Часть третья, глава четвёртая

Кто входит в положение вдов и сирот, тот подобен воителю во имя Аллаха, а также постящемуся днём и молящемуся ночью.

Священный хадис.



«Слава Тому, кто перенёс ночью Своего раба, чтобы показать ему часть Наших знамений, из Заповедной мечети в Масджид ал-Акса, окрестностям которой Мы даровали благословление. Воистину, Он – слышащий, видящий!» – произнёс чистый небесный голос в сознании старика, а когда он стих, то прощальным эхом прозвучал долгий и безутешный вопль отцовского отчаяния: -  “Азиии-из!!!”

“Азиии-из…” - едва слышно прошептали стариковские губы, и Якуб Дилкушод открыл глаза и тут же закрыл их от яркого солнечного света, что лился в просторную комнату, полную разноплемённых людей.

“Очнулись?” – участливо спросили старика, и вокруг него вежливо  и внимательно засуетились люди: кто-то спешил с холодной водой, кто-то поправлял подушки и одеяло, а кто-то стоял над Якубом, держал его за руку и слушал пульс.

“Пить… пить… - прошептал старик, ему тотчас поднесли пиалу с холодной водой, он отхлебнул, закашлялся и хрипло спросил, не решаясь ещё полностью открыть глаза, взирая на мир сквозь смеженные веки и видя перед собой многочисленные тени каких-то людей и часы, как солнце, всходящие над ними: - Где я? Что со мной случилось? Где девочка?”

“Девочка здесь, уважаемый Учитель, и она сейчас спит – я покормила её своим грудным молоком, - ответил женский голос – это был голос той самой женщины, которая стояла за закрытой дверью и спрашивала старика, кто он и откуда. – Она такая маленькая… Где её родители?”

“Они погибли… “ - ответил старик и приподнялся над постелью, опираясь на локти.

 “Извините…” - сказала женщина, и Якуб Дилкушод закашлялся, а когда кашель прекратился, старик повторил свои вопросы: - “Где я? Что со мной случилось?”

“Вы у друзей, - ответил ему мужской голос, - и Вам, уважаемый отец, уже бояться ничего не надо. Вы простыли, у Вас был сильный жар…”

“Кто Вы?” – спросил старик, всё же открыв глаза и увидев перед собой широко и приветливо улыбающегося русского мужчину, который помог ему приподняться над постелью.

“Я врач, а это апа Мухтарам, – русский человек указал на женщину-таджичку, чьи брови были подведены усмой, расттельной краской, - мы целую неделю дежурили у Вашей постели”, - ответил мужчина, и множество людей окружавшие его плотным кольцом согласно закивали головами, подтверждая слова этого человека.
“Целую неделю… - прошептал обескураженный и расстроенный старик и бессильно упал на постель. – Целую неделю сын ожидал своего отца, и тот не приходил к нему… - на глазах показались старческие слёзы, а с влажных губ Якуба снова тихо сорвалось: - Азиииз, прости меняааа…”

“Азиз – это Ваш сын, уважаемый отец?” – спросил врач.

“Да… - прошептал усталый и измождённый болезнью старик. – Много-много лет тому назад я несправедливо поступил с ним. Сейчас, перед смертью, я хочу попросить у него прощения - поцеловать нижний край его халата и вытереть бородой пыль с его обуви…” - больной замолчал, и воцарилась тишина.

Врач отошёл от старика, от старика отошли и другие люди, и Якуб один остался лежать на своей постели.

Тут захныкала девочка, принесённая стариком, и женщина, которую назвали Мухтарам, подошла к ребёнку и взяла её на руки, подставив ей свою грудь. Люди, бывшие в доме, почтительно отвернулись, и каждый неспешно занялся своим делом. Кто-то открыл окно, и в комнату потянуло осенней порой, прохладой и умытым воздухом – недавно прошёл лёгкий дождь.

“Вы были в беспамятстве, уважаемый Учитель, - подлаживаясь под колыбельную песню, говорила по-таджикски Мухтарам и укачивала ребёнка, - и в бреду часто звали Азиза”.

“Это мой сын, - снова повторил безутешный старик – и я иду к нему от самого кишлака Рубоб”.

“Экая даль! – восхищённо и испуганно воскликнул врач. – И Вы всё время были один?”

“Нет, - прошептал старик, - у меня был верный друг и помощник, Рекс”.

“А где он?”

“Его убил Мустафа-воробышек…”

“За что?!”

“Так было надо…”

“Простите, а где сейчас этот «воробышек»?” – не унимался любопытный врач.

“Моего младшего сына, Мустафу- воробышка, убил Диловар”, - ответил старик и устало закрыл глаза.

“Пётр, как Вам не стыдно: вроде бы взрослый человек, а поступаете хуже ребёнка, - обратилась к врачу по-русски Мухтарам, уложив уснувшую девочку. – Старик только-только очнулся, пришёл в себя, а Вы пристали к нему с расспросами, как следователь. Ещё врачом называетесь…”

“Да, да, Вы правы, многоуважаемая Мухтарам, - засуетился тут русский врач.- Извините, хозяйка, чрезмерно болтлив и любопытен, и в этом каюсь…”

“Вы лучше ступайте и закройте окно, болтливый врач Пётр, а то дует на девочку, - обратилась женщина к русскому мужчине, и когда тот пошёл выполнять её просьбу, она благодарственно помолилась на его спину и кратко сказала по-таджикски: - Хоть и болтает много, как женщина на базаре, но врач он - от Бога!”

