Спокойных дней не будет - часть 8

А из Насти мама получилась ничуть не лучше, чем раньше домработница. Она бросалась из крайности в крайность, то пытаясь вспомнить, как на ее глазах росли многочисленные племянники и племянницы, пеленала ребенка, как мумию фараона, беспрерывно совала ему грудь, то вдруг накупала импортные подгузники, не брала ребенка на руки вовсе, когда он заливался криком, ссылаясь то на доктора Спока, то на доктора Добсона, которых Соня, конечно же, не читала, и вместо груди предлагала ему по ночам сладкую воду.
Ей удалось поступить на вечернее отделение в вожделенный институт, и потому конспекты лекций повсюду соседствовали с пеленками и бутылочками. Слава Богу, Соня на свой страх и риск сняла Насте и ее отпрыску двухкомнатную квартиру и нашла няню - пожилую женщину, приехавшую к дочери из Белой Церкви и не желающую обременять зятя своим постоянным присутствием. Няня ночевала у Насти пять раз в неделю, а на выходные уходила заниматься собственными внуками, чтобы отпустить дочь и ее мужа в гости или в театр.
Несмотря на все усилия матери расшатать его нервную систему, Никита рос здоровым, крепким и уравновешенным мальчиком. Антон виделся с сыном по воскресеньям, Соня иногда выручала Настю по субботам, когда были объявлены какие-то уж очень важные лекции, которые та никак не могла пропустить.
Никита, среди родных и близких откликающийся на имя Кит, испытывал к Соне чувства, больше похожие на покровительственное отношение к любимой игрушке. Он милостиво позволял переодевать себя, кормить, мыть и вывозить на улицу, делая Соню счастливой и жизнерадостной, как неваляшка.
Она то и дело прижимала к себе пухлое тельце малыша, покрывала его поцелуями и выглядела, как счастливая молодая мама, гордящаяся своим младенцем.
- Вам бы своих деток завести, - глядя на эту идиллию, посоветовала няня Оксана Карповна и испугалась, когда внезапно улыбающаяся Соня залилась слезами и, оставив на ее попечение Кита, поспешила уехать из Настиной квартиры.
Соня доехала до дома и там плакала с обеда до вечера, уткнувшись лицом в подушку и не отвечая на телефонные звонки. За полчаса до приезда Николая она забралась в ванную, густо намазав лицо какой-то новомодной маской, и так скрыла от мужа следы слез, не желая объясняться на столь деликатную тему.
Оксана Карповна тем же вечером получила от Настасьи подробные разъяснения и строгое наставление вопрос о Сониной семейной жизни впредь никогда не поднимать.
Несколько раз во время своих приездов Соня сталкивалась у подъезда с Антоном, который, сухо поздоровавшись, делал вид, что уходит. Но когда она случайно проговорилась об этом Насте, та широко распахнула глаза:
- Вы, барышня, обознались, наверное. Он в жизни к нам, кроме как в воскресенье, не зашел.
- Да нет же, Настя, это был он.
- Ну, не знаю тогда, чего это он. Я ему не запрещаю приходить. Бог его знает, что у мужика в голове.
Это была истинная правда. Соня не понимала, почему Антон не может подняться в квартиру в неурочное время и пообщаться с сыном и его матерью.
Соня не понимала Николая, который столько времени проводил на работе, а потом делал вид, что интересуется тем, что предлагает ему жена: поездками в театр, на выставку или просмотром последнего фестивального фильма. Она знала, что Коля только пытается изобразить интерес, на самом деле он слишком устает, чтобы серьезно вникать в культурную и духовную жизнь молодой жены. Но почему бы ему тогда не сказать об этом прямым текстом? Зачем играть, придумывать свои реплики, смотреть то, что не хочется смотреть, и обсуждать то, что не вызывает никаких эмоций?
Она однажды попыталась задать ему вопрос, почему он стремится угодить ей в ее увлечениях, но они не поняли друг друга. Он рассуждал о семье и единстве взглядов и устремлений, а она говорила о сохранении личности и поддержании внутреннего мира в неприкосновенности от посягательств, пусть даже они диктуются благими намерениями. В конце концов, разговор просто потух, как свеча на ветру. Соня смотрела на мужа, который что-то пытался втолковать ей, и думала, что они разговаривают по видеофону, где отключился звук. Собеседники шевелят губами, но, не знакомые с техникой чтения по губам, друг друга не понимают.
Она оставила попытки понять мужа. Пусть бы он лучше смотрел футбол, чем стоял рядом перед картиной какого-нибудь сюрреалиста, слушая ее объяснения. Это было бы честнее. Но Николай не хотел такой честности. Он хотел, чтобы у него была семья, и жертвовал своим временем, чтобы соответствовать роли ее мужа.
Вопрос с Антоном разрешился довольно скоро. Соня спросила Оксану Карповну про Никитиного отца, и та созналась, что частенько позволяет ему в будни прогуливаться с ребенком, пока она покупает продукты и всякие мелочи для Кита и собственных внуков.
В один из дней Соня, горя желанием выяснить истину, подкараулила Антона на улице и тут же приступила к допросу.
- Почему бы тебе не пойти к ней и не сказать, что ты хочешь видеть ребенка чаще, чем в воскресенье?
- Это мое дело, - отмахнулся он и направился прочь от подъезда, сменив направление движения.
- Но это глупо!
Соне пришлось пробежать за ним добрых два десятка метров, пока он, наконец, не остановился, чтобы закурить.
- Ты не можешь просто так уйти! Я с тобой разговариваю.
- А я с вами - нет. - Он затянулся и выпустил струйку дыма вверх. - Не лезьте не в свое дело.
- Но я переживаю за Настю, за Кита. И за тебя тоже.
- Слушайте, я не нуждаюсь в таком союзнике, как вы. Жил я без вашей помощи, и еще проживу.
- Не сомневаюсь. Только я могу помочь. Она даже не догадывается о том, что тебе нужен Никита. Она думает, что ты - такой же дрянной отец, как и многие.
- Это ее дело, что думать. Когда она решалась рожать, моего мнения не спрашивала. Никто не спрашивал.
Антон сплюнул себе под ноги и глубоко запихнул руки в карманы, стараясь не смотреть на настойчивую Соню. Она чувствовала, как в нем растет раздражение, но не хотела уходить без ответа.
- А ты был против ребенка? Ты не хотел?
- Меня никто не спросил, чего я хотел.
- А теперь ты можешь сказать? - не сдавалась Соня.
- Ладно, будь по-вашему. Я хотел нормальную семью. Хватит уже, пожил с одной стервой. А тут сразу жена и ребенок.
Он оборвал себя на полуслове и посмотрел куда-то поверх ее головы, словно на стене соседнего дома зажегся экран, и шла мелодрама со счастливым концом: он, она и ребенок. И никого постороннего. Маленькое счастье маленького человека.
