Миллениум

 Все фамилии вымышленные, действующие лица, а так же места происходящих событий изменены.

Прабабушка: Зинаида Александровна Соболевская
Прадед:  Дмитрий  Ильич Соболевский
Бабушка:  Анна Дмитриевна Соболевская,  в замужестве Королёва
Дед:  Иван Семенович Королев
Мама: Екатерина Ивановна Шелестова в девичестве Королёва
Отец   Владимир Петрович Шелестов
Их дочь я: Лена Владимировна  Григорьева в девичестве Шелестова
Мой сын :Сергей  Григорьев,  Невестка Татьяна Григорьева, внук- Вовка Григорьев 7 лет.
 


 Завтра Новый год.  Наступает 21 век.  Мне далеко за  пятьдесят и я  работающая бабушка.
 Делаю переводы для одного научно- популярного журнала. Работа не пыльная. Я делаю это довольно успешно, если учитывать мой  опыт в этой области. А   опыт немалый - почти вся жизнь.
 В общем, современная для ХХI века бабка.

Такая современная, что забыла, когда  отмечала этот праздник, а  тем более покупала елку. Для  меня  Новый год многие годы был обычным выходным днем. Днем, куда скапливалось масса  дел, в том числе и переводческой работы.
 Но этот Новый год, похоже, будет отличаться от предыдущих.

Мой сын  с женой улетели в Таиланд встречать праздник, оставив мне 7 летнего внука. Сейчас это модно, встречать  зимний праздник в южной стране среди пальм.
 Накануне мы  с внуком  Вовкой  купили настоящую, лесную красавицу, пахнущую смолой и хвоей. Установили в  ведро с песком, чтобы дольше не осыпалась.
Вовка умчался во двор играть в хоккей,  я достала  с антресолей кладовой  фанерный ящик с игрушками. 
Странно,  елки в доме не было сто лет, а  ящик  с игрушками все еще цел.

 Кажется, в последний раз мы ставили елку в квартире, когда сын Сережка был маленький.  Места было мало, елка занимала половину большой комнаты,  которая служила мне и спальней, и кабинетом.  Я все время натыкалась на  разлапистые ветки, игрушки звякали стукаясь, друг о друга и  иголки с тихим шелестом ссыпались на пол. Иголки цеплялись за чулки, прилипали к подошве и разносились по всей квартире.  С тех пор я перестала ставить елку, заменив ее на несколько хвойных веток в вазе, украшенных серпантином.

Новый год не стал для меня  семейным праздником. Семейным он был тогда, когда мы жили в сибирской деревне, в доме бабушки.   Был он и позже, когда  я с родителями жила в областном центре, но  неизменно каждый Новый год мы собирались в бабушкином доме.
 Мы долго тряслись в промерзшем автобусе, приезжали затемно. Я совершенно разбитая дорогой, мгновенно засыпала в теплой избе. И место у меня было возле печи на старом сундуке. По мере  моего роста,  к сундуку подставлялись табуретки с одной, а потом и с другой стороны.

 Утром я просыпалась  от запаха выпечки, треска дров в печи и зимнего солнца, которое  окрашивало снег в нежно-розовый цвет.  Мама с бабушкой  почти шепотом переговаривались, чтобы не разбудить меня. И тогда  было ощущение настоящего праздника и полного счастья.
   Папа привозил из леса елку. Когда он входил с ней в дом,  то сам был похож на деда мороза. Борода, усы, брови, ресницы, были покрыты инеем.  И он басил:
- Вот дочка, выбрал самую лучшую!
 Бабушка приносила тот самый фанерный ящик  с игрушками, где каждый шар был любовно обложен ватой.
 Игрушки конечно бились. И с каждым годом их становилось  все меньше. Тогда  мы взяли за правило, каждый год из города привозить новое елочное украшение. Я искренне верила, что это самый лучший подарок не только для елки, но  и для бабушки.   Елка  была для меня  существом одушевленным.  Мы по старинке вешали на ветки пряники и конфеты, вперемежку с игрушками, тогда она издавала совершенно необыкновенный запах…

Последний Новогодний праздник  был, наверное, в тот год, когда я заканчивала школу.
Мы обсуждали, куда мне податься учиться дальше. Бабушка четко сказала:
- В Москву! Никакой перспективы у девочки здесь нет
- Да ты, что мама, в такую даль ребенка отпускать - стонала моя мама Катя.- А если не поступит, это сколько денег на дорогу надо туда и обратно. Мать жалела денег.
- Денег я дам, и назад она не вернется. Даже если не поступит, подготовится и поступит на следующий год.- Бабушка была совершенно непреклонна.- У меня есть давняя подруга в Москве по гимназии, она приютит Лену на первое время.
 Боже, какие у бабушки подруги в Москве?- подумала я. Да еще из какой-то гимназии. Это ж прошлый век. Я забыла, что моя бабушка и была родом из прошлого - 19 века.

