Дембельский альбом

Долгие бессонные ночи суточных дежурств тянутся много дольше, если предаёшься безделью. Прикорнуть нельзя, заняться нечем, кроме чтения, но оно тем быстрее усыпляет враз. Поначалу и в голову ничего дельного не лезет, чему приложить внимание, чтобы в охоточку. По уходу последней барствующей особы, я взваливал на себя повинности былинного мужика лапотника, деревенщины-засельщины: вешал замок на въездные ворота усадьбы, запирал входные двери прокурорских палат и брался за влажную уборку помещений, которая даже в ленные дни захватывала не более двух быстротечных часов. Полы драил по науке, освоенной ещё в самаркандской учебке: кабинеты на один отжим половой тряпки, длинный коридор на два-три. Пары вёдер чистой воды хватало на всё, пыль в кабинетах вытирал не всегда, если только в глаза бросалась – вот и все дела-заботы... но ещё целую ночь бодрствовать?..

Утрами приходилось мести дорожки из гранитных плит, обрамлённые бордюром. По территории дворика гарнизонной юстиции наряду с чинарами росли туркменский клён-керкав и шёлковая акация. Создавая прекрасный аллейный пейзаж, деревья обильно засаривали узкие тропинки длинной кручёной листвой и пропеллерными лопастями семян-крылаток...

Весна – они всё сорят! Ветер зимою мало баловал?..

Первым втокарилось в голову желание позвонить домой. Прокуратура оснащена телефонными линиями городской АТС, значит, не отмечу проблем с дозвоном. Решил забросить удочку ашхабадским междугородним телефонисткам, они на работе днюют и ночуют. Да и связистками считаются – коллеги, как ни подкати. Расположился в кабинете молодого следователя лейтенанта Коптева, чтобы в окне легко просматривалась главная дорожка от ворот до двери здания. Закинул ноги на стол, как восседают гонористые заокеанские рейнджеры в своём кино и, засматриваясь на белевший в дырке носка большой палец ноги, набрал небезызвестный номер «ноль семь».

Крутанул циферблат допотопного аппарата, не думая как раскочегарить шарманку, вопросом на вопрос зацепился и познакомился с телефонисткой под симметричным позывным «Тамара – 323». В досужем разговоре новая знакомая шепнула, может бесплатно соединить с Горьким и была терпелива, пока соседи бегали звать родичей, и пока говорил с запыхавшимися родителями. Домашнего телефона в квартире ещё не было, поэтому звонками приходилось тревожить шабров.

Первый раз халява продолжалась минут двадцать, но по аксонам скользнул сигнал, что оным образом можно бесплатно позванивать кому угодно. Девчонки не отказывали в соединениях с Горьким, я не наглел и частыми просьбами не досаждал. Зато каждое дежурство тратил уйму времени на болтовню с молодыми практикантками. Мне меньше скучалось и девчонки были не прочь потрепать языками, чтобы нескончаемые ночи на дежурстве проходили веселее. Их позывные как сейчас помню: практикантки Лены 117 и 234, Оксана 154, Света 311, Ольга 252 и профессионалы Марины 41 и 46, Фатима 45.

Да и трудно забыть, когда все они пронумерованы в моей музейно-хранимой армейской записной книжке...

Вспоминаю курьёз, как звонил другу Сергею Костюшову в Горький, и по исходу тирады о невыносимых условиях службы вставлял понятные каждому советскому солдату оборот речи: Полная вешалка! Духи вешаются! Впору самому вешаться!

У страха глаза велики – Серёга успокаивать: не вздумай, мужайся, мол, тебя родители ждут и тому подобное. Пустословья про вешанья Серёга принял всерьёз, нервничал без показухи, а я мёл помелом, всемерно завирался и втихомолку подсмеивался как выпускник над первокурсником. Как объяснить не служивому человеку, что небуквальные клише подразумевают уровень трудностей военной службы? Ссы хоть кровью, иначе накличешь беду, и будет тебе «бамбарбия киргуду»...

В рутине быта и обременительного безделья «нежданно-негаданно» подоспело время перехода на летнюю форму одежды. Скороход велел получить ливрею в своём батальоне и отправил «до дому». Где приписан – там-де и побирайся...

