Этот печальный веселый бес 1

               
На точке Вовки Проханова мастера из  рекламной фирмы заканчивали устанавливать новую световую рекламу. На фоне колеса рулетки нагло скалил зубы чертик с придурочным выражением лица, и многоцветно вспыхивали строки:
 
               Открытая душа так верит в чудо,
               В волшебный дождь, пролившийся с небес,
               В удачу,  как в наследство ниоткуда,
               «Сыграй еще» - веселый шепчет бес.

"Не знаешь, ты стихоплет, игрового мира" - подумал Ромка.

В это время дня в игровом зале народа почти всегда было мало.  Сегодня в углу "на жердочке" примостился вечный побирушка Славик, который сутками не вылезал с точек, попеременно выклянчивая  полтинник, чтобы тут же засунуть его в автомат, сигарету или недопитую банку пива. "Сейф" терзали два корейца.
 
Вовку Роман сначала не заметил.  Заглянул в бытовку и увидел  приятеля, который сидел за столом, положив голову на руки, Ромка решил, что Проха опять играл всю ночь и теперь отсыпается, рискуя попасть на глаза хозяевам и вылететь без очередного предупреждения.

Тихо подкравшись к столу, он весело заорал: "Рота, подъем!"
 
Проха поднял глаза. Они были вовсе не сонные,  и было в них такое отчаяние, что Ромка испугался.

- Что, все так плохо? Неужели так много?

- Да нет, сейчас совсем не то. Хватит, отыгрался.

- Что случилось? На тебя же смотреть страшно!

- Мне самому на себя смотреть страшно. Мама вчера, наконец, в больницу пошла. Видно, совсем прижало. Сказали, если срочно операцию не сделать - поздно будет. Они и сейчас уже никаких гарантий не дают. Если с ней случится что - я никогда себе простить не смогу. Ей давно запретили работать, она мне ничего не говорила. А я, сынок любимый, единственный, надежда и опора - тысячи в эту хрень засовывал.

Вовка грязно выругался. Ругался долго, безнадежно.

- Проха, кончай истерику! Не стонать сейчас нужно, а делать что-то. Давай, вызывай сменщика или, вообще, закрывай лавочку. Поехали в больницу, с врачом поговорим. Тебе ведь тетя Нина никогда правды не скажет. Удивляюсь, как она, вообще, тебе что-то сказала.

- Так не она ведь и сказала. Женщина в поликлинике работает, заказывала она у мамы что-то.

…До Вовкиного хозяина дозванивались долго и нудно. Наконец, злой и невыспавшийся Алик, которого подняли в несусветную для него рань (было около десяти утра), выдав «на гора» несколько творчески выстроенных непарламентских выражений, пообещал приехать минут через двадцать.

Ромка позвонил другу отца, который работал хирургом в городской больнице. Огромный, вечно лохматый и небритый, постоянно слегка поддатый, но никогда не напивающийся, Вячеслав Сергеевич хирургом был от Бога.  Не раз приглашали его в столичные, престижные клиники, но остался он в  маленьком провинциальном городке, где жила его старенькая мама – крошечный, пушистый Божий одуванчик. На своего гениального огромного сына смотрела она как на высшее божество, кормила необыкновенно вкусными пирожками, плюшками и пряниками, стирала и убирала за ним вечно разбросанные по всему дому трусы, тапочки и рубашки.

Подъехал Алик. Сонные шальные глаза и похмельный выхлоп объясняли причину его безрадостного настроения. Роман объяснил причину экстренного вызова. Алик  безуспешно попытался  сделать осмысленное выражение лица. Мигом выгнал из «конторы» корейцев и Славика, навесил на двери полупудовый амбарный замок, который он за великие деньги прикупил у цыган, вытащил из бардачка  и сунул в рот  мятную жвачку и повез Проху с Ромкой в больницу.

Вячеслав Сергеевич ждал ребят в ординаторской  хирургического отделения. Историю болезни он уже успел пролистать. Ромка слишком хорошо знал его и по выражению лица понял, что Проху нужно срочно сплавить куда-то. При нем никто ничего говорить не будет. Вячеслав Сергеевич сориентировался моментально, поднял трубку телефона и обычным своим командирским тоном приказал: «Вера Сергеевна! Сейчас к Вам парень спустится. Передайте ему все утренние анализы. Да, для меня. И срочно».
 
