Часть третья, глава шестая

Если пятница завершится без согрешения и благополучно, то и все другие дни пройдут благополучно.

Священный хадис.



Наступило утро нового дня, новая пятница, и когда проснулись друзья, Пётр и Джо, то увидели, что старик уже вовсю старается: колдует над костром и собирает на импровизированный стол скромный завтрак – остатки былого богатства, которым снабдили добрые люди, бывшие у Мухтарам.

“А, проснулись, драчуны-латинисты, - заулыбался Якуб Дилкушод, заметив, что бизнесмен и врач сбросили покровы сна и примерили рубашку осеннего утра: - Много копий сломали? Как спалось? Что снилось?”

Русский врач что-то буркнул неразборчиво и отправился до ветра. Американский гость зевнул и, поёживаясь от сырой прохлады, сказал:

“Приснился сон, будто кто-то мне сказал:

«Бог есть, и с Ним нет ничего!» Только мой достойный сын, Мухаммед, является совершенным человеком и светлой реальностью прошлого, настоящего и будущего дня…”

Старик, не подавая вида, будто увлечённый приготовлением завтрака, ибо предстоял тяжёлый день – надо было хорошо подготовиться и подкрепиться,  рассеянно спросил:

“А больше ничего не снилось?”

Джо по-детски закрутил головой и также отправился по надобности, когда вернулся Пётр и тот присел к костру, вытянув руки.

Старик больше не приставал ни к тому, ни к другому и молча накрывал на стол. Врач стало бы ему помогать, но Якуб отстранил его помощь, загадочно сказав, что русскому врачу силы ещё пригодятся, а ему, старику…

Но Якуб Дилкушод не успел договорить, поскольку шумно вернулся перепачканный и вымазанный в грязи Джо. Оказалось, что американец, как он сказал, поскользнулся и упал прямо в грязевую жижу, какая собралась после недавнего дождя. Он возвращался и безбожно чертыхался по случаю своего падения на всех языках, которые вспомнились ему в эту минуту.

“Baptism of fire to you!” – улыбнулся старик, встречая шумного гостя по-английски.

“Вы и английский знаете?” – спросил  по-таджикски удивлённый Джонибек Гасанов.



“Латынь, английский и другое знают не только в Рубобе, но и выше, ” – загадкой ответил старик Якуб на четырёх языках – латинском, английском, таджикском и русском.

Этого было достаточно, чтобы таджик из Америки остановил «словопад» своих ругательств и как-то потерянно посмотрел на небо. Вдруг он возвёл руки и прочитал молитву – может быть, он именно сейчас понял, что в этом мире ничто не проходит бесследно и ничто не происходит случайно. Старик только лукаво усмехнулся, глядя на американца, но ничего не сказал и снова жестом пригласил своих спутников  к столу.

Когда все собрались, старик зачитал молитву, открывающую трапезу, и трое мужчин принялись за еду. Русский врач ел сосредоточенно и медленно, отстранённый от земного мира и погружённый в собственные мысли. Американский бизнесмен, как хорошая столовая щётка, подметал всё подчистую, расстроенный казусной ситуацией. Рубобский мудрец вкушал по крошке, оглядывал своих сотрапезников и неустанно возносил Всевышнему молитвы благодарения за новый день, за этот стол, за новых друзей, за счастливое окончание долгого пути к своему сыну.

И вот троица путешественников направилась к американскому Представительству, чтобы передать Джо Гасана, как говорится, из рук в руки. Конечно, старик Якуб и русский врач, чудесным образом избежав собственной смерти на дороге, а после вызволив водителя из огня, могли бы продолжить свой путь вдвоём. Но Якуб Дилкушод считал, если по распоряжению небес случилось то, то что случилось с ними, и они остались живы, то они в ответе за этого человека и должны помочь американцу вернуться домой, в свою семью. В какой-то степени, Якуб Рубоби Дилкушод повинен в том, что Джонибек Гасанов едва не погиб от пожара в своей машине.