Незабвенный дед Аганин облагодетельствовал меня такой несуразной коллекцией, что всю обратную дорогу поминал старшину второго ПУСа восторженной лексикой, многими военнослужащими часто применяемой до..., вместо или после литературного красноречия, а моею внутренней цензурой приемлемой только в крайнем случае. Я носил 46-й размер одежды – дед подкузьмил 50-й, обувь 40-го – назначил 41-й, втюхал ботинки вместо полусапожек. Панама целилась 54-го, край 56-го – Риф Ахмедович счёл меня головастее чем кажусь на деле, выдал 58-й, и к тому же со ржавыми люверсами. Где только выискал на пересушенных окраинах Каракумов это сырелое место, чтобы суметь неправильно сохранить обмундирование?

Котов раньше лично записывал наши реальные размеры, получал списком. В обстоятельствах, которых я остался сейчас, дед Ахмедыч заморачиваться не стал и пихнул что завалялось. Как на чучело огородное. Впрочем, отплёвываясь на обратную дорогу, богател думкой, что Скороход не простой мажордом, недаром трётся в учебке и, думаю, связи ймёт. Не откажут же с обменом на подходящий размерчик бойцу, ходатайствующему по наводке прокурорского старшины?

Так и вышло. Старшина подсказал к кому обратиться на вещевом складе Первого городка, там я и подобрал соразмерную коллекцию каноли «а-ля, Дед – 88!» И в рост прикинул, с полнотой угадал и панаму по размеру откопал. Но главное, неудобные кузнечные ботинки не глядя махнул на полусапожки с литой подошвой. Кто имел счастье сравнить литые и обычные каблучные подошвы армейских чёбот Туркестанского образца поймёт, от себя скажу: литая подошва предел мечтаний служак срочной службы всех среднеазиатских округов. Легкие, плохо теплопроводные, что в тех широтах немаловажно, крайне выносливые и удобные, ибо, умея шнуровать правильно, в последующем о шнуровке не вспоминаешь вообще.

Премудрость проста: туго как на хоккейных коньках стягиваешь подъём стопы, на сгибе делаешь капитальный узел, а берц шнуруешь врастяжку. Сделаешь правильно – штиблеты с высоким берцем быстро снимаются-надеваются как сапоги, не тратится время на намотку портянок и шнуровку. Полусапожки при ходьбе не слетают, крепко сидят на ноге, литая подошва не так сильно парит ногу в условиях постоянной жары.

Подшив и снабдив новую форму всеми знаками отличия, первым делом ринулся в ближайшее фотоателье гарнизонного дома офицеров, в надежде навеки запечатлеть красоту неписаную. Фотография получилась удачная, и невольно подтолкнула меня к идее создания памятного дембельского альбома. Прежде я тоже положительно относился к соблюдению такого рода традиций, тут сама жизнь настаивала на продолжении.

Ночи дежурств долгие, значит, выкрою время на оформление сборника фрагментов армейской жизни?

Задался ночным занятием, кое не бросал до последнего дня не особо желательной командировки. Кумекал и фантазировал немало, тем паче шедевр солдатского искусства творить пришлось с нуля, и наглядных образцов в наличии не было.

Для производства ДМБ-альбома нужен черновой материал, а изваять из него что-нибудь стоящее и годами не стирающееся – как два пальца обрисовать... Когда появляется желание претворить мечту в жизнь – жизнь сама начинает подбрасывать достойные внимания идеи и помогать в воплощении.

Перво-наперво сунулся в букинистический магазин «Военная книга», во дворе которого шкерилась территория ВПАГ, присмотрел пару привлекательных заготовок, достойных моих непривередливых задумок, прикупил наиболее приглянувшуюся и начал по всем направлениям прозванивать контакты на предмет расходных материалов. Мимо меня непосредственное участие в реализации солдатской мечты приняли два человека: та самая «Тамара – 323» – Тамара Гаджиева и солдат, спрятанный в прокуратуре до завершения некоего разбирательства по неуставщине, понимавший суть задумки и умевший прекрасно рисовать. Неблагодарный – имя его совсем запамятовал...

Знакомый Тамары имел тесное отношение к типографии и печати. Быстро сообразив, что типография Клондайк вспомогательных материалов по оформлению чего угодно, на первом же свидании обратился за помощью. Тамара в содействиях не отказала, в скором времени внешнее оформление шедевра обрело законченный вид. Наощупь походящую на замшу хорошей выделки бардового цвета обложку украшала тиснёная сусалью надпись фабричного исполнения, сообщавшая, где с кем и когда происходили полагаемо значимые действа, запечатлённые в фотокарточках данного произведения искусства:

КТуркВО, на память о службе, Ашхабад, 1986 осень 1988.

