Другая история российской империи. Глава 3

                Дела текущие без ведома властей

  Сколько бы кто чего не продумывал в темных уголовных делах, но всегда помогает или мешает случай. Что особенно верно, если никакой секретной службы нет в твоих руках.  Павел это прекрасно понимал и занялся в сущности поисками не самой Маши Корф, а людей  нужных для таких дел. Найдется, или не найдется сия красавица – ни в каких исторических справках не определено.  А история пока как шла так и идёт. И сетевой график их собственных  деяний требует от него отнюдь не поисков графини Корф. Поэтому он занялся исследованием сообщества уголовников. Люди тайной жизни и тайн знают много. Чтобы войти в их мир надо стать как они. Внешне. Павел пошел по улицам,  фотографируя глазами прохожих. Тут ведь не просто отрепья одеть и свой В столице положен лоск, может, поэтому даже рожи не дворянских уголовников порой лоск имели и вовсе барский. Это ж вроде фальшивого паспорта. А настоящие паспорта с указа Петра I в1721 года были  только для крестьян временно покидающих своего барина ( а иначе они беглые и по сему преступники). Дворянина же встречали в буквальном смысле по одежке, ибо только дворянину по карману такая одежда. Или крупному вору.
Вот именно этих «или» и надо бы найти.
 
 Можно ли их спутать с купцами? Ну, это вряд ли. У них своя мода, да и лицо круче посоленное. Купец ы мире разбоя и грабежа обязан быть здоров как не безызвестный герой эпоса Калашников.
Так уж случайно вышло, что прямо перед глазами Павла карета серого вида, изобличавшая скромный достаток барина въехала в Санкт-Петербург по Московскому тракту. Путь этой кареты Павел не проследил. А зачем? Да и дело к вечеру. Вечером характерные рожи умнее в кабаках искать.

 Барин, покинувший не престижное нутро серой кареты у постоялого двора Мясникова, выглядел весьма вальяжно. Молодое лицо украшали каштановые бакенбарды. И весь его аккуратный прикид отвечал всем требованиям французской моды. В Москве это лицо уже примелькалось, но здесь он был известен только в весьма специфических кругах и квадратах тюремных решеток.
Это появился на сцене нашей истории Иван Осипов, не покорившийся крепостной известный в известной истории как Ванька Каин создатель первой на Руси, а может и второй во всем мире мафии, или, если хотите ВОП – Высокоорганизованной Преступности. Но в описываемое время он ещё и в сыщиках ходит.   Не сам по себе, а в глазах Московского начальства. Да   вот именно  таким он  и ходил по Москве.  Зато в Питер он как раз прибыл на привычный промысел. А что делать, ежели за работу суперсыщика не платили, а только лишь помиловали?

 Эту личность Павел конечно знал. Полно о нем историй.
Для пущей значительности его обзовут ещё «Российский Картуш», имея в виду Луи-Доминика Бургиньона по кличке Картуш, известного в начале XVIII века французского разбойника и грабителя. При этом самого Картуша сравнивали с Робин Гудом. Якобы он грабил аристократов, а награбленное бедным раздавал. Только он не родился крепостным, как Ванька Осипов Он родился сыном трактирщика, а стал атаманом шайки в Париже и его окрестностях. Он не боялся полиции и действовал с возрастающей смелостью, потому что и там и сям были у него свои люди. Он имел влиятельных друзей, в том числе многих дам и дворян. Чтобы скрыть неприятный для дворянства факт, что их покупал сын трактирщика, и была выдумана легенда о рыцаре раздающем деньги бедным.

 Ванька тоже раздавал… нужным людям. На том и держался, да и на этом не удержался. Теперь надо бы сорвать куш и бежать на любом корабле в иные страны.
 На его счастье куш прибыл не просто большой, а прямо таки огромный. Сидя перед братанами, запустив пальцы в фальшивую бороду, двадцати пяти летний Ванька выслушивал донесения агентов:
– Значитца так. Те, что с принцем этим зачуханым приехали, не один сундук серебряных и золотых талеров привезли.
– Откуда знашь?– спросил правая рука атамана Криндя.
– А не хитро. Они перво-наперво купили постоялый двор Быстрицкого-Зоммерфельда. Дунька-киса сама видела, как расплачивались. Апосля заказали столярной кумпании Шитова-Корытова работы по чертежам ихним. Чудные вещи из дуба требуют исделать. Одного задатка сотню талеров выложили. Ещё и купца Калашникова в дело втянули. Он им сто возов пряжи сговорился продать. Ещё и с Брумингом по ихнему речи вели, явно что денежные.
– Молодцом, Кентий, молодцом. Вызнать, когда в трактир пойдут и закрасться в дом их, вот и так и измыслим.
– Нету у них обычая, в трактир ходить. Брезгуют российской пищи. Сами изготовляют на постоялом своём дворе, где одни и стоят. Но вызнал я, что завтра разъезжаются все. Ямщиков заказывали на утро раннее. Похоже только двое и останутся здеся хозяить. Двоих то заломаем и мышь не пискнет.

– Пистолей раздобыть надобно бы.
– А у них, что в оружии ходит?