Прошло некоторое время, старик Якуб пробудился и почувствовал себя, куда лучше, что смог самостоятельно встать на колени и подняться. И тут же распахнулись окна и двери в этом доме, а в человеческое жилище ворвался стремительный Ветер, старый друг старика.  Только никто из присутствующих здесь людей ничего не приметил и не услышал. Всё случилось в одно мгновение - быстрее, чем мысли падают на язык человека.

Ветер обнял за плечи своего товарища и сказал:

“Я рад за тебя, Якуб Рубоби Дилкушод, - рад тому, что ты живой и здоровый, и снова крепко стоишь на ногах. Я только хочу спросить тебя: может быть, ты не станешь больше испытывать свою судьбу и вернёшься домой, пока не поздно”.

“Нет, мой добрый старый друг, я останусь здесь и найду своего сына, чтобы помочь ему”, - ответил на это старик.

“Почему?” – удивился Ветер.

“Когда к благословенному Пророку, проповедавшему в Мекке, стали обращаться люди и увещевать его в том, чтобы Мухаммед встал во главе этого города, принял несметные богатства, взял в жёны самую красивую и благородную девушку, но отрёкся от своей миссии нести людям свет новой веры, он отказался. Наш господин, Пророк Пророков отверг все эти соблазны и искушения и гордо сказал: «Даже если  в правую руку мне вложат Солнце, а в левую – луну, клянусь Аллахом, я всё равно не отрекусь от своего святого дела!»  Так и я не могу отречься от своего святого дела  - найти дорогого и любимого сына и попросить у него прощения”.

“Так твой сын давно…” - начал было говорить удручённый стариковым ответом осенний ветер и затих.

 “Что ты сказал? О чём ты молчишь? – Якуб Дилкушод схватил Ветер за призрачные и могучие плечи, стал трясти его и требовать: - Не молчи, говори!”

Но Ветер молчал, и только прозрачные глаза его блестели от слёз.

“Говори!” – требовал старик, а Ветер продолжал молчать и, тем временем, угасал и таял: что он мог ответить этому крепкому и мудрому человеку?

Ветер растаял в стариковских руках также стремительно, как стремительно вошёл в этот дом.

“Говори!” – продолжал требовать старик, обращаясь уже в пустоту, и замечал, что люди вокруг него застыли в своих позах и движениях, как искусно сделанные скульптуры, и только он один среди них живой и подвижный человек.

Якуб Дилкушод почувствовал себя одиноко, устало и разбито. Он снова опустился на свою постель и обхватил голову руками, погрузившись в свои печали и размышления. Тут от стареньких механических часов, висевших на стене, отделился старик Время и мягко опустился рядом со своим другом, как он сам, неуёмным и упорным стариком.

“Послушай, мудрый человек, может статься, тебе следует внять совету, как говорит Ветер, - скатать свой прежний путь и расправить ковёр обратной дороги? Ты мысли печали оставь в сундуке забвения, а в сердце судьбы возьми радость дня и отправься в добрый путь – путь назад. Твой сын давно…” - хотел было сказать старик Время, да не посмел, и также начал таять и угасать.

«Аллах защитит тебя от людей…»  - вслед за Пророком повторил Якуб Дилкушод,

Время поклонился, поцеловав край одежды земного старика, сказал: - “ …и от людей, желающих тебе смерти”, - и растаял, как лёгкое облако пара в голубой лазури высокого неба.

Земной старик снова остался один. И тут за его спиной брызнул свет, и на противоположной стене отразилась тень дорогого и близкого человека:

“Азиз?” – испуганно и радостно спросил старик.

“Да это я, уважаемый отец, - ответила тень на стене. – Я так долго ждал Вас, и, наконец, мы встретились. Может быть, как советуют Ветер и Время, Вы не станете больше обрекать себя на муки, лишения и страдания и вернётесь домой?”

“Нет, сынок, я останусь здесь, чтобы встретиться с тобой, ибо лишь Аллах один сможет довершить это дело”, - ответил старик.

“Хорошо, отец, пусть будет так, как Вы пожелаете”, - сказала тень Азиза и исчезла.

Старик лёг и уснул сном праведника…

“… Хоть и болтает много, как женщина на базаре, но врач он - от Бога!..” – заключила Мухтарам, подошла к столу и стала накрывать – подоспело время обеда.

Пробудился и заворочался на своей постели Якуб Дилкушод. Он почувствовал себя, куда лучше, что смог самостоятельно встать на колени и подняться, не ожидая помощи. Большинство людей, бывших в доме, вышло на летнюю веранду, айран, благо осенний денёк выдался погожим и солнечным после двух дней сырости и слякоти.

“У меня есть предложение, луноликая Мухтарам-апа!” – воскликнул Пётр.

“Это какое же дело?” – удивилась женщина, хоть этот человек и представлялся ей дырявым хурджином, доверху набитым разными словами, он нравился ей и был симпатичным.

Муж её погиб в первые дни всенародной беды, пришедшей на таджикскую землю. Он стал разнимать соседей, пытаясь их усмирить и усовестить, говоря им, что «хорошее на этом и на том свете достигается терпением», и  был за это убит шальной пулей. Другая пуля досталась бы бедной Мухтарам, когда та бежала к поверженному мужу. Но слава Господину миров, чья-то невидимая рука изменила движение пули, и пуля застряла в дереве, почему с женщиной ничего не случилось, и дети её не остались сиротами.

“Это какое же дело?” – повторила свой вопрос прекрасная таджикская женщина, обращаясь к словоохотливому русскому врачу, который волчком крутился подле неё, пытаясь помочь ей хоть чем-нибудь и заслужить её благодарный взгляд или слово.