И путешественники шли: впереди Якуб Дилкушод, ведомый невидимой рукой, а за ним – остальные. Пётр и Джо оживлённо беседовали между собой, обретшие друг в друге благодарных и охочих слушателей и собеседников, поскольку за приятной и умной беседой дорога становится короче. Джо рассказывал новому другу и своему спасителю о своей жизни в Соединённых Штатах, о работе и семье, о своих привычках и пристрастиях. О том, что получив медицинское образование (отсюда его знание латыни – Джо с детства отличался прекрасной памя-тью), увлёкся коммерцией и, скромно говоря, стал неплохим предпринимателем. Так что, можно сказать, они, Любимов и Гасан, - коллеги. 

Словом, американский гость торопился открыть всю свою жизнь, будто через пять минут космический корабль унесёт его на необозримое время в космические просторы Вселенной.  Ещё Джо похвалился тем, что давно мечтает объединиться с тремя крупными торговыми компаниями, а это поможет ему стать не последним человеком в  Америке.

Пётр же рассказал о своей работе, о своём детстве и рассказал-таки о прекрасной Мухтарам – о том, как познакомился с ней в эту страшную пору таджикской земли, когда два брата, по вине злобных сил и стечению обстоятельств, стали кровными врагами.

В первые же дни, как только случилось это всенародное несчастье, русский врач, как обязывает его профессиональный долг и клятва Гиппократа, стал в белом халате и с медицинским чемоданчиком совершать порайонные обходы, рискуя собственной жизнью. Хотя он и считался в  своих кругах хорошим хирургом, подающим надежды, и ему предрекали блестящую карьеру, он, прежде всего, оставался врачом и, в случае необходимости, мог грамотно и деловито оказать первую помощь. И таджикское небо хранило его от смертельных пуль и злых людей, а таджикская земля давала ему силы за самоотверженное служение делу милосердия и благородства.

И вот однажды, когда русский врач совершал свой очередной медицинский рейд, его настигла Мухтарам, отчаянно заламывавшая руки. Расстроенная и испуганная женщина поведала врачу о том, что дети её страшно простыли, и у них сильный жар – она боится их потерять. От соседей она не смогла дозвониться до «скорой». Видимо, сам шайтан вмешался в человеческие судьбы и перевернул верх дном привычный уклад мира и согласия людей, живущих на этой древней, благодатной и счастливой земле.

К тому же, сказала женщина, под крышей её дома нашло временное пристанище множество чужих незнакомых людей, в сердца и души которых постучал ветер беды. Беда ворвалась в их дома, обрекла на пожары и ограбления, и люди с малыми детьми были вынуждены скитаться по встревоженному муравейнику города в поисках прибежища и тишины, утраченного тепла и уюта. И сейчас, за часы и дни общего горя, эти люди стали ей, как родные братья и сёстры, почему и дети их стали ей родными. Недаром говорится, что общая беда роднит людей, открывает их души и помыслы и делает всех ближе к Всевышнему, если люди искренни и благородны в своих устремлениях.

Потом на её глазах появились слёзы, и женщина сообщила, что два дня назад убили её мужа, и дети её осиротели.

Врачу  ничего не оставалось, как пойти за этой женщиной.

“Вы поверили ей?!” – удивился американец.

“А как бы Вы поступили на моём месте, уважаемый Джо?!” – в свою очередь удивился русский врач.

“Ну, я не знаю… - забормотал потерянный Джо. – У нас в Америке уже двести лет не стреляют. На Вашем месте я бы сначала подумал о себе: а стоит ли туда идти: вдруг там опасность? Может быть, кто-то научил эту женщину и подослал её к Вам, чтобы Вас убить?”

“Скажете тоже, мой друг, - Любовин грустно улыбнулся словам американского гостя и, размышляя, вслух произнёс: - Впрочем, Вы правы: если она не убила, то ранила моё сердце…”

“Вот-вот, я Вам о том и говорю, что эту женщину научили и подослали к Вам, чтобы убить!” – воскликнул американец.

“Что? Кого убить? За что?” – не понял русский врач - будто он вышел из мира собственных мыслей и тут же попал в мир текущего дня реальности, -  услышав только окончание восклицательной реплики своего друга.

“Вас…” – кратко ответил Джо, остановился и недоумённо посмотрел на врача – всё ли в порядке с этим русским, а тот, не заметив, что спутник его остановился, продолжил идти и говорить, поспевая за стариком.