Спровадив Проху в лабораторию за совсем не нужными сейчас анализами, Вячеслав Сергеевич повернулся к Роману: «И что мне тебе сказать? Сказать, что женщине этой осталось жить максимально месяц, и какую  гениальную операцию ни сделал бы я, заменить все внутренние органы не в силах даже сам Господь. Я  не понимаю, почему она так долго тянула. Боли у нее начались давно. И боли адские. Какие силы нужны, чтобы вытерпеть их. Два года назад ее предупредили, что процесс пошел и процесс очень опасный. Сейчас делать что-то не просто поздно – бесполезно. Единственный выход – максимально облегчить последние ее дни. Это я тебе могу обещать».
               
Ромка растерялся. Он готов был найти любую сумму, чтобы бороться, добиваться самого лучшего и дорогого лечения. Но от слов Вячеслава Сергеевича веяло такой окончательностью и безнадежностью приговора, что он сразу понял – это, действительно, все. Господи, как же Прохе-то сказать. Он никогда себе простить не сможет. Ведь эти два года он играл, ничего вокруг, кроме игры, не замечая. И что матери так плохо не заметил, проиграл.
               
...Сколько помнил себя Роман Таиров – столько же рядом с ним был Вовка Проханов.  И маму его он помнил с детства. Она стала давно уже не просто матерью друга, а частью жизни самого Ромки.

…Вовка вернулся из лаборатории в рекордно короткие сроки – видно скакал по ступеням туда и обратно галопом. Влетел в ординаторскую и уставился с надеждой на Вячеслава Сергеевича. Ни хирург, ни Ромка соответствующих лиц подготовить не успели, и Проха понял все и сразу. Глаза стали у него жалкими, какими-то щенячьи-беспомощными. К ужасу обоих мужиков, он грохнулся на колени и замер. Вячеслав Сергеевич засуетился было вокруг него.
 
Вовка уцепился за его руку, не выпуская, полушептал – полустонал: «Вячеслав Сергеевич! Вы же гений! Ну, сделайте что-нибудь! Я не верю, что совсем ничего не изменить. Я в армию пойду, в Чечню буду проситься. Я заработаю деньги, много денег. Я все отдам, мне совсем не нужно ничего. Только сделайте  что-нибудь. Мама ведь не жила еще совсем,  меня всю жизнь вытягивала. Я буду работать, как каторжный буду работать, только бы у нее все самое лучшее было. Ну, сделайте  что-нибудь».

Постаравшись мягко освободить руку, хирург наклонился к Вовке:
«Я возможно, гений, но я не Господь Бог. Слишком поздно. Год назад можно было  продлить твоей маме жизнь еще лет на двадцать. А сейчас  ничего  никто не сможет сделать. И не начинай песню о деньгах и столичных светилах. Поверь, там скажут то же самое. Только измучаешь мать. Лучше прекрати истерику, соберись, успокой ее. Пусть она поймет, что у тебя все в порядке – тогда  и уйдет спокойно. Бросай все, будь постоянно с нею. К счастью для нее, долго это не продлится».

- Почему к счастью, что Вы несете?

- Потому, что это такая боль, что люди с ума сходят. А у нее боли начались месяца два назад. Я не понимаю, как она терпела. И как ты мог не понять, насколько маме твоей плохо.

Глаза  Прохи потемнели, лицо стало жестким и напряженным: « Мне было некогда…заметить. Я…играл». Он резко поднялся и вышел из ординаторской.

Догнал Вовку Роман на выходе из больницы. Здесь же на порожках, к удивлению ребят, по-прежнему крутился Алик  – хозяин Вовкиной точки. Увидев их, он с прытью, предельно возможной для его, подорванного постоянными стрессовыми ситуациями  организма, бросился наперерез.

«Сейчас еще этот начнет доставать - тоскливо  протянул Проха – Я должен ему, как земля колхозу».

Алик подскочил к ребятам, заглянул в глаза. Понял все на удивление быстро.

