1315

*** 

Солнечный день, поздняя осень. Вышел в поле и вижу, что слева, справа, сзади лес, то близкий, то далекий, то белый,  то темный, то редкий, то густой, то молодой, то старый. А еще ручей, а ещё залив, а ещё болотце и камыш, и молоденькие елочки, и бугры, и две дороги, и заводики, садики, домики, заборчики и чем-то ржавым  огороженный участок. И четыре здоровенных гуся в небе и выдренок в речке. Выгребал, выгребал с краю против быстрого течения, а потом нырнул за рыбкой и всё – непонятно где. Всё это – помимо неба и травы – я видел с одного лишь только места в поле и ударила мне в душу свежесть, тонкость и разнообразие неслыханные, и подумал я, что таит в себе природа будущие великие цивилизации, да и лично для меня немало перспектив – и, пока  думал, низкие тучи набежали, что для низкого солнца какое-то время  послужили фуражкой. И  слепило бы меня  такое последнее и призрачное солнце, если бы по этой же неровной дорожке, отмечая лишь, что слева бугры, а справа кусты, я ехал навстречу ему в машине нынешней цивилизации. Жди противоречий, когда эти мыльницы зачем-то пробираются в мою излюбленную  глушь…

Потом в темноте на автобусе добирался  до дома. Автобус битком, я устал и полчаса передо мной - фонарь и молоток   нарисованный. Совсем темно за окном, видно только, что вроде бы машины мимо скользят и чувствуется, что дорога неровная. Водитель, я всё тебе доверяю, хотя и не понимаю, как возможно такое, если ты  как те, что рядом стоят и явно меня везти не желают. Водитель, у тебя там яркий свет впереди и сражение, а мы тут никакие, безликие, малые…

***

Следуя моим принципам, самую лучшую книгу в будущем напишет будущий Наполеон, а я человечек маленький для окружающих меня враждебных государств. Хотя и у меня бывают сны такие! – такие, что раз проснулся я, а у меня ноги-то и врозь, да ещё и выше головы, что есть явное нарушение устава генерала, не говоря уж о моих, его маханиях руками…

«Ура, он это написал – качай его, ребята!» Действительно, он это написал. Или же напишет. Хотя бы на кого-то, хотя бы отчасти подействуют слова. А то тыщу лет все пишут, и весь народ сбредается послушать, но уходит не то, чтоб недовольный только потому, что очень хочет, чтобы кто-нибудь когда-то что-то, т.е. всё, немного написал… (П.С.: вскоре с удивленьем наблюдал, что на кого-то реально воздействует Воронин… тьфу, Сорокин. Особенно активно вел себя один потенциальный людоед, который и книг-то больше трех вряд ли прочитал… Что касается, к примеру, Плевина-Пелевина, то в нем лишь, как в зеркале, кое-кто узнавал себя, т.е. открытий никаких никто не делал.)

Взял обязательства и вот вам результат: писанием своим уже довольно предовольный. Хорошее хочешь написать людЯм. Сказать пока не можем, раз все хотят, чтобы я работал забесплатно. Для сказаний надо за границею лечиться. Здесь нет таких условий, чтоб сказать. Но вечером домашним, от холодов собачьих отмякая, и чувствуя, как тебя качает мягкая волна, хочется проорать «ура» и  для народа написать такое…