Джо достал из кармана мобильный телефон. Проверил: работает ли тот после  его падения в грязевую жижу? Телефон работал, только «зарядки» оставалось на десять минут разговора…

“Меня никто не мог убить. Добрый ангел медицины хранил меня от смерти, и я помогал всем, кто нуждался в моей помощи, ибо призвание врача – это, прежде, лечить людей, а после думать о себе. Я думаю, каждый знает, на какие лишения и неудобства обрекает себя в будущем, когда принимает решение профессионально заниматься медициной и гордо, с честью и достоинством носить белый халат, как незапятнанный мундир милосердия, - на Петра нашло вдохновение, он говорил, не замечая отсутствие своего собеседника. – С тех пор, как впервые увидел нашего чудесного старика, я давно наблюдаю за ним, и день от дня, час от часа нахожу в нём много нового и интересного – чем больше узнаю его, тем больше понимаю, что я не знаю этого человека. Он находится в постоянном движении от совершенства к совершенству, и его безграничная любовь – это не статистическое понятие, а неустанный атом беспокойства и соучастия, вложенный в сердце старика руками самих небес”. 

“Подожди, ты это кому говоришь? – спросил запыхавшийся Джо, с трудом нагнав быстро идущего русского врача, и погладил свою наметившуюся залысину: - Тебя послушать, так – русский суфий, и диву даёшься: что откуда берётся?”

“Не знаю, - честно ответил Пётр и развёл руки, остановившись на мгновение. – У меня создаётся впечатление, что кто-то на моём мозгу, словно на листе бумаги, записываает уже готовую информацию, и мой язык выговаривает то, что заранее выстрадал и осознал кто-то другой, более высокий и значимый”.

“Да ну!” – удивился Джо, вытаращил свои зелёные глаза и встал, как вкопанный услышав речи русского друга.

“Ладно, не стой - пошли”, - махнул рукой Пётр, ухватился рукой за американского таджика и потащил его за собой; впрочем, тот и не сопротивлялся.

Джо просто не понимал того, что с ним произошло тогда, когда машина ударилась о старика и какая-то неведомая сила, словно пушинку, легко подняла автомобиль в воздух. Джо не понимал того, как этот старик смог воскресить и поднять на ноги русского врача, у которого на затылке после падения от взрыва была хорошая дырка, в которой торчал камень. Джо не понимал того, как русский врач, никогда не занимавшийся восточной философией, смог просто так на ходу высказать взгляды, на открытие которых великие суфии древности тратили целые годы своей жизни. Американский гость вообще отказывался верить тому, что с ним происходило в последнее время, и в чём он сам принимал непосредственное участие.

От этих мыслей у него просто закружилась голова, он остановился и устало закрыл глаза, успев прежде дёрнуть за руку русского врача и шепнуть тому:  “Подожди, пожалуйста, братишка, что-то голова закружилась”.


Тут Джо вдруг почувствовал, что его кто-то подхватил и понёс по воздуху, словно американец летел на ковре-самолёте или он сидел на спине летящего джина. Только Джо решил открыть глаза, чтобы понять, что же происходит с ним, как старик, до этого молчавший, торжественно произнёс:

“Всё, мы пришли!”

Джо открыл глаза и увидел, что их троица стоит у ворот Представительства США. Американец заметил, что и русский врач также пребывает в некотором недоумении, к которому примешалось лёгкое чувство детского страха от непознанного и необъятного мира, что находится по ту грань обычного человеческого разумения.

“Так скоро?! – огорчился Джо, и на его глазах навернулись неожиданные слёзы, чему и сам немало удивился; американцу казалось, что стоит он на пороге планетарной разгадки, и ему оставалось только открыть дверь, как его попросили… проснуться, и он сказал с откровенной грустью: - Ну, что: обнимемся на прощанье, а? Когда мы совершим ещё такое паломничество?”

«Во времена смут и анархии удалиться на молитву так же мудро, как совершить паломничество ко мне», - зачитал старик священный хадис.