“Поскольку сегодня выдался на редкость погожий солнечный день, я предлагаю организовать праздничный стол в честь выздоровления уважаемого Учителя, и пусть этот стол состоится в кругу друзей на летней веранде!”

“А почему бы и нет!” - поддержала идею женщина и ласково посмотрела на врача – хоть и болтливый язык, но иногда говорит и путные вещи.

Тем не мене, не смотря на своё расположение к русскому врачу, Мухтарам соблюдала идду, срок, в течение которого мусульманская женщина не может вступить вбрак после развода или смерти мужа. Уважение к почившему и светлая память о нём, соблюдение обычаев её народа и приверженность к вере отцов для Мухтарам было важнее, чем возможное личное счастье.

Русский врач появился в стенах гостеприимного дома Мухтарам через два дня, когда был убит и похоронен муж этой милой и прекрасной женщины. Он лечил её и чужих детей, а также всех остальных, кто простыл в эти холодные ненастные дни или получил ранения, случайно оказавшись на уличных перестрелках. К хозяйке дома он относился с благодарностью, не более того, зная о случившемся горе и уважая законы, по которым она жила. Русский врач был только врачом и одним из многих, кто оказался в эти страшные дни на постое доброй женщины и благочестивой мусульманки. 

Пётр поспешил на веранду, сообщил о совместном решении, и все, кто был свободным в эту пору, дружно принялись организовывать праздничный стол. Несколько человек принялись подметать, скоблить ножом и мыть деревянный, некрашеный пол на летней веранде, другие стали чистить лук, морковь и картофель, а третьи с песком стали вычищать до блеска большой казан, а последние принялись помогать Мухтарам, которая взялась за муку. Было полмешка, и за всё время постоя гостей осталось уже меньше половины, но женщина не сокруша-лась.  Если уж и пришёл праздник, то всё должно выглядеть по-праздничному.

Женщина благодарно вспомнила искренние слова Анас бин Малика. Он рассказывал о том, как Умм Сулейм, когда наступила время обеда, в углу платка завернула ломоть ячменного хлеба и, спрятав его в складках одежды бин Малика, отправила человека в мечеть, где благословенный Пророк общался со своими сподвижниками.

“Тебя послал Абу Талха?” – спросил пришедшего Пророк.

“Да”, - ответил Анас бин Малик.

“Это из-за еды?” – снова спросил Пророк.

“Да”, - повторил бин Малик.


В ответ на это Пророк поднялся со своего места и сказал окружавшим его людям:

“Пойдёмте”.

Анас бин Малик пришёл домой первым и сообщил Абу Талхе, что Пророк идёт сюда не один.

“Умм Сулейм! Благославенный Пророк пришёл с друзьями, а нам нечего предложить”, - сказал Абу Талха.

“Аллаху и его Посланнику лучше знать”, - ответила на это Умм Сулейм.

Тут Абу Талха вышел навстречу Пророку, и они вместе вошли в дом. Потом, обращаясь к Умм Сулейм, Пророк сказал: “Принеси всё, что у тебя есть”.

И тогда Умм Сулейм принесла тот самый ломоть хлеба, который она завёртывала в платок и прятала в складках одежды бин Малика. Пророк приказал разделить этот ломоть на множество маленьких кусочков. На эти кусочки Умм Сулейм выжала масло из бурдюка. Потом Пророк произнёс над этим хлебом то, что было угодно Аллаху, и сказал: “Пригласите десять человек”.

Абу Талха пригласил это количество человек. Они пришли, наелись досыта и ушли. Потом Пророк попросил позвать ещё десять человек, и так продолжалось до тех пор, пока они не наелись. А всего было около семидесяти или восьмидесяти.


Конечно она не мудрая Умм Сулейм, подумала Мухтарам, но этой муки должно хватит, чтобы сегодня сделать маленький праздник по случаю чудесного выздоровления уважаемого Учителя, и мука ещё останется. Аллах не допустит того, чтобы люди, верные Его слову, терпели нужду и проводили в бедствиях свои земные дни. 

Старика Якуба, вставшего на ноги, тоже не забыли. Его окружили четверо детей-погодок Мухтарам, от шести до девяти лет, и дети других семей, какие в это тяжёлое время нашли временный кров, стол и ночлег в этом гостеприимном и благодатном доме. Старика посадили на самое почётное место, разостлав на свежевымытом полу праздничные курпачи и напротив него рассадили детей. Якуб Дилкушод, любовно оглядывая цветники чужого счастья и чужой радости, и не забывая детям и их родителям желать здоровья и счастья, принялся рассказывать сказки, как бывало когда-то в родном  кишлаке Рубоб.

Но больше всех старался и разошёлся на добрые дела русский врач. Пётр и думать перестал, как можно заслужить благосклонность прекрасной Мухтарам, полностью заняв себя мыслями об удивительном старике, который неделю назад постучался в двери этого дома. История старика  захватила всё существо русского врача, и он от мозга головы до мозга костей проникся любовью и симпатией к удивительному гостю. Угадав его стойкий и решительный характер и то, что старик через день или два засобирается в дорогу, врач стал помышлять о том, чтобы напроситься старику в спутники. Он трезво полагал, что по улицам Душанбе ещё ходят вооружённые люди и звучат выстрелы, да и здоровье старика уже не позволяет ему в одиночку совершать длительные пешие прогулки под открытым небом. Но ещё много неясного осталось на страницах закрытой жизненной книги, которая повествовала о судьбе этого человека. И врач решил вызнать если не всё, то малую часть тех событий, которые произошли со стариком в последнее время.