– Вроде как, только деньги. Ни пистоля, ни шпаги, ни ножа даже никто у них не видел.
– Значит, и мы обойдёмся. Дорого пистоль купить.
– А для испугу и не надо правдешный. Деревянный сойдёт.
На том и порешили.

  А  те о ком речь шла тоже выводили на тропу войны свои решения. Это происходило у стены, на которую проектировалась странная карта из одних только кружочков и стрелочек. Докладывал черный как грач Семён Парнов.
 – Из нулевых событий графика осталось несовершенными только два. Нет наёмных людей на наши работы и мы не знаем как внедрился во дворец Петя Романов. На очереди ускорение открытия двух государственных банков. Согласно историческим справкам они были открыты только через девять лет: купеческий ьанк с капиталом 500 тыс. рублей, и дворянский с капиталом 750 тыс. рублей, предоставлявших ссуды под 6% годовых.
Но в данном случае условия созрели. То есть такие деньги появились. А банковское дело именно в деньги всегда и упирается. Это императрица, всегда нуждающаяся в деньгах, очень хорошо понимает. Достаточно через Петю намекнуть Елизавете, что вот есть кому и с какими деньгами открыть эти банки. Если верны исторические данные то в казне только 30 миллионов рублей, а надо 600. Под обещание изыскать за три года не мене чем эти шестьсот миллионов Елизавета согласится на всё. Германские императоры ведь тоже пользовались услугами ростовщиков, как тогда и назывались, то есть  и сейчас называются банкиры. То и Елизавете нужно. Тысячи платьев, балы и карнавалы, спектакли и фейерверки надо же чем-нибудь оплачивать, и армии давно не плачено. Лично Елизавета Англию не любит, но позволяет Бестужеву её любить. Канцлер утверждал, что Англия якобы даёт 300 тысяч фунтов на Российскую армию, ради противостояния с Францией.
На этом Парнов остановил свою речь, тем самым открывая краны иных речей. И текло из этих кранов всё, что успело за короткое это время затечь в них через глаза и уши приборов и их носителей. На месте столь для них новом, нового было столько, что хватило бы не только на краны, но и на фонтаны.
 Завершая этот исторический момент несуществующей пока истории, Семен напомнил:
– Исторические сведения всегда не точны, так что разведка остаётся за Владимиром и Геннадием. Все наблюдения по-прежнему к ним. Увы, на всех действующих лиц надо иметь досье.
 Бывшие хозяева этого постоялого двора вряд ли знали слово "досье", но дело добывание секретов у них тоже было поставлено по последнему слову тогдашней техники. Конечно это были всего лишь трубы в стенах. Вот по этим трубам и сегодня эти тайные в сущности речи втекали в уши Афанасия Пронина как самая сладкая музыка. Это щуплый человечек потерял работу подслушивателя всего месяц назад. И теперь работа эта к нему вернулась на деньги Ваньки Каина. Бывшие хозяева тоже хорошо платили, когда угол подслушивания на чердаке давал не малые барыши, но потом, когда это раскусили и славу дурную распустили, то и пришло разорение. Постоялый двор не может жить без постояльцев. Потому и продали хозяева двор этот быстро и задешево, что не только за доходы опасались (поздно уж было опасаться когда доходов и вовсе не стало), опасались за саму жизнь. Мстители из родни каторжников отыскивались.
 Афанасий подслушиватель, оставшись без такой работы почти что помирал, слабосильный он всё, что и мог, это попрошайничать идти, но и там вольной воли не оказалось. Да и сидеть на паперти оно только кажется что просто, а тут тебе и зной и холоди дождь достаёт. Да и уметь надо жалостливо просить. С этими мыслями гордый доверием самого Ваньки Каина и сидел на чердаке в подслушивательном углу Афанасий.
 И досиделся. Геннадий неслышно встал и беззвучно пошел на чердак. Слуховые трубы известны ему не только из истории многих замков и лекций в разведшколе. Мальчишкой ему довелось своими ушами услышать работу такой слуховой трубы. Труба честно служила хозяину в немецком замке города Иены. Хозяин в незапамятное времена, сидя в своём кабинете наверно любил подслушивать разговоры слуг, его потомки до изобретения телефона так же вызывали слуг наверх. Труба скрывалась в стене, а выход за обоями, натянутыми так, как пластинка старого телефона. Геннадий там сыном отца военного обитал. Вот и пригодились те случайные знания. Покупая дом и двор этот, Геннадий разузнал о нём многое, в том числе слухи о подслушивании проверил и вызнал где да что проложено. Вот теперь и пошел неслышно прямо в тайную комнату.
Отсутствие Геннадия Розанова не помешало речам остальных течь плавно и в нужную сторону.
– Надо приблизить начало экономических реформ. Привлечь к этому Шувалова. Ему одному, как известно, это удастся только через двенадцать, а с нами через год.
 Розанов как тигр мягко шагнул к сжавшемуся Афоньке. Голосом насмешливым, но мягким спросил
– Кому служишь, убогий.
 Афанасий посмотрел на него как кролик на удава. Соврал бы, да не приспособлен.
– Каину служу.
– Ваньке Каину? И дурак. Не тому служишь. Прибьёт он тебя после службы твоей, чтоб и концы в воду. Мне служи, понял. У меня служба сытная и надолго.
