История одной квартиры в зеркале столетия
В одной замечательной, пятикомнатной квартире в центре Петербурга поселилась семья юриста, произошло это накануне революции. Про революцию никто тогда не думал, жили все обычной жизнью.
В доме было две лестницы — черным ходом пользовалась прислуга, которая спала в коридоре, рядом с кухней. Иногда это была одна деревенская девушка, а бывало, что и две. Парадная лестница отделялась от узкой рабочей лестницы витражами и имела лифт, которым пользовались жильцы и их гости. Пришедший с улицы попадал в переднюю, где по стене стояла деревянная вешалка; напротив двери, за стеклянной дверью, располагался кабинет хозяина. Направо дверь шла в коридор, в который выходило еще четыре двери. Все комнаты соединялись между собой, позднее кабинет хозяина был изолирован полностью. Из столовой можно было пройти в две спальни. Гостиная с балконом была самой удачной комнатой — квадратная, светлая с видом на улицу Восстания.
С установлением диктатуры пролетариата и в последующие годы все изменилось, как в городе, так и в квартире. Был продан белый мебельный гарнитур из гостиной — город отобрал две комнаты, которые позднее стали принадлежаь Литературному фонду.
В одной из спален остались зеркала во всю стену, красоты необычайной: они были обрамлены в роскошные деревянные резные оправы. Люстра и комод напоминали о том, что в квартире были лучшие времена, в ней жили люди, которые всю жизнь работали и чего-то добивались в жизни. Один из родственников был известным архитектором — он строил дома, тюрьму "Кресты", мост через Неву. Его фамилию можно найти в справочниках и энциклопедии.
В столовой до сих пор висит рисунок, сделанный И. Репиным. Можно только догадываться, какой была жизнь в этой квартире, что-то мне подсказывает, что это были лучшие годы.
После уплотнения две комнаты заняла член Союза писателей, преподаватель одного из вузов, переводчик Г-ц, которая позже эмигрировала в США. Она проживала там вместе с дочкой и внучкой.
На момент моего появления в квартире отношения соседей были напряженными. Причиной тому стала вновь сделанная дверь, напротив кухни. Мама с дочерью решили изолироваться друг от друга, а соседям, бывшим хозяевам всей квартиры, это обстоятельство не понравилось, задевались их права на пользование мест общего пользования. К тому времени три оставшиеся комнаты занимала семья из двух человек, пенсионеры. Дети выросли: старшая дочь проживала отдельно с мужем и дочкой в районе новостроек, другая дочь с семьей жила и работала в Норильске, на севере. Как-то у них так сложилось, что два поколения работали в этом городе, а выходя на пенсию, жили в Петербурге.
Госпожа Г-ц хлопотала в Литературном фонде о предоставлении ей отдельной квартиры, просьба была удовлетворена. На освободившиеся две комнаты были выданы два ордера. Один получила я, так как к тому времени мой брак распался. Чтобы не менять квартиру, где я проживала, было принято решение меня отселить, и свекор, член Союза писателей, литературовед, похлопотал об этом. Так я получила бывший кабинет — комнату в двадцать два квадратных метра с высокими потолками, двумя большими окнами и лепниной на потолке.
Другая комната досталась Лене, дочке писателя Р-ва. Она не торопилась жить в коммунальной квартире — жила то с мужем и его двумя детьми, то с родителями.
Я же, не теряя времени, вселилась и прожила там довольно счастливо пять лет.
Соседка моя, Елена Владимировна, жила вместе с мужем, потом она овдовела. Дочери навещали по мере возможности, звонили ей. Но все равно она была одинока, как, впрочем, и я. За все время, что мы были вместе, мы не поссорились ни разу. Я никогда не слышала от нее замечаний. Территориально мы не вторгались друг к другу — наше общение проходило на кухне, где стояло три стола, висели открытые полки с выставленными на них безупречно чистыми кастрюлями, и располагались две плиты. Мы там даже не сидели, не пили чай, просто разговаривали, иногда достаточно долго. Мне было полезно такое общение. Здесь я узнала о существовании молочницы — женщине, которая раз в неделю привозила из пригорода на продажу молоко, сметану, сливки, и все хорошего качества. Эта молочница была уже в годах, но румянец у нее был на щеках такой, какой бывает у сельских жителей, выросших на молоке.
