Ванечка

Мне стало немного не по себе, мурашки в сотый раз прокладывают маршруты на моей коже. Уже надо было привыкнуть к этому состоянию. Последние несколько дней настроение мое не выходит за рамки депрессии. Совершенно не понятной и ничем не оправданной. Не могу сказать, что в жизни моей что-то не так. Не произошло ничего плохого или трагичного. Просто в одно утро я проснулась с мыслью о своей не нужности и бесполезности.
Мне постоянно было себя жаль. И вовсе не от того, что меня никто не любит и не понимает. Просто мне казалось, что жизнь моя пустая и ничего полезного я не сделала для окружающих меня людей. Наверно это и называют - кризис среднего возраста.  Вот, никогда бы не подумала, что случится он со мной в мои двадцать семь лет...
И нет бы, раз уж так хочется приносить пользу, начать для этого что-то делать. Я же замкнулась в себе и начала трагичный путь само-сочувствия. И через две недели такой жизни я уже считала себя самым несчастным на свете человеком.
Конечно вспомнились мне все не сбывшиеся детские мечты, нереализованные юношеские планы, какие-то неудачи в карьере и конечно же не сложившаяся личная жизнь.
Теперь я смотрела на отсутствие мужа и детей не как на оберегаемую мной свободу, а как на дефектность и неполноценность.
И вот в эту пору самобичевания и застала меня одна старая знакомая. Когда-то мы вместе работали, я тогда только закончила институт и рисовала себя радужные картины удачной карьеры на новом, первом в своей жизни рабочем месте.  А она как раз собиралась уходить в декрет. В ее семье это был уже третий ребенок. Я ее понять, ну как не старалась, все равно не могла. Муж инженер, зарплата соответствующая, она работает секретарем, вечные проблемы с деньгами и куча долгов. А они все равно решаются и заводят очередного ребенка.
Тогда мне казалось, что эта самая большая глупость, которую они только могут совершить. А сейчас, встретившись с ней в торговом центре, я смотрела в ее спокойные, размеренные глаза. Они не имели блеска и радости жизни, даже можно сказать они потухли и потерялись на ее лице. Но при этом от них шел теплый, уютный свет. Он, хочешь ты этого или нет, нес тебе умиротворение. Именно так смотрят удовлетворенные жизнью люди.
Так как не виделись мы пять лет, то конечно же общение решили продолжить.  И с этой целью я отправилась к ним в гости. Муж, к моменту моего прихода, еще был на работе, старшая и средняя дочка в школе и только младший сын бегал вокруг нее по кухне. Она же как прилежная жена готовила ужин, пытаясь успеть к приходу супруга.
- Тебя как зовут, малыш?- приседая на корточки,  спросила я взъерошенного бутуза. На вид ему было всего года три, хотя вот вот должно было исполниться пять. Огромные и очень хитрые голубые глазки, смотрели на меня с недоверием и любопытством. Моська вся была разрисована зеленым фломастером, а кончик носа украшала тонкая царапина.
- Зорин Миша- слегка картавя, и широко улыбаясь сообщил он мне. И так забавно смотрелась эта напускная взрослость и серьезность в сочетании с отсутствующим верхним передним зубом. Я невольно улыбнулась, а он деловито протянул мне руку. - А тебя?
- Настя- весело ответила я, сжимая протянутую мне ладонь.
Марина,  отвлеклась от плиты, выпроводила малыша за дверь, дабы не мешал взрослым вести беседы и не отрываясь от процесса готовки завела со мной разговор.
Из рассказа ее я узнала, что муж по прежнему рядовой инженер, что как и раньше часто задерживают зарплату. И для покупки новой кровати для старшей дочери они залезли в долги. Но на вопрос мой, а счастлива ли она, Марина ни секунды не сомневаясь ответила- да.
- Понимаешь, у меня есть все что нужно для счастья. Любимый муж, который не чает во мне души. Прекрасные, добрые, воспитанные, умные дети. Скажи, что еще для счастья нужно женщине, как не возможность наблюдать за жизнью человека, в котором есть частичка тебя? А все остальное, оно временное и ненужное, все можно преодолеть, когда есть на кого опереться.
Когда очередь дошла до меня, и я поведала о своем творческом кризисе, так мне мое состояние нравилось называть больше, чем кризис среднего возраста. Пугало меня осознание того, что уже ровно половина жизни позади, а я ее даже не заметила. Не уже ли и вторая ее часть пролетит также стремительно и я даже не смогу ее почувствовать.  Выслушав мой рассказ, из которого я заведомо убрала все мысли о том, что я самая несчастная на Земле личность, оставив только описание самонеудовлетворенности и ненужности. Марина вздохнула, протяжно и как-то трогательно:
-Детей тебе пора заводить...

