Часть вторая, глава вторая

Пользуясь общей суматохой и смятением в человеческом месиве этих обманутых и озлобленных людей, старик быстро наклонился и левой рукой коснулся того, что получасом раньше было его верным другом. Рука наткнулась на что-то мокрое и липкое.

"Кровь!" - обожгла догадка мозг и руку, и старик быстро выпрямился.

Тем временем бобо Якуб, старый охотник меньше палить из ружья без причины, но больше слушать звонкую тишину в горах, угадал чутким ухом своим, как в общий шум столпившихся людей вклинились чьи-то быстрые вкрадчивые шаги. В сторону толпы лёгкой пружинистой походкой шёл человек, мягкая невесомая поступь которого выдавала в нём матёрого хищника. Казалось, человек-хищник в любую минуту со спины может броситься на несчастного старика и окончить его трудные дни на земле. По едва уловимому шороху щебня и жёсткий стеблей пре-лой травы под лёгкими ногами охотник узнал, чьи это шаги. Узнал и невольно вздрогнул.

Это были шаги Смерти, и она с каждым мигом становилась всё ближе и ближе. Похоже, костлявая ханума, госпожа, сама решила навести порядок в своей «печальной бухгалтерии», если ангел смерти отступился от несгибаемого старика.

Старик, вдоволь вкусивший жизненного опыта, собрался, как сжатая пружина, подчинив себе все страхи и сомнения. Он приготовился если не к встречному нападению, то к достойной защите.

Бобо Якуб понимал, если эти люди убили пса за верность и преданность своему хозяину, то от них не стоит ждать милости. Маленькое зло порождает большее, а новое зло - жестокость. Как сказал поэт:

«Оставь злодеев, сынов злодеев –
Поистине породят злодеи,
Сыны злодеев, злодеев!»

Вот кто-то подошёл, и в лицо осиротевшего старика ударил густой тяжёлый винный дух с терпким привкусом дурмана-травы - видимо, курили анашу. Тут по лицу, по слезящимся глазам старика резко и больно, как плётка, хлестнул луч мощного электрического фонарика. Внезапный сноп света обжёг и ослепил старого человека. Дилкушод прежде ощутил на себе эту нестерпимую жгучую боль - он едва не вскрикнул, но сдержался, - чем увидел свет. Случилось так, будто глазные нервы  мгновенно набухли и лопнули от натуги, как мыльный пузырь.

"Бооольно, Аллах, Всемогущий, как больно!" - молнией пронеслось в мозгу старика, но он промолчал и вида не подал. 

Только осознал, что больше никогда ничего не увидит. Даже размытые блики теней. Не поможет больше сурьма. И, видимо, уже не поможет рубашка любимого сына, чтобы вдохнуть запах забытого родного тела и прозреть...

Аллах, Бог Всемилостивый и Всемогущий, прости этих людей за страшную боль. Как больно, Отец Единственный и Справедливый! Только не спеши наказывать этих глупых детей беды и страха, поскольку они не ведают, что творят.

Воистину сказано: нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед - посланник его, омен!

“Что здесь случилось?” -  спросил голос, не терпящий ни отлагательств, ни возражений.

 “Мустафа-оборванец приказал поднять руки вверх, а собака этого старика бросилась на мальчишку. Пришлось её пристрелить, мой господин, - пояснил происшедшие события ядовитый голос. - Только наш оборванец стал слишком часто огрызаться и много разговаривать. Кажется, сытная и свободная жизнь отшибла у него память”.

“Разберёмся!” - недовольно рявкнул голос господина и грубо обратился к старику: "Ты кто?"

Это был, по сути своей, лающий скрипучий голос, - неприятный до одури, будто железом по стеклу. Так лает див, вкусивший братской крови, так скрипят ржавые дверные петли, давно не ведавшие человеческой крови. И этот голос не мог быть голосом живой души, но только звуком брожения грязи.

Боль в стариковых глазах стала утихать, но перед ними продолжали кружиться, сталкиваться и лопаться кровяные шарики.

“Ты кто?” - повторил свой вопрос голос господина.
 