 В общем, я поступила. Осталась и прижилась в Москве. Вышла замуж за студента Андрея. Вначале  мы ютились в общежитие, потом снимали комнаты. Потом родился Сережка. Елку ставить и устраивать семейный праздник, было совершенно негде.  Праздник  был, но больше он  походил на студенческую, молодежную  вечеринку.  Мы  праздновали у друзей наших сокурсников, кочевали из одной общаги в другую, из одной коммуналки в следующую. Для елки среди молодежной толпы места не было.
 Потом  Андрей получил вот эту  2-х комнатную квартиру хрущевку- роскошь по тем временам. И… ушел от меня. Ушел в неизвестность, совершенно интеллигентно.  Сказал, что любит другую женщину, оставляет мне все,  в том числе  и эту новую квартиру,   в качестве залога  будущих алиментов.  Просил, чтоб я его не искала. Я и не искала. И до сих пор не знаю где он. Сережка по началу спрашивал «где папа», потом успокоился и перестал. Понял, что добиться от меня вразумительного ответа, кроме пожимания  плечами и словом « не знаю», не получится.

Когда муж исчез из моей жизни, я подумала: «лучше так, чем овдоветь. И пусть на мне  закончится наш вдовий век.»
Слабые попытки выйти замуж снова ,конечно, были, но были они настолько  слабы, что я так и осталась одна.   Не знаю, что меня останавливало. То ли  привычный уклад жизни менять не хотелось,  то ли боялась заниматься поисками  исчезнувшего мужа, чтобы совершить бракоразводный процесс... А вдруг он умер?  Тогда, я буду вдовой, как все женщины в нашем роду. Нет уж, пусть лучше брошенной буду, а он живет долго и счастливо.

Так, я осталась одна уже в своей квартире, но опять без  семейного Новогоднего праздника.
 Бывшие сокурсники перестали приглашать  к себе. А я, и не напрашивалась. Не хотелось чувствовать себя ущербной, не хотелось жалости и сочувственных глаз.  Да и  жалеть меня не за что. У меня своя квартира, у меня специальность в руках, вернее в голове, у меня есть сын. С тех пор я воспитывала сына одна. Вернее, его воспитывали государственные учреждения: детский сад (иногда круглосуточный), школа с продленкой и улица. А я, занималась работой.
 
.
 Я работала день и ночь:  сопровождала делегации, выставки, возила  иностранных туристов по Москве, а ночами стучала на машинке, делая машинописные переводы. Что только не приходилось переводить! Это теперь я модная тетка, с личным ноутбуком, подаренным сыном. Могу спокойно сидеть дома, и отправлять переводы по электронной почте.
 

   Мой сын, Сережка, привык  без Новогоднего праздника и елки в доме.  Став старше, он уходил на Новый год к своим друзьям.  Вот и сейчас, имея собственную семью, у него нет тяги к дому в этот  праздник. Наоборот, отправился на другой край света.
 С молодежью в экзотической стране встречать  Новый год куда приятнее, чем в обществе бабки, пусть и  современной.
 Я разбираю ящик с игрушками, освобождаю их от ваты, бережно стираю пыль, вспоминаю свою, совсем не современную бабушку и праздники в ее доме.

 Сколько себя помню, моя бабушка  всю жизнь жила в деревне. Но на деревенскую она мало была похожа. Что-то в ней было не так. И самое отличительное, что выделяло  среди других - походка. Она не ходила, а плыла.  К ней стойко приклеилось прозвище « королева». Вначале я думала, что это из-за фамилии Королёва. Узнала, я обо всем гораздо позже. Бабушка тщательно скрывала свое прошлое. А тогда, мне было странно, что суп ставился  на вторую, мелкую тарелку. В доме всегда обедали с ножом и вилкой. Причем бабушка это делала совершенно естественно.  Она не носила цветастых платков и  ярких бус. Платья всегда были строгие с воротничком под горло и маленькой камеей.  Шаль накидывалась на плечи. Волосы были убраны в косы, а в старости, гладко зачесаны и собраны в  узел.