Заводить детей, легко конечно сказать, но как известно от святого духа они не появляются, так, что как минимум вначале нужен муж. Но в сзязи с моим депрессивным настроем мужчины от меня убегали, куда глаза глядят.

То утро как всегда началось с "раздачи слонов", как говорил мой любимый начальник. А к слову сказать тружусь я в газете небольшого подмосковного городка. И достался мне в тот раз очень не аппетитный слон, который представлял собой написание статьи про городской и областной детские дома. Дабы откликнулись городские власти и спонсоры, которые смогут привести их в надлежащее состояние.
Я такие темы страсть как не любила. По мне это спекуляция чистой воды на детях-сиротах. Все равно ведь и половины денег до них не дойдет. Разворуют и растащат по собственным карманам чиновники местного разлива, да дирекция этих самых детских домов.
Но любить или ненавидеть я могла сколько угодно, но статья от этого сама собой не на пишется. Так что, собравшись с мыслями отправилась я в городской детский дом.
Встретила меня там Директриса, милая на вид женщина, лет 45. С высоким пучком и в очках без оправы. Впечатление она производит как минимум двусмысленное. Рассказывает, вроде с добротой, о своих подопечных, жалуется на проблемы: плохой ремонт, отсутствие достойной техники в компьютерном классе, о том что зимой отопление нормально не работает и детки мерзнут. Но при этом звучит ее монолог, как заученный текст. Так говорят сотни других директоров школ-интернатов с экранов телевизора и со страниц газет. Ничего своего не вложено в это- ни единой капли души, нет даже обычных человеческих эмоций.
Потом она провела меня по классам, по жилым комнатам, я сделала несколько снимков и мы вышли на задний двор, где кружилась в понятных только им играх детвора. Они не обратили на нас внимания увлеченные каждый своим делом.
Конечно, что не говори, а в ремонте и укомплектовке детский дом явно нуждался. Постройка советского периода, с отвалившейся кусками краской. Паркет выцвел и осел, жалостливо скрипя под каждым шагом.  Да и убранство богатым совсем не назовешь, оно напоминало тюремные камеры: стены, выкрашенные зеленой краской от пола до потолка, ржавая от сырости побелка, металлические кровати с сеткой рабицей. Но дети, хоть одеты в старые потрепанные вещи, бегают по двору, играют, смеются, создавая немыслимый контраст между внешним обликом школы-интерната и их внутренним миром.

Вторым пунктом назначения стал областной детский дом.
Там картина была гораздо лучше. Внешне здание выглядело вполне сносно, фасад смотрелся как новенький, ухоженный палисадник при входе, большая цветущая клумба перед входом.
Заведовала этим учреждением, дама пенсионного возраста- Лидия Тимофеевна. Она представляла собой полную противоположность директору городского детдома. Смотрела и говорила очень мягко. От нее веяло уютом и пониманием. Про подопечных своих называла исключительно: "мои деточки". Про проблемы и те рассказывала совершенно по иному. Она не просто жаловалась, на отсутствие достойного финансирования, а рассказывала к каким чиновникам, по каким вопросам она ходила, через какие инстанции прошла, откуда ее выгнали и где отказали.
Говорила Лидия Тимофеевна, эмоционально. Повествуя о своих неудачах в мэрии, она как будто бы возвращалась в эти бездушные большие приемные. Снова вспоминала лица чиновников, которым она была не интересна и даже противна. У нее слезы на глаза наворачивали, когда она рассказывала мне, про одного своего подопечного.
Манера и слова, которыми она изъяснялась, мысленно переносили из кабинета директора на обычную маленькую кухню. Слушая ее, создавалось впечатление, что общаешься с приятельницей, забежавшей к тебе, дабы излить свою душу, посетовать на проблемы. Никакой формальности, из обычного интервью, вышла задушевная беседа.