-Слышь, Проха, ты насчет долга не парься. Не в космос улетишь –  может, вернешь когда.  Я тут на другую тему. У меня два братана в столице трудятся. Ты не боись – я в семье один придурок, что в бандиты пошел.  Все, кроме меня, путевые. Так братаны у меня лепилы козырные. Они, правда, по другой теме – больше морды штопают. Но корешей у них толковых валом. Ты, если надо чего, маякни – они для меня чего хошь сработают.

Проха  с изумлением и благодарностью взглянул на Алика. Как же плохо он знал своего хозяина. Маленький, короткопалый, косноязычный, постоянно в средней степени поддатости, Алик был неизменным объектом насмешек и издевательств. Правда, в его присутствии подшучивать над ним было небезопасно, так как был он, пусть средней руки, но бандит. Так что, проезжались на его тему, в основном, за глаза. А теперь оказалось, что и этого человека Проха не рассмотрел из-за экрана игрового автомата.

- Спасибо, Алик. Поздно. Когда можно еще было все изменить – мне не до мамы было. А ведь поначалу играть я из-за нее и начал – помочь хотел, одеть ее во все самое лучшее, в санаторий свозить. Мама ведь за всю жизнь ни в одном отпуске толком не была. Получит компенсацию, купит мне велосипед или магнитофон навороченный, а сама весь месяц вкалывает. У нее руки в последнее время начали отказывать, работать, как раньше, не могла. Извини, Алик, но работать больше  у тебя я не буду. Не у тебя, конечно, а на «игре». Слишком много проиграно.

- Проха, ты только в бутылку не лезь, выслушай. Ты возьми это сейчас, матушке твоей много чего надо будет. А потом отдашь. А хочешь – отработаешь. Откроем для пацанов мелких типа музыкальной школы. Я давно хотел с этой  игровой хренью завязывать. А ты мне как раз поможешь», -  от волнения Алик перешел на почти человеческий язык. Он, непривычно смущаясь, сунул что-то в карман куртки Прохе и, раз в двадцатый поинтересовавшись, не  подвезти ли их, рванул с места  на своем шикарном нерастаможенном «Мерине».

Такой вот стриженый Колобок с растопыренными пальцами.
               
Во дворе больницы Проха с Романом с трудом разыскали свободную скамейку. День был теплый. Больные и навещающие их родственники косяком потянулись на свежий воздух. Ромка не знал, что можно сказать Прохе в этой ситуации. Не представлял, чем можно помочь. Он понимал, что вернуться сейчас домой тому, смотреть в глаза матери и делать вид, что все в порядке – для этого нужны нечеловеческие силы. Но знал и то, что в этой ситуации Проха силы такие в себе найдет. Сидели молча. Никогда не куривший, Проха вдруг попросил у Ромки сигарету.

-Не волнуйся. При матери этого никогда не будет. Больше всего ей не хотелось, чтобы я курил – вот и не буду никогда. Все, ты иди домой. А я посижу немного и тоже…. к маме.

... Расстались ребята во дворе больницы. Проха, встряхнувшись. быстро направился в сторону дома. А Ромка молча смотрел ему вслед и не мог придумать, что делать ему, куда идти…

Отправился Роман Таиров домой. Мама ему с порога сообщила, что срочно искал его Кузя, так как что-то у него к Ромке безотлагательное.

...С Кузей Ромка познакомился давно, когда был еще совсем пацаном, и взрослая "буржуйстроевская" блатата наказала его за строптивость и непочтительное отношение к местным "авторитетам".

Отлежал Ромка в травматологии больше двух месяцев. Штопал и латал его поломанные ребра, разбитую в хлам физиономию и раздробленную кисть руки гениальный Вячеслав Сергеевич. Поэтому и не осталось почти памяти от этой "учебы". Напоминали о ней лишь небольшой шрам на виске, ноющая боль в руке на перемену погоды, да дружба с местным милиционером Кузей, который вел его дело.
 
Кузя был из "честных ментов", поэтому с тех времен в звании почти не вырос, колотушки и выговора от начальства получал регулярно, да еще пару раз был бит конкретно, а однажды даже подстрелен. Правда, не совсем удачно. Попал в руки того же Вячеслава Сергеевича и вместе с Ромкой ходил у хирурга в крестниках.

…Разница в возрасте у Стефана Кузьмича Пузикова  и Ромки Таирова  скорее предполагала отношения отца с сыном, но были они исключительно приятельскими.