И чтобы она не делала,  работала ли  в поле, доила ли коров  - походка оставалась неизменной: Летящей с  прямой спиной и слегка поднятой головой.  Ни дать, ни взять  Королева. Наверное, дед и полюбил ее за эту королевскую осанку.

Семья бабушки бежала от Революции от Советской власти, подальше вглубь, в Сибирь.
 Иногда думаю, и что их потянуло в Сибирь  а не в Париж? Сейчас бы я жила во Франции, и говорила по - французски…
 А впрочем, какая разница. Живу я в России, перевожу на английский, а там бы переводила  литературу на русский язык.  Судьбой все предрешено.

Отец бабушки, Дмитрий Ильич Соболевский, отправлял жену Зину с дочкой Аней одних:
-   Не плач, дорогая, думаю, это ненадолго. Поживете пока у Дуси, Аничкиной няньки, а потом я за вами приеду. Пойми, я должен здесь остаться, как военный офицер.
 Больше, они  моего прадеда не увидели, он пропал  без вести  в той  войне.
 Была зима, добирались долго  на поездах  в теплушках, на подводах. На хлеб обменяли почти все самое ценное, в том числе и теплую одежду. Зина заболела воспалением легких, когда, наконец, добрались до места, она почти  умирала…
 

 Дуся приняла беглянок к себе, выдав  за дальнюю родню. Выглядели обе страшно худыми и оборванными. Но долго так продолжаться не могло. Скрывать дворянок Соболевских было рискованно, да и жить на что-то нужно было.
Не один раз, наведывался хозяин артели, интересовался, чем занимаются новые постояльцы.   Интерес был не простой, хотел выяснить точно, кто такие и зачем здесь. Засылал своего сына Ивана под предлогом помочь, старухе Дусе да двум бабам, одной из которых едва минуло 19 лет.  Иван Королёв, увидел Аннушку  забыл о наказе отца.
  Стал нешуточно  ухаживать. Ане, эти деревенские ухаживания были неприятны, но обстоятельства складывались так, что приходилось молча принимать и ухаживания и подарки. Зинаида Александровка  угасала на глазах:
- Анечка, доченька, только чтобы  выжить, прими Ивана. Замуж позовет - соглашайся.
 Такое было предсмертное благословение.
 Похоронив, Зинаиду Александровну, Иван, перевез Аню к себе в дом в, качестве жены.
Отец Ивана, сам вдовец, такого выбора сына не одобрил. Какая  из этой худющей девочки может быть хозяйка в доме? Да еще  и без роду, без племени и документов. Но спорить не стал.   Выправили новые документы, где было указано: Анна Королёва, жена Ивана Королева, происхождение- крестьянка.

  Стала она Нюркой Королёвой,  по прозвищу Королева.  Иван жену любил, долго выхаживал свое белокурое большеглазое и молчаливое чудо. В 1920 году  моя  бабушка Аня ( Нюра Королева), родила мою маму Катю.
 Иван был несколько опечален, что не наследник. Но больше бог детей им не дал.  Время шло, власть снова сменилась, теперь уже  пролетарии правили страной.   Семья Ивана Королёва плавно влилась в струю перемен.  Появились совхозы. Из  сына артельщика,   Иван стал  руководить совхозом, а потом и колхозом.  Аннушку свою берег, устроил в конторе учетчицей. Народ пошептал, позлобствовал немного, что не на поля свою Королеву отправил, да и утихла молва.   

Овдовела Анна неожиданно.  В ту пору банды разгуливали по  лесам, вредительство процветало. Уехал Иван  с отцом и сельчанами в ночь выследить, кто зерно ворует, да и не вернулся больше.  Привезли на телеге только два мертвых тела, прикрытых рогожкой.