– Так не убьёшь.
– Убью, коли соврёшь хоть раз. Что он задумал?
– Известно что, сундук с серебром увести.
– И тебя в этом сундуке расчетвертованного. Таков он закон воровской. Когда он прийти вознамерился?
– Этого не знаю.
– Вот и узнай и мне доложи незамедлительно.
 Мокрый от страха Афанасий только и успел, что молча кивнуть.
– А теперь вон отсюда. Залезешь сюда без моего указу – каторга на месте на всю жизнь.
Юркий человечек кинулся к чердачному окну.
 
 А при дворе Елизаветы и в этот вечер после отдыха длиной в два дня продолжался бал. Чего уж там, купцы свадьбу могли неделю гулять, а императрица чем хуже. Выспалась с одного вечера и уже готова к следующему. И что при этом делалось на Руси плохо доходило до высокородного слуху. Из всех докладов, кои довелось ей выслушать перед началом нового вечера празднования приезда наследника престола, из всех этих докладов, понравилась ей губернская сказка о возрастании шелководства в Малороссии, Астраханской и Оренбургской губерниях.
– Вот и славно. Люблю шелка, да не любо мне, что платить за них много приходится. Запретить надо бы высокие то цены на шелк.
– Сделаю, матушка государыня, – ответил Воронцов ходящий уже в князях.
 А тем временем готовился налёт на важных персон, что казалось бы должно взволновать, если не саму императрицу, то Шувалова за порядок в стране ответственного. Но и его больше волновал бал. А об раскладе событий с балом со бывшими и подумать не могли. А впрочем, вокруг развесёлой императрицы, милой народу вовсе не успехами, а тем, что на немцев не похожа, и вовсе думать не любили. Думал разве что Бестужев-Рюмин, да и тот всё больше с пьяных глаз. Но на балах все было красиво и искрометно. А кто не любит веселиться?

 Во второй вечер принц, осмелев, чуть кривобоко гулял по залу, выслушивая нелестные о себе отзывы. Немец. А со времён Бирона и Миниха правившими Россией как вздумается, нелюбовь к немцам, увы, имела основание. К тому же немец, он и есть немец, нем и как бы глух. Таким и воспринимали немецкого принца. Вот ему и при нём говорили, что вздумается. Когда ещё такая радость доведётся говорить в ненавистное лицо слова искрение. А Петя шёл и всем улыбался кривой улыбкой. Никто не помешал ему обойти весь дворец и услышать злословие Шуваловых против Воронцовых, Воронцовых против Бестужева, ну и там по мелочам склоки второсортных обжирателей царских обедов.

 Так и новое утро наступило, а с ним и сон до обеда в грязном до свинского состояния дворце, где запахи духов на равных боролись с запахами мочи и пота.
 Слугам, хоть и положено было с зарёй встать и уборкой заняться, да только и им полежать охота. При ленивых хозяевах и слуги в усердии не тонут. В безобразиях скорее. В не малом количестве проливалась по углам закоулистого дворца не одна лишь голубая сперма, а всякая холопская с нею.
 
 Свита принца занялась делами, едва солнце выплыло на небо во всей своей красе. А как было всё это во времена почти белых ночей, то, выходит, спали они не больше четырёх часов. На счастье не одни они такие в Петербурге. Хватало в нём и тех, кто жил без серебряной ложечки во рту. Кузнецы и медники, столяры и рыбаки уже вышли к трудам своим. На ямских станциях уже приготовили лошадей, чтоб до жары успели проскакать положенное. На тех каретах и ускакали в разные стороны восемнадцать молодых купцов удалых удальцов. Кто в Тверь, кто в Архангельск, кто в Ригу, кто в Москву, а трое даже и на Урал кораблём уплыли ледовитым морем, протаявшим по берегу под июньским солнцем. Каждый отвечал за свой фрагмент сетевого графика. А график охватывал события по всей Руси Великой.
 После этого встречать налёт Ванятки Каина остались двое Владимир Вихров и Геннадий Розанов.
 Белая ночь не самое удобное для налёта время, но с другой то стороны опасных огней зажигать не надо.Так вот в розовом полусвете ночного утра и встретились двое против пятерых. Грамотные удары уложили налётчиков раньше, чем они успели сообразить и пистоли вынуть. Неожиданность мощное оружие и само по себе, а в руках и ногах профессионалов и тем более. На каждого пойманного нашлось по комнате с замком и ставнями на окнах.
 Закончив растаскивать всех по комнатам, Геннадий пошёл допрашивать Ваньку, а Владимир фотографировать физиономии наподдатых нападавших и пальца отпечатывать в свой мобикомп.
Вот так и началась своя сверх тайная канцелярия будущего императора Петра 3.
 Геннадий тем же временем сел за стол рядом со своим мобикомпом, где на экране светились истории Ваньки Каина.
 Ванька отошел от ударов по многим местам отмеченным ещё в древнем Китае, поднял чубатую молодую, но уже многоопытную голову.
 – Ожил, мило. Расскажи-ка ты мне всю свою жизнь Ваня. Кой черт понёс тебя в воры и разбойники? Ты же умный парень.