… Пришел Кузя в милицию совсем мальчишкой, после гибели отца, который  всю жизнь  там  проработал и  для сына другой жизни не представлял.
 
Гремучая смесь имени, отчества и фамилии в отделе не прижилась. Народ там был простой, без изысков. И скоро стали звать Стефана Кузьмича Пузикова, так же, как всю жизнь звали его отца.

Кузе было семнадцать, когда отец его просто ушел на работу. И не вернулся. Совсем.  Хоронили что-то в закрытом гробу. Потому что, тогда еще редко забредавшие на их трассу чеченцы взорвали себя вместе с машиной и теми из солдатиков, которые оказались ближе всего.
 
Кузиному отцу совсем не нужно было лезть вперед. Но, видимо, надеялся он уговорить или обмануть гостей.

И попались-то они чисто случайно. Багажник был под завязку забит свежей рыбой. Тормознувшим гаишникам, решив прогнуться, один из чеченцев - улыбчивый мальчишка лет семнадцати, потянул из глубины сазана побольше. Неожиданно рыба поплыла через край багажника.
 
Кто-то из глазастых гаишников заметил под пленкой ствол автомата. Спокойно помог покидать рыбу обратно, принял презент, пожелал доброго пути... и немедленно сообщил на соседний пост о "гостинцах". На удивление быстро сработавшие милиционеры встретили гостей четырьмя машинами и весело гомонящей гурьбой солдат-первогодков из местной учебки погранцов.

Чеченцы спокойно остановились, подождали, пока подойдет народа побольше и рванули. Двоих солдатиков, сержанта ГАИ  и Кузиного отца разобрали в морге  по отдельным ящикам, гробы заколотили и похоронили с почестями.
 
Отец чеченцев приезжал, требовал отдать тела. Ему показали куски железа, разбросанные по полю, ошметки ткани и чего-то еще на деревьях, сказали "Выбирай".
 
Когда разворачивались - видели  старика, скорбно стоявшего на обочине по-осеннему печальной дороги. Он стоял прямо под деревьями - старыми корявыми акациями. А над головой роилась, волнами взмывая вверх и опускаясь, туча ворон, своим безумным ором перекрывавшая  живые звуки.
 
И все - и Кузя, и толстый  одышливый начальник милиции, досиживающий последние дни до пенсии, и водитель Вадик - безалаберный смешливый пустобрех, сын кого-то из горкомовских шишек - ясно и безнадежно поняли, что этот взрыв - одна из первых ласточек. Следующие будут куда страшнее. С того времени прошло почти двадцать лет. И  стало понятно - насколько страшнее...

…Сообщению, что его  разыскивает Кузя, Ромка обрадовался. Это избавляло его от необходимости что-то объяснять матери и позволяло в срочном порядке удрать из дому.

В отделе царило необычайное оживление. Похрюкивая, пытаясь сохранить относительную серьезность вечный дежурный, толстый Михалыч с кодовым позывным "Хряк", сообщил Ромке, что Кузя находится в районе переходного железнодорожного моста. И Ромке очень бы надо поторопиться, чтобы на что-то там не опоздать. Ромка быстро рванул на выход, но его все-же догнал взрыв мощного ржанья.

…До моста медленным шагом идти было минут десять. Подгоняемый любопытством, Ромка долетел за три.
 
Вокруг бетонных плит, завезенных для строительства нового пролета, колыхалась,  вытягиваясь овалом и вновь сужая пространство, с чего-то дико веселящаяся толпа. Два сержанта из роты ППС,  похрюкивая и подкашливая на ходу, достаточно невежливо теснили толпу на соседнюю улицу. Толпа тесниться не хотела.
 
Из разогнанной наполовину массовки нарисовался  оператор местной телестудии Вовчик со стационарной телекамерой. Он бросался Кузе наперерез, активно жестикулировал и едва-ли на колени не становился. А что, с него сталось бы.
 
Вовчик умудрялся возникать везде и всюду, где чуть начинал тянуть запашок скандала или сенсации.
 
Ромка успел заметить, что оператор в трикотажных штанах с пузырями на коленках, которых уже лет двадцать в продаже не появлялось, и тапочках-вьетнамках на босу ногу. Протиснувшись поближе, Роман, наконец, различил, о чем вещал Вовчик в своей проникновенной речи. "Кузьмич! Брат мой, не гони. Воистину не для нынешнего экрана снимаю, для потомков».
 