Начало положено, внешний вид готов!

Пока ждал возвращения альбома, прикомандированный художник рисовал при моём свербигузом участии контуры будущих трафаретов. Я заводил под лоб глаза, замысловато гнул пальцы, хрустел костяшками, выдумывая, что хочется видеть – мол, мне бы силуэт змеи? Он с полслова понимал и карандашом выводил очертания кобры с раскрытым капюшоном, девушки с кугманом, аксакала с тростью, гор со снежными макушками, мазары и минареты Коканда, Бухары и Самарканда, и даже караван не поленился засилуэтировать – талантище! Другие слова излишни. Его сноровке и умению воплощать, что воистину не понималось самому, завидовал белой завистью.

Буквально за тройку скоротечных вечеров было накидано столько контурных набросков, что я тратил долгие ночи на вырезку картонных фигур, вымучивая рабочие трафареты.

Ногти кромсал, пальцы в кровь резал и лезвия тупил...

Вместе с альбомом Тамара принесла четыре небольших пузырька типографской краски разных цветов: жёлтого, синего, зелёного, красного. А типографская не тушь и гуашь, «плывущие» от каждого случайного попадания слёз с соплями – она разводится специальным растворителем (я разводил бензином прокурорского УАЗ) и, высыхая, не реагирует на внешние раздражители. В преддверии задуманного мероприятия руки чесались... гузно свербело... даже стеклянные очки мироточили...

Работа закипела без долгих речей, как только заготовки оказались на руках! Водители Вовка Гричук и Олег Шалашенко вначале недоумевали, зачем на ночное дежурство сливаю с их машин стакан бензина, потому секрет, для чего нужен подручный растворитель, пришлось раскрыть. Пообещал результаты ночных мытарств показать по завершении работ...

Солдаты Советской Армии выкрашивали листы дембельских альбомов в основном с помощью крапления зубной щёткой. Макали в гуашь волосяную часть и, теребя карандашом гибкие упругие волокна, разбрызгивали прилипшую краску по площади альбомного листа. Не помню где точно, раньше подсмотрел более цивилизованный метод раскрашивания бумаги, включая фотоальбомы всех видов и конфигураций – мало кому известной технологией распыления красок пульверизатором, сваянным на скорую руку, что в армии естественно...

На смежные бока обычного спичечного коробка перпендикулярно друг другу и почти в прикосновение приматываешь нитью гильзу фломастера, либо корпус шариковой ручки и использованный стержень той же принадлежности для письма, промытый от чернил и освобождённый от пишущего шарика. Всасывающий конец стержня погружаешь в пузырёк с приготовленной краской, в гильзу фломастера дуешь с той неистовой силой, на которую способны твои прокуренные лёгкие.

В стержне создаётся пониженное давление, загоняющее жидкость вверх по полости трубки, поток воздуха распыляет её мелким крапом. Конструкция настраивается легко, но если руки растут не из нужного места – будешь дуть до головокружения и не выдуешь при этом ни мелкой кляксы краски. Такова солдатская наука: всё гениальное просто!

Ну, или всё простое гениально!

Альбом крапил всё в том же коптевском кабинете, убирая со столов весь его кавардак и раскладывая свой. В процессе работ бензиновые испарения полностью замещали затхлый кабинетный воздух, но до видения потусторонних сущностей не доходило. Своё творчество я заканчивал перед их приходом и настежь отворял двери и окна, успевая проветрить помещение до появления первого служителя закона. Подкладочные газеты немедля выносил в мусорный контейнер, дальше от любопытных глазниц постоянно докучавшего старшины.

Спустя месяц, пролетевший в сверхсекретных кропотливых пыхтениях, альбом был полностью подготовлен внешне и внутренне, плюс каждый лист проложен калькой для последующего нанесения лубка. Лубочными картинками с отрисовкой сцен солдатской повседневки, также их до... и постармейских фантазий, украшались все дембельские альбомы тех лет. Смотрю сейчас и думаю: какими же глупыми были наши фантазии?..

Добросовестно прячась в разнообразных тайниках, альбом вылёживался в ожидании конца моего срочного служения отечеству для завершающего артистического штриха – вклеивания собранных за время службы фотографий.

Память на века для каждого мужика...




Продолжение тут ---  http://www.proza.ru/2014/08/05/920 >Дело ювелира >