- Максимке всего шесть лет исполнилось...  Он у нас отказничок, из дома малютки к нам попал. Кто мать не известно, единственное что сказали сильно пьющая она, на аборт денег не было, так и родила, а потом бросила в родильном доме. А у него, скорее всего, из- за генетики обнаружили порок сердца. Еще в четыре года, врачи сказали, что нужна операция, дорогостоящая. Я сразу же и начала бегать по ним по всем окаянным, да спонсора искать, но не так то много у нас добрых, бескорыстных людей. Как-только первые деньги нашли, так сразу обследование в хорошей клинике устроили, чтобы уж точно все узнать. Диагноз и необходимость операции подтвердили и стоимость озвучали. Пообещал мне один, из администрации. Приходите мол пятого, я пришла, а он в отпуск укатил, появился через две недели. На прием к нему с третьего раза попала, а там он мне и сказал, что ему очень жаль, но возникли некоторые трудности и деньгами он никак помочь сейчас не может. Но через месяц обязательно, и даже обещал позвонить мне сам, чтобы я не волновалась. А через месяц уже ничего и не понадобилось, умер наш Максимка- она замолчала и тихо заплакала.
- Вы же государственное учреждение,- начала я когда она успокоилась. - неужели власть...
- Деточка, какое ей дело, этой власти. Да, бесплатноя медицинское обслуживание у нас есть, но это про ангину и краснуху сказано. А на такие процедуры денег государство не выделит, не по карману им. Запишет в очередь на бесплатную операцию, и жди ее годами, кому-то везет, а Максимка не дождался....

Мы вышли из ее кабинета и пошли осматривать помещения. По сравнению с первым детским домом, этот радовал своей чистотой и ухоженностью. Никакой роскоши, конечно не было, все простое, но не ветхое. Лидия Тимофеевна рассказывала, от кого получили в дар компьютеры, оговариваясь, он мол конечно бизнесмен и от налогов уходит, а нам-то до этого какое дело, главное деткам есть на чем заниматься.
Показала, новую мебель в спальнях, кровати которые она вытребовала по одной из государственных програм. И многое другое. Подопечных мне довелось увидеть на занятиях в классе. А те, что по младше, игрались в большой комнате, отданой под группу детского сада.

Общение с Лидией Тимофеевной вселило ко мне в душу какое-то не понятное ощущение, оно только мелькнуло и я никак не могла его уловить. Всю дорогу до дома думала о непохожести этих двух учреждений.
Вот как меняются одни и те же вещи, если за них берутся разные люди.
Первую директриса- она сидит и ждет, что ей все на блюдечке с голубой каемочкой предоставят. Раз положено финансирование, надо его ждать, а когда оно поступает, то скорее всего большая его часть переходит в её  карман.
И прямая противоположность ей Лидия Тимофеевна, которая не просто где-то на бумаге прописана, как ответственное, за вверенных ей подопечных лицо, а на деле доказывающая своими поступками.
И вот оно! Наконец-то, поймала я зародившееся во мне:
- Я могу стать нужной этим детям. Помогать Лидии Тимофеевне добиваться земных благ для этих деток. Я по роду деятельности знакома со многими чиновниками, предпринимателями, я же смогу найти к ним подход. Уж как минимум они будут бояться отказывать и  выгонять, все таки я могу о них нелестно написать.
Укрепилась я в этой мысли окончательно ближе к вечеру. Но при этом совершенно не понимала, с чего начинать и какая от меня будет польза.
Конечно, статью я написала, в ней упомянула о том, что дети ищут покровителей, о проблемах, о директорах. Но мне хотелось действовать дальше. И на следующей неделе после моего первого визита я вернулась к Лидии Тимофеевне.
Выслушав меня она тяжело вздохнула, и посмотрела с материнским сочувствием:
- Не нужно это тебе, доченька. Дело это не легкое и не благодарное. Я вот этими детками живу, к каждому отношусь как к своему собственному, переживаю их боль и вместе с ними радуюсь. А своего у меня ничего нет, ни мужа, ни семьи. А ты молодая совсем, девонька. Тут только два варианта возможно, или ты сломаешься и на всю жизнь злобу на мир затаишь, думаешь легко все это видеть? Или ты станешь такой как я - мамой большой семьи и при этом совершенно одинокой. Ты помогай, по силам, статьи пиши свои, спонсорам рекомендуй, если вдруг подвернется, но не ныряй в это во все с головой.
Она была права, я и сама не знала, смогу ли я вести такую жизнь, сложно видеть грустные детские глазки. Думать об их неродивых матерях. Знать столько поломанных судеб. Но в тот момент я никак не могла позволить себе отступить. Раз решила - действуй!