“Якуб, по прозвищу Дилкушод, Якуб - Открытое Сердце”, - спокойно и гордо ответил старик, закрыв глаза сухой ладонью правой руки, а левая рука была в собачьей крови.

Вдруг в его голове прозвучали слова достопочтенного Хамида Багдади, который сказал: «Имущество, дом и дети – даются в залог Аллахом. Он может взять их обратно, когда пожелает».

"И здоровье..." - прошептал в ответ старик, продолжая правой рукой закрывать свои слезящиеся глаза. Он не испытывал ни гнева, ни обиды к пасынкам несчастья, но только человеческое достоинство и благородство наполняли всё его существо.

“Тогда я  - Диловар, по прозвищу Берахм, Диловар Грозный. Словом, Орёл!” - сказал невидимый человек с фонариком в руках, в нём не звучала молитва, а мысли его были мрачны и страшны, но последнее слово - слово "орёл" - сказали громко. Слишком громко. Так полная бочка золотаря пытается изобразить собой важную персону - пыхтит и пучится, раздувается и бранится, а вонь вокруг только сильнее.
“Не орёл ты, а кеклик, горная куропатка!” - достойно ответил Якуб, на это властолюбивое зазнайство, не знающее уважения к старикам, и убрал руку от глаз - боль от яркого электрического света, казалось бы, унялась.

“Хорошо, - грубо процедил сквозь зубы Диловар и сплюнул под ноги старика грязное слово, недостойное мусульманину - да не коснётся оно уха Аллаха, Вечного Бога, Великого и Милосердного! - и продолжил: Сейчас Открытое Большое Сердце станет маленьким закрытым зайцем - дохлым зайцем - и получит пинка под зад! Так что, дорогой старик, прости, прости...” - старик не видел, как главарь бандитов раздражённо развёл руками, выключил фонарик, размахнулся и со всей силы внезапно ударил фонариком по лицу слепого старика.

Удар фонариком разбил лицо бобо Якуба, и брызнули осколки стекла.

”Ах, ты, сволочь, старая облезлая обезьяна, фонарик разбил – дорогой прибор был”, - Диловар снова уронил на землю грязные слова нецензурной брани, и земля застонала от боли под его ногами и задрожала, будто титан, на мощные голые плечи которого опустился не свод небесный, а упал огромный холодный скользкий червяк.

Диловар не услышал земного стона, только старик зашептал ей в ответ: "Потерпи, дорогая, скоро всё образуется, и дехканин вернётся к тебе, а сегодня прости его неразумение, ибо он - малый ребёнок, и не ведает, что творит. Переболеет глупостью от чужого обмана и станет мудрецом, если сердце его ещё способно любить, прощать и созидать!"

Бандит заметил, как старик бормочет что-то неслышное, улыбнулся: “Читаешь погребальную молитву? Молодец! - и бросил в ночной мрак: - Эй, вы там, кривые кувшины войны, быстро найдите мне новый фонарик: жив-во!”

Да, Диловар ударил старика, но старик устоял на ногах. Он усилием воли превозмог звенящую боль в ушах и голове и пламенную реку крови, которая снова затопила его глаза. Жарким огнём боли опалило глаза старого человека, и стёрлись последние контуры предметов в сознании старика - он ослеп окончательно и безнадёжно.

“Его обыскивали?” – спросил Диловар.

“Нет”, – ответил ядовитый голос.

“Так обыщите, дрянные горшки!” – приказал Диловар.

И тут Якуб Дилкушод почувствовал, как чьи-то руки грубо и бесцеремонно стали обыскивать его, старика…

Чужие руки нашли только самодельный нож.

“Только нож, мой господин, никакого оружия!” - отрапортовал ядовитый голос.

“Прости их, Аллах, ибо не ведают, что творят”, - подумал старик в сердце своём.

“Этого достаточно, чтобы его прикончить!” – выкрикнул бандит и безнаказанно ударил старика кулаком по лицу. Безнаказанно ли?

Старик сплюнул под ноги кровавый комок и выбитый зуб, и земля заплакала, принимая стариковское жертвоприношение - он посеял частицу себя, и скоро будет великий урожай великодушия, доброты и милосердия благочестивого  мусульманина, вкусившего чёрствую лепёшку жизни на достархане судьбы.