Вовчик теснил Кузю, сдвигал его в сторону, продолжая снимать. Хрюкали и постанывали от восторга мальчишки - сержанты. Пытались сохранить серьезность мужики постарше из  отдела. Получалось еще более несолидно, чем у пацанов. А Вовчик самозабвенно снимал.

До телестудии  "великий оператор и все-все-все" (как звали его студийные), шарахался с какими-то "братьями" по России. Лексикон его вводил неподготовленного человека в состояние предельного ступора и изобиловал фразами "Мир дому вашему", "Любезные братья мои". Вникать в смысл его речей было себе дороже - смысла не было вовсе. Но оператор он был, действительно, гениальный. На интересную съемку у него было особое чутье. Ромка, наконец, смог оглядеться. Причина блеянья и ржанья ответственных товарищей стала ясна.

…На сложенных у подножия моста бетонных плитах, в плетеном кресле-качалке, выцарапанном, видимо, на ближайшей свалке, в новом пиджачке, галстуке и белой сорочке сидел хозяин пивного павильона. Вид у него был очень серьезный. Пиджак застегнут на все пуговицы, через плечо перекинут ремешок кожаной папки, с которой хозяин не расставался никогда. Впечатление немного портило полное отсутствие штанов. Туфли были хорошего качества, носки новые и дорогие, но штаны отсутствовали напрочь.

Ноги скотчем были приклеены к "полозьям" кресла - качалки. Руки - к ручке швабры, вдетой в рукава пиджака. При малейшем движении кресло угрожающе кренилось набок, но не падало, так как надежно было привязано крепкой бечевкой к перилам моста. Техника безопасности должным образом была соблюдена.
 
В окне павильона была вырезана аккуратная круглая дыра. Зал пивнушки на уровне икры ровным слоем был заполнен "отходами жизнедеятельности человека", проще говоря, банальным дерьмом. Да, с юмором у "народных мстителей" было все в порядке.
 
Ромка с трудом протиснулся, наконец, к Кузе.

 -Привет! Мама сказала, что я срочно понадобился! Это что, только ради этого шоу.

- Да нет, конечно. Совпало просто. Но ты же ничего не потерял. Такое нечасто увидишь. Видать, достал кого-то крепко этот деятель. Он давно выпрашивал. Недавно судился с девчонкой, которая отходила его резиновой дубинкой. Там весь отдел лежал. Стоит этот шланг, а рядом девица на полторы головы ниже и в три раза легче. И чучело в штанах предоставляет справку, что нанесла кроха эта  ему тяжкие увечья, практически несовместимые  с совершением им дальнейших сексуальных подвигов. Тогда уже Михалыч не выдержал, сказал: " Та я б таким мудакам писюн вообще бы отстегивал, шо б по-случайности таких же не делали". Я сейчас кого-то из молодняка оставлю, как наш Михалыч говорит "шоб протокола писали". И мы мотанем  в отдел. Чисто без протокола мне твой совет нужен.

- Стефан Кузьмич! Я сегодня недолго. Другие проблемы.
 
За что Ромка ценил Кузю - тот всегда моментально оценивал ситуацию.
 
- Так. Я понял, что лучше проблемы решать на нейтральной территории. Поехали, чего-нибудь перехватим куснуть. Я ж ночь отдежурил, уже домой собрался, а тут звонок с этим "летучим голландцем". На природе где-нибудь и поговорим. А в отдел только появись - по-любому что-нибудь на голову свалится. Главное, чтоб не полная говновозка.

При этих словах даже Ромка невольно улыбнулся.

- Нет, все-таки, молодцы ребята, Это ж надо было машину найти, с водителем договориться. И ведь кто-то из соседних домов все равно должен был слышать, как сливали. Но молчать будут, как белорусские партизаны. Да наши и  землю особо не взроют. А вот у тебя, я вижу, проблема покруче.

- Стефан Кузьмич! Этой  проблемы теперь нам не решить.
 
-Так, колись здесь и сейчас. У Прохи что?

