Театр. Глава 1. Карниз

Карниз

 В тот день, мы с Машкой поссорились,… Она потеряла мой любимый складной ножик, и я, не выдержав, накричал на нее.… Разрыдавшись, сестра убежала без оглядки прочь со двора.
Мать была на работе в столовой (Она была поваром). Мне наскучило сидеть дома, и к тому же, после нашей ссоры с Марьей, прошло почти полтора часа, и я начал скучать по ней.… Прихватив с собой краюху хлеба, я вышел из комнаты и решил пройтись по улице…
Уже темнело… Я начал беспокоиться и мерил шагами пустой двор… Мама сегодня не придет, и вся ответственность за Машку лежит на мне,… Черт возьми! И где ее носит!?
Подруг у сестренки не было, в принципе, как и у меня, не было друзей.… И я решил, во что бы то ни стало отыскать близняшку.
Темнота сгущалась, у меня мерзли ладони. Я брел по пустым улицам и кричал. Кое-где, горели фонари, но основная часть района была столь - же сиротлива, как и наша коммуналка.
Кричал я, боясь, что меня услышат. Хоть я и не был трусом, и мог навалять любому подростку, все же, я был только мальчишкой.
Из узкого переулка то и дело раздавались пугающие звуки, то звон бьющихся бутылок, то крики пьяных. Неожиданно, по моим щекам потекли слезы отчаяния,… Я боялся, боялся за свою любимую сестру… Боже, зачем я только накричал на нее? Проклятый ножик!
  Проходя мимо старого театра, я услышал странный шум, будто кто-то мял бумагу… Меня это насторожило. В театре уже давно не появлялось людей. И только мы с Машкой порой забирались на его пологую крышу, храня это в величайшем секрете.
  Собравшись с мыслями, я залез на пожарную лестницу, и осторожно, чтобы не свалиться, взобрался на козырек, затем перемахнув через высокий бордюр, оказался на крыше. Вдруг, воцарилась мертвая тишина, казалось, даже ветер утих, а воздух, казавшийся мне таким холодным, застыл в немом напряжении. Я прислушался. Шорох!
 -Машка! Маш, ты здесь?
-Тишина.
-Марь, прости меня, дурака, не нужно было срываться на тебе из-за этого идиотского ножика!
-Тсс…
И тут я ее увидел, она сидела на ветхом карнизе, всем своим видом показывающем, что долго удерживать вес моей сестры он не собирается. Она сидела и улыбалась такой, до безумия восторженной улыбкой, что меня охватил ужас. Осторожно подойдя к сестре, я схватил ее за капюшон и начал легонько тянуть на себя. Не выходит!
-Маша. Не волнуйся! Я сейчас тебе помогу!
-Вот сейчас.…Сейчас я взлечу, ты только посмотри!
Я в растерянности посмотрел на сестренку, да она что, совсем не понимает, что сейчас упадет?
-Марья, я приказываю тебе слезть оттуда! Немедленно!
Она ничего не ответила, только разразилась бархатным и озорным смехом, будто ребенок, впервые увидевший снег.
  Карниз пронзительно заскрипел и начал клониться в сторону. Казалось, старый театр потешается над моим бессилием… Дверки, ставни захлопали, будто аплодируя этой немой сцене.  Решившись, я бросился вперед, что есть силы, дернув сестру на себя. И как только мы оказались на твердой поверхности, злополучная железяка, на которой только что сидела Машка слетела вниз, и с приглушенным  звоном упала на асфальт.
Девчонка поднялась на ноги, и, оттолкнув меня, побежала прочь, не прекращая при этом весело смеяться.
  Как только я опомнился и пришел в себя, на меня напало жуткое негодования, догнав сестру, я удостоил ее щедрой пощечиной, и, схватив за шиворот, потянул домой.
Всю дорогу Марья чертыхалась, барахтая всеми конечностями, но я был непреклонен, и тащил пленницу за собой.
Я продрог до нитки, густая темень полностью поглотила наш город. И ничего дальше своего носа видно не было. Пытаясь разглядеть хоть что-нибудь мы еще долго добирались до дома. И я до сих пор не могу понять как смог различить Машу на крыше...
  Придя домой, я с укором посмотрел ей в глаза, та непонимающе скорчилась, и густо покраснев, разразилась горьким рыданием.
  Было уже далеко за полночь, и я, спрятав все ключи, завалился спать, не обращая внимания на плачущую Машу.