“За твою пролитую кровь, старик, никто не заплатит и сушёного червя”, - зло улыбаясь, сказал Диловар.

Какая буря отчаяния и возмущения закипела и забушевала в душе Дилкушод! Сколько гнева и боли собралось в большом сердце старого человека!

Только Открытое Сердце вмещал в себя весь мир и благодарил небо за это маленькое и короткое чудо, по имени Жизнь, за невзгоды его и испытания, за радости его и откровения. Сердце вмещало и эти удары жестокого человека и благодарило их. А сам старик держался спокойствия.

Нет, он не был трусом, не бежал с поля боя, бросив в кусты свой щит и меч, а лишь простое достоинство человека переполняло его великую душу, которой было тесно во вселенной и просторно в земном мире одиночества. Стариковский разум говорил о том, что Аллах, Всевидящ и Всеведущ, и Он заступиться за поруганную старость. Только этот грязный комок не родившейся глины, не по чину именуемый себя «Грозным Диловаром»,  не достоин того, чтобы посыпать свою голову пеплом  своей собственной сожжённой правой руки. Он не достоин того, чтобы целовать следы собственной тени, не говоря о том, чтобы губами почтительно прикасаться к  пыльным  полам стариковского дорожного халата. Пыль, рождённая от пыли, пылью и останется, и пылью ляжет в пыль, и смешается с ней, и никто и не вспомнит о ней…

Вот о чём думал старик под крупными слёзами молчаливых ярких звёзд и перебирал в руках лазуритовые зёрна чёток.

Тем временем Диловар ходил вокруг старика, устроив показательную лекцию для своих запуганных и одурманенных людей среди колеблещегося пламени факелов, и говорил, брызгая слюной:

“В наш век раздора и разбоя лишь тот прав, у кого – сила. А сила у того, у кого – оружие.  И оружие у того, у кого – деньги! Деньги и только деньги открывают дверь в настоящую жизнь и делают человека первым. Только деньги решают всё, и на них, а не на рыбе и быке, держится земля. Знай, глупый старик, мерилом и основным законом, сильнее Корана, являются деньги и только деньги. Какие бы громкие слова люди не говорили о гражданском долге и патриотизме, какие бы великие книги не писали о нравственности, собственный карман и достаток остаются превыше всего”.

“Это несправедливо, когда большинство влачит жалкое скотское существование, а единицы утопают в роскоши, - говорил Дилкушод. - Вот мы и призваны Истинным богом меры вещей и ценностей, чтобы поступать по совести и справедливости. Мы станем богатыми, и никто не спросит нас: откуда деньги?  Все будут восхищаться нами, станут уважать нас: как много денег! Никого не волнует твоя душа, но интересует только то, что можно выгодно продать! Никто не хочет быть честным и бедным мусульманином, поскольку Аллах, кроме бедности и старости, ничего не может предложить своим благочестивым слугам – нельзя честно купить дорогостоящий автомобиль или честно построить двухэтажный коттедж. Ты понял меня, старик?! Люди гордятся своим неправедным имуществом, но не благочестивыми поступками!”

“Где был твой Аллах, когда убили твою собаку? Где Он был, когда ударили тебя по лицу? – кричал Диловар и ходил круг за кругом вокруг старика. - Знай, твой  Бог отвернулся от тебя, а мой Бог меня охраняет и бережёт больше, чем плоды с дерева жизни. Вокруг меня стоят херувимы, и вращается пламенный меч, – так говорил Диловар и продолжал выплёвывать и брызгать грязь и нечистоты своей  души, забывшейся дурным сном: - Ты понял меня, старик, наступила последняя ночь твоей жизни! Ты испортил мой фонарик, а я - как говорится, долг платежом красен, – испорчу рубашку твоих лет. Неряха ты, старик, заносил её до дыр, и несёт от неё мочой твоих неудач и калом твоей ненужной старости – никчему биться твоему глупому горячему сердцу, - прочитал стихи Хафиза:

«Меньше страдает свеча от огня,
Чем голова от горячего сердца», -

и закончил свою бессердечную мысль: - Так уж и быть, я облегчу страдания твоего старого никчемного сердца – это лишь жалкая мышца, которая, повторяю, ничего не стоит…”

Тут включили новый фонарик, и снова по стариковскому лицу бешено заплясал луч электрического света. Старику стало больно, будто мириады раскалённых игл, заплясало по его невидящим глазам, и чётки выпали из его рук.