- Так в чем проблема-то, я все не пойму? Женись и будь счастлив.
- Проблема, как вы выражаетесь, в том, что она ни в какую за меня замуж не хочет. Если я не успел сделать предложение до ребенка, то она не хочет, чтобы я брал ее из жалости.
Соня нахмурилась, сделав попытку разобраться в построенной им фразе, а когда поняла, то даже просветлела, настолько вопрос показался ей надуманным и легковесным.
- Глупость какая, Антон! Почему из жалости? Если ваши отношения слишком быстро зашли туда, куда они зашли, и появился ребенок, то естественно, что ты хочешь жениться на девушке. Ведь малыш-то уже есть!
- Самое смешное, что она и девушкой-то не была, когда сошлась со мной, - мрачно сказал он и посмотрел на Соню так, как будто это она была виновата в том, что Настя не сберегла себя для единственного мужчины, которым, безусловно, должен был стать он.
Соня кашлянула и переступила с ноги на ногу.
- Ну, это я не знаю. Это не мое дело.
- Тут все не ваше дело, - впервые откровенно огрызнулся он и снова сплюнул. - Вообще все из-за вас.
- Из-за меня? - переспросила ошеломленная Соня, не ожидавшая такого поворота. - Вот уже не думала, что дождусь такого обвинения. Объяснись, пожалуйста.
Было видно, что объясняться ему совсем не хотелось, да и фраза эта вырвалась совершенно случайно, и он уже десять раз успел пожалеть о своей несдержанности. Но она смотрела на него с преувеличенным вниманием, и ему пришлось говорить то, что в его планы вовсе не входило.
- Если бы вы не дали ей квартиру, она бы как миленькая пришла ко мне. Потому что куда ей деваться при таких амбициях с ребенком? Но добрая барышня взяла и облагодетельствовала ее!
- Что-то я тебя не пойму. Замуж за тебя она не вышла, но ей нужно же было где-то жить. - Она почувствовала, что начинает оправдываться, и даже расстроилась. - А про тебя я вообще ничего не знала, ну, что ты жениться хочешь.
- Я всегда говорил, что нечего простой девушке лезть в высшее общество, - бросил он и снова достал из кармана сигареты.
- Это я-то - высшее общество? - воскликнула Соня, предлагая собеседнику посмеяться вместе с ней. - Только что денег у меня больше, а так ты меня знаешь. Я такая же, как и все.
Он пробормотал что-то неразборчивое, зажав в зубах сигарету, и долго крутил колесико зажигалки, пытаясь прикурить. Соня смотрела на его склоненный затылок и подозревала, что язычок пламени не появляется специально потому, что ему нужно как-то справиться с раздражением, а заодно и собраться с мыслями. Наконец, он поднял голову и выдохнул первую струйку дыма.
- Только где она таких идей набралась? Мужики, дескать, ей ни к чему. Ребенка можно и самой вырастить...
- Не знаю, Антон, правда. Я совсем не такая. Мне без мужской поддержки трудно, просто невозможно.
Ох, какую правду она сказала этому чужому человеку, которому и дела-то до нее никакого нет. Ей нужен был мужчина рядом, всегда, каждую минуту, потому что одиночество временами становилось невыносимым. Заставляло вглядываться в лица случайных прохожих или проезжающих мимо в машинах и искать хотя бы искру интереса к себе. Но люди шли или ехали сплошным потоком, Николай слушал вполуха, Илья всегда был занят, у Левушки были девушки, машины, работа. И она все чаще думала, что принц появится слишком поздно, когда время состарит кожу, посеребрит волосы, припорошит равнодушием глаза.
- А у нее... я думаю, пройдет, - рассеянно добавила она, забыв про обвинения в свой адрес.
- Ну, значит, это все из книжек и дурацких журналов, - мрачно сказал он, не отвечая на последнюю Сонину реплику. - Я всегда знал, что не нужно ей никакого высшего образования. Она и так прекрасно обойдется. А теперь она сказала, что если я образования не получу, то ее ребенку такой отец ни к чему. Ее ребенку, как будто я не причем! А зачем мне диплом? Я прекрасно и без него проживу. Я по профессии автомеханик, меня руки всегда прокормят. И она швея. Могли бы нормально жить. Но ей втемяшилось, что без юридического образования я обязательно пропаду. А мне и воевать без образования было не в напряг, и в мирное время я не жалуюсь. Заработаю на квартиру и уйду от вашего брата. Сейчас разной работы полно.
- Ну, конечно, Антон. - Соня не знала, как его утешить. - Ты прав. У каждого свое призвание.
- Только как бы это ей объяснить? - съязвил он. - Для нее-то я не авторитет. Без образования.
- Я поговорю с ней, если хочешь, - предложила Соня. - И она не станет тебя заставлять.
- Ага, так она и послушалась. Это ведь пока цветочки. Она собирается ателье открывать. А вы ведь добрая, денег ей ссудите, поможете.
- Я ничего не знаю про ателье.
Соня вместе с удивлением почувствовала обиду, что ее в свои планы Настя почему-то не посвятила, хотя с "необразованным" Антоном уже обсудила надежды и желания.
- Она еще не говорила? - усмехнулся он. - Стесняется, значит, скромница. Ничего, шила в мешке не утаишь. А вы тут как тут, всегда под рукой...
- Ну, если она захочет...
- Так я и думал, что вы не откажете.
Он вздохнул и бросил сигарету под ноги.
- А почему нужно отказывать? Человек хочет реализоваться...
- Да и хрен с ней, - не выдержал Антон, понимая, что против двух женщин ему все равно не устоять. - Вот только, как пойдет реализовываться, так пусть Никитку мне отдаст, а то ей некогда будет. Одни джентльмены да дамы вокруг. Тем более, что папаша у него непрезентабельный. Охранник без образования. Никто. Ноль.
- Перестань, Антон, - Соня тронула его за рукав, вспомнив, как прижималась к нему на пирсе и скулила, как спасенная собачонка. - Я уверена, что ты сгущаешь краски. С Настей я поговорю про вас, но и ты должен добиваться своего.
- Сам я знаю, чего должен! - Ему хотелось поскорее закончить этот дурацкий разговор с хозяйской сестрой, которая все равно никогда его не поймет. - Вы еще учить меня будете.
- Нет, я не буду, конечно, - примирительно заметила она. - Только поверь, я-то тебе не враг. И я тебе по-хорошему завидую. Что бы там ни было, а ты можешь жить с человеком, которого любишь.
- А вы нет? - автоматически спросил он и осекся.
