Между ангелом и бесом

Живя бок о бок с двумя людьми с железной волей, так или иначе – услышишь лязг железа. При чем возможно причиной дуэли будешь ты сам.
Так думал Рихард Мозер, стоя утром перед зеркалом в ванной, и ожидая, когда двое мужчин его жизни проснуться, и обнаружат его отсутствие.

— Какого черта?.... Опять ты здесь спишь?! Ёб…@#$%^&*!!!!!!

Что-то вроде этого, некогда ангельским голосом Кристиана Бека.

— Недопущу подобных выражений в этом доме!!!! Сам убирайся…

И такого, в лице возмущенного Эрнста Штокингера, с нотками обиды.

Что ж, придется выбираться из ванной, чтобы предостеречь еще одну драку. На прошлой неделе их, кажется, было две…
Нарочно громко хлопнув дверью, Рихард улыбнулся внезапно наступившей тишине.

— Кто ссорится поутру, тому не видать комиссарского тела, как своих ушей!
Крикнул он из кухни.
В дверном проеме появились две физиономии. Обе выражали тревогу, — а вдруг и, правда, не видать…?

Мозер обернулся, и, озарив их одной из своих фирменных улыбок, сказал:
— На этот раз прощаю. Но впредь…

Что там «впредь» договорить он не успел. Слова потонули в хищном поцелуе одного, а тело – в страстных объятьях другого. Это было единственное и неповторимое, когда Штокингер и Бек не пылали ненавистью друг к другу. В такие моменты Рихард был абсолютно счастлив. Ноздри щекотали давно изведанные ароматы: дерзкий и почти невыносимый – Бека, и простодушная сирень – Штокингера. Отучить их пользоваться одеколонами Рихард так и не смог. Уж лучше бы они пахли одинаково – им.
После бурного приветствия, в результате которого все остались довольны, комиссары принялись за завтрак. Казалось, что и на кухне в этот день, не смотря на невзрачность за окном, светило яркое ослепительное солнце. Недоставало только звуков гитары и дружеских песен. Бек кружился у плиты, стремясь не проворонить омлет. Штокингер делал свой изумительный черный кофе. А Рихард насыпал Рексу собачий корм.
Рекс тоже давно привык к этому беспределу. Хотя по началу недобро пошучивал над гостями. В итоге Штокингер приходил на работу в разных носках, а то и ботинках. А на Беке постоянно красовались порванные галстуки, которые тот каким-то образом умудрялся отбирать назад у Рекса.

В конторе совсем ничего не изменилось, за исключением количества народу. С тех пор, как Бек перешел к ним из отдела по преступности среди молодежи, а Штокингер вернулся из своего Зальцбурга… Вернее, нет, не так. Рихард «вернул» Штокингера из этой деревни, заставив его, наконец, признать поражение в собственных, и надо сказать, давно пылающих чувствах. А с Беком их свело общее дело, после которого блондин не выходил из головы брюнета, а позже – и из его спальни. Так вот, с тех пор, как команда укрепилась составом, начальство перевело их в новое помещение, попросторнее. Неизвестно как, но в течении двух долгих недель Рихард упросил шефа на четвертого члена команды. Кого именно – Штоки или Бека, осталось загадкой. Никто особо не интересовался…

Хеллерер, который только порадовался возвращению старого друга, диву давался, как Рихард успевает «справляться» с ними обоими. Разумеется, относительно рабочего плана. То, что творилось в глубине этого треугольника, оставалось тайной. На работе соперники по борьбе за обаладание Рихардом держались на высоте. Срывались они исключительно дома. Хозяину дома это определенно не нравилось, но он ничего не мог поделать. Оставалось лишь наблюдать... Рексу тоже "оставалось наблюдать". И, хотя, в дом перестали наведываться женщины, по ночам ему хотелось быть глухим.
К утрам Рекс тоже привык. Он лежал, наблюдая, как под одеялом ворочаются два тела, тщетно пытаясь найти третье. Рихард всегда поднимался раньше, не смотря на то, какой бы бурной ни была ночь. Он вставал, и еще некоторое время смотрел на спящих мужчин, а потом шел в ванную. А Рекс продолжал смотреть в сторону кровати, ожидая «утреннего шоу», которое закатывали полицейские, просыпаясь в объятьях друг друга. Он находил это весьма комичным, но, будучи псом, не мог выразить своих чувств. Рекс лежал в кресле напротив кровати, и смотрел…

Утро обычно не нравилось Кристиану. В его объятиях оказывался этот чертов Штокингер! Кристиан не хотел его обнимать, он не мог понять, что Рихард в нем нашел – одни кости, да оттопыренные уши, но поутру выходило именно так. Он и просыпался потому, что натыкался на худую угловатость, вместо мягких и любимых рельефов мышц.
Но Рихард все же любил его, и он в тайне надеялся, что больше, чем Штокингера…
Штокингер обожал Рихарда, обожал настолько, что даже простил ему этого Бека, который не нравился ему всем, чем только мог. Он не мог без Рихарда жить, и потому терпел несносного блондина, хотя иногда тот явно пересекал черту. Живя бок о бок с этим взбалмошным подростком, Эрнст чувствовал себя слегка постаревшим, хоть и не был особо старым. Но любовь Рихарда возвращала Штокингера к жизни каждый раз, когда утром он обнаруживал в своей теплой помятой постели Бека…

Сам же Рихард уже давно смирился со своей судьбой, которая находилась между этими двумя.