“Это что такое? ” – спросил Диловар.

“Это чётки”, - спокойно ответил старик, - подарок моих односельчан.

“Ха, чётки!” – Диловар наклонился, подобрал подарок старика и на виду всех собравшихся звёзд и светил разорвал жильную нить.

Часть лазуритовых зёрен просыпалось под ноги бандита, и он их армейскими ботинками жестоко втоптал в землю, а другую часть раскидал по сторонам затаившейся ночи.

Тем временем старик слушал слова, которые шептал ему свободный вольный Ветер, нашедший старого друга с разбитым лицом и ослепшими глазами:

«Он ответит: Я не знаю вас, откуда вы. Отойдите от меня все, делающие зло! Там будет плач и скрежет зубов, когда вы увидите Ибрахима, Исхака, Якуба и всех пророков в Царстве Всевышнего, а сами вы будете выброшены вон. Придут люди с востока и запада, с севера и юга и займут свои места на пиру в Царстве Всевышнего. И последние будут первыми, а первые – последними».

Стоял старик и слушал слова мудрого Ветра, который за тысячи лет столько же раз облетел вокруг планеты и вобрал в себя, и впитал мудрость земных народов и исторических эпох, и ветер благоговейно читал отрывки  из Инджила, Радостной Вести, последней части Священного Писания, состоящей из двадцати семи книг.

И Ветер продолжал читать, но уже отрывок из Таврота, первой части Священного Писания, называемой также Пятикнижием Мусо, Моисея:
«Тогда сказал мне Вечный:

- Пришёл конец народу Моему Исроилу; Я больше не буду их щадить. Храмовые песни в тот день станут воплем, - возвещает Владыка Вечный. – Повсюду разбросано множество трупов! Мёртвая тишина!

Слушайте это, топчущие бедных, уничтожающие нищих страны, говоря:”Когда же пройдёт праздник Новолуния, чтобы нам продавать зерно, и суббота закончится, чтобы нам торговать пшеницей?” – урезая меру, завышая цену и обманывая неточными весами, покупая нищего за серебро и бедного за пару сандалий, продавая даже шелуху от зерна».

Диловар, тем временем, продолжал хвастливо говорить:

“Деньги – основа человеческого мира, камень всех камней, на котором стоит вера истинных правоверных, и горе тому, кто воспротивится моим словам, - Диловар быстро наклонился, подобрал с земли небольшой камень и со всей силы швырнул его в выступающую скалу, и камень разбился на мелкие части, и главарь сказал назидательно: - Так будет с каждым, кто посмеет встать на моей дороге!”

«Что означают слова Писания: “Камень, который отвергли строители, стал основанием, - горячо шептал неумирающий Ветер, возможно, рождённый на земле Израила ещё во времена Исы Масиха, Иисуса Христа, и продолжал: - Это означает: каждый, кто упадёт на этот камень, разобьётся, а на кого упадёт тот камень, того раздавит, и этот камень есть ты сам, старик, – бобо Якуб, по прозвищу Дилкушод!”

Главарь бандитов вторично подошёл к старику, снова размахнулся и другим фонариком безнаказанно ударил по лицу уважаемую старость, а после, в довершении собственной подлости, новым ударом сбил с ног беззащитного и беспомощного пожилого человека.

“Если ты не боишься меня, то побойся - Всевышнего!” – попытался старик образумить зарвавшегося бандита.

А тот лишь отмахнулся.

“Где твой Аллах Справедливый и Милосердный? Почему он позволяет мои беззакония? Он боится меня?! О да, он боится меня! Он боииится меняаа, ха-ха-ха!” – засмеялся, закричал, загудел Диловар, воздев руки к небу и сотрясая воздух кулаками.

Вдруг по земле прошёл глухой подземный гул, с неба сорвалась и покатилась вниз звезда, и сильный порыв ветра возмущённым дыханием своим едва не сбил людей с ног.