– Ага, только дураком уродился. Небось повесишь меня, или утопишь по тихому.
– Из книги судеб следует, что сгнить тебе на каторге.
– Кто ты такой немчура проклятая, чтобы книгу судеб читать?
– А ты и сам её сейчас прочтёшь.
 С этими словами Геннадий развернул экран так, чтобы Осипов смог прочесть:
"Родился будущий "хозяин Москвы" в 1718 году в селе Иванове Ростовского уезда Ярославской губернии. В 1731 году, тринадцати лет от роду, был перевезен в Москву, на господский двор купца Филатьева.
 В первопрестольной юному Ваньке не понравилось - били много, кормили мало. А потому при первом же удобном случае он бежал. И не с пустыми руками. Дождавшись, пока барин уснет, Ванька пробрался в его спальню и взял из хозяйского ларца столько денег и драгоценностей, сколько смог унести.
 Мир и в те времена был не без "добрых людей". Уже на следующий день бывший комнатный мальчик познакомился с солдатским сыном Петром Камчаткой. Опытный вор сразу признал в Ваньке "своего" и не долго думая взял на дело.
Разбойничья карьера будущего царя московских воров начиналась "по-царски": грабить было решено императорский Анненгофский дворец. Через окно первого этажа Ванька пробрался в семейную спальню придворного доктора Евлуха, где поживился золотом и серебряной утварью".
 Ванька не поленился всё это прочесть, при этом не дрогнул при виде такой чудной книги.
– Так это ты мне веретено давнее крутишь. Об том я сам и рассказывал. Ты мне покажи, чего я сам ныне не знаю.
– Дойдёт и до этого. Читай.
С этими словами Вихров пролистал несколько страниц. Ванька стал читать дальше.
"Ванька по ночам собирал у себя воров наиглавнейших. Те вертели фальшивые деньги и крапленые карты. А в пыточной камере воры и мошенники сидят до откупа, кому нечем откупится, едут в общий приказ".
Ванька на это только губу закусил.
– Выдали братаны, но откуда то известно в неметчине.?
– А я и не из неметчины.
– Ты, что дьявол, али ангел?
– Ну, зачем так высоко. Я русский, только из другого времени. От туда и твоё будущее уже давно прошлое.
– Ну и обскажи мне моё будущее.
– Читай.
"В 1755 году суд приговорил Ивана-Каина (урожденного Осипова) к смертной казни через колесование. Сенат смягчил приговор. Каина наказали кнутом, вырвали ноздри, а на щеках и лбу выжгли ВОР. В тот же год он был сослан на каторгу в Сибирь".
– Выходит, вольной жизни тринадцать лет мне осталось.
– Ну это, ежли ты по старому пути пойдёшь, а если по новому, то умрёшь в почетной старости генералом и дворянином, а дети твои и вовсе графьями станут.
Вот и выбирай. Только помни, что и новый путь не один. Оступишься, солжёшь мне, тут и каторга твоя явится за тобой, тринадцати лет не дожидаясь.
– Да как же мне поверить в такое?
– А просто. Я наперсник будущего царя Петра Фёдоровича. Попрошу обоснованно, так он тебя сделает как Пётр да Елизавета из крестьян, да и князей делали. Кто Меньшиков был, кто родня Екатерины были, дети отца её Самуила Скавронского, еврея крещённого? А кем ныне стали, Книга судеб говорит, что братья крестьянки Екатерины ставшей императрицей Карл и Федор Самуиловичи в 1727 г. получили графский титул Российской империи. Умные, богатые да красивые.
– Так оно и мне будет. Ежели ты меня не обманешь так и я тебя не обману. А умным да красивым я и так у матери уродился. Гутарют в офицера гусарского пошёл. Да не верь. Я в отца.
 Вот тебе и первое дело. Али Куль Хан увёз куда-то поблизости баронессу Машу Корф. Надо её найти живой и здоровой и значит очень быстро. Что при этом случится с этим самым ханом меня не волнует.
– Вот это дело по мне. Значит, всё, что возьму у хана то моё?
– Я даже знать о том не хочу.
– Тоды договорились.
 Каин ушел, размышляя всей силой изворотливого и разворотливого ума.
 Как ни велик Петербург, но лихих людей ещё не тысячи бродят по нему, а с десяток набольше. Кули Хан не так уж глуп. Своих косоглазых помощников в такое опасное дело он не втянул. Наоборот. Он вознамеривался освободить красавицу из разбойничьего плена, а дальше всё по маслу любви-благодарности пойдёт. Неужто, ей не понравится красавец джигит, богатый и смелый. Она сама и сбежит с ним в Хорезм. Так мог думать хан, коли не вовсе дурак. Иван Осипов так именно по него и подумал и примерно с такими мыслями Ванька пришел один к Алеше Лешему.
– Леха, дело у меня к тебя, аж на тысячу рублей.
– А голову мою против тысячи ставим, али твою?
– Наоборот, Леха, от самой императрицы награду получим.
– Не слыханное дело, али врёшь лихо?
– Вот и услышь. Украл чурбан один степной красавицу родню императрицы. Вернём, верняк наш.