Оба они смутились, чувствуя, что разговор зашел не туда. Антон поднял воротник и стал неуклюже прощаться, Соня кивнула и заверила его в том, что окажет любую посильную помощь в борьбе с Настиным феминизмом, в интересах Никиты, в первую очередь. На этом они и расстались, испытывая чувство неловкости от обсуждения того глубоко личного, что не было предназначено для посторонних ушей. Антон, неловко потоптавшись на месте, быстро пошел в сторону метро, а она взбежала по лестнице, не дожидаясь лифта, к дверям Настиной квартиры. Ей почему-то виделся Антон в расстегнутой рубашке с безобразными шрамами на груди и очаровательный Никитка у него на руках. Отец и сын. Семья. То, чего у нее не будет в жизни никогда.

К своему стыду она должна была признать, что воспитательная беседа с Настей не дала никаких значительных результатов. Настя выслушала ее, покивала, высказалась в защиту равноправия и независимости слабого пола от мужского самодурства, пропустила мимо ушей Сонину точку зрения, покивала снова - и оставила все на своих местах. Антон официально появлялся только в выходные, а в будни иногда пользовался любезностью Оксаны Карповны и возил коляску по тихим дворам и переулкам. Изредка встречая его, Соня пожимала плечами и смотрела извиняющимися глазами. С Настиным упрямством ничего нельзя было поделать. По-видимому, ей следовало дать время разобраться во взаимоотношениях мужчины и женщины, о чем она имела весьма смутное представление по личному опыту и богатейшее - по журналу "Космополитан". В соответствии с авторитетным мнением журнала она должна была быть решительной, независимой и ценящей себя секс-бомбой. Вопрос, насколько ее внутренний мир и возможности совпадали с образом идеальной любовницы для мужчины, понимающего толк в женщинах, ее заботил в последнюю очередь. Она стремилась к поставленной цели - завоевать столицу. Тягаться с мнением редакционной коллегии "Космополитана" Соня не могла.
Зато вопрос об ателье прошел на "ура". Настя взахлеб рассказывала о своих планах, рисовала перспективы грядущего процветания и эскизы супермодных моделей, которые заполняли ее голову плотными пачками. Соня слушала, не перебивая. Ей нужно было отсеять всю чепуху, которой оказалось процентов девяносто из вываленной на нее информации, и оставить только рациональное зерно.
Она сразу поняла, что проблема состоит не столько в том, чтобы финансировать молодой проект, сколько в том, чтобы сначала оценить все возможности и риски, прежде чем начинать вкладывать деньги. Своих денег у Сони не было все равно. Ее расходы оплачивались со счета Ильи, поэтому без его согласия вкладывать пятьдесят тысяч долларов, или сто тысяч, или еще больше, она все равно бы не решилась.
Пару дней она предавалась раздумьям, как лучше подойти к брату с этой идеей. Как ни крути, выходило, что сначала нужно было заказать у специалиста бизнес-план. Где берут настоящих профессионалов в этой области, она не имела понятия, поэтому решила обратиться за помощью к тому же Илье.
Настя при упоминании имени президента холдинга и Сониного брата в одном лице почувствовала острую необходимость что-нибудь срочно выпить, чтобы осознать всю глубину ответственности. В результате выпито было слишком много, и она махала руками и умоляла "барышню" даже не заикаться о таком пустячном вопросе, не беспокоить большого человека и вообще забыть про нее, как про мелкую букашку, не достойную высочайшего внимания. Соня сначала ругала ее, потом злилась, потом поняла, что спорить бесполезно, и, махнув рукой, решила провернуть операцию сама, без Настиного согласия.

- Стойте, да стойте же! - Соня едва успела подбежать к отъезжающей машине и дернула дверцу на себя.
Шофер, вовремя заметивший ее в правом зеркале, нажал на тормоз, а оставшиеся на тротуаре охранники сделали профессиональное движение в ее сторону, но, узнав в стремительной террористке сестру шефа, принужденно заулыбались и отступили. Тяжело дыша, она запрыгнула на заднее сиденье и, упав рядом с Ильей, как ни в чем не бывало, бросила водителю:
- Спасибо. Теперь можно ехать! - и повернула к брату смеющееся лицо. - Надеюсь, ты-то не подумал, что это покушение?
- Ну, в том, что это покушение, я нисколько не сомневаюсь! - мгновенно парировал он и едва удержался, чтобы не обнять разрумянившуюся сестру. - Вот только не знаю, на мою личность или все-таки пока еще только на кошелек?
- Да ну тебя, - изобразила обиду Соня и распустила легкий шарфик на шее. - С тобой даже пошутить нельзя!
- Ясно, значит, только на кошелек. Ну, признавайся, какая сумма заставила тебя соревноваться с приемистости с моей машиной?
- Ладно, если ты так... И даже не хочешь сначала поболтать на светские темы: о погоде, о котировках акций? Нет? Тогда сразу к сути дела. Мне нужна твоя квалифицированная помощь в открытии нового бизнеса.
- Ух, ты! Как все, оказывается, серьезно! Из детского сада сразу в бизнес! Ну, расскажи, чему ты отдаешь предпочтение? Азартные игры? Контрабанда табака и алкоголя? Наркотики?
- Почему ты сразу думаешь черт знает о чем?..
Она недовольно сморщила нос, давая понять, что на подобные темы ей даже говорить неприятно, но Илья, кажется, не обратил на это никакого внимания.
- Неужели сеть борделей? Учти, в столице большая конкуренция.
- Ну, Илья! Ты перестанешь, наконец?
- Опять не угадал? Ладно, твоя взяла, не буду. - Он ободряюще похлопал ее по плечу, испытывая большое желание погладить, но она недовольно отстранилась. - Говори, о чем у нас сегодня речь.
- Я... То есть, конечно, не я, а Настя. Она хочет открыть свое ателье.
- Хм, ни много, ни мало! Не слишком прибыльное занятие, насколько я осведомлен. Но для девицы с ее полетом фантазии и неуемными амбициями на первых порах сойдет. Надеюсь, пока речь идет о банальном ателье, а не сразу о доме моды, как у Зайцева или Юдашкина?
- Ну, что ты, конечно. Она ведь не сумасшедшая!
- Это пока не подтвержденный фактами и справками тезис. Ну, а чего хочешь от меня ты? Изъять из западных банков мои свободные капиталы и выгодно вложить в ее перспективное предприятие?
- Не совсем так. Вернее, не только это. - Соня была слишком серьезна и не стала отвечать на его издевки. - Понимаешь ли, ни я, ни она ничего не смыслим в бизнес-процессах, рисках, инвестициях и тому подобных вещах. Мне поначалу будет нужен аналитик, который сможет все грамотно подсчитать и обосновать.
- И это тоже ясно, - усмехнулся он. - А потом с готовым бизнес-планом ты пойдешь к потенциальным инвесторам? То есть, ко мне?
- Приятно, что мы так хорошо понимаем друг друга. - На этот раз Соня сама прикоснулась к его руке, давая понять, что ценит их человеческую близость. - Так ты поможешь?