Мухтарам нет-нет да бросала робкие приветливые взгляды на русского врача, который занялся подготовкой праздничного стола. Мужчина не только организовывал людей, но и сам принимал активное участие в самой тяжёлой и трудной работе. Похоже, он не только любил много и долго говорить, но и умел много и красиво работать. Впрочем, если он и был врачом от Бога, то и работоспособности ему было не занимать, а в большом доме и в многодетной семье – это самое главное. Вот только он, к сожалению, захваченный праздничными хлопотами, не замечал ласковых взглядов прекрасной хозяйки дома, думала она.

Мухтарам прикусила губу от нахлынувшей обиды, что на неё не обращают внимания, но вовремя остановила себя. Ей представился светлыйобраз убитого мужа, и она сказала себе, что с честью и достоинством, как и полагается мусульманской женщине, проведёт сорок поминальных дней по мужу, до поры не станет смотреть на чужих мужчин и не даст повода для них.

“А с праздником русский врач придумал хорошо и вовремя, - подумала красивая женщина. – Сегодня будет десять дней, как не стало  Хабиба,
моего любимого мужа”.

 Уже на второй день после гибели мужа к Мухтарам стали обращаться за помощью и поддержкой разные люди, и она никому не смела отказать. Женщина, как могла, делала скромное поминальное подношение, угощала им нечаянных гостей, но не говорила людям о своём несчастии. Зачем?  Сейчас всем  горько, и нельзя сказать, что её участь оказалась горше других… Разве она может отказать своим новым друзьям в маленьком празднике? Поэтому она верит и надеется, что почивший муж её не осудит, а Небесный судья не накажет.

Тем более, не каждый день из дальнего горного кишлака Рубоб приходят, если можно так сказать, насквозь простуженные старики, но чудом выбираются из тяжёлой болезни и через неделю встают на ноги. Неужели это маленькое событие не достойно торжества, как одно из свидетельств величия и могущества, мудрости и справедливости Высочайшего Владыки?

Наконец, пробил час, когда все приготовления были благополучно завершены, и многочисленные гости скромного дома Мухтарам расселись по своим местам, обратив свои взоры к мудрому старику из Рубоба. Они любовались этим человеком и восхищались им, искренно полагая, что уважаемый Учитель, как с лёгкой руки прекрасной хозяйки стали называть Якуба Дилкушода, действительно достоин того, чтобы накрыть праздничный достархан и отметить чудесное выздоровление этого странника по человеческим судьбам. Велик Аллах, и мудрость Его не знает границ, омен!

“ … было время, я несправедливо поступил со своим сыном, Азизом, - это старик Якуб уже вёл свой неспешный рассказ, открывая слушателям двери своей тайны и приглашая их войти под высокие своды большого и любящего сердца, которое раскаялось в своём нечаянном проступке. – И сейчас, когда с горы заката повеяло холодом, а солнце моего счастья отдалилось от меня, я хочу найти своего сына и попросить у него прощения. Тогда я смогу спокойно закрыть глаза и разделить хлеб своих праотцев”.

И старик поведал собравшимся гостям свою горькую историю одинокой родительской судьбы.

“Позвольте сказать, уважаемый Учитель, Якуб Дилкушод, - завела разговор прекрасная Мухтарам, пытаясь отвлечь старика от печальных воспоминаний, ибо того, что было, уже не вернуть и не исправить, и продолжила: - На всём лежит печать Великого и Достойного. Человек сам делает выбор из того, что предлагает ему Всевышний. Как правило, человек часто ошибается в своих решениях и поступках, и в этом нет вины Вечного Повелителя. Но нет вины и на человеке, который не знает, что хорошо, а что плохо, пока не совершит тех или иных поступков”.

 “Мудрость не в том, чтобы по совершению греха, покаяться в нём, а в том, чтобы предугадать этот грех, не допустить его в собственную душу и остеречь других от неправедного шага. Как говорится: терпеливый достигает победы!  И мудрость не в том, чтобы знать и соблюдать все законы шарпиата, а в том, чтобы, во-первых, любить Вечного, Бога своего, всем сердцем, всей душой, всем разумом своим, а во-вторых, любить ближнего своего, как самого себя. Всё учение Таврота и Книги Пророков основано на этих двух повелениях, так говорит Исо Масеха. - ответил старик Якуб и грустно добавил: - Любовь моя угасла, терпение источилось, мудрость вышла, и я проклял своего сына, обрёкая его на горечь и несчастье. И нет мне прощенья!!!” – не выдержал здесь и воскликнул несчастный старик.

“Вы, достопочтенный Якуб, не сказали об этом вслух! – тут вспыхнула Мухтарам. – Никто не слышал Вашего проклятия, никто не показывал пальцем на Вашего сына и не потешался над ним, говоря с издёвкой: смотрите на этого никуда не годного человека - его проклял собственный отец!”

“Это услышал наш Небесный Владыка, - печально ответил на это Якуб Рубоби. – Если страшные слова проклятия не сорвались с моего поганого языка, то оводы мыслей искусали мой разум… Каждый из нас отвечает не только за то, что совершил в этом мире, не за те слова, которые сказал сгоряча, но и за то, о чём лишь помыслил в своей голове. Помните, уважаемая Мухтарам:«В Судный день спросится за каждое слово»”.

Наступила тягостная тишина. Все замолчали, затихли, и было слышно, как в комнате с тихим шелестом сухих листьев секунды мягко падают на пол со старинных часов.

