормальные, с точки зрения физиологии, отклонения,   в отношении Леонарда Зиновьевича, совсем не выглядели чем-то отталкивающе-неприятным. Это бросалось в глаза только при первом знакомстве, а потом очень быстро становилось чем-то само собой разумеющимся.  Даже студенты не реагировали, а среди оных, хотя бы по возрасту,  всегда имеются откровенные балбесы, готовые безудержно гоготать над кем угодно.   Что-то было в  профессоре такое, что абсолютно доминировало  над его физической формой,  и это что-то сразу же  заставляло  воспринимать  преимущественно его речь, а не физический облик. Но и тут все обстояло не так просто.
     Выражаться словесно  Крестовский умел логично и весьма гладко, но  он  не был пламенным трибуном, источающим внутреннюю энергетику . Напротив, речь его звучала монотонно - бесстрастно.  Подавляющему большинству учащейся молодежи  это нравилось –  можно  успеть все записать – готовый материал для сдачи экзамена .  Но  долго и внимательно слушать профессора  было скучновато. Не добавляло положительных эмоций  к   оратору,  и не покидающее  наблюдательных слушателей чувство, что они присутствуют на  неком театральном действе. Что только стоила профессорская  привычка  заострять внимание  на некоторых  словах?!  Особенно усердствовал Леонард Зиновьевич  над союзом  чтобы , делая на нем заметное  ударение и  отчетливо -  чуть раздельно -  произнося первые две буквы ч и т .  Профессор откровенно  любовался своим устным изложением ,  точно танцор, выкидывающий те или иные оригинальные коленца – па. А когда   ему   удавалось вставить какую-нибудь остроту,  то он  просто лоснился от внутреннего довольства. В этом случае Леонард Зиновьевич    начинал сразу же самозабвенно смеяться, покрякивая чаше обычного. 
     Как ученый   Крестовский  тоже особо не блистал, хотя имел    ученую степень доктора технических наук, будучи  одним  из двух обладателей столь высокого ранга в  Технологическом институте. К сведению, доктор наук в советское время ни шел ни в какое   сравнение с нынешними носителями подобных регалий. Тогда  это казалось настолько  значимым, что даже трудно подобрать современную аналогию. По отношению к рядовому советскому  гражданину он воспринимался  почти небожителем.
Престижная ученая   степень  досталась Крестовскому непросто.  Высшая аттестационная комиссия ( учреждение имевшее ранг министерства) несколько раз отказывалась утверждать решение, вынесенное ученым советом  одного из московских вузов,  в котором Леонард Зиновьевич защитился.   Поговаривали, что только фронтовая инвалидность и  напористость  помогли  соискателю  добиться своего.
     Похоже, это было правдой. Слабость   собственных   идей  профессора отчетливо проявлялась уже  в том, что  на возглавляемой им кафедре,  никто не мог в точности сказать,  в какой  же области  он специализировался . Создавалось впечатление, что Крестовский  знает все и вся, но при квалифицированной оценке  его   обширные знания оказывались  поверхностными. Особенно  это проявлялось в  руководстве аспирантами, коих   у   Леонарда Зиновьевича  всегда было крайне мало,  и  защищались  они  по самым различным научным направлениям. Это никак не соответствовало  известному положению, когда ученики  крупного ученого дружной компанией   крутятся вокруг одной оси -  доминирующей  идеи,  создавая тем самым  научную школу и обеспечивая интеллектуальный прорыв в определенном  весьма узком направлении общего познания . Напротив, аспиранты    Крестовского  руководствовались  общими соображениями типа : «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Бедолаги,  потратив гораздо больше времени и сил , чем  это было положено для их братии, неизбежно   оказывались в трудном положении перед защитой кандидатских степеней. Но нашего профессора это совершенно не  смущало – он опирался только на конечный результат.  Защитился его аспирант – и все. Главное это – подробности, как верно полагал профессор ,  всегда второстепенны.
     А вот, что  Крестовскому   действительно  было не занимать так это блестящей ответной реакции. Ну,  просто моментально, он находил нужные слова, чтобы поставить в тупик – на место – того  из присутствующих коллег, который посмел , по профессорскому мнению, вести себя нескромно - не свидетельствовать своим поведением должного почтения к «его величеству». Свою  словесную экзекуцию  Леонард Зиновьевич делал не грубо, но   нарочито язвительно.