- Ну, опытный аналитик - это для меня не проблема. Важно, что твоя протеже будет делать потом с деньгами, оборудованием, персоналом.
- Она справится, братец, вот увидишь.
Соня была рада уже тому, что Илья сразу же не отверг эту идею, как вполне безумную и не имеющую права на существование.
- Это не ответ на мой вопрос, - строго сказал он и неодобрительно покачал головой. - Но, предположим, что так и будет. А какой, скажи на милость, в этом твой собственный интерес? Ты станешь соучредителем?
- Я? - удивилась Соня, ранее и не думавшая в таком аспекте об открытии Настиного бизнеса. - Нет, зачем же. Это дело ее жизни. Я тут совершенно не причем.
- Тогда объясни, зачем мне помогать ей?
- Потому что я прошу тебя об этом. - Она пожала плечами, недоумевая, как ему пришло в голову спросить о столь очевидной вещи. - Она моя подруга, и мне хочется хоть что-то сделать для нее.
- Хоть что-то? Ты хочешь сказать, что ты еще недостаточно сделала? Вытащила из глухомани, пригрела, взяла на работу, устроила в Москве. А теперь, как я слышал краем уха, нянчишь ее ребенка?
- Как ты можешь это подсчитывать? - возмутилась Соня. - Это же не годовой баланс. Дружба не поддается унификации и не измеряется количеством добрых дел, сделанных для другого.
- А чем же она измеряется, если не секрет? - Он скрестил руки на груди, и в его прищуренных глазах вспыхнул недобрый огонек. - Совместными посещениями солярия или сплетнями об общих знакомых? У тебя же никогда не было друзей, девочка. Что ты знаешь о дружбе?
- Раньше не было, зато теперь у меня есть настоящая подруга! - в запале выкрикнула Соня, и сама испугалась громкости своего голоса. - И я не хочу вступать с тобой в бесполезный диспут по вопросам социальной и личностной психологии.
- Ну, такую тему я и не потяну, - усмехнулся скептически настроенный Илья и подумал, что неплохо было бы смягчить свою отповедь. - Но ты заблуждаешься, Соня. Ты еще слишком мало знаешь о жизни среди людей. У таких, как мы с тобой, не бывает настоящих друзей. Одни суррогатные приятели. У меня есть власть, деньги, возможности, которые мешают другим поддерживать бескорыстные отношения. Такие отношения, тут ты права, требуют других, нематериальных вложений: времени, сил, эмоций. А у тебя с детства не было подруг, которым ты бы могла поверять свои тайны. В силу семейных обстоятельств и свойств характера ты была вынуждена обходиться без них. Признаю, это не слишком правильно для любого человека, но ведь это уже свершившийся факт. И если заводить друзей ты не научилась много лет назад, то сейчас время уже упущено. Не набив шишек на собственных ошибках в юности, ты подвергаешь себя большей опасности, чем другие люди. Ты просто не готова к человеческой подлости, предательству и равнодушию.
- Не понимаю, к чему ты клонишь? Мы создадим с тобой клуб для посвященных? Одиночество для одиноких - вот достойный девиз! Скажи, зачем сразу думать о плохом? - Соня, разозлившись на его непонимание, привела очевидный, но сомнительный пример. - Это все равно, что, стоя в церкви под венцом, думать о разводе.
- Хорошо, если у тебя это было не так, - не сводя с нее внимательного взгляда, ответил Илья. - Но мы сейчас говорим не о твоем браке, а о дружбе. Она строится на других принципах.
- Вот именно. А теперь у меня, не смотря ни на что, есть подруга, - заупрямилась она. - Мы прекрасно понимаем друг друга, у нас общие интересы.
- Хотел бы я подробнее послушать о них. Насколько я понимаю, твоя Настя за всю жизнь кроме "Колобка" и школьной программы по литературе в ограниченном объеме ни одной книги не одолела. Ах, нет, прости, еще скандальная пресса.
- Зачем ты так? Ты несправедлив к ней!
Она, как обычно, выступила в роли миротворца-любителя, хотя Настина приверженность модным журналам постоянно вызывала у нее непреодолимое чувство пустоты и раздражения. Но сказать об этом брату - все равно, что расписаться в собственном бессилии изменить хотя бы малую толику окружающего мира. Соня вздохнула и отвернулась к окну в попытке скрыть промелькнувшую во взгляде безнадежную тоску по недостижимому дружескому взаимопониманию.
- А еще, - настроившись на волну Сониной нерешительности, едва прикрытой эмоциональными вздохами, Илья пришпорил своего любимого конька, - она не умеет одеваться, хоть и собирается открывать ателье. Не знает ни одного языка, включая родной.
- Она знает!
Соня, оборвав поток колкостей, снова обернулась к нему. На ее ресницах блестели слезинки, но Илья, слишком поглощенный идеей разоблачения, срыванием всех и всяческих масок, даже не взглянул ей в лицо.
- Через пень-колоду. Помесь простонародного с молодежным жаргоном.
- Перестань, Илья. Ты преувеличиваешь.
- Нисколько.
- Да, пусть она не получила такого блестящего образования, как я, - взорвалась вконец разозленная его агрессией сестра. - Но ведь это не мое личное достижение, а исключительно моей семьи. У меня были другие возможности, несравнимые с возможностями моих ровесников. А ты не имеешь морального права обвинять человека в их отсутствии.
- Ты с ума сошла? - Наконец-то он обратил к ней уставшие от бессонных ночей глаза с красными прожилками и увидел ее растерянной и обозленной в углу машины. - При чем здесь семья и какие-то мифические возможности? С каких это пор ты складываешь свои собственные заслуги в демократическую копилку? У тебя есть способности, чувство языка, желание и талант учиться. И для того, чтобы реализовать свои достоинства в обществе, совсем не обязательно пользоваться кредиткой. Черт возьми, раньше это всегда было твоей позицией. Почему же сейчас об этом говорю тебе я?
- Она тоже моя семья. Ты забыл, что она не прислуга, а Колина родственница?
- Даже не думай!
Соня, всхлипнув, молча уткнулась носом в шарфик, лежащий на плече, и не произнесла в ответ ни слова, словно отгородившись от брата толстой стеклянной стеной непонимания. Он придвинулся ближе и взял ее холодную руку в свои ладони. Чувство собственной правоты, подобно закатному солнцу, напоследок ярко осветило весь предыдущий отрезок разговора, и опустилось куда-то в область желудка, уступая место неосознанной тревоге.
- Соня, милая, скажи, что с тобой происходит?
- А что со мной может происходить? - Обида на себя, на него, на весь мир за то, что ее собственная жизнь не наполнена событиями, прорвалась в этом вопросе, но Илья все равно не смог бы понять ее истинной причины. - Со мной все прекрасно, как всегда.