Прошёл месяц моего участия в жизни детдомовского коллектива. Я занималась с детками русским языком, в качестве бесплатного репетитора. Мы несколько раз ездили на экскурсии: в Московский зоопарк и в Музей Пушкина.
Лидия Тимофеевна, поглядывала на меня с застывшим ожиданием. Она гадала на долго ли меня хватит. А как выяснилось не надолго...
Но обо всем по порядку. Где-то через неделю моего пребывания в стенах детского дома, обратила я внимание на мальчика лет семи. Он никогда ни с кем не играл, почти не разговаривал. Как правило, сидел в сторонке, читал книгу, и мыслями был где-то очень далеко. Мальчиком он был крайне симпатичным, с коротко-стрижеными русыми волосами, большими  изумрудно-зелеными глазами, обромленными черными длинными ресницами и абсолютно взрослым выражением лица.
Очень меня заинтересовал этот мальчонка. И я решила справиться о нем у Лидии Тимофеевны. 
- Ванечка - это. -пояснила она.- Он у нас всего год. Его родители погибли в автокатострофе, а других родственников у него нет. Бабка с дедом, умерли три года назад, вот органы опеки и попечительства и определили его к нам. Он мальчонка хороший, добрый, только не простой. С ним когда психолог беседовала, потом нам рассказала, что мальчик себя в смерте родителей винит. Обиделся он на них, что с собой его по магазинам не берут, и крикнул в догонку: ну и не нужны Вы мне и без вас справлюсь. А они в этот вечер как раз не вернулись домой, разбились,  его подруга семьи забрала к себе пожить пока, то да се... А он стал считать, что это из за его слов они умерли.

С того дня я невольно всегда выцепляла взглядом Ванечку, наблюдала за ним, присматривалась. А через неделю решилась и пошла знакомиться, с интересным ребенком. Очень уж мне хотелось с ним поговорить, услышать о чем он думает.

- Привет- с шикорой улыбкой я подошла к Ване, который расположился на большом камне на заднем дворе интерната с книгой. Брови у него были сдвинуты к самой переносице, в суровом изгибе.
- Здравствуйте.- он отвечал не хотя и даже в некоторой степени недовольно. Посмотрел на меня с раздражением, за то, что я выдернула его из мыслей, помешала его тишине.
- Я, Настя. - с неменьшим энтузиазмом продолжила я, не переставая улыбаться. - А ты?
- Ваня - вяло ответил он. Но все таки стал разглядывать меня, оценивающе. Видимо пытаясь понять зачем я пожаловала и почему пристаю к нему.
- Хорошая погода, Ванечка, не правда ли? - он молча кивнул.
- А ты что здесь, а не с другими ребятами?
- Не хочется. Вы зачем пришли?
- Узнать у тебя хотела, мы с твоим классом собираемся на экскурсию на следующей неделе. Вот я и узнаю, куда кто хотел бы поехать, а за какое место голосов будет больше туда и отправимся.- Ваня смотрел на меня с недоверием, то ли не верил в сочиненную мной на ходу историю, то ли раздражала моя задорная интонация и улыбка. - Ну так, что молчишь? Куда хочешь поехать?
- Мне все равно - монотонно ответил Ваня.
- Так не бывает. Ведь где-то хочется побывать, а где-то нет.
- Мне все равно...- не меняя интонации снова пробубнил он.
- Как хочешь, может ты еще и сладкое не любишь- пожала я плечами. Развернулась, собраясь уходить.
- А как это связано-то? - вдогонку окрикнул он меня.
- Что?
- Поездка и сладкое
- Очень даже тесно. Мы например можем поехать в парк атракционов, где всегда есть сладкая вата, поп-корн и леденцы. А можем в дельфинарий, где только дельфины и морские котики. Так что .... - я картинно развела руками.
- Я сладкое люблю, но хочу в Дельфинарий.
- Вот и отлично, договорились. - а он слабо улыбнулся мне вслед.