“Снова фонарик разбил, сволочь!”– выругался бандит, процедил сквозь зубы грязную брань и смачно сплюнул на шатающегося старика - того подняли, и двое держали за руки.

Ночь вокруг столпившихся и сбившихся в кучу от страха  людей сжалась в маленький шарик, не в силах видеть и остановить человеческую жестокость, упала под ноги людей, и люди оказались в пустоте. Тут Диловар самодовольно изрёк свою волю: “ Отныне ты не Якуб, по прозвищу Дилкушод, но Якуб, по имени Труп! Ты уже мертвец, старик!!!” – и снова ударил старика, и снова сбил его с ног.

Ветер успел подхватить избитое тело старика и мягко, бережно, как единственную на свете ношу, осторожно опустил на землю и снова зашептал ему:

“«Они станут бессмертны, как ангелы. Они дети Всевышнего», потому что они участвуют в Воскресении. А то, что мёртвые воскрешают, показал Мусса в истории с терновым кустом, когда он назвал Всевышнего Создателя «Повелителем Ибрахима, Исхака и Якуба, ибо  Всевышний не  Повелитель мёртвых, но Повелитель живых, потому что для него все – живы!»”

Так склонившись, как мать и отец, над разбитым лицом старика, зашептал мудрый ветер, и ветер сказал:

“Вставай, Якуб, вставай, старик. Диловар ошибся, поскольку ты отныне не Якуб Мертвец, а ныне ты – Якуб Рубоби  Дилкушод, Якуб Дилкушод, родом из славного кишлака Рубоб!”

И мудрый Ветер упал пред стариком на свои невидимые колени и благодарно поцеловал стариковские следы на зимней земле. Небо очистилось от туч, и счастливые звёзды брызнули на землю свет одобрения, и одели старика в призрачно мерцающий наряд святости. По земле прошёл подземный гул согласия, и все планеты Вселенной почтительно расступились перед лицом бобо Якуба, по прозвищу Дилкушод, потому что ныне он стал сотрапезником и союзником Аллаху, Творцу Мудрому и Справедливому.

“Нееет! – в страхе закричал Диловар и закрыл рукой глаза свои от света истинной чистоты, исходящей от старика, будто лучи света исходили  от солнца, и подавленно прошептал: “Не может быть…”

Его люди, лохмотья грязной пены несчастья и горя, в страхе упали на колени пред лицом беспомощного избитого старика и лицами своими припали к земле. Они наяву увидели, что «тот, кто ищет спасения у Аллаха, уже спасён», и молитвенно поцеловали землю, воздев к старику свои руки, и закричали в один голос: “Спаси нас, Якуб Рубоби Дилкушод!”

Только Мустафа-оборванец, Мустафа-воробышек остался стоять на ногах и счастливыми от слёз глазами открыто смотрел на святого человека, который сейчас открылся его взору.

“Не может быть…” - снова обескуражено прошептал Диловар и снова размахнулся, чтобы ударить старика.

Но какая-то невидимая стена встала между его кулаком и светлым лицом старика, и Диловар с резкой болью, с хрустом в пальцах, в кровь разбил свою руку, будто он со всей силой ударил по скале.

“Дайте мне факел!” – закричал Диловар, обращаясь к своим людям, в которых пробудился дух истинной веры, ибо они увидели свет истинной любви.

Кто-то принёс главарю требуемый факел.


“Последнее лекарство – прижигание, последняя хитрость - меч”, - Диловар принял факел и ткнул им в старика, но погасло пламя факела и обломилось его древко; Диловар выхватил пистолет и выстрелил несколько раз в старика, но пули отскочили, как резиновые капли, и со свистом умчались прочь, никому не причинив вреда.

Диловар на миг онемел и остолбенел.

К нему подошёл Мустафа, ударом в лицо сбил Диловара с ног и сказал: «Тот, кто мерзок по натуре, не отблагодарит благодетеля».

“Мне не за что его благодарить, - прохрипел поверженный бандит, обретя речь и движение, и бросил с земли: - Ты за это ещё ответишь, щенок!”