- Мне кажется, ты хочешь поговорить о себе.
- Ты не узнаешь ничего нового обо мне. Но если ты действительно так думаешь о Насте, то мог бы промолчать и пощадить мои чувства.
- Я бы мог, это точно. - Минутная жалость снова сменилась прежней холодной рассудительностью, и он отбросил свои сомнения, как бессмысленную и даже вредную слабость. - Но если бы ты в свою очередь смогла посмотреть на вещи трезвым взглядом взрослого человека и не строить подростковых иллюзий относительно других людей, твои чувства пострадали бы в значительно меньшей степени.
- Но для чего тебе-то надо, чтобы я избавилась от своих иллюзий, если я говорю, что мне с ними легче и приятнее? - всхлипнула она.
- Я не хочу, чтобы тебе причинили боль.
- Никто не собирается обижать меня. Откуда такие мысли?
- Хорошо, давай рассуждать вместе: она называет тебя "барышней" и по имени-отчеству. Так? Это значит, что она прекрасно понимает непреодолимую пропасть между вами. Если на то пошло, она куда мудрее и дальновиднее тебя, такой еще наивной девочки с широко распахнутыми глазами.
- С ее стороны это всего лишь традиция. При чем же здесь боль, я что-то не пойму?
- Правильная традиция. - Илья до времени оставил ее вопрос без внимания. - Традиция уважительно относиться к своему работодателю. И мне ее подход импонирует: нет никакого панибратства, похлопываний по плечу, хоть ты на это так и напрашиваешься. И, больше тебе скажу, именно из-за ее отношения, а не из-за твоего, я и готов помочь ей завести собственное дело.
- Неужели? - от неожиданности вскрикнула обрадованная Соня, разом забыв про аргумент, который все еще должен был прозвучать.
"Надо было сразу согласиться и не морочить ей голову, да и себе тоже!"
- Да, именно потому, что обратиться ко мне была не ее идея, а твоя. - Согласившись удовлетворить ее просьбу, он почувствовал, как уверенность в своей почти божественной непогрешимости снова вернулась к нему. - А ты пытаешься завоевать ее дружбу всеми доступными тебе способами. В этом парадокс. Хочешь привязать ее к себе. А она знает свое место и ничего не просит.
- Так значит, ты согласен?! Согласен?
- Я уже сказал.
- После такой речи в защиту социального неравенства я уже и не надеялась... Но результат получился именно тот, которого я хотела. Хоть я и не согласна с тобой по большинству пунктов.
- Но это, конечно, не помешает тебе принести ей благую весть, - усмехнулся Илья.
- Вот именно!
- Правда, у меня есть одно условие, - Илья с улыбкой смотрел на сестру, и Соня в недоумении вскинула брови. - Вернее, даже вопрос...- Он, продолжая улыбаться, выдержал паузу, заставив ее понервничать. - Что я получу от этой сделки?
- Боюсь, я не понимаю...
Она нахмурилась, пытаясь догадаться, о чем вопрос, если он так загадочно смотрит и нисколько не раздражен или сосредоточен, как обычно.
- Какова будет моя награда, Соня?
- Ах, ты об этом! - Она опустила взгляд, потому что мысль, которая в тот же миг пришла в ее голову, не была предназначена для чужих глаз, и, тем более, для его глаз. - Проси!
- Назначь цену сама.
- Сто поцелуев принцессы?
- Я не продешевил?
- Давай начнем с одного авансом.
- Я всегда все беру авансом. Но давай попробуем с одного.
Пока длился этот диалог на два тона ниже, чем весь разговор до него, она смотрела на свои переплетенные пальцы и думала, как нарушить целостность их жизненных пространств и не вернуться в прежние воспоминания. Иными словами - как дотронуться до него и не пожелать этого снова и снова. Она не знала, думал ли он о том же, но когда он, выждав, нетерпеливо потребовал: "Соня, ты сама сказала...", она потянулась к нему и прикоснулась губами к щеке, стараясь не смотреть на него вовсе. Но он неожиданно сгреб ее в объятия и поцеловал сам, сначала в уголок рта, словно забыл, что им нельзя, запрещено, а потом, спохватившись, в висок, и задержался губами куда дольше, чем можно было даже для такого невинного поцелуя. Соня замерла и перестала дышать, вспомнив сразу все. Тело само откликнулось на это прикосновение и воспоминаниями, и желаниями, и надеждами.
- Отпусти меня, - зашептала она, первая вынырнув из морока этих объятий. - Умоляю, отпусти.
Он разжал руки и отстранился, но она не сразу отодвинулась, будто искала силы прервать эту внезапную близость и не находила. А Илья, внешне как ни в чем не бывало, перешел от нежности к деловой активности - ненадолго задумался, привычно просчитывая свое время, расписанное по минутам, и мысленно попытался втиснуть в расписание деловых встреч еще одно маленькое дельце.
- Позвони мне в среду. Нет, пусть лучше она сама позвонит. Теперь это только ее бизнес и ее заботы.
- Да, ты прав, - расплылась в осторожной улыбке Соня, все еще чувствуя его тепло на виске. - Я лучше побуду с малышом.
- Ну-ну. Кстати, как ее учеба? Когда она успевает всем заниматься?
- Она взяла няню и по вечерам так же ходит на занятия.
- Она взяла? - ехидно улыбнулся Илья, не желая больше вступать в утомительную дискуссию о вреде излишней благотворительности.
- Ладно, не придирайся к словам, ты и сам все знаешь. Это всего лишь деньги.
- Согласен. Хотя без них как-то неуютно... А как ты обходишься без нее дома?
- Разве я не говорила? У нас теперь новая домработница.
- Так я и думал. Ты довольна ею?
- Вполне.
Соня свернула разговор и не слишком вежливо уткнулась в окно, высматривая место, где можно будет выйти и помчаться к Насте с добрыми известиями.
- Если ты платишь работнику, то спрашивать нужно с него не больше, чем положено, но и не меньше. Известный факт, что чересчур мягкое обращение развращает подчиненных, - генеральским тоном сообщил Илья.
- Я приму к сведению, о, учитель! - Она бросила на него быстрый взгляд и подалась к водительскому сидению. - Высадите меня, пожалуйста, у светофора.
- Соня, - укоризненно позвал Илья и удержал ее за плечо. - И все-таки, я бы не хотел...
- Мне пора! - Она поцеловала лежащую на ее плече руку и открыла дверь на улицу. - Еще раз спасибо тебе.
- Мы увидимся в ближайшее время?
Он слегка наклонился, чтобы получить ответ, но улица уже захватила ее в свой суетливый плен, и Соня, даже не услышавшая вопроса, помахала ему рукой на прощанье и захлопнула дверцу машину. И снова привычная тишина, наполненная мыслями о работе и лишь изредка - о бренности всего сущего, забрала его в плен.