- У Прохи. Но совсем не то, чего я, в общем-то, ожидал с его последним приколом. Играть он не будет никогда - я его знаю. Но уж больно цена высокая.

- Слушай, я не терплю вот этих реверансов. Ты толком можешь объяснить, что случилось?

- Да в больнице мы сейчас были, у "крестного". Тетя Нина, Вовкина мама, умирает, и ничего уже изменить нельзя.

- Слушай, он ничего напутать не мог? Я ее дня два назад видел. Конечно, похудела она жутко. Но я думал, диета какая особая. Все наши бабы, вообще, с катушек съехали с этими диетами. Смотришь - была тетка вполне приличная - и впереди и сзади есть на что посмотреть. Так нет - нужно измытарить себя, чтоб стать похожей на Бабу Ягу.
 
- Кузя! Скажи, сколько лет ты "крестного" знаешь? Он тебя и меня по кусочкам собирал. И  не говорил никогда, что зацепиться не за что. А здесь он прямо сказал, что не Господь Бог, и чуда не обещает.
 
- Да, даже не знаю, что в таких случаях можно сказать. А у меня как раз вопрос был к тебе и Прохе. Но теперь его, конечно, трогать никак нельзя. Значит, ты сам должен мне помочь. Давай, двигаем отсюда, пока не нацепили еще что-нибудь.

Ромка с Кузей, пробравшись сквозь конкретно поредевшую толпу зрителей, доехали до ближайшего киоска. Купив несколько китайских "бич-пакетов", кусок колбасы и батон хлеба, выпросив у знакомой продавщицы термос с кипятком, мужики направились к ближайшему озеру, как гордо называли местные жители грязноватую лужицу, образовавшуюся на месте бывшего песчаного карьера. Расположившись на берегу, наскоро перекусили. Ромка внимательно посмотрел на Кузю.

- Ну, теперь рассказывай, чего это я так срочно понадобился.

- А понадобился ты мне, дружок, потому что, ты тоже ведь ошиваешься постоянно в этих игровых забегаловках. Только, почему-то, в отличие от твоего легендарного друга, не проигрываешь никогда. Так вот, интересно мне, что ты там делаешь?

- А зачем Вам, уважаемый Стефан Кузьмич, понадобились такие сведения.

- А затем, уважаемый Роман Владимирович, что за последнюю неделю в четырех окрестных станицах, где тоже понатыркали этого счастья, произошли четыре ограбления. Причем грамотно так произошли.
 
Ни продавцы кафе, где стояло это недоразумение, ни сами операторы на точках ничего путного  о внешности грабителей,  даже об их принадлежности к определенному полу, сказать не могут. Во всех случаях приезжали эти господа на мотоцикле вдвоем, мотоциклы  свидетели описывают каждый по-своему. 

Но ведь за день мотоцикл не перекрасишь, да и модели, по-видимому, все-же разные. Приезжали каждый раз за пол-часа до хозяев. Естественно, в этих гадюшниках о видеокамере и говорить нечего. Тетки молча отдавали выручку. Там и выручки было - где семь, где десять тысяч. И, самое интересное, отлично  товарищи  знали, что в это время во всех  точках кроме оператора и, так называемых барменов, никого не бывает. Что такое станичный "бар" тебе объяснить, или сам когда сталкивался?

- Да сталкивался. С Прохой ездили. Его по всем этим хуторам хозяин таскал. Вовка  ведь, пока на своей точке начал работать, чуть не все их с Аликом проехал.
Но Алик давно  от этого варианта  отказался. Это пацаны молодые, кому папа-мама немножко денежки дали на вроде как бы бизнес. Но, вообще, даже десять тысяч выручки в день для таких точек - великие деньги. Это точно нужно знать, что страховая сумма, которую хозяева оставляют, не ушла на выигрыш, и выручки хоть немного, но есть. Иногда ведь настолько по нулям бывает, что этому "хозяину" и кофе заказать не на что.
 
- Я смотрю - ты неплохо информирован. И как думаешь - откуда могли взяться эти хлопцы, и каким образом получали они такой четкий расклад.