Тогда я уже прекрасно знала, что экскурсия наша непременно должна будет проходить в Московском  дельфинарии. Почему-то мне казалось, что для Вани это поездка должна значить нечто большее, чем для других ребят. Они играют, общаются между собой, а Ваня всегда один, ему это нужнее и полезнее.

Кто бы что не говорил, но какое это счастье видеть смеющихся, радующихся детей. Наблюдать за ними со стороны, и пытаться оставаться взрослым - такая несусветная глупость. Их восторг, все равно, хочешь ты этого или нет, подхватит тебя и унесет в мир легкости и волшебства. А что говорить, когда вокруг тебя тридцать пар, светящихся неподдельным, искренним счастьем, глаз. Я прибывала в упоении, пока мы ехали в автобусе домой из дельфинария. Детки наперебой галдели, вспоминая трюки дельфинов, хвастаясь моментальными фотографиями на которых к их руке из бассейна выпрыгивал дельфин. И даже Ванечка, хоть и сидел один, глядя в окно, сегодня думал о чем-то хорошем и приятном.
Я, конечно не удержалась и подсела к нему.
-Как тебе представление, понравилось? - при моем появлении он стер с лица остатки улыбки и одел привычную, взрослую маску.
- Да, было интересно. Но в прошлый раз мне больше понравилось. Номера были лучше.
- Ты уже бывал в этом дельфинарии?
- Да, с мамой и папой.
Он произнес эту фразу как-то очень странно. Бывают люди говорят грустно, весело, трагично, монотонно, да как угодно. Но ты слышишь интонацию их голоса, улавливаешь эмоции. А его слова не имели никакой окраски, они как будто бы были беззвучны, бестелесны, казалось что они не существуют, но почему-то достигают слуха.
Мне очень хотелось сказать ему, что-то важное. Подобрать какие-то подходящие слова, чтобы после них ему стало легче. И это желание безумно тяготило, тем что нет таких  слов. За одну секунду нельзя исцелить душу человека, а тем более маленького мальчика.
- Ванечка, - неуверено начала я. - Я знаю, ты сейчас этого не поймешь, но знаешь все в жизни проходит. И даже самое большое горе со временем утихнет, ты увидишь, что в жизни много еще хорошего. Я знаю, что звучит все это глупо, но это правда. Твоих родителей с нами нет, ты не сможешь их вернуть, но они и сейчас смотрят на тебя. Они тебя никогда не бросят, так же как и ты их, они будут всегда в твоей памяти.
Он смотрел на меня очень внимательно, но вряд  ли он вслушивался в слова. Ваня меня оценивал, присматривался к моему поведению, глубоко вздохнул и отвернулся к окну.
А я так и сидела, не понимая, что делать. Пытаться еще что-то сказать, или сидеть молча, а может встать и уйти на свое место, оставив мальчика наедине с его мыслями.
Минут десять мы проехали в тишине, пока он вновь не повернулся ко мне:
- Мои родители не смотрят с неба. Они обиделись на меня. Потому, что это я виноват в том что они не вернулись.- договорив он снова отвернулся к окну.
- Ваня, так не бывает. Ты не виноват в этом.
- Я им сказал, чтобы они не возвращались...
- Ванечка, твои слова здесь не причем. Если бы то о чем мы говорим всегда сбывалось, мы бы жили в другом мире. Слова, это просто слова. Но так получилось, что именно в этот день Боженька решил из забрать к себе. Это просто совпадение.
- Нет! - абсолютно уверено ответил он. - Я так злился, что хотел чтобы они исчезли...

В этом разговоре мы так ни к чему и не пришли. В моих силах не было возможности объяснить, а в его понять.  Много раз я возвращалась мысленно к этому разговору. Мне казалось, что надо было сказать другое, и подбери я слова все было бы не так.