– Ишь ты, своих баб ему мало, на нашу позарился. Разъясни дело.
– Это ты мне сначала разъясни, чьих рук может быть такое дело? Это ж он не своими руками сделал. Заплатил кату какому-то. Ты же всех в Питере знаешь.
– Не, из наших на такое дело никто б не пошел. Это может Матий Полесный, или Моряк сделать.
– И где же их захоронка?
– Точно не знаю, но дойти до этого могу. Это ж по лесным деревням, али у инородцев ближайших
– Это немедля надо сделать.
 Бандитский Петербург зашевелился. А за самим Кули Ханом слежка пошла и от Ваньки Каина и от Павла с фамилией Строгий. Нетерпеливый джигит и выдал свои связи. Встретился в свободное от балов время с людьми Полесного. Случилось это в почти пустой корчме Завадина. Одетый мелкопоместным барином человек этот от тройной слежки не ушёл. Да он и не пытался. Ходил себе в лавки заглядывал. Накупал женских нарядов и сладостей. С ними и укатил в деревню Колокольцы. Не заметил неопытный в хитростях, что извозчик у него сменился. Ванька в одежде кучера лично повёз псевдо барина.
Там и увидел избу почти боярскую со вторым этажом и под охраной, а потом увидел и женское лицо в светелке.
А дальше был налёт добрых молодцев, благо ночь не в ночь.
 Петя наследник остался вроде бы и ни при чём и уголовные Ваня с Алёхой из тени не вылезли. Им досталось достояние Кули Хана и место в строю будущего императора. Кули Хан в тот же день с испуга укатил к себе. Мудро решил он День в запасе есть, пока хватятся, а там его никто не догонит.
Ещё одно следствие этих стремительных событий. Петина братва выросла числом. Алёша Леший, поразмыслив, решил, что так-то легче жить. В России оно так, чем ближе к государю, тем легче жить. Опаснее, правда. Но Алеша из той породы людей, что без опасности вяли. Им требовалось будоражащее чувство опасности, чтоб не скучно жить.
Императрица с благосклонной улыбкой выслушала истории Машеньки Корф.
– Петр Федорович, ты, однако, умен был, когда свиту себе подбирал.
– Судьба подобрала матушка императрица, мне остаётся лишь следовать велениям Вашим, они же и веления судьбы
– Не жеманься, Петя, прими благодарности от меня Корфов, Шереметьевых и Шувалова. Спрос то с него был бы какбы не так славно вышло. Так и скажи своим:
 «Все благодарности с трёх сторон: и императрицы»
Так они, благодарности в моральном и материальном выражении и посыпались на Павла, Владимира и Геннадия.
А Петр себе подумал:
«Обрастаем нужными людьми и врастаем в текущую реальность века».
Эту интересную мысль на следующем балу Коля Шереметьев громко прознал.
– Спасибо тебе. Петр, – сказал он Петру,  даже не пытаясь изображать придворную куртуазность. Не то чтоб понял, но почувствовал не надо наследнику этих трюков. Простая искренняя дружба сироте гораздо нужнее.
– Pojalusta? – ответил Петя, улыбнулся и хлопнул Колю по плечу. Вот, мол, учу язык.
Коля твёрдо решил пригласить цесаревича на свадьбу, которую не надо откладывать. Мало ли что басурманин, не пойманный за руку, ещё придумает. Небось вертится ужом, ограбленный, но не сдавшийся. Джигиты, как известно, умирают, но не сдаются.
Это то так, да без денег не много сделаешь. Даже камень с чалмы пришлось продать, чтобы элементарно не умирать с голоду пока новые деньги из Хивы прибудут. Старший Волконский купил жадный на такие камни. От его сына и слух побежал между рядами горящих свечей и пылких речей.
 А виновник всех этих событий уже скрывался от зла, которое сделал и выглядело как бегство от тех, которым должен деньги. Так он и увял как подрезанный цветок, досрочно проложив путь России в земли древнего и богатого Хорезма. Ярость сильных влияет на решения государства. Петр так далеко не заглядывал. Государство это пока что не он. Он только семя великого будущего брошенное в эту земли, ну может быть уже маленький росток, который пока очень легко растоптать. Другие пока много сильнее его, ну хотя бы потому, что они не заметны враждебным силам.
 Вот такие почти не заметные великим мира уходящего Владимир и Геннадий, завершив это неожиданное дело, занялись следующим. Именно тем, которое изначально вложено в их план.
Осень уже бросила первые листья в окна постоялого двора, где разместилась их ремесленная школа, когда прибыли от самых искусных столяров детали на двадцать ткацких станков.
Мальчишки вышли поглазеть и поучаствовать в великом действе.
– Знаешь Ген Гениальный, мы в сущности, сделали усовершенствованный вариант изобретения Эдмунда Картрайта. Разницы тут нашлось две. Мы сделали это в 1742 году, а он изобрёл механический ткацкий станок на 42 года позже, в 1784 году. Тот станок с ножным приводом уже тогда в 40 раз повысил производительность труда ткача. А наш станок и это вторая разница не ногой вращаться будет. Потому и производительность каждого их станка примерно 300 ткачей. При ценах 1742 на ткань доход с каждого ткача 22 копейки в день. Вот и получается, если посчитать, после всех расплат и утерь чистая прибыль из этого дела в 50 рублей в день. Но это ж только начало.