Джо снова вспомнил, что он, прежде всего, - правоверный таджик, а после – цивилизованный американец, и вместе с Якубом совершил намаз, и они вдвоём попросили у Всевышнего мира и согласия для таджикской земли, счастья и процветания для таджикского народа.

“До свидания, мой сын Джо, нам пора идти, Азиз ждёт меня и зовёт к себе”, - сказал Якуб Рубоби Дилкушод и поклонился в пояс американцу.

Тот, видимо, застыдился такого отношения к собственной персоне со стороны этого чудесного и мудрого старика, сразу упал на колени, почтенно поцеловал край стариковского халата и следы старого человека на земле. Не поднимаясь с колен, сказал, что он, Джонибек Гасанов, достойный сын этого удивительного человека, не забудет его никогда и не оставит в беде ни на этом, ни на том свете. 

И старик помог ему подняться, поцеловал его в голову, и сказал: «Аллах Всевышний каждую пятницу отпускает из ада шестьсот тысяч грешников. Все они заслужили адские муки, но ради благодати пятницы освобождаются из ада», - потом добавил: ”С именем Аллаха – Рахима и Рахмона, ты прощён, иди с миром, мой славный и достойный сын, и живи на чужбине так, чтобы чужая страна гордилась тем, что ты однажды родился и жил на таджикской земле!“

Затем старик взял руки Петра и Джо, соединил их в своих руках и, глядя в восторженные зелёные глаза Джо и карие признательные глаза Петра, проговорил, как молитвенный наказ:

“Всякий искренно верующий человек, и не только мусульманин, определяется не столько внешними признаками – одеждой и ритуалами, сколько внутренними проявлениями – чистотой своих мыслей, искренностью своих слов и благородством своих поступков. Но больше всего верующий определяется не только своей возвышенной любовью к Богу, но и бескорыстной и безраздельной любовью к каждому человеку, независимо от степени родства и материального блага, - высказался и торжественно добавил: - Отныне и дальше вы мне – дети, а друг другу – братья!”.

“Это Вы, уважаемый отец, говорите о себе?” – спросил Джо.
 
“Нет, - бесхитростно ответил старик, - я говорю о Господине Пророков. Обнимитесь, братья, на дорогу жизни – да будет она у вас долгой и счастливой, в здоровье и достатке, в благочестии и благородстве ”.

Новоявленные братья, Джо и Пётр, бросились друг к другу и крепко обнялись, и нельзя было сказать, кто больше из них радовался обретению брата и огорчался столь скорому расставанию.

“Надо идти, мои сыновья”, - сказал старик и пошёл, не оглядываясь, не огорчаясь и не радуясь, прочь от Представительства, ибо его горечью была разлука с любимым сыном, Азизом, а радостью была скорая встреча с ним, и эта встреча давала старику надежду и силы.

“Да, чуть не забыл… - Джо вынул из кармана зарядное устройство и телефон. – Вот возьми - тебе пригодится”.

“Это что за шпионские штучки? – недоверчиво спросил русский врач, подозрительно посмотрел на обретённого брата и решительно сказал: - Я не вербуюсь. Я же сказал тебе, что свои пятьсот тысяч…”

“Нет-нет, дорогой мой брат, это не какие-нибудь страшные «шпионские штучки» из кинобоевиков, а всего лишь самый обычный американский мобильный телефон. Может быть, такие телефоны когда-нибудь появятся  в СССР и в Таджикистане?”

“Телефооон!” – продолжая не доверять, протянул Пётр Любовин.

“Да-да, самый обычный мобильный телефон, - стал объяснять Джо Гасан. – Вот берёшь эту штуку (называется: зарядное устройство), штепсельную вилку ставишь в розетку, потом подключаешь телефон вот так, - и Джо показал, как подключается телефон, - и звонишь мне по этому номеру, если потребуется помощь. Хочу предупредить, что я, во время звонка, могу быть занятым, отчего стану ссылаться на нехватку времени. Так ты меня пошли, куда подальше, как вы, русские, умеете это делать, и скажи мне всего лишь одно слово: «Fool!»”

“Что это ещё за «фу» такое? Ведь ты не собака?!” – удивился русский.