Пока я занималась детками, неожидано изменилась и моя личная жизнь. Как-то я отправилась на переговоры с одним бизнесменом, мне нужно было договориться о небольшом ежемесячном финансировании, которое должно было пойти на прибавку жалования учителям интерната. Так как заработная плата предусмотренная по штатному расписанию, выделяемая из бюджета была настолько мала, что найти педагогов было практически невозможно. Вот и решили мы с Лидией Тимофеевной, прибавить еще к жалованию так газываемую "черную зарплату", а для этого нам был нужен спонсор. Поисками, которого я и занялась.
И вот сидя в кабинете одного крупного предпринимателя я описывала ему не только моральную сторону дела, но и то какие выгоды он от этого получит. Он согласился наверное после пяти минут моего монолога. Уточнил сумму и сразу же ответил - да.
Конечно в тот момент я не задумывалась о том, что он меня совершенно не слушает, мне казалось,  что я наткнулась на приличного, добросердечного человека. Он в последствии таким и оказался, но как сам мне сознался, что тогда не слышал ни слова, а только смотрел на меня. Сережка, говорит, что в тот день готов был отдать мне миллионы и вообще все что у него есть, только бы продолжить знакомство.
Но миллионов не потребовалась, я сама с удовольствием пошла на контакт. На первое свидание я дала согласие, дабы выразить свое уважение, все таки человек готов жертвовать деньги и не малые. А на второе, потому, что мне с ним было интересно, а он позвонил в тот момент когда мне панически нечем было  заняться, я лежала дома на диване  и мучила себя мыслями о Ванечке.
Вот так слово за слово, свидание за свиданием - мы решили пожениться. И вот сейчас спустя всего месяц знакомства уже написали заявление в ЗАГС.
Мне казалось, что я нашла своего человека. Он понимал меня без слов и готов был во всем поддерживать. Сережа одобрил и то, что по мимо журналистики, я занимаюсь детками из детдома. Он считал, что это многое обо мне говорит и только с хорошей стороны.
Помимо, моей улучшающейся личной жизни, у меня теперь появился друг. Самый настоящий и самый лучший - Ванечка.
Это были не обычные взросло - детские отношения, с вопросами "почему" , "а как" . Это была дружба двух взрослых людей. Иногда мне казалось, что я больший ребенок чем Ваня.
Вместе мы проводили много времени, Людмила Тимофеевна смотрела с умилением, но наедине часто мне высказывала свое недовольство:
- Настя, ты к нему слишком сильно привязалась. Конечно хорошо, что мальчонка стал общаться, а не только  книжки свои читать, но это не правильно. Нельзя тебе к нему привыкать. Ты замуж собралась, у тебя своя жизнь начинается. О мальчонке подумай, он к тебе привяжется, а у тебя скоро своя семья будет, свои детки пойдут.
Я конечно все это понимала, но поделать ничего не могла, тянуло меня к нему.
Ваня попросил купить ему пару интересных книг.  Я же предложила съездить со мной в магазин и самому выбрать. После покупки книг мы зашли в кафе- мороженное.  Ваня рассказывал мне про то, что прочитал на днях, делился своими впечатлениями. Книги у него всегда вызывали некий восторг, он с удовольствием погружался в написаное, представляя, что это происходит в действительности.
-Ваня, я замуж собралась.- не стого ни с сего ляпнула я. - что думаешь по этому поводу?
Он посмотрел на  меня, прямо таки с профессорской ухмылкой. И деловито хмурил брови:
- Хорошо.   А кто он?
- Я тебя с ним знакомила, Сережа, помнишь?
-  Ага, он хороший.
- Одобряешь?
- Его одобряю, он тебя любит.