“Простите, уважаемый Учитель, бывает и я, уж насколько люблю своих детей и готова положить свою жизнь, нет-нет да прикрикну на них, если они чересчур не слушаются, и прокляну их под горячую руку. А они, смотрите, выросли – здоровые и красивые, как на подбор!” – это Мухтарам, не выдержав гнетущего молчания, и первая затеяла разговор.

Якуб Дилкушод благодарно посмотрел на неё и сказал: «Смиренно принимать ниспосылаемое Аллахом и жалеть Его рабов – добронравие Пророков», - потом огладил свою бороду, заметив, как женщина смутилась, услышав его речи, и добавил: “Терпеливая и мудрая Мухтарам, не Вам ли не знать, что проклятие матери, обращённое к её дитя, полностью смывается каплей молока, которым когда-то она вскормила своего ребёнка. Эта капля молока, как слеза Аллаха,  обладает чудодейственной силой – она оберегает детей от неправедных слов матери, сказанных сгоряча”, - сказал и обратился к женщине прямым взором.

“Спасибо”, - прошептала красавица, не выдержала испытывающего взгляда старика, поднялась и вышла в комнату – якобы за тем, чтобы принести пиалы для гостей, хотя пиал на достархане было в избытке.

За богатым, по нынешним временам, достарханом сидели таджики и узбеки, киргизы и корейцы, немцы и русские – все народы, живущие на солнечной и гостеприимной таджикской земле. Казалось, кто-то по следам Нуха построил второй ковчег, собрал всех людей, кто нуждался в помощи, и по волнам бедствий и лишений смело направил свой спасительный корабль к скромному дому Мухтарам, будто Всевышний заранее сказал капитану, что в этом жилище царят покой и благодать. Дети, без различий в языках и верований, традиций и обычаев, объе-динённые лишь малым возрастом своим в единое братство счастливого детства, предавались безобидным шуткам и забавам. И взрослые смотрели на весёлую возню своих детей и отдыхали глазом, сердцем и душой, вознося молитвы благодарения Вечному и Вездесущему Богу. 

Взрослые смотрели на детей своих, правоверные совершали благочинный намаз, и видели, как вокруг вертикальной оси тянущейся от центра Земли, через Каабу и вплоть до последней черты сотворённого мира, собрались в намазе и в молитвах все верующие. Они объединились от джинов и людей до ангелов, и в едином порыве вращаются вокруг чудесной оси.

Взрослые смотрели на детей, видели чудесную ось, видели бесчисленные ряды молящихся, которые возносили хвалу Создателю Мира, и взрослые верили, что пройдёт немного времени, как на многострадальную таджикскую землю вернутся покой и благодать. Тот покой и та благодать, какие эти люди обрели в доме Мухтарам.

Как говорят по этому поводу мусульманские учёные-богословы: «Сахль альмумтани» - это когда в одном семечке граната нам одновременно является и его плод. Это когда, сотворив одно солнце, Вечный Бог творит блеск в наших глазах, но никого не сжигает лучами, никого не побивает морозом. Это когда помыслы искренне верующего мусульманина, его слова и дела, окрашивают самого человека в несмываемую «краску Аллаха», если всё сотворённое им праведно и благородно, как всё «неповторимое простое».

Тут на веранде показалась Мухтарам, неся в руках множество новых, видимо, только распакованных пиал. Русский врач нёс на веранду большой алюминиевый чайник. Женщина стала расставлять пиалы по гостям, а мужчина наливать кипяток.

Люди привычно стали доставать и вынимать свои кульки и пакетики: кто-то подавал комовой сахар, кто-то – маленькую баночку варенья, кто-то – горсть конфет, и достархан гостеприимной хозяйки становился ещё краше и богаче, как была красива и богата эта земля.   

“Стойте, смотрите!” – вдруг закричал кто-то из гостей, изменившись в лице, и трясущейся от страха рукой указал на один из столбов веранды, что стоял за спиной Якуба Дилкушода.

Все обернулись и увидели, как сверху к сидящему старику, обвиваясь по столбу, ползёт большая длинная змея, и без единого шипения. Старик даже и не пошевелился,  ни один мускул не дрогнул на его лице – Якуб продолжал пить горячий чай из пиалы и находить в этом наслаждение.

 Русский врач схватил веник, лежащий на полу у прохода, и хотел уже броситься к змее, чтобы спасти старика, как рука хозяйки дома остановила его.

“Не надо, - сказала Мухтарам, - не обижай змею. Змея никого не тронет, если никто не наступит на её хвост. К тому же, как говорят у нас в народе, змея, нечаянно оказавшаяся в доме, приносит с собой счастье этого дома. И грех тому, кто ударит или убьёт эту змею…” 

Пётр остановился, но веник из рук не выпустил.

“Она снова права, эта женщина, - заметил спокойно старик, неспешно выпил свой чай, выплеснул в сторону остатки, поставил пиалу и повернулся к змее, протянув к ней свою руку. – Что ты хочешь сказать мне?”

Змея отделилась от столба и, как по мосту, поползла по руке старика к его уху. Вот она своей холодной влажной мордой ткнулась в ухо старика и стала что-то нашёптывать ему.

Старик кивал головой, оглаживал свою бороду и говорил иногда: “Хорошо… Я это знаю… Да, я согласен…”

Наконец змея отстранила свою голову от старческого уха, а старик бесстрашно, как будто делал это пять раз на дню, взялся за змеиную голову, вытянул пресмыкающееся во всю длину, прошептал молитву, обратившись глазами к небу, и змея в руках Якуба Дилкушода превратилась в посох странника.