     Конечно, здесь нужно понимать тогдашнюю ситуацию  в Высшей школе.  Стать преподавателем вуза было не просто почетно, а еще и очень выгодно, особенно, при наличии кандидатской степени. Невольно члены кафедры дорожили своими , как правило , с трудом доставшимися местами . Сотрудники, аспиранты и прочие   заинтересованные в будущей профессорской благосклонности вообще беспрекословно смотрели ему в рот, небезосновательно  полагая, что только в этом случае можно надеяться на возможную протекцию в будущем. Вышеизложенное  Крестовский понимал очень хорошо  и  использовал, что называется «на всю катушку». Все на кафедре ходили, если говорить  образно,  по натянутой им струнке  и плясали под его дуду.
     Однако, выстроить  описанные выше служебные отношения  нашему профессору  помогло  не столько начальствующее кресло, а прежде всего его  непоколебимая самоуверенность в собственной значимости. Это качество  несомненно  досталось  Леонарду Зиновьевичу по наследству - на генном уровне. Именно оно и    составляло суть  его личности. Его поведение  действовало на окружающих  весьма решительно, можно сказать: гипнотизировало.   Иначе  трудно объяснить,  ни чем особо  не   подкрепленный ,  авторитет,  которым пользовался Крестовский.
     Все у профессора было  « в ажуре». Зарплата  - на уровне   директора среднего завода и никакой ответственности . Большущая  квартира, даже по современным меркам,   - только на библиотеку  дополнительно полагалось двадцать метров квадратных. Дача -  в прибрежной волжской полосе с выходом на песчаный пляж.  Научные командировки  -  куда душе угодно. Нет, насчет  заграницы  и речи не было. Но в СССР и  без этого  на что посмотреть имелось - благо  научных конференций было   множество. Хоть каждый месяц катайся, если не очень далеко, а  если на Дальний Восток , то летай на самолете – никаких ограничений , тем более профессору. Попутно    связи налаживались – первостепенное дело в советской науке, точно так же как и в современной. Добавим сюда двухмесячный летний отпуск и копеечные профсоюзные путевки на черноморские здравницы...  На работе угодливые помощники «с удовольствием»  исполняли   за Леонарда Зиновьевича  большую часть его служебных обязанностей, как-то верстка расписания учебных занятий и прочего. Всегда находились доброхоты готовые принять за профессора  экзамен, отремонтировать его личную автомашину... Из года в год он читал одни и те же  лекции...Так и жил  Крестовский несколько десятилетий подряд -  как  сыр в масле катался  - иначе не скажешь. 
       В начале девяносто первого года  Леонарду Зиновьевичу стукнуло  шестьдесят пять.  И  как гром среди ясного неба: Крестовский добровольно покинул начальственное кресло , хотя по возрасту еще лет пять мог бы . Свято место пусто не бывает. Заведующим  кафедрой стал  доцент Ухов - что называется славный малый: ни рыба – ни мясо. Было понятно, что главным по-прежнему  остается Леонард Зиновьевич. Но все равно, согласитесь, уйти добровольно с насиженного мягкого стула, при отлаженной  системе...?! 
    Однако, дальнейшие события показали, что профессор не прогадал. После августа девяносто первого (Перестройка началась...)  высшим учебным заведениям  пришлось несладко.  Как Крестовский  загодя  это почуял  и вовремя скинул с себя  обязанности, сулившие  в недалеком будущем  нервотрепку?  Да: вот это нюх!  Кстати, незадолго до краха СССР ,  он удалился и из рядов КПСС, когда это уже можно было сделать без всяких осложнений.   Леонард Зиновьевич оформил все  в свойственной ему дипломатичной манере, сославшись на здоровье, не позволявшее платить большие партийные взносы и активно участвовать в общественной  жизни института.
    Хотя, чему удивляться. Подобное чутье Крестовский демонстрировал и ранее: задолго до описываемых событий. Чего стоит хотя бы само его появление в  провинциальном вузе, в который он – коренной москвич приехал  работать сразу после защиты  кандидатской диссертации, в возрасте не превышающем и тридцати?! Этот неординарный  шаг позволил Леонарду Зиновьевичу прожить большую часть жизни и в достатке и в большом почете. В Москве достичь подобного , при весьма  жесткой конкуренции,  было бы куда сложнее и, надо понимать, на это потребовалось бы куда больше времени.
