Гуленька

Все вспыхнуло синим, как только он вышел из дома. Остро-синим сверкнула крыша здания, таблички с названиями улиц и номерами домов, вывески. А вокруг все казалось безликим – эта синева настолько въедалась в его больные глаза, что остальной городской пейзаж был черно-белым, почти бесцветным. Это был один из побочных эффектов силденафила.
Он не размышлял, может ли заразиться чем-нибудь или нет; ему это было не особо важно. Будучи уверенным в современных контрацептивах и в абсурдности всего происходящего, в частности, своего существования, он отсек эту мысль при первом же ее появлении.
К его приятному удивлению, Гуленька жила на одной с ним улице, в семистах метрах от его дома. Быстрым и неуклюжим шагом по грязно-серой снежной каше он прошел это расстояние минут за десять. Было ровно два часа дня. Cmax при приеме внутрь натощак достигается в течение 30-120 мин (в среднем 60 мин). «Как раз» - уверенно заметил он, подойдя к подъезду.
Его сердце чуть не вырвалось от первого звука домофона. Во рту пересыхало, несмотря на активное жевание жвачки, а в горле поселился сухой комок-кокон. Дверь подъезда открылась, и, взлетев на четвертый этаж, он оказался у потрепанной двери. Он не сразу увидел, кто открыл ему. Она была ниже его на полторы головы, в домашнем халате, черных чулках. «Миниатюрная…» - подумал он. «Будет интересно!».
Она немного отошла, чтобы дать ему зайти, виляя своим плотным телом. Неторопливо, но за несколько секунд, разделся, обратив внимание на невероятно маленькие, подростковые черные кроссовки. Логично предположив, что у нее может быть ребенок, он прошел в большую комнату.
Там было все, что необходимо, всего по-минимуму: кровать, тумбочка, кресло и телевизор с включенным музыкальным каналом. Было понятно: здесь она не живет, а просто находится, работает. Руки его, как хладагеннты, все еще источали холод. Не прошло и пары минут, как она принялась за дело.
Ему повезло, что она была татарской внешности. Он не особо любил светленьких; она же была кареглазая, черноволосая с миниатюрным носом и детским ртом – все это перевешивало ее похмельное и прокуренное состояние. Сам же он не пил уже неделю и не курил больше года, но все-таки поначалу поцелуи ее, упругие и сочные, он принимал с радостью, и только потом, когда кончил, запах ее предстал ему куда менее приятным.
После, они лежали под одеялом, она в чулках, он в носках, и разговаривали. Она заметила, что он был весь горячий – или это был очередной побочный эффект, или недолеченная простуда, или же реакция на такое событие, первое в его жизни. Она была из Кишерти, деревни к югу от города, где ему приходилось бывать, сплавляться по красавице Сылве с ее цветущими, порой скалистыми, берегами, уверенным течением и редкой живностью. Разговаривали они о смежных вещах – алкоголе, сигаретах, детях. «Дети – самое ценное, несмотря ни на что, в жизни» - болезненным голосом прохрипела она. Он трогал ее плотное деревенское тело не столько ради удовольствия, сколько ради необходимости или рефлекса. «Ты приедешь еще раз?» - не сразу он понял сказанное. «Да, приеду», - мечтательно, не зная будущего, ответил он.
Он думал об этом уже давно, а в последние полгода, когда в очередной раз не сложилась его личная жизнь, особенно часто. Это не была его физическая потребность; в этом он нуждался духовно, творчески. Он находил – не в самих проститутках, а в их образе – обреченность и одновременно свободу. При всей, казалось бы, безысходности такого существования эти девушки находят в себе силы жить, радоваться, улыбаться. Они живут назло обстоятельствам, мнениям. Они борются, постоянно борются любо с другими, либо с самими собой. И в этом, как он считал, была их свобода.
Действие силденафила давало о себе знать. Ради второго раза, более долгого и менее страстного и чувствительного, он перетерпел несколько ее поцелуев.
Прошло всего пятьдесят минут.
«Буду собираться», - устало прокряхтел он.
Зашнуровывая ботинки, он еще раз обратил внимание на миниатюрные кроссовки.
- Это твои ведь?
- Да.
- Такие маленькие!
- Так конечно! Ножка-то у меня небольшая. В Адидасе купила. Три с половиной косаря стоят, прикинь! Зато натуральная кожа там, все дела…
- Ну я пойду.
- Давай, приходи еще!
Он вырвался из подъезда в городскую суматоху. Яростная синь утихла; вместо нее появилась тупая боль в глазах. Не обращая никакого внимания на прохожих, машины, здания, автоматически перебирая ногами, он отправился на рынок купить вещи по хозяйству и продукты.
Он пришел домой, когда уже начало темнеть. Увидев в зеркале свои глаза, раздраженно красные и ужасно впалые от произошедшего, и трещину на губе, которая так и не зажила, он устало вздохнул и, даже не переодевшись, повалился спать.

2011