Елена Владимировна рассказывала о военных годах: в какой дом попала бомба, какой транспорт ходил, кто погиб. Мне передавались все новости, я знала в каком магазине где и когда можно покупать продукты. Но и это не главное: главное в этой женщине — ее умение общаться, видеть другого человека, она была в полной мере интеллигентным человеком.
Однажды на ее пальце я увидела кольцо старинной работы — такие ценности передают по наследству. Она одела его, чтобы пойти этажом ниже к соседке на день рождения, других поводов доставать его из шкатулки не было. Кольцо предназначалось для младшей дочери — старшая дочь получила серьги с бриллиантами, тоже старинными.
В это же время у меня появился гражданский муж. Елена Владимировна его оценила:
— Держись его, это хороший человек.
Конечно, она была права.
Соседка Лена через некоторое время появилась в квартире. Она приходила с мамой, приносила вещи, исчезала, потом опять появлялась. Каждое ее появление вносило что-то новое в нашу жизнь. Лена просила выделить ей площадь в коридоре и на кухне для холодильника, стола, полок. У нас же все было поделено и перераспределять не хотелось. Елена Владимировна сказала фразу, которую я запомнила надолго:
— Девочки, вы обе хорошие, не надо вам ругаться. В этом весь человек — не враждовать, примирить.
Но трех хозяек кухня так и не дождалась: Елена Владимировна умерла от злокачественной родинки на руке. Весной она нечаянно ее задела, пошел необратимый процесс, а зимой ее не стало.
По семейным обстоятельствам, я уехала жить в другой район, который мне казался ужасным. Он и сейчас мне кажется таким, но тогда разница была значительной — после великолепной архитектуры центра, его неповторимых домов — серый спальный район.
Лена же, напротив, переехала и создала семью. В квартире появился небольшого роста Юрий. Он был телефонным диспетчером и звонки раздавались непрерывно: у всех соседей были подключены параллельные телефоны, это обстоятельство нервировало, но приходилось мириться. Позднее у молодой семьи родился ребенок, и бабушка с дедушкой на очередные гонорары от изданий книг купили им отдельную квартиру.
Лена комнату продала профессору философии из университета. Я приходила раз в месяц и видела его редко, но неизбежно он обрушивал на меня всю мощь своего интеллекта и многословия. Основное, что я запомнила:
— Жилплощадь должна приносить доход. Надо что-то с комнатами делать.
И сделал... Он поменял комнату, переселился в квартиру к сыну.
К нам приехала Маша. Это черная страница в истории квартиры. Девяносте годы — в умах разруха, дефицит продуктов, перемены в общественной жизни.
Машка пила, нигде не работала. В бывшей гостиной она поставила кровать во всю комнату и процесс пошел. Появился некий сожитель в татуировках, который ее лупил, но кормил. От него доставалось не только Машке, но и входной двери (он выламывал замки), а также сорванному и разбитому телефону. В довершение всего Маша завела себе ротвейлера. Маша и собака — это нечто несовместимое! В результате выросла абсолютно тупая собака, не знающая команд. В квартире образовался застойный запах мочи, пропитавший пол, кругом была грязь. Собака настороженно меня встречала и выглядела угрожающе, один раз с рычанием прижала к двери.
Хорошо, что я там не проживала, но приходилось появляться из-за отключенного за неуплату общего телефона или иных проблем. В моей комнате поселился племянник с девушкой. Мне их было жаль, но выхода не было, надо было потерпеть Машу еще некоторое время: дочь Елены Владимировны собиралась вернуться в Петербург и заняться квартирным вопросом. Получая приличные деньги, работая на заводе, у них была возможность расселить квартиру и стать обладателями всей площади. Сначала была куплена отдельная квартира в кирпичном доме для Маши, которая еще выставляла свои условия для переселения и требовала доплаты. Через год квартира была куплена мне, о чем я с благодарностью вспоминаю.
Приличные люди опять поселились в этой квартире, дочь с мужем и сыном вернулась из Норильска и сделала ремонт всех комнат — поменяли батареи, окна, сантехнику. Самое главное, что они смогли вернуть себе то, что по праву принадлежало им.
Это произошло почти через сто лет.
Свидетельство о публикации №211011300787
В.Л.
Виктор Ламм 07.09.2011 17:50 Заявить о нарушении