- Слушай, Стефан Кузьмич! Среди игроков любой способен пойти на многое, чтобы раздобыть денег. Особенно, когда долги переходят  в ту стадию, когда реальным способом погасить их уже невозможно. Но ты сам говоришь - организовано уж больно красиво было. А  среди игроков редко умные ребята  встречаются. На четырех случаях сразу хоть маленькую зацепку, но они оставили бы. И ты плохо игроков знаешь - они  через несколько часов не выдержали бы, где-то с этой суммой проявились. И далеко не поехали. А последнюю неделю никто из особо "присевших" великих денег не имел будто. Это не игроки. Но информацию им сливает точно кто-то.

- А теперь, друг мой, объясни, что делаешь ты каждую ночь в игровых залах.

- Во-первых, не каждую. А во-вторых, ты-то откуда знаешь?

- Наш "столичный" город немного отличается  от Сан-Франциско и от Мехико. Ты думаешь, Прохина мама не знала, что он играет. Она просто ждала, когда он сам остановится. Видишь - дождалась, да поздно. Ты только не обижайся, но последнее время у Прохи дела совсем плохи были. Я не собираюсь извиняться перед тобой - я мент. Но не мог он как-то быть в этом замешан?

-Честно! Не знаю. Но, думаю - пока нет. Я не мог бы дать никакой гарантии, еще месяц-два играй он так, как последние дни. Могу сказать одно - он ничего не видел и не слышал все это время. Ему ни спать, ни есть было некогда. Какой там уж гениальный план ограбления. Игрок не способен все просчитать. Он не успел получить деньги - а в голове уже план, на что поставить, по какой ставке играть. Где-нибудь, но прокол будет. Но вот, если этим занимаются ребята поумнее - искать вы их будете долго и упорно. А информацию получить – не фиг делать у самих игроков. Они же сутками в салонах трутся. Все легенды о крупных выигрышах переходят, как русские народные сказки - из уст в уста. Но настолько точно определить, когда, где и сколько можно взять - это, конечно, методом тыка не вычислишь. Да, и вообще, чего ты особо паришься ради этих хуторских мачо. Тебя хозяева особенно не напрягают? Для них эти деньги - на раз в туалет сходить.

- Да приснились бы мне эти мотоциклисты. Тут в другом дело. Помнишь старый анекдот про два варианта. Либо попадется дюже рьяная тетка, которая попытается деньги не отдать, ее чем-нибудь шарахнут по башке - и будет тебе не грабеж по-мелочи, а тяжкое убивство. Либо сами операторы под эту марку начнут тырить деньги по-черному, сваливая на этих клиентов.

- Легко. Почти каждый оператор, проработав на этой заразе какое-то время, присаживается сам "на игру". Вот тут уже возникают проблемы, где и как раздобыть денег. И никаких гарантий, что этот вариант не используют.

- Вот и думай, кто такой мудрый нашелся, что подсуетился

- А что хоть говорят эти тетки? Как описывают народ этот?

- А что говорят. Рост средний, яркие куртки, джинсы, бейсболка на голове. Ни глаза, ни волосы не рассмотришь. А мотоцикл - то  синий, то оранжевый, то черный с каким-то драконом. Запоминаются детали, которые и отвлекают внимание.

- Не знаю, Кузьмич, что и сказать тебе. Я пройдусь сегодня, может, где-нибудь что-нибудь проскочит.

- И все-таки, ты технично опустил мой вопрос - что ты делаешь в этих забегаловках?

- Слушай, "честный мент", ты, вообще, видел, что штаны у тебя на заднице  разодраны о гвоздь, когда ты, рискуя своим драгоценным здоровьем и еще более драгоценной жизнью, рванул за абсолютно не нужным тебе наркошей. За полгода  ведь новые себе так и не купил. И вряд ли купишь еще в ближайшие  год, а, может,  два. И проехать с понтом ты можешь только на тачке начальника, который по заборам за наркошами не шастает, а спокойно отсыпается после очередного банкета по поводу героической работы его отдела. И никогда у тебя не будет такой тачки, и дома такого не будет. А как "честному менту", если шандарахнут по  голове какие-нибудь очередные мотоциклисты, или дострелят, наконец, твои многочисленные "друзья", положена будет тебе плиточка из дешевенькой мраморной крошки. Даже пенсию некому будет платить, потому что, не обзавелся ты, Стефан Кузьмич, ни семьей, ни детьми. Некогда  было. Нужно было кому-то скакать по крышам и заборам, мыкаться по хуторам, подставляться всякой шушере, чтобы лопать потом китайскую срань под названием "бич-пакет" и стрелять червонцы до зарплаты на копеечную "Примадонну". Не хочу я так жить, и не хочу, чтобы мама плакала по ночам от обиды.