Я отвезла Ванечку в интернат, а сама направилась к Сережке на работу. Мне жизненно необходимо было с ним поговорить. О самом главном и важном, но я не знала пока как это сделать. Узнав, что ничего его в офисе не держит, уговорила пойти пообедать в кафе.
- Сереж, а ты правда считаешь, что я делаю, что-то полезное?
-Конечно, а ты сомневаешься? - удивился он.
- А помнишь Ваню? - Сережа кивнул. - Он мне сегодня разрешил выйти за тебя замуж.
Сережка весело рассмеялся:
- Одобрил кандидатуру значит. Молодец какой. А если б не одобрил, ты бы меня бросила?
- Он сказал, что ты хороший. - продолжила я, игнорируя его вопрос. - И что ты меня любишь.
- Он мне тоже понравился...
- А как ты относишься к детям в целом? - Начала я прощупывать почву.
Сережа долго, внимательно смотрел на меня. О чем он думал я не пыталась угадать. Он откинулся на спинку стула и погрузился в свои размышления. Минут пять мы сидели в тишине, я боялась перебить молчание, в глубине души поселился страх, от того, что я могу услышать.
- Я люблю детей- медленно начал он. - Мне всегда хотелось, чтобы по дому бегало как минимум пять мальчиков и десять девочек. Ну или, хотя бы двое мальчиков и одна девочка. - он осекся, посмотрел мне в глаза. - Если хочешь мы его заберем.
Вот она эта фраза, та ради, которой я приехала к нему в офис. Ответ на вопрос, который больше всего на свете я боялась задать. "Мы его заберем..."
- Сереж, ты серьезно, ты уверен? - начала тороторить я. - Это очень ответственный шаг, принять и полюбить чужого ребенка...
- Ты любишь Ваню? - перебил он меня.
-Конечно, разве бы я хотела усыновить его, будь это не так.
- Значит и я его полюблю.
Больше я ничего не говорила. У меня не было слов, которые могли описать мою благодарность Сереже и мое счастье. Я просто сидела и улыбалась, глядя на него.
- Сереж, - разом погрустев позвала я. Он вопросительно посмотрел на меня. - А если он не согласится? Он такой, с характером... взрослый...

Первым делом, на следующий день я пошла к Лидии Тимофеевне, сообщить о нашем решении.
- Ой, Настенька,  я так и знала. Я чувствовала, что не просто так ты с этим мальчонкой возишься. Настя, но ты пойми, не сможешь ты вот так всех полюбившихся детей усыновлять. Это тебе еще с твоим Сережей повезло, что согласился.
- А я не всех, я только его. Лидия Тимофеевна, понимаете, не могу я без этого малыша. Жизнь моя без него не та. Он как появился, так мне все в другом свете видеться стало. Родной он мне... Так что скажите....
- Что я могу сказать. Распишитесь, подавайте дакументы, на усыновление. Как я тут могу возражать... ты Ваньке то сказала уже.
- Нет, боюсь, что не согласится.

И вот осталось мне только найти моего Ванечку. Что конечно удалось без проблем, он сидел на дереве с очередной книжкой.
- Ванька, слезай.  - радостно позвала я.
- Зачем?
- Поговорить с тобой надо. Не лезть же мне на дерево.
Ваня послушно спустился. И мы сели на лавочку под величавым многовековым дубом.
- Вань, а тебе правда Сережа понравился. - начала я заискивающе.
- Правда, он хороший. А почему ты спрашиваешь. Вы что поругались? - удивленно вскинул брови Ванечка.
- Нет. Я тут, что подумала. Мне нравится Сережа, я нравлюсь ему. Тебе он приятен, ты ему тоже.... - Господи, что я несу? Ваня в этой моей мысли был со мной солидарен, он на меня посмотрел как на умственно отсталую. - Я про что, если мы все друг другу нравимся, может будем жить вместе, как ты на это смотришь?
Ваня за секунду поменял свое детское выражение лица, на маску взрослого человека.  Отвел взгляд в небо и стал о чем-то думать, то морща нос, то кривя губами. С минуту, он изучал облака, а потом повернулся ко мне:
- Ты это серьезно? По-правде? - я утвердительно кивнула. - Я согласен, я тебя люблю,- с ласковой улыбкой произнес он. - но только при одном условии.- резка поправил он себя.
- Каком? -спросила я, пытаясь сдержать наворачивающиеся на глаза слезы.
- Обещай, что ты не обидешься и не бросишь меня, если я случайно скажу, что не хочу тебя видеть...
- Обещаю! Я никогда тебя не брошу - уже не сдерживая слез уверила я его. - Я тебя так люблю, что как бы ты не желал, что бы я исчезла, я все равно останусь с тобой.
Я обнимала его, покрывая поцелуями его лицо и волосы. И тихо шептала
- Никогда... никогда не брошу...