Все правоверные, бывшие в доме, включая и саму хозяйку, склонились перед стариком в земном поклоне - встали на колени и лбом коснулись пола. То, что они увидели, было чудом святого человека, караматом, и это свидетельствовало о непреложности пророчеств Господина всех пророков. К тому же, это было добрым знаком того, что братоубийственная война скоро сойдёт с лица таджикской земли, как грязный снег сходит по весне, давая дорогу теплу, цветам и любви.

“Встаньте, добрые люди, не достоин я того, чтобы вы воздавали мне почести, ибо я ничто, когда сочетался с Единым, но я всё, когда стал ничем!” – с загадочными словами обратился старик Якуб Рубоби Дилкушод к этим людям, и сам встал перед ними на колени и лбом коснулся пола. После все они поднялись, единожды постояли на ногах, единожды поклонились в пояс и дважды совершили земной поклон, не переставая при этом читать благодарственные молитвы, вознося имя и славу Аллаха, и так пять раз подряд. 

Прошло некоторое время, и люди снова расселись по своим местам, и между ними завязалась дружеская беседа. Собравшиеся за достарханом передавали друг другу пиалы с дымящимся чаем и куски лепёшек.

“Уважаемый Учитель, - обратился к старику русский врач, подливая очередную порцию чая, - Вы не скажете, почему происходят подобные бедствия?”

“Я не благословенный наш Пророк и, тем более, не Всевышний – да простит Он мой кощунствующий язык! – ответил мудрый старик. – Но скажу словами, вложенными рукой Аллаха в мои уста: Это происходит из-за недостатка любви и избытка зависти людей, отчего они друг к другу питают ненависть и призрение, чинят клевету и беззаконие, отчего уподобляются земным червям, лишённым духа искреннего содружества и соучастия, испытывая боль и унижения”.
 
И старик поведал о том, что судьбы и взаимоотношения всех людей и народов представляются в виде треугольника, где у основания находятся двое – любящий и любимый, а над ними, в вершине – Бог. И чем полнее двое совершенствуются в любви друг к другу, и более в любви духовной, нежели плотской,  не умоляя последней, соревнуются между собой в достижении духовной высоты. Здесь каждый обретает совершенство собственного духа и благодарно припадает к стопам Единой и Вечной Любви, не знавшей ни страха и злости, ни жестокости и насилия. Приближаясь к эталону совершенства, которым является Всевышний, они полнее познают себя и тем больше обретают в себе Бога.

В сердца и души свои они принимают мысли, слова и поступки, одобряемые духом созидания и творчества, и отдаляются от сплетен и хулы, от самодовольства и гордыни, от спора и нарочитости. Они берут лучшее от настоящего дня и, живя благословенно этим мгновением, постигают незыблемую красоту и утончённое совершенство самой вечности. Им не надо застилать свой взор или картинами былой жизни, которая осталась за спиной, или видениями предстоящих событий, ибо они живут вечным, обретая свободу души от пут земной суеты, и в достижении этой цели видят своё полное истинное счастье, не отказываясь от прошлого и принимая будущее.

Сливаясь с окружающим миром природы и космоса, они становятся продолжением этого единства и единством в малой своей части, ограниченной человеческой оболочкой. Но, всё же, они свободны от мира условностей, и, как птицы, парят в небе вселенской любви. И чем живее они приближаются к предмету своей любви, тем он дальше отдаляется от них, призывая двоих к большему совершенствованию самих себя и постижению смысла вечности, по имени Жизнь.

Хвала Аллаху, направляющему нас на Истинный путь! Он - Лучший из Покровителей и Попечителей. Благословляя и прославляя нашего господина Мухаммеда, посланного как милость и спасение для всего человечества, мы просим  Всемилостивейшего облечь нас почётом наших корней, наставить нас на их путь и воссоединить с ними под знаменем веры и благочестия. Прошу, защити нас от козней и напастей пёстрого мира соблазнов и пороков, даруй нам долгие и счастливые годы мира и процветания на таджикской земле. Так говорил мудрый старик.

“Нет помощи, кроме той, что исходит от Аллаха, на Него я полагаюсь, и к Нему я обращаюсь, омен!” – сказал в завершении старик Якуб, а затем правоверные вместе с ним совершили благодарственный намаз…

Небесный караванщик погнал свою красную верблюдицу к западному оазису отдохновения и сосредоточенности, когда постояльцы дома Мухтарам снова собрались на летней веранде, чтобы за скромным достарханом закрепить чудесное выздоровление старика Якуба и дружеской беседой проводить день угасший, а после доверить Единственному и Великому свои сердца и души, чтобы назавтра достойной встретить и прожить новый день.   

Уже смеркалось, когда на достархане не осталось ни лепёшек, ни чая; когда дети отчаянно начали тереть глаза, когда взрослые люди стали украдкой зевать, и мудрый старик увидел за спиной хозяйки дома какую-то призрачную тень, которая светилась бледным неоновым светом, и не решалась подойти к женщине.

“Это Хабиб – муж этой женщины, - сказал в голове старика тихий голос и добавил: - «Благословенный мусульманин тот, кто помогает людям и приносит пользу», - и как едва слышимая мелодия дутара над людьми в террасе прозвучал другой священный хадис: - «На том свете каждый будет с тем, кого любил на этом свете»”.

Старик встал, поклонился, приветствуя тень Хабиба, и сказал ей лишь движением губ:

“Иди с миром и простись с ней - она ждёт тебя!”

Но никто не понял странного действия старика, и люди воззрились на него, ожидая объяснений, а тот снова опустился на своё место и принялся за чай, будто ничего не случилось.