Вдовья  доля не сильно изменила Анну. И без того молчаливая, она стала еще более замкнутой.  Носила статус вдовы председателя колхоза,  и по-прежнему,  прозвище-  Королева. Может,  несколько брезгливо теперь звучало это слово из уст сельчан. Иные и возле виска пальцем крутили. В доме, по просьбе Анны появилось пианино. Еще при жизни  Иван выполнил эту нелепую прихоть жены, достал и привез из города этот громоздкий инструмент.
 В то время граммофоны да патефоны были в моде, а этой чумовой  бабе, гроб деревянный в избу поставь!
 Конечно, выглядел инструмент нелепо в деревенской избе,  и был это совсем не их  черный рояль, что стоял в  Петербуржской гостиной, но Анна любила иногда «постучать по клавишам», как говаривал Иван, да дочку Катю пыталась приучить к музыке.
 Но дочь, увы, в батюшку удалась. Хоть и не мужчиной была, нрав крепкий имела, и профессию себе не женскую выбрала- инженер.
 
Выбраться из оков колхоза в те времена было невозможно. Паспорт получить могли редко кто из колхозников. Но для тех, кто собирался получать высшее образование, гордо выписывали этот документ и торжественно провожали  на учебу.
Собралась и Катя в город. А там жизнь закрутила, закуролесила.  Вечерами танцы в доме культуры, да кино, какой уж там институт.  Экзамены провалила, но в деревню возвращаться не решилась. Устроилась на завод токарем. Там и познакомилась с моим отцом, он мастером наладчиком работал. Недолго роман  танцевально-заводской крутили.
 Решили жениться. Комнату от завода в коммуналке получили. Счастье было легким, беспечным. Казалось, что  конца, и края этому счастью не будет. Недолго думая, и меня зачали.  За окнами бушевал май 1941 года. Через месяц Катя должна была родить ребенка. Муж Володя, повез ее в деревню рожать.  А сам собирался  пока ремонт в комнатушке сделать, да малышу приданое купить.

Там и застало их известие о войне. Все - рухнуло бабье счастье!  Отец  прижимал обеих женщин к груди, целовал зареванные лица и монотонно повторял:
- Да, перестаньте вы причитать, все будет хорошо, может, меня еще и не возьмут в армию, я же ценный кадр, кто на заводе останется?

Но мама уже знала, что ничего хорошего не будет, а бабушка подозревала, что и дочери не избежать вдовьей судьбы.

Ценные кадры на заводе, конечно, остались, но отец мой, ушел на фронт на долгие 4 года.
 Родилась я немного раньше предполагаемого срока, и жили мы  в деревне все эти лихие годы в доме бабушки.
Кажется, в те годы елку мы не ставили, да и праздников  никаких не праздновали.  То в один, то в другой дом приходили похоронки, где мама выла вместе  со всеми бабами, ожидая своей очереди.

 Почтальона просто стали бояться, когда видели, как он направлялся к чьему то дому.   Какую весть несет - неизвестно.

Я смутно помню эти годы. Было почему-то все время холодно и хотелось есть. Мать с бабушкой работали на «Победу», как тогда говорили. Нас, малышей, на день оставляли у подслеповатой старухи соседки.  Вечером нас грязных и голодных, разбирали матери, такие же грязные и голодные.
 Не помню я и день победы.  Но вот возвращение отца запомнила хорошо.  Было лето, мы дети, возились во дворе под присмотром старухи, все взрослые были на полях.
 В калитку вошел мужчина  седой и страшный, как мне показалось, в военной форме.
 Спросил у старухи, где все бабы, и чьи это  дети?
Старуха хитровато прищурила и без того свой узкий затянутой пленкой глаз, расплылась в беззубой улыбке:
- А тут и твоя есть, вон та беленькая, Ленка.
 У отца  затряслись руки,  губы, потекли слезы по седой щетине, он сел на корточки обнял меня  и почти навзрыд заплакал. Я испугалась этого страшного дядьки, от которого еще и пахло чем-то чужим и противным. Так мы и ревели вдвоем. Он душил меня в своих объятиях, а я  орала как резанная и вырывалась. Так случилась первая встреча отца с дочерью.

Помню, что потом еще долго привыкала к новому человеку мужского пола в нашем доме, который называл себя моим папой.

 После возвращения отца с фронта,  родители вернулись в город, восстанавливать свой заброшенный угол,  и устраивать заново быт. Я осталась жить у бабушки почти до школы.

Это были мои самые насыщенные  яркими впечатлениями  годы. Бабушка занималась со мной музыкой, разучивала разные песенки и стишки на французском языке, читала сказки, баловала сладостями.   А приезды родителей превращались в праздники с городскими подарками обновками. И конечно, Новый год с настоящей елкой.
 Так было  тепло и уютно в бабушкином доме среди родных и самых мне любимых людей.