- Уж эта молодежь! - весело обернулся к нему водитель и, указывая на часы, заметил: - Приедем на полчаса раньше, чем собирались.
Илья непонимающе взглянул в широкое добродушное лицо, обращенное к нему, и нахмурился:
- Как так получилось?
- Да пробок сегодня нет.
- Тогда я бы с удовольствием перехватил чашку кофе.
- Будет сделано, Илья Ефимович.
Небрежно козырнув, водитель тронул машину с места.
"И все-таки, с ней что-то происходит", - повторил про себя Илья Ефимович и привычным движением поправил узел галстука, вспоминая запах ее волос и тепло щеки.

Николай Николаевич, потирая руки, неслышно вошел в комнату и застал жену врасплох. За громкой музыкой, наполняющей квартиру, опустив глаза в книгу, она не заметила, как он вернулся с работы.
- Ой, прости, пожалуйста!
Соня нажала кнопку на пульте, несколько секунд диск шуршал, прежде чем остановиться, и в гостиной, наконец, воцарилась тишина.
- Я не услышала, как ты вошел, - оправдываясь, она привстала, но он удержал ее, сам уселся рядом на диван и нежно поцеловал.
- Я никогда не мог понять, как это ты умудряешься и музыку слушать, и читать? Прямо Юлий Цезарь какой-то!
- Увы! Я всего лишь слабая женщина, - улыбнулась она и с подозрением всмотрелась в его оживленное и загадочное лицо.
- А вот я кое-что хочу рассказать тебе. Даже не знаю, как начать...
- Наверное, ты нашел именно ту работу, которую давно хотел, да? - опередила его догадавшаяся Соня, и, отложив книжку на журнальный столик, придвинулась ближе к мужу. - Ну, говори уже, не тяни!
- Похоже, ты умеешь читать мысли. - Он улыбнулся ее сообразительности. - Да, теперь я наконец-то смогу остановить эту погоню за лучшим, которое, как известно, всегда враг хорошему. И начну работать в полную силу.
Николай, успешно избавившийся от распиравшей его новости, тут же погрузился в свои мысли и, рассеянно обнимая жену за плечи, прикоснулся губами к ее гладко зачесанным назад волосам. Сегодняшнее событие наполнило его сердце радостью и волнующими ожиданиями. Если все получится, то ему больше не придется метаться между двумя клиниками, консультировать четыре часа в неделю в хозрасчетном центре и читать лекции на кафедре одновременно. Из всего этого он, пожалуй, оставит себе только лекции и пару-тройку аспирантов, если, конечно, все получится. Тогда он сможет проводить больше времени дома с женой. Или ездить с ней в театры и на выставки. И даже писать книгу, замысел которой созрел уже лет пять назад.
- Это хорошо, Ники, очень хорошо. Я же вижу, как ты устаешь. Тебе нет нужды так изводить себя. Илья ведь много раз говорил...
- Да, конечно, милая, я все помню, что он говорил, - оборвал ее Николай. - Но ведь ты понимаешь, что я в моем возрасте не могу себе позволить жить на деньги твоего брата.
Николай Николаевич изо всех сил постарался сдержать подкатившее раздражение, когда подумал об этой двусмысленной ситуации, на которую он так опрометчиво согласился когда-то. Но это было чертовски трудно - знать, что не можешь обеспечить жене достойный ее уровень существования, к которому она привыкла с самого детства, и вынужден принимать щедрые подачки от ее обеспеченных родственников.
- Я знаю, милый. Не сердись, пожалуйста, - ухватила его настроение Соня. - Ты у меня большой и сильный, и мы вполне обойдемся без чужих денег. Я просто хочу, чтобы ты больше отдыхал. Вот и все.
Она просительно сложила руки на груди и прижалась виском к его плечу, и Николай не мог видеть выражения ее лица. Ритмично покачивая головой в такт кричащей за окном чужой автосигнализации, она молчала, задумавшись о чем-то своем.
- Давай-ка съездим куда-нибудь поужинать, - нарушил это молчание профессор.
После непростого рабочего дня сегодня его переполняла энергия, и ему хотелось совершить что-нибудь совсем безрассудное, почти мальчишеское. Или хотя бы просто сбежать из дома, но не от нее, а с ней.
- Вообще-то я уже приготовила ужин, - нерешительно начала Соня, но, понимая, что дело вовсе не в ужине, оборвала себя. - Ладно, поедем, если ты хочешь. Только я поведу сама, чтобы ты мог заказать себе что-нибудь выпить.
- Спасибо, родная. Как ты все правильно понимаешь! Ты у меня настоящее сокровище, - сказал довольный собой и миром профессор вслед выходящей жене и широко раскинул руки на спинке дивана. - Надеюсь, теперь уже не за горами новая жизнь...

В ее по-женски уютной и ухоженной машине давно поселился запах его сигарет. Он знал, что Соня снисходительно относится к табачному дыму, поэтому позволял себе курить в чуть приоткрытое окно.
- Куда бы ты хотел съездить?
Соня аккуратно вывела машину из двора, лавируя между рядами припаркованных с обеих сторон дороги автомобилей, и коротко взглянула на мужа.
- Да мне, в общем-то, все равно, детка, куда ты скажешь. - Николай выбросил окурок на улицу и повернулся к жене. - Ты ведь знаешь этот сумасшедший город гораздо лучше меня.
- Да уж, это истинная правда, - улыбнулась она и деловито посмотрела в зеркало заднего обзора. - Раньше, конечно, я его совсем не знала: меня никуда одну не отпускали. Представляла только в общих чертах. Есть Кремль, центр города, Садовое кольцо, новостройки... Город кажется совсем другим, когда тебя привозят и увозят. Перемещают, как неодушевленный предмет, из одного места в другое. И потом, с заднего сидения машины мир выглядит иначе. А теперь мне нечего делать целыми днями пока ты на работе, вот я и взялась активно изучать окрестности, как провинциалка.
- И это ты называешь нечего делать? - Николай удивленно покачал головой и начал загибать пальцы на левой руке. - В понедельник у тебя испанский и в четверг тоже. Я ведь не ошибаюсь? Во вторник и в пятницу - какие-то компьютерные курсы, хотя я думал, что ты и так все знаешь про компьютеры. Музеи, выставки, галереи - это по средам. Еще бассейн два раза в неделю... Иногда посещение кинотеатра, ведь так? Да, еще курс экстремального вождения. А, по-моему, ты и так прекрасно водишь, даже лучше, чем следовало бы молодой женщине без опыта поездок по большому городу. Правда, в королевские гонки я тебя все равно не отпущу, даже не проси! - Соня довольно фыркнула, а Николай продолжил считать. - По выходным ты занимаешься восполнением моих культурных пробелов: концерт или театр. Есть еще что-то или я все вспомнил?