Владимир вдохновлялся цифрами, а мальчишки слушавшие его зажигались таинственной непонятностью речи. При этом они толково раскладывали детали по расчерченным на гостином полу квадратам.
Владимир менее склонный к восторгам, а больше к мечтам тем и занимался между прочих чисто физических действий.
Он уже видел Его Величество Следующее Поколение Станков. «Уверен сделаем через полгода на основе металла». Но и на этом его мысль не остановилась. Следующее поколение будет соответствовать примерно началу 19 века. Тогда производительность механических ткацких станков, приводимых в действие паровым двигателем, достигнет три прокидки утка в секунду. Такое и глаз едва заметит. Потом начнется эра автоматической смены челночных шпуль
 Но всё в своё время, а в это зимнее время, поразившим всех достоинство новой ткани, стала её ширина. Первыми ухватились Пертов и Смилин, купцы торговавшие с Англией.
– Куплю весь товар, – степенно почесав пышную бороду, заявил Пертов.
– Весь, это сколько? – с легким ехидством спросил Владимир Вихров, проведя рукой по своей как раз таки вихрастой голове..
– А сколь сделаете, столь и куплю.
– Хорошо, но тогда впишем в договор неустойку. Коль не купишь, а нам здесь заметь и класть много некуда, так вот коль не купишь, то склад нам дашь за свой счет.
– Ну это я не против. Склад он и есть склад. Туды и складывать будете.
– А если не возьмешь, то тысячу рублев нам платишь, за простой работы.
– Пишите. Пишите, – усмехнулся Пертов. – Я ж цельный корабль повезу сам. А коль не сам, то вон они англицкие корабли. С руками оторвут.
 Для не знакомых с проблемой байка такая. До тех пор ширина ткани определялась длиной рук ткача. Это получалось аршин, то есть примерно 75 сантиметров. Согласно написанной истории, к концу 18 века существовали и двойные станки.  Хитрость там небольшая вместо одной две ткачихи передавали уток из рук в руки, но ткань такая была дороже и не в два раза, а больше, потому что кроить из неё и шить значительно легче и драпировка для царских стен почти без швов обходилась. А для парусов так тем более, парусина чем шире, тем парус надежнее. А наши герои начали именно с парусины, потому что для неё нужен лен, а именно он имеется в изобилии. Чего нет в изобилии так это шерсти, особенно хорошей шерсти. Англия на ней уже зарабатывала миллионы фунтов стерлингов. Заметную часть из этого платила Россия. Вот эти то миллиардные миллионы команда Пети и должна в первую очередь перехватить.
– Рынок хороших шерстяных тканей можно утроить, если цены сбросить всего на 20%, – торжественно заявил Семён Парнов главный по экономике и планированию. Он принес эту весть на общий сбор после знакомства с местными делами Петербурга и Москвы.
Петя слушал это молча. Он пока только номинальный глава миссии. Реально как раз Семен и командует этим парадом. Поэтому все слушали, п он продолжил свою руководящую песню:
–Индустрия требует громадных вложений. Заставить измученных крестьян платить за наш технический прогресс, в планы ни каким боком не входит.
Кирилл Вознесенский, уже приписанный лекарем не только к Пете, но и к императрице торопился и поторопил начальство:
– Сеня, давай клади на стол козыри, что можно сделать?
Тот повертел гладко выбритой головой и напомнил:
– Людей надо искать среди нищих и бродяг. Их полно, они ничьи. Неприкаянный народ в большом городе всегда есть. Тысяча наверняка болтается по Питеру. Три четверти из них уже никуда не годны. Но четверть это молодежь, даже дети. Этим я сам займусь. Ваше дело техника. Для начала, вращательную силу 10 станкам придадут, доставшиеся нам от постоялого двора заезженные лошади. У этого бывшего постоялого двора и волы остались. Они тут были вроде тракторов для вытягивания из грязи вельможных карет. Может, и они послужат тягловой силой станков. Но вы же знаете ненадолго .
– Ну да,. Не пройдёт и года, как на их место станет паровая турбина.
– Так по плану, а что получится по факту?
– Гадать не будем. Факты должны создавать мы. А ни как не наоборот. Степа с Ваней уже на пути в Екатеринбург и при них оперативный сундук
 На том и разошлись. Каждый по своей стрелке плана.