 Мама все - таки стала вдовой по предчувствиям бабушки, правда гораздо позже, но так же  нелепо и неожиданно, отец погиб, как и дед.  На заводе, на него обрушилась металлическая балка.  Мне было всего 14 лет.
 А тот, Новый год перед моим поступлением в институт, уже не был таким праздничным.  Да,  мы снова были в доме бабушки, у нас была елка, принесенная лесником Валентином, были пироги, и мой любимый старинный сундук, но не было с нами папы.




И вот я в Москве - год 1959. Ах, Москва!  она меня поглотила, очаровала,  просто свела с ума. Широкие проспекты, высотные здания, автомобили своими клаксонами издавали неповторимую мелодию,  телефон, и даже метро!  А парни, все галантные такие, да танцы модные. Это тебе не заштатный сибирский городок.  Мне сразу захотелось стать Москвичкой.

Пока сдавала экзамены, и ждала общежития, как мне и обещала бабушка, я остановилась у ее подруги Марьи Афанасьевны. Она была удивительно похожа на мою родную бабушку. Та же стать, походка, строгое платье с камеей на воротничке. Бабой Машей назвать, язык не поворачивался.

  Вот тогда-то я и узнала о семье и родне моей бабушки, Анны Дмитриевны.
 С каждыми новыми деталями, меня охватывали смутные чувства.
- Почему же она молчала столько лет?- возмущенно спрашивала я у Марии Афанасьевны.
-  Да, как же, деточка, времена какие были, или ссылка или смерть.
Меня ведь родители в Москву отправили к одинокой тетке, а что с ними случилось, куда сгинули, ведь до сих пор не знаю.
 Аннет меня  сама разыскала, я ведь замуж не выходила, фамилию не меняла, уж не знаю, через каких знакомых, по девичьей фамилии меня и нашла.
 Мы ведь с ней почти с войны связь держали, переписывались.
У меня и фотографии некоторые гимназические сохранились, ты похожа на Аннет.
 Я разглядываю пожелтевшую фотографию, где две молоденькие девушки в белых пелеринах, играют в четыре руки на черном рояле, хохочут, повернув головы в сторону фотографа.

- Почему Аннет?
-  Знаешь ли, тогда в моде был  французский язык, и всех называли на французский манер.
Правда, в гимназии, всех по фамилии называли. Но у нас был преподаватель бальных танцев Мадам   Сесиль, она нас всех называла: Мадмуазель Мари, мадмуазель Аннет, Жаннет…- ворковала Мария Афанасьевна.

 Ах, вот откуда у бабушки были французские песенки и балетная походка и способность к музыке…

- А  какие Рождественские праздники устраивал Дмитрий Ильич  для детей в своем доме, просто прелесть!
  Леночка, ты не поверишь, мы даже выступали в театре со своей балетной труппой перед  Императорской семьей. Аннетка,  всегда такая заводная и хохотушка была.

В голове моей все смешалось. Я не могла представить свою строгую и молчаливую бабушку, хохотушкой Аннеткой.
 Ведь я, советская девушка, комсомолка, из рабоче-крестьянской семьи, чем было принято гордиться. А тут какая-то Аннетка.
- А как же мой дед? Откуда родом мой дед, Марья Афанасьевна?
-  Деда я твоего лично не знала, но Аннет, ничего плохого о нем не писала, он действительно деревенский, правда не крестьянином был, а кулаком, как тогда считалось. Но раскулачивания ждать не стали, сами подались в совхозы, добровольно приняли новую власть Советов.


 Я была потрясена этими новостями. Как теперь жить с этим? и рассказать ведь никому нельзя -  стыдно.
 Получив комнату в общежитие, я с легкостью покинула гостеприимный угол Марии Афанасьевны, и  благополучно постаралась забыть сей факт из моей биографии.

Домой во время учебы не ездила. Далековато, да и деньгами меня родные особо не баловали.
Потом Андрей в моей жизни появился, потом Сережка…
 
Мама писала, что бабушка совсем слаба стала, что дом деревенский продали, и забрала она ее к себе в город.  Потом я  получила известие, что бабушка умерла.  На похороны я не поехала. Сережка маленький, оставить не с кем, денег едва хватает, да и работу не бросить, опять же, отпуск за свой счет по карману бьет. Отписалась телеграммой с соболезнованиями и денежным переводом. Мама после прислала подробное письмо, как умерла бабушка,  легко во сне. Сходили они  накануне в баню, спать легли, и больше бабушка не проснулась…
 Я ведь тогда и не ощутила сиротства,  не поняла даже, что кроме матери, никого у меня больше не осталось.    Москва, работа меня полностью поглотили, а родные, как-то отодвинулись на второй план.