- Ты не назвал лекции по психологии... - напомнила Соня. - Но я ведь не работаю. А заниматься чем-то надо, иначе можно с тоски умереть.
- Это при такой нагрузке можно умереть от переутомления, а не от тоски. Ты, наверное, уже перечитала всю Ленинскую библиотеку.
- Что ты! - с серьезным лицом возразила Соня и лихо направила машину в узкое пространство между двумя резко затормозившими грузовиками. - Я ведь привыкла учиться, мне это в радость. Я все равно ничего больше делать в этой жизни не умею. Как думаешь, может, мне все-таки попробовать на работу выйти?
- На какую работу? Ты что, с ума сошла? Твой брат из нас обоих винегрет сделает!
- Дааа... - протянула она. - Ну, хоть куда-нибудь секретаршей, младшим помощником...
- Да если бы он мог, он бы к тебе пару телохранителей приставил на одном из своих ужасных джипов! И они жили бы в соседней квартире за зеркальной стеной. С системой видеонаблюдения, чтобы быть в любую минуту под рукой.
- Ладно, про работу я понимаю, - вздохнула Соня и огорченно сникла. - Он, конечно, не позволит. Он все время говорит, что моя основная обязанность - быть тебе хорошей женой. Как тебе кажется, я справляюсь?
- Еще как, моя красавица! - Николай быстро наклонился и поцеловал жену в висок, но она с недовольным видом отмахнулась от его нежности и удобнее устроилась в водительском кресле. - Ты решила поехать в центр?
- Да, пожалуй. Только не делай так больше на дороге... Я покажу тебе одно местечко, которое нашла недавно. Там подают хорошие испанские вина, и по ночам, говорят, даже стриптиз бывает. Но до стриптиза мы все-таки не досидим, я надеюсь?
- Отчего же? Ты устала или опасаешься, что я чрезмерно увлекусь созерцанием обнаженных девиц?
- Не хочу, чтобы ты на них все время глазел, - нарочито серьезно согласилась она. - И не думаю, что ты этого хочешь. Чаще всего, это малопривлекательное зрелище. Ты, как доктор, должен знать. Хотя, вас, мужчин, не разберешь...
- Нас? Хочу обратить твое внимание, что ты обобщаешь, дорогая. С каких это пор ты стала приравнивать меня к остальным? - строгим тоном спросил Николай Николаевич.
Соня отвернулась от дороги и с удивлением посмотрела на мужа, пытаясь увидеть обиду или осуждение на его лице, но встретила только насмешливую улыбку да лукавый блеск в глазах.
- Вообще-то, обобщаю не я, а мировая культура. А мой собственный опыт в сравнении с ней, ты же знаешь, ничтожно мал. И я вовсе не испытываю пламенного желания расширить его границы в этой области.
- Уф, как вы сложно формулируете, Софья Ильинична! Но я искренне на это надеюсь.
Николай одобрительно погладил ее по плечу и представил себе, как бы смотрелась его жена на месте легкомысленных девиц из ночного бара. Эффектно, могло бы быть вполне эффектно. Двигаться она умеет. Кажется, в детстве ее обучали бальным танцам. И фигурой Бог тоже не обидел. Распущенные волосы... Мерцающая в свете неверных огней кожа...
- А может, мне диссертацию написать? - с внезапно вспыхнувшими глазами прервала полет его фантазии Соня и тут же добавила уже тише: - Или второе образование получить, юридическое, например...
- Господи, какая же ты у меня выдумщица! Скажи, зачем тебе второе образование? Эй, ты только что проскочила гаишника, а он тебе палочкой помахал.
- Да? - Соня даже не сделала попытки притормозить и только неохотно покосилась в зеркало заднего обзора. - Может, не мне? Я ничего не нарушала, а он как-то вяло, невыразительно махал. Надо будет - догонит на своей машине с мигалками.
- Тебя с твоим дипломом по экстремальному вождению теперь догонишь! Вот введут план "Перехват", будешь знать, как игнорировать знаки внимания со стороны представителей власти!
- Да перестань! - теперь уже в голос расхохоталась Соня. - Я всего лишь зазевавшийся водитель, а не мафиозный босс. Как же я люблю, Коля, когда у тебя хорошее настроение!
"А как я люблю, когда ты смеешься!" - мысленно ответил ей Николай Николаевич, но не решился произнести этого вслух, чтобы не спугнуть ее улыбку, и достал очередную сигарету из подаренного Ильей портсигара.

Кормили в этом баре и впрямь отменно, правда, музыка, как и везде, была куда громче, чем нужно, и слишком накурено даже для него. Но Соня, окутанная клубами табачного дыма, неторопливо разбирала в тарелке свежие салатные листья и в молчании едва заметно улыбалась собственным мыслям. Говорить о чем-либо просто не имело смысла - все равно услышишь только малую часть произнесенного собеседником: обрывки слов или даже звуков. Поэтому Николай Николаевич, вольготно развалившись на удобном стуле, с интересом оглядывал декорированный с испанским колоритом зал. Он редко выходил в подобные места и теперь изучал публику, пытаясь ради интереса понять, кто из присутствующих здесь завсегдатай злачных мест, а кто случайный посетитель, как и он. "Интересно, что находит для себя в таких барах Соня? Ведь она не пьет, практически ничего не ест из того, что обычно подают, не курит и не болтает с подружками о тряпках и поклонниках. Но каждый день она выезжает по своим многочисленным делам в город и обедает в подобных кафе. Почему? Николай впервые за два года задался таким вопросом и, перебрав в уме стандартные варианты ответов, не нашел нужного.
- Соня! - громко позвал он и наклонился к ней через стол. - Со-ня!
Она будто случайно подняла взгляд от фигурно разложенных на тарелке маслин и, продолжая улыбаться, сдвинула брови и помотала головой:
- Я не расслышала, что ты сказал?
Он с легким раздражением бросил взгляд на стойку бара, через которую переливались в зал оглушительные звуки латиноамериканской музыки, и пересел на соседний стул ближе к жене. Соня непонимающе взглянула на него.
- Что-то не так?
- Нет, все в порядке. Просто я хотел спросить тебя...
Теперь он не мог видеть выражения ее глаз, только точеный профиль, вытянутую и слегка наклоненную к нему шею, отведенное назад плечо, белеющее на клетчатой скатерти хрупкое запястье с широким золотым браслетом.
- Я вот думаю, что понятия не имею, чем тебе нравятся такие места? Ты ведь бываешь в кафе довольно часто днем? А я здесь чувствую себя как-то неуютно. Не прямо здесь, а вообще... Громкая музыка, дым, крики, слишком много людей... Наверное, мое время прошло, или я просто чего-то не понимаю...