Семён Парнов по холодку утра и во имя успехов миссии Петра Третьего отправился в самые злачные места города имени Петра Первого. Статистическая оценка,  о которой он так уверенно сообщил сделана по выборке, а теперь надо перебрать всех. Все толпились все больше у папертей. Смотреть на них больно и противно. Семен смотрел на них с жалостью и омерзением и гнал коляску дальше. Так вместе с коляской и день докатился до своей возлюбленной ночи. А находки не явились на страстный зов Сениной души. Увы в первый день попадались подлинно гнилые люди. Он лежал, глядя в темный потолок гостиного дома. Конечно, годятся только свежие, не обрюзгшие, только что выкинутые неудачной судьбой на дно жизни. Такие вовсе не обязательно дураки и бездельники, но точно не воры и не разбойники по характеру своему слишком мягкие для жёсткого ремесла воровства и разбоя. Именно таких не хищных хищная жизнь и сталкивает на дно. Нет бегать искать таких вслепую по всему городу некогда и смысла нет. У нищих своя иерархия. Вот и надо найти иерарха и ему за плату поручить это дело. Он же так и так бегает по городу и дань собирает с каждого места. Семен решил выследить такого барона нищих у роскошной церкви на Преображенке. Для этого не надо долгой охотой заниматься. Сядь в подходящей одежде у церкви. И тебя сборщик сам найдёт. Утром Семен оглядел себя в зеркало. Сам себе приказал. Идти ему. Он габаритами поменьше и артистичнее. Лицо седыми волосами прикрыть, рубище надеть и хромать к церкви спозаранку, чтоб место занять. Утро пообещало прохладный день и это хорошо. Ведь не на голое тело одел он рубище. Комбинезон сам себе сочинил и пропитал его бактерицидным раствором. Пахло противно, но ведь это и в самый раз.
 Такой он и явился к церкви Преображения. Тряпку подстелил и стал ждать своего зверя. Помаленьку подтянулись и другие, издавая смердящие запахи, моргая гнойными глазами и утираясь тряпками, которыми и пол если мыть так только грязь разводить. Разглядев соучастников жалистного представления Семен оскорбился своим видом.
"Эка как гримируются. Надо бы и мне лицо то умазать" – хоть и подумал Семен, но дальше мысли не пошёл. На лицо защитную маску не положишь. А грязь она штука въедливая. А потом решил, что так оно и лучше, сразу увидят – свежак.
Появилась грузная баба, неся обмякшего ребёнка лет пяти или семи. Руки ноги его висели как тряпки, шея не держала голову. Удивительно чистенькую как ни у кого в этом непочтенном собрании. Лицо мальчишки украшали удивительные глаза цвета чёрного бриллианта. Взрослые мудрые глаза. К нему тут же стали подходить люди, кидали монеты и о чем-то спрашивали. Заинтересовавшись, Семен легонько пересадил нищего, сидевшего вплотную около матери мальчишки, и сам сел на его место. Нищий взбуянился и, погрозив ржавым как гнутый  гнилой гвоздь пальцем, ушел, проворчав: " Сенька Ханырь тебя на место усадит, Задница Купецкая".
Эта угроза пришлась как раз по душе Семену. Понятно, что он не ошибся и вскоре будет иметь честь беседовать с самим Сенькой Ханырем. Ну а пока тот не явился, было интересно послушать речи мальчика. А тот как раз объяснял шелестящим голоском мужику по виду приказчику:
– А ты для дело это не гожий. Не берись, всё потеряешь.
Приказчик побледнел, бросил алтын в чашку матери мальца и ушел. Женщина быстро упрятала алтын в глубины своих юбок, а в чашку положила полушку.
Для чего она это сделала, стало ясно через минуту. Мужик с быкобразной мордой явился в сопровождении согнанного Семеном нищего. Ни слова ни говоря, он сгрёб полушку в свой карман и после этого потянулся рукой к груди Семена.
Тот цепко перехватил его руку и спросил:
– Значит, ты и есть знаменитый Сенька Ханырь.
– Кому и есть, а кому и нету, – ответил Сенька, явно потеряв желание наводить здесь порядок. Больно крепка рука его руку перехватившая. Не хватало только "Слово и Дело" услышать.
– Дело у меня к тебе Сенька. Пошли, поговорим. Только полушку то верни. Стыдоба у нищих красть.
Нежелание расстаться с деньгам придало Сеньке храбрости. Он извернулся и выхватил левой рукой нож. Вот только замахнуться не успел. Получил сильнейший удар между ног и согнулся пополам. Нож выпал из его грязной руки. Семен поднял его и сказал:
– Не груби хозяину. Пошли, поговорим. И ты, женщина, пошли. Он вернёт тебе всё, что раньше забрал. Вернёшь, Сеня? – до боли сжав его руку, спросил Семен. Тот в ответ только нечленораздельно промычал. Тут как раз из кустов рояль выкатили. Геннадий и Владимир на извозчике приехали. Погрузив всех, извозная телега полетела к постоялому двору.
Странный мальчик, пророчествовавший у церкви, по дороге молчал и лишь приглядывался к трём здоровилам нарушившим привычный порядок этого мимра.  Семен тоже молчал, хотя и хотел расспросить мальчишку. Но тут уж мухи отдельно и котлеты отдельно. Разговор с Сенькой и разговор с мальчиком лучше не пересекать.
 Лишь в своей комнате, посадив мальчишку на кровать и обложив подушками, он спросил мальчишку.
– Сколько лет тебе, мальчик.
– Не мальчик я и лет мне 70, – заявило вдруг это чудо природы.
– А что с тобой случилось? Почему стал такой?
– Сказал бы, да ты всё равно не поймёшь.
– Я доктор наук, авось пойму, – улыбнулся Владимир.
– Ну, слушай, у меня машина времени сломалась, вот и вышло, что она изменила время во мне, а не в мире окружающем.
– Вот это история. Из какого ты времени? Мы ведь тоже не здешнего времени люди.