Тень же вздрогнула, услышав слова старика, и также склонилась в ответном приветствии. Она тут же благодарно припала  к плечу женщины, а та, вероятно, почувствовав по наитью некое прикосновение родной руки, обернулась назад, но никого не увидела.

«Тому, кто приходит в ваш дом, оказывайте своё внимание и уважение», - снова загадками заговорил удивительный старик, и Мухтарам стала странно озираться по сторонам, словно искала человека, который из темноты обращался к ней по имени, но не находила его.

«Тот, кто погиб за веру, достоин доброй памяти на земле и счастливого места в раю у подножия Всевышнего, а кто не дал разгореться ссоре, не думая о собственной жизни, тот достоин вдвойн», - продолжал говорить старик.

Тайный смысл закрытой книги бытия оставался неизвестным для пытливого и встревоженного ума хозяйки дома, и она не находила себе места. Она понимала, что речь идёт об её погибшем муже, но не могла видеть его тени.

Тут Якуб, видевший страдания женщины, не счёл себя вправым, чтобы продолжать её горе, и решил отвлечь от горестных мыслей, прочитав отрывок из заключительной главы поэмы Абдуррахмана Джами «Саламан и Абсаль»:

«Всё это к Перворазуму возврат
Светильника, что мраком был объят.
Что есть костёр, что есть самосожженье,
Нам данной богом плоти истребленье?
То знак нам: всё сгорит и всё пройдёт,
Но дух воспрянет, пепел отряхнёт».

Правда, бедная женщина, убитая горем, не услышала восхищения подвигом покойного мужа ни в стихах великого поэта, ни в устах загадочного старика. Её разум был оглушён случившейся бедой и не хотел мириться с одиночеством, которое объяло весь мир. Женщина продолжала любить погибшего супруга, и эта любовь приносила ей и радость, и страдание. Но страдание оказалось превыше радости, почему Мухтарам не смогла вынести, как показалось ей, этой пытки, учинённой Учителем, и порывисто встала с места под недоумевающие взоры гостей. Она сказала, что не достаёт лепёшек для людей, собравшихся за достарханом, извинилась и торопливо ушла в комнату.

На веранде снова воцарились молчание и тишина. Каждый вместе со своим караваном заждавшихся мыслей отправился в долгое путешествие по пустыням и оазисам собственного бытия, чтобы отыскать тот единственный колодец, на дне которого лежит истина. И, не найдя истину в глубине души, люди обратили свой взор к ночному небу, чтобы там найти ответ. И ответ открылся человеческим сердцам словами Священного писания из книги Забур: «Славьте Вечного, потому что Он благ!» – это звёзды, как отблески мыслей Всевышнего, сложились в слова благодарения, и люди смогли прочитать эти слова и преклониться перед величием и мудростью Повелителя Сил.

Тут снова на веранде появилась Мухтарам, и было видно, что печаль сошла с её лица, а свою душу и помыслы женщина доверила Всемогущему и Высочайшему, и тем временем подле каждого гостя появлялись золотистые монеты душистых лепёшек. Хлебный дух растекался по веранде, околдовывал людей своей животворящей силой – веселил глаза и радовал ум – и поднимался к небу умиротворением и согласием детей и взрослых, собравшихся на этой маленькой веранде в прохладную осеннюю ночь.

Снова принесли кипяток, снова стали разливать чай и разламывать лепёшки, раздавая друг другу куски с пожеланиями мира, здоровья, и лучшей доли, и снова потекла меж людей величавая и тихая река задушевной беседы.

И вдруг, когда кто-то не успел высказать свою мысль, а другой – отведать горячего чая или вникнуть в суть сказанного, как Якуб Дилушод поднялся над людьми, твёрдо встал на ноги и твёрдо сказал своё последнее слово:

“Я благодарю вас за кров и ночлег, за хлеб и за ваше врачевание, за ваш уют и согласие, за тепло и внимание, которое вы мне оказали. Но вы знаете мою печаль, и потому мне надо идти, не растрачивая время попусту, ибо дорога каждая минута – я и так задержался на семь цветений и семь увяданий солнечного цветка. Я уйду до того , как муэдзин*  на минарете затянет свою предутреннюю молитву – нельзя ждать, нельзя медлить, нельзя слагать руки, успокаивать ноги и душу, ибо мой сын нуждается в помощи, и я иду к нему , - старик постоял в некотором раздумье, видимо, подбирая нужные слова, ибо, как сказал достопочтенный житель Гяндже*, «слово, идущее от сердца, проникает в сердце», и старику хотелось, чтобы его слова остались в сердцах этих людей: - Вы стали для меня родными и близкими людьми - кто-то  стал сестрой, а кто-то – братом, кто-то – сыном, а кто-то - дочерью, а ваши дети – моими внуками. Каждый поделился со мной частицей своей жизни, и я стал множеством, сложенным из ваших душ и сердец. Наши души и сердца переплелись, как корни трав и цветов, и где бы я ни был, свет очага гостеприимного дома Мухтарам и ваша любовь согреют меня и озарят в трудный час моей дороги, и потому я ухожу. Я должен найти любимого сына, чтобы попросить прощения за своё зло и обиду”.

Все постояльцы дома Мухтарам зашумели и загалдели, как встревоженные птицы, наперебой отговаривая старика от задуманного предприятия. Люди заговорили о том, что здоровье старика ещё совсем слабое, и ему нельзя подолгу гулять по двору – не то, что отправляться в долгое и тяжёлое городское путешествие. Заговорили о том, что и днём гулять по городу опасно, а этот безумный человек – только безумцы на это способны! – решил отправиться ночью.