“Это по-английски означает «болван»”, - ответил Джо, немного обидевшись на «собаку».- Я не «dog», это ты у нас – «док», доктор.

“Хорошо, - ответил русский «док», - пора прощаться, а то отец уйдёт без меня: долгие проводы – долгое возвращение домой”.

Врач быстро убрал подарок в свой чемоданчик. И они снова обнялись.

“У тебя с ней что-нибудь было?” – хитро спросил Джо.

“С кем?” – откровенно не понял Пётр.

“С Мухтарам?”

“Да пошёл ты, дурында! ” – невольно заругался русский врач и отстранился от названного брата.

“А что такое есть «дурында»? – заинтересовался встревоженный Джо: - Почему не знаю?!” – и уши у него покраснели: то ли от холода, то ли от обиды.

“Это означает «дважды дурак», по-русски!” – ответил Любовин и зашагал прочь от Представительства следом за стариком.

Так они и расстались.

Вскоре русский врач нагнал старика, и они вдвоём продолжили поиски Азиза, который, как  думал и верил старик Якуб Дилкушод, ждал и звал своего отца – это давало ему силы и побуждало идти навстречу сыну.

Они обходили все улицы и проулки, все парки и скверы, все больницы и душанбинские дворы в поисках сына и брата; спрашивали милиционеров и простых людей, не видели ли они Азиза. Город постепенно приходил в чувство, и люди выходили на улицы, понимая душой и сердцем, что этому безрассудству скоро придёт конец. Нельзя всё время таиться по углам, поскольку жизнь продолжается, и надо жить – не только пережидать это тяжёлое испытание, но, оставаясь людьми, устремляться в новый счастливый день.

Как-то русский врач спросил бобо Якуба, думает ли тот о том, как он выглядит сейчас в глазах окружающих: хорошим или плохим. И старик не замедлил с ответом, сказав, что он не хочет казаться в глазах людей ни хорошим или плохим, ибо знает, что в собственных глазах он остаётся благочестивым человеком. И он не единственный на великой и прекрасной таджикской земле, кто думает так, и они не единственные люди в мире человеческих страстей, потому что есть над ними Тот, Кто всё видит и слышит, и каждому даёт право выбора быть плохим или хо-рошим. Но плохо, когда людьми управляют зависть и жадность, которые порождают ненависть и жестокость, а те побуждают к безрассудству и убийству, ибо лишены любви и прощения…   

И однажды, в пасмурный день, двое путешественников встретили молодого милиционера, который сказал, что якобы знает человека, который видел Азиза того дня на площади. Старик облегчённо вздохнул, веря и не веря такому обстоятельству: наконец-то он обретёт любимую родственную душу и попросит у неё прощения за ту давнюю пощёчину.

Тучи совсем закрыли небо, когда милиционер дворами и закоулками повёл старика и русского врача. И вот они остановились возле дома, в котором жил человек, способный рассказать о том, где и как можно найти Азиза.

И вышел тот человек с двумя мальчиками.

По наитию свыше он сразу понял, зачем пришли эти люди, и сказал, что, да, он видел сына старика в тот день на площади и знает, где его искать. Дело в том, что тот бородатый мужчина, которого этот старик называет Азизом, своей грудью закрыл хозяина дома…

“Он умер на моих руках, когда его принесли домой, и похоронили на местном кладбище, как достойного мусульманина, - сказал хозяин дома. – Его тело было в моём доме; тело омыли, завернули в саван, а после возложили на мусаллу * и совершили последний намаз. Пять мужчин отнесли его в коробе к могиле и похоронили…“

“Нет! Нет! Нееет! – закричал по-таджикски несчастный старик и отец, который осиротел в эту минуту. Он закачался и едва не упал, к нему бросились врач и милиционер и поддержали старого человека, и им показалось на мгновение, что небо лопнуло, как полотно ткани от натуги, а старик снова закричал в отчаянии: - Ты говоришь неправду, человек!”

“Помилуйте, уважаемый, зачем мусульманину обманывать мусульманина?” - ответил хозяин дома, в сердце своём переживая за старика. Видя его тяжёлое состояние, он думал о том, говорить или не говорить, и всё же решился сказать – лучше сейчас узнать всю правду, чем потом, и человек сказал: “Я могу вас провести и показать его могилу”.