     Но, все же, перехода страны на рыночные рельсы  профессор  не потянул.  У него не было никаких шансов присосаться к каким-нибудь востребованным активам, как это сделало  подавляющее большинство советского директорского корпуса. Научными кафедральными изысканиями никто  особо не интересовался – время было такое  - все рушилось, да и не было у него достойных результатов, за которые можно было бы биться.  Не осталось у стареющего  профессора   и сил, чтобы  переориентироваться и кинуться в  горнило нарождающегося дикого капитала. Пришлось Крестовскому  умерить свои «аппетиты» и жить, а вернее болезненно выживать, как это делало большинство бывших советских сограждан, кинутых в водоворот перехода из одной исторической формации в другую. Даже лечить свои болезни  он стал в обычных клиниках, систематически полеживая в многоместных  обшарпанных  и дурно пахнувших больничных  палатах. Хорохорился, конечно,  -  не забывал,  при случае,  поставить на место кого-нибудь из молодых. Но все это было уже  на грани смешного.  Так, тускнея  все больше и больше,  протянул Леонард Зиновьевич еще лет восемь , да и почил ... Похороны были не самые бедные – институт взял на себя все расходы.  Поохали , да и забыли былого вершителя кафедральной жизни. 
      Постепенно кафедра стала совершенно другой. Крестовский не оставил после себя научной школы – по ходу пришлось перестраиваться – искать то, что позволило бы продержаться на плаву. Естественно,  пошли по самому простому пути :  воспользовались имевшейся производственной базой  - сумели организовать   лабораторию по художественному литью.  Но это была уже тень от былого. Если сравнивать, то обновленное   институтское подразделение  по своему уровню стало соответствовать   хорошему  техникуму советской поры.
     Как продолжение: немного об осиротевшей  профессорской  семье. Галина Леонардовна  Крестовская в полной мере ощутила смысл  известного выражения: «из князи в грязи». В свое время, папа помог ей получить кандидатскую степень и устроил на свою же кафедру, где доченька работала в должности научного сотрудника в  одной из лабораторий и  преподавала   по совместительству.  Но все это было так - между делом . Все свои силы Галина Леонардована направляла по  прямому и естественному предназначению : воспитывала сына Костика. Дошло до того, что даже в школу его не пустила, организовав  домашнее обучение – нонсенс в советские-то  времена! Но,  тем не менее,  никто ничего не смог поделать с желанием любвеобильной матери  оградить свое  чадо   от нежелательных  контактов с хулиганьем и с  «бездарными училками».       Экзамены за среднюю школу Костик сдал экстерном. В институт поступил  на  престижную специальность, связанную с радиотехникой.
     При  Леонарде Зиновьевиче  , даже в мутном потоке нарождающихся  капиталистических отношений, его семья  жила еще более-менее сносно. Как инвалид войны профессор получал вполне приличную пенсию, ну и преподавал почти до самого конца.  А с уходом кормильца  денег не стало хватать катастрофически. Дошло до режима самой жесткой экономии .. Пришлось Галине Леонардовне на несколько лет забыть даже  про свой любимый виноград,  который  (  по собственному признанию)  она всегда   ела в больших количествах .  Все  финансы были пущены на  дальнейшее обучение Костика, который хотя и окончил к тому времени институт, но  не смог найти себе тепленькое местечко - начинающие радиоинженеры с советской подготовкой были уже  никому  не нужны .
     Ни  смотря на просьбы матери,  в аспирантуру при кафедре,  которую некогда  возглавлял  его дедушка, Костика не взяли. Пришлось парнишке крутиться в Москве, где молодой Крестовский  защитил кандидатскую  по специальности Металловедение. И даже после этого он не смог устроиться на «родную» кафедру.   Решение принимал  некто Барановский, сменивший на посту  заведующего  постаревшего Ухова. 
     Новый начальник, в свое время,   считался  первым учеником   Леонарда Зиновьевича.  Когда Крестовский  был в силе,  Барановский   чего только ни выделывал,  выказывая свое почтение маститому профессору. Старался всегда сесть рядом,   беспрекословно  и даже с радостью ( так по крайней  мере казалось ) выполнял все  поручения . Даже внешне ученик  подражал учителю и, иногда,  ( со стороны это выглядело весьма комично), судорожно подергивал свою рано начавшую лысеть  головку .   Да: Барановский был  всем обязан Крестовскому.  Но, видимо, досталось это малому непросто.  Вот и отдал должки. По-другому не объяснить - на кафедру брали кого ни попадя, а внука основателя не взяли, однако.
    Такой вот, на первый взгляд,  нелогичный итог некогда блистательной профессорской стези. Хотя , если подумать, все  вполне обычно, и схожих примеров, к сожалению, великое множество.  Сколько подобных Крестовских -  мнимых колоссов ушло без следа ,ничего добротного  не посеяв?! Несть числа, как ранее говаривали. Хотя, слава Богу,  имеются, пусть и менее многочисленные, но  обратные примеры.