– Я из времени Папилонов.
– Это в каком же веке?
– А у нас такого нет, у нас время по событиям меряется.
– Так ты что не землянин.
– Землянин, но на других ветвях времени вырос.
– Ладно, с этим позже разберёмся. Как помочь тебе?
– Машину мою надо починить, тогда и может удастся вернуть мне мои годы и облик мой.
– А где она?
– В подвале церкви Святого Лаврентия.
– Не слышал про такую церковь.
– Так её и нет. Это развалина. Потому я там её и запрятал. В селе Лаврентьевке она,
– Так как же ты в таком виде сам оттуда выбрался
– Я жизнь здесь прожил, ни во что не вмешиваясь. А потом накопилась во мне ярость, решил вернуться и многое исправить. Тогда то и случилось. Мне ж молодые годы себе надо было вернуть. Да в чём-то ошибся. Или машина за столько лет в сыром подвале с крысами не справилась. Я сразу понял, что пронесло меня дальше, чем надо было, но сделать уже ничего не мог. Только и успел до Петербурга добраться. У меня же телега была с лошадью. Вот с этой телеги, Аграфена меня и сняла. Она меня обихаживает, и на мне же и зарабатывает.
 Владимир задумался.
– Ладно, поживите здесь. У нас врач гениальный есть. Ну и машину твою найдём и попробуем починить. Постой, а как зовут тебя?
– Вларк Магол, но по-здешнему звался я Никита Монголов. А тебя как зовут?
– Владимир Вихров и здесь и там. Можно я тебя Никитой звать стану?
– Да, так оно и сподручней будет.
– Вот что мы сделаем, Никита. Я тебя накормлю, чем скажешь, а потом оставлю наедине с магнитофоном. Ему ты всё не спеша рассказывай. Чтоб не пропали твои знания и чтоб мы могли помочь тебе исправить, всё исправимое.
– А кто такой Магнитов фон?
– Это машина для записи звука.
– А, так зачем ты машину фон называешь, это ж кусок немецкого титула.
– Извини, так вырвалось. Так ты согласен себе и нам помочь?
– С радостью. Ведь мне уже недолго осталось. Через год я уж вовсе в младенца превращусь.
– Ну, это мы ещё посмотрим. Я поехал за твоей машиной.
Беседа двух Семёнов протекала по местам куда более прозаичным и корявым.
– Людей толковых я у тебя куплю Ханырь.
– Это как, толковых?
–А так не старых, не глупых и не сильно больных. Но помни, если обманешь, головы не сносить. Тебя мои люди найдут. Да и как ты проживешь без поборов. Сам нищим станешь в мелком городе.
– А сколь дашь?
– Рубль за каждого пригодного?
– Заметано и зашить не замаю.
Вихров тем временем отыскал развалины церкви Святого Лаврентия. От неё остался только нижний ярус, уже зубчатый из-за провалов кирпичных стен. Внутри бывшей церкви росла высоченная трава,  питаясь видимо остатками захороненных здесь людей. Отыскав в этой траве медное кольцо Владимир ухватился за него пытаясь приподнять. Это не удалось. Тогда он обошел окрестности и нашел подходящую березу. Срубил её тесаком,  что не просто и потом еще и обтесал, чтобы конец вошел в кольцо. Подпорку для рычага сделал из валявшихся под ногами кирпичей. Увы при полном приложении сил березовый рычаг сломался.
– Надо искать лом, – сказал он сам себе и с тем вернулся Петербург. Назавтра они вернулись к церкви с Геннадием, телегой и ломом Сверху уже лениво накрапывал дождь, дул неприятный ветер, но они упрямо настроились и выворотили крышку. Под ней в темноте едва проблеснуло НЕЧТО. Светить пришлось факелом, благо их на рынке недорого продавали. У машины серые бока обросли нечистью и не понятно было даже где тут подход к системе управления, ну хоть чем-нибудь.
– Эту бородатую полусферу мы не вскроем. Не наш уровень. Другой мир и другая технология
– Надо Магола сюда привезти. Без него мы тут зря стоим.
Вларк услышав это, грустно улыбнулся младенческим лицом.
–Поздно. Поставьте рядом ваш речезаписыватель, который у вас имеет титул фон. Я буду ему говорить все, что знаю, только не забывайте меня с ложечки кормить. Думаю всего полезнее вам знать какие впереди урожайные, а какие неурожайные годы, когда все вымокнет, а когда высохнет.
– Нам бы ещё все, что знаешь о местной знати, то есть про графов князей и купцов богатых и о замыслах враждебных изнутри и извне страны.
– Все что помню, изложу, но очень много картинок останется забытыми в моём времялете. Меня нести туда нельзя, но как вам попробовать туда войти я расскажу вашему фону. Может быть вам удастся.
– Но ты же погибнешь, – прошептал Вихров, чувствуя самого себя беспомощным младенцем.
– Тело да, но суть останется.
– То есть душа? – попытался уточнить Геннадий, надеясь услышать ответ на вопрос тысячелетий.
– Я не знаю, что значит душа, но прекратим разговор. Времени у меня осталось очень мало. Скоро начну лепетать невнятно.