“Подожди… - с трудом прошептал осиротевший и ослабевший старик; силы покидали его, и перед глазами снова запрыгали какие-то тени, краски мира поблёкли и погасли, и снова наступил мрак, и Якуб Рубоби Дилкушод снова закричал: - Азиииз! – и прошептал из последних сил: - Я ничего не вижу…”

Он качнулся, как древняя чинара, и стал оседать в руках милиционера и врача.

“Отец! – Любовин подхватил старика на руки и обратился к милиционеру и хозяину дома: - Помогите, надо скорее отнести его в дом!”

Старика бережно внесли в дом и все бросились к старому человеку. Врач стал мерить давление и температуру, смотреть зрачки и слушать пульс; милиционер под руководством врача стал массировать грудь и делать искусственное дыхание; хозяин дома со своей женой спешно стали готовить постель для чудесного гостя. Два мальчика и три девочки стояли в стороне и с любопытством наблюдали происходящее.

“Смерть – это прекрасный друг и спутник; это два крыла света, которые уносят души праведных мусульман в райские чертоги счастья; это праздничный букет благой вести в руках Вечного Бога; это соединитель, что соединяет с пророками, в которых влюблены ангелы.  Как сладостный напиток вечности, погружающий души в свет, дарует конец, равный бесконечности и способный стать её началом.  Как горизонт, в котором сходятся уста конца и бесконечности, дарует сурьму, что украшает глаза, позволяя им увидеть Красоту и Совершенство Лика Господнего ”, - звучал тихий голос в голове старика.

“Но мне ещё рано, мой Великий Господин: я так многое не успел совершить в этом мире, и так много сделал ошибок”, - звучал тихий ответ старика в природе вещей, людей и явлений.

Шло время, а старик лежал ни мёртвый, ни живой, и Любовину было тяжело и больно видеть, как уходит из жизни такой мужественный и стойкий, мудрый и справедливый, деятельный и устремлённый человек, когда тот достиг своей цели. И никто не знал, чем помочь и что сделать, чтобы исправить эту беду.

“Простите, - сказала тут женщина, жена хозяина дома, - видя ваше горе, я подумала: может быть старику поможет вот это?” – и женщина развернула мужскую рубашку с бледно-розовым пятном на груди.

“Что это?” – спросили люди, бывшие в доме.

“Это рубашка того человека, которого мы похоронили. Он лежал в нашем доме и умер на руках моего мужа. Рубашка была грязной, в крови, и я выстирала её. Эту рубашку храню от мужа и детей и благодарю судьбу за то, что она сохранила мою семью. Конечно, это не рубашка живого Юсуфа, но, думаю, и она, омытая моими слезами благодарности и словами святости к убитому человеку, закрывшему собой моего мужа, обладает чудодейственной силой, и всё - во имя Всевышнего!”

“Ты поступила мудро, женщина, - сказал хозяин дома, - и нет вины на тебе”.

Люди поблагодарили женщину, и в это время в комнату брызнул яркий свет, а солнечные лучи коснулись рубахи и залили её расплавленным золотом.

Кто-то из мальчиков невольно взглянул в окно и увидел во всё поле стекла огромный глаз, полный любви, нежности и доброты.

“Смотрите! Смотрите!” – закричал испуганный ребёнок и стал показывать пальцем на глаз, не зная как назвать то, что случайно увидел.

“Что случилось? Что случилось?” - переполошились взрослые и догадались посмотреть на окно. Но когда они взглянули, там уже ничего не было. Тогда с расспросами взрослые обратились к ребёнку, спрашивая, что же он там увидел и что его так напугало.

Ребёнок, как умел и знал, пояснил, что он увидел в стекле огромный глаз, который смотрел на него и, кажется, улыбался, как глаза любимой мамы.

Тогда без долгих слов и приготовлений, взрослые взяли рубашку из рук жены хозяина дома, с поклоном возложили рубашку на лицо старика, и старик вздрогнул и открыл глаза.

“Где я?” – снова спросил старик.

“Среди друзей”, - ответили ему.