Но старик был непреклонен и неумолим, твёрд и настойчив в принятом решении, как случилось это в родном кишлаке Рубоб, когда Якуб убедил своих односельчан в собственной правоте, и те отпустили его с миром на поиски любимого сына. Так и здесь: не прошло и десяти минут, как вся веранда вдохновилась затеей этого настойчивого и мужественного человека, и все пожелали ему скорейшего завершения задуманного, короткой и счастливой дороги. Люди прочитали молитву – каждый на языке своей веры – и стали помогать Якубу собираться в дорогу. Кто-то снова вытряхивал свои давно початые кульки и пакеты, выкладывая на достархан скудные свои запасы (как сказал Абу-ль-Фарадж: обильная еда вредит телу так же, как изобилие воды вредит посеву), а кто-то снова готовил лепёшки. Одна чинила старикову одежду, другой тачал обувь, третья вязала новые тёплые носки, джурабы, а четвёртый шил новую крепкую перемётную суму, и все вместе с тихим сердцем и тихим умом укладывали нехитрый скарб, как делали это их деды и прадеды.

Эти люди, вдохновенные и возвышенные стремлением старика, найти любимого сына, и своим желанием, помочь старику, чувствовали себя дружными муравьями, чьи общие устремления способны повергнуть наземь льва беды, какой бы лютой она ни была. Они свято верили, что Якуб Рубоби Дилкушод достигнет своего предела и прикоснётся рукой к горизонту своей мечты – обнимет своего сына - и что, действительно, придёт конец братоубийственной войне. И Новый год, с радостной вестью весны постучится в двери каждого дома, и на всей таджикской земле снова запоют птицы и зацветут сады, старики покойно огладят свои бороды и счастливо засмеются новорождённые дети: одни будут счастливы тем, что родились, а другие - что жили в эту благодатную пору.

Никто не следил за временем, и потому люди не заметили, как пятница пришла в дома и души правоверных жителей таджикской земли.

Вместе со стариком в нелёгкую и опасную дорогу засобирался русский врач. Пётр настоял на своём: “Или со мной, или – никак!”, - и старик, признав в нём свою школу настойчивости и упорности, поворчал (больше для вида), но согласился с этим настырным русским. А сам в глубине души обрадовался такому обстоятельству, что отныне не будет столь одинок в своей долгой дороге к сыну.

Глаза его уже слипались, и караванщик мыслей гнал своих верблюдов на ночлег в караван-сарай. 

Старик извинился и направился в маленькую комнатку, где Мухтарам, запалив свечу, стелила постель и возжигала благовония, поскольку они радуют не только Посланника Аллаха, но и многочисленных ангелов, которые призваны оберегать человека от искушений и ошибок. Ведь говорится в священных хадисах, что каждого истинного мусульманина охраняют триста шестьдесят ангелов. Одни прежде помогают старикам и детям, указывают человеку праведный путь, просят прощения за верующих и вносят смятение в душу безбожника. Другие участвуют в благочестивых собраниях, где люди благодарят Всевышнего – вынашивают благочестивые мысли, говорят благочестивые слова и совершают благочестивее поступки. «К нему приставлены ангелы – суровые, сильные, которые не отступают от повелений Аллаха и выполняют то, что им велят», - так говорится в Священном Коране.

И если бы старик оглянулся назад, то увидел бы за своей спиной, как тень Хабиба оказывает свою посильную помощь, отгоняя от людей злых духов, которые решили помешать осуществлению задуманного блага помыслами и силами этих людей. И Хабибу в том помогали тени Мустафы и Саодат, Рекса и… Азиза.

Но Якуб ничего этого не увидел. Он вошёл в комнату, загасил свечу, благодарно вздохнув сладковато-горький аромат палимых трав,  опустился на курпачу и только прочитал молитву, как Распорядитель дня и ночи уловил его душу и возложил её до утра в сундук благочестия, где также покоились души праведных и благочестивых мусульман.

Якуб уже спал и видел во сне счастливого сына, который целовал край отцовой одежды, ласкал морщинистое лицо своего старого отца и просил у него прощения за то, что обрёк того на долгие годы одиночества. А тем временем пел муэдзин, люди на веранде совершали утренний намаз, и ангелы и праведные тени сменяли друг друга, как часовые в карауле, и трепетно внимали каждое слово салавата, молитвы о ниспослании Пророку и его близким милости и всяческих благ. Считается, что по пятницам Господину Пророков возвещаются все салаваты, произне-сённые за неделю, и потому взволнованная Мухтарам усердно молилась за светлую душу своего мужа. До этого она наблюдала за русским врачом, который стоял в стороне на веранде и паковал свой потрёпанный рюкзак.

Женщина молилась, а над ней витала тень Хабиба, и тень не выражала признаков гнева или ревности. Говорится же в Священном хадисе: «Женщина, совершающаяпятивременный намаз, соблюдающая пост в месяц Рамазан, оберегающая свою честь и покорная мужу своему. Войдёт в рай через желаемые ей ворота».

Люди молились, и никто не думал о том, что старик проспал урочный час - никто не видел в этом греха. Скорей всего, сам Аллах допустил  часы отдохновения, чтобы Якуб Рубоби Дилкушод пришёл в себя и набрался сил для новой дороги. Если Всевышний избрал его своими ушами и глазами, то обязал не только к достижению цели, но и к достойному благочестивому отдыху правоверного.

Пусть себе спит. Завтра будет тяжёлый день.