-Так, из твоей пламенной речи я не понял самого главного - ты что, не сам ли играть собрался.

- Нет, конечно. Это ведь придурки только  могут поверить, что на игре можно заработать. Можно выиграть раз, и даже не один. Но деньги эти тебе никогда не достанутся. Потому что, человек, запомнив первую крупную удачу,  перестает замечать, сколько уже  впулил до или после. Это как наркотик. Или еще страшнее.

- Тогда все-же объясни мне, что тебя так тянет в эти залы, и каким образом ты пытаешься стать миллионером.
 
- Ты понимаешь, принцип  всей этой дребедени примитивен. Я хочу просчитать программу.

- Ромка, ты не просто наивен, ты наивен  преступно к себе и к матери.  Ты понимаешь, что ты задумал? Тебя же вычислят на раз и, особо не церемонясь, просто оторвут голову. А оторванные головы даже наш волшебный "крестный" пришивать не умеет.
 
- Да, ладно, не на одной же "точке" играть постоянно. Этого добра в округе - как у хохла махорки.

- Ромка! Я тебе серьезно говорю - попробуй только сунуться со своей гениальной затеей - посажу в КПЗ и буду держать, пока дурь  не выйдет.
 
- Слушай, Кузя! Тебе даже не представить, какие там бабки крутятся. Ты, вообще, знаешь - откуда у твоего многомудрого начальства тачка, на которой ты изредка рассекаешь. Он же половину всего игрового бизнеса распихал по женам, тетям, дядям. А на самом деле - вся эта "мазута" - чисто ментовской доход. Он тебя сам с этими мотоциклистами достанет, если только не его же это изобретение. Вот скажи - чьи  точки пощипали?

- В том то и дело, что все четыре - разных хозяев. Ну, пацаны  ими занимаются, мелочевка, папи-мамины сынки.

- И я тебе о чем говорю. Вернее всего, от ментуры и ветер дует, чтобы смести всякую шушеру с насиженных мест, подмять под себя даже эти забегаловки. В этом случае тебя и доставать никто не будет. Так, для понта помашут руками. Прикармливать, конечно, тоже никто не будет. Ты лучше всего поговори с Аликом, он тебе полный расклад даст.
 
- С каким Аликом! С Прохиным хозяином? Он же мелкий бандюк на подхвате.

- Да вот мы тоже так думали. Иногда смотришь - куча навоза, а копнешь - в ней слиток золота.

- Чего это ты так сегодня распинаешься. Случилось что?

- Случилось. Он, когда узнал о матери Вовкиной, ни о каком долге не вспомнил, сунул бабки ему в карман, видно, все, что были. Он Прохе помощь  предложил, с братьями переговорить, чтоб самых лучших специалистов нашли. Да, что уж теперь. Мы сами от него не ожидали. Он решил с этим поганым бизнесом заканчивать, хочет школу открыть ... музыкальную. И Проху туда зовет, преподавателем. Ты  понимаешь, что Вовка и без консерваторий всяких на голову выше наших "музработников".

- Да! Сегодня день изумительных открытий. Молодое компьютерное дарование Ромка Таиров становится великим покорителем игровых залов, а стриженое бандитское недоразумение Алик - директором музыкальной школы.

- Слушай! У каждого могут быть обстоятельства, когда он становится не тем, кем мог бы стать. Мы ничего ведь об Алике не знаем. Привыкли держать за клоуна.
 
- А если я к нему подъеду с вопросами, а он меня с потрохами сдаст? Тогда точно не будешь знать - чего ждать и от своих, и от чужих.

- Не сдаст. А всю эту технологию он, как никто знает.

- А он согласится встретиться?
 
- Вот этого я определенно не знаю. У него же своя, пусть полубандитская, но порядочность имеется. Я, конечно, попробую поговорить.  Ведь от этих призраков они прежде всего  и заинтересованы отвязаться. Но согласится или нет - сказать не могу….





Продолжение следует...