 После смерти бабушки я решила, наконец, навестить Марию Афанасьевну, и сообщить ей эту  печальную новость. Купила торт. Долго звонила в дверь коммунальной квартиры.
 На мой звонок вышел взлохмаченный мужик в засаленной майке. Сказал, что бабка умерла, как год с лишним, все барахло соседи растащили, а что и сожгли. Где похоронена- неизвестно. Одинокая она ведь была.
 Я тупо сунула коробку с тортом  мужику в руки.  Потащилась домой, рассуждая о том, что вот и от бабушкиной подружки ничего не осталось. Ни писем, ни даже той фотографии, на которой они молодые и веселые играли на рояле в четыре руки.

 Кажется, тогда и прервалась эта семейная ниточка, которая связывала нас теплом и любовью.

Мама несколько раз приезжала в Москву. Но чувствовала себя здесь неуютно, ритм жизни московской ее пугал. В доме она была совершенно бесполезной, создавать уют, печь пироги, как бабушка  не умела.
Однажды в канун Нового года,  она приехала и привезла наш фанерный ящик с ёлочными игрушками.
- Вот, из бабушкиного дома забрала, может, когда для Сережки ёлку поставишь.
 Я пообещала, что обязательно поставлю, засунула ящик на антресоли, забыв о  нем на долгие годы.

- А пианино бабушкино куда дели?- вдруг вспомнила я
- Да в клуб деревенский отдали, может, кто настроит, да пригодится еще.


Переписывались с матерью  все реже, в основном обменивались праздничными открытками. Звонками телефонными и вовсе не баловали друг друга.  В квартире родителей телефона не было. Ходить на переговорный пункт далеко, да и разница во времени большая. То у них ночь глубокая, то я на работе.
 Последнее известие было скупой телеграммой о смерти мамы - соседка прислала.
 Оставив Сережку, я поехала на похороны.  Хотя толку от меня было мало. Завод, на котором мать отработала до пенсии, все организовал и квартиру приходили уже смотреть новые жильцы. Я бесцельно бродила по пустой квартире, раздумывая, что делать с вещами.
- Ничего Леночка, все разберут, да сама раздай людям, чтоб о матери память осталась, - приговаривала соседка.
 А мне то, что оставить на память? Ничего ценного в доме не было, не было там и дорогих сердцу вещей. Только фанерный ящик с игрушками, который лежал в моей московский квартире. Я собрала семейные фотографии, да поздравительные открытки, которые отправляла матери. Вот и все мое наследие.

  Только сев в поезд, я поняла, что осталась одна. И не кому больше послать открытку, и не у кого  спросить о пирогах. Моя дорогая бабушка Аннет, унесла свои тайны с собой.
 Только сейчас, я поняла, как ей было тяжело носить все это в себе, скрывать свое прошлое, приноровиться к новой, совсем ей чужой жизни.  Мелькали станции, я куталась с казенное одеяло, и как картинки за окном, в моем мозгу мелькали картинки моей жизни, жизни моей бабушки и мамы…


Я выложила из ящика последнюю игрушку на стол. Обещала Вовке без него не наряжать ёлку. В дверь громко барабанил хоккейной клюшкой мой внук.
- Ба, ну ты че, не слышишь, телик включай, там же мой самый любимый мультик начался!
 Внук ворвался, внеся с собой морозный воздух.  Всклоченные мокрые волосы. Залез с ногами на диван, затих и уставился в экран телевизора.
 
Хороша бабка, не знаю даже, когда и какие у внука любимые мультфильмы.
 
Я молча присела рядом, расправляя  его влажные волосы. Может уже, наконец, пора стать настоящей бабушкой, начать печь пироги и рассказывать сказки. А можно и не сказки, вон сколько игрушек на столе, каждая из них имеет настоящую историю.
 И самое главное успеть рассказать о них, о наших родных,  свозить  Вовку в  Петербург, и возможно найти тот дом, где жила семья моей бабушки.
 Обязательно надо успеть, чтобы у него осталось больше наследия, чем этот фанерный ящик с ёлочными игрушками.