- Ты, правда, хочешь узнать? - Она с легкой полуулыбкой обвела взглядом зал. - Знаешь, я как-то об этом всерьез не думала. - Затянутые паузы между обычными словами заставили его усомниться в ее абсолютной искренности. - Но если ты хочешь, я попробую объяснить... Впрочем, и себе тоже... Наверное, меня, подобно мощному магниту, притягивает к себе другой мир. То есть, понимаешь, совсем другой, которого я никогда не знала, и вряд ли узнаю...
Она на мгновенье прикрыла лицо рукой, словно заслонялась от бьющего в лицо луча света, но Николай вдруг понял, что под ладонью она прячет что-то очень важное для себя и недоступное его пониманию. Но Соня вовремя спохватилась, доверительно вложила пальцы в его руку, лежащую на столе, и слегка сжала их.
- Понимаешь, здесь я наблюдаю разных людей со стороны, как рыбок через стекло аквариума. Только это стекло звукопроницаемое, я даже могу слышать, о чем и как они говорят. Но, слушая, почти не понимаю. Как будто я иностранка, или же они все посвященные, а я - чужая. Знаешь, в обеденное время в городе мгновенно заполняются все рестораны и кафе. Мимо меня каждый день проходят столько красивых людей. Они улыбаются или серьезны, они все время говорят о работе и сексе, торопятся на встречи или обедают с пачкой документов на столе, флиртуют, ссорятся... - Соня вздохнула и устремилась мыслями к этим живописным картинкам, а Николай сквозь шум и музыку в зале старался успеть за ее мыслью. - Но я никогда не буду жить так, как они, понимаешь? Я могу ходить на свои курсы, придумывать себе занятия, читать толстые романы, готовить тебе ужин. Моя жизнь наполнена сотнями дел и интересов. Но все же я никогда не узнаю, что скажет начальник по поводу моего утреннего опоздания на работу. Как быстро расходится за неделю месячная зарплата, и надо оставшиеся три недели умудриться прожить и не умереть с голоду. Где справляют корпоративные вечеринки. Как дорого обходится бесплатная медицина, и еще уйму вещей, которых даже не перечислить. Я знаю, что совершенно оторвана от этой настоящей, не самой простой и утонченной, конечно, но именно "живой жизни". Мой собственный мир - книжный, красивый, беспечный - и несуществующий. - Она снова слегка сжала его руку и обреченно покачала головой. - И эти люди... знаешь, кажется, они меня вообще не видят. Они смотрят на меня, а на самом-то деле - сквозь меня. Я даже пыталась к ним обращаться... так, по пустякам... время спрашивала или как пройти куда-нибудь. Они вроде бы делают вид, что слушают меня, но потом пожимают плечами и отворачиваются. Они заняты собой, им некогда всматриваться в чужие жизни. И тогда я стала понимать, что со мной что-то не так. Может быть, меня и нет в этом мире вовсе, я обитаю словно в каком-то ином измерении. Иногда мне становится по-настоящему страшно. А иногда это просто похоже на кино... Зачем я говорю это тебе? Но ведь ты такой же, как они. Я точно знаю, что ты живешь, как они, думаешь, как они. И, наверное, поэтому я тебя не всегда понимаю. И ты меня не понимаешь. Ведь, правда?
Бог знает, о чем был этот ее последний вопрос. В ответ на свою вполне невинную реплику он получил кусок расшифровки беседы у психоаналитика и теперь понятия не имел, что с этим откровением делать. Он просто сидел, как громом пораженный, и изучал красно-белые квадраты на скатерти. Если бы он мог себе позволить приоткрыть рот и кивать, как китайский болванчик, он бы, наверное, так и сделал. Но он был взрослым и солидным господином в дорогом костюме, рядом с которым Соня все еще выглядела почти девочкой.
- Я понимаю, - ответил он и не нашелся, что сказать еще.
- Ты понимаешь меня? Всегда?
- Нет, я не о том. Я понимаю, что ты говоришь, хоть это и весьма неожиданный поворот для меня. Ты хочешь сказать, что, сидя здесь днем, ты пытаешься приобщиться к другой жизни, и тебе кажется, что эта жизнь идет мимо и тебя не принимает? Ведь так?
- Да-да, - встряхнула волосами она и с благодарностью посмотрела ему в лицо.
- Это и впрямь странный подход, - не разделяя ее радости, продолжил Николай. - Мне и в голову бы никогда такое не пришло. Но, впрочем, я еще раз убеждаюсь, что ты самое загадочное создание, которое мне встречалось. Я как увидел тебя в первый же вечер, так сразу понял это.
В ответ на этот комплимент в глазах Сони мелькнули растерянность и разочарование.
- Значит, ты все-таки не понимаешь меня...
- Я понимаю, что ты можешь чувствовать иначе, думать не так, как я. Я не какой-нибудь ретроград и признаю за людьми право на индивидуальность. Но, согласись, далеко не каждый пользуется таким правом. А ты пользуешься больше, чем другие, - и это удивляет.
- Я бы хотела быть такой, как они!
Она глазами указала на трех щедро раскрашенных девиц, по виду - своих ровесниц, которые громко щебетали, сдвинув разноцветные головы над пачкой фотографий, и обильно заправляли свою беседу пивом.
- Не надо, как они, - попросил Николай и ладонью повернул ее голову к себе. - Ты замечательная, уникальная. Я просто не могу представить тебя иной.
- А я могу. Понимаешь, все время представляю! Но это ничего не меняет.
Соня сжала губы в тонкую злую линию и отодвинула от себя едва разворошенную тарелку с салатом. Она свернула тему, как прочитанную газету, и прочертила вилкой на бумажной салфетке рваную линию, будто подвела итог под никчемным разговором.
- Если ты хочешь кофе, то заказывай. Я уже наелась.
- Нет, я выпью кофе дома с тобой.
Соня никак не отреагировала на эти слова, и Николай с нежностью обнял жену, как будто хотел ободрить ее, укутать теплым пледом и спрятать от посторонних глаз. Некоторое время они оба молчали, обдумывая сказанное в этот вечер, потом Николай подозвал официанта и попросил счет. Его бокал остался недопитым, но Соня не одобрит, если он вот так, запросто, опрокинет в себя остатки вина, и он с сожалением отвел глаза в сторону. Ничего, дома он выпьет с кофе рюмочку коньяка - и спать. Как оказалось, у него сегодня был трудный день.

Именно по ночам он ощущал ее настоящую независимость, когда она засыпала, обхватив обеими руками подушку и отвернувшись в сторону неплотно занавешенного окна. По ее настоянию он всегда оставлял между шторами небольшую щель, которая лунной дорожкой связывала их спальню со всем остальным миром. И ему порой казалось, что однажды ночью она уйдет от него по этой дорожке и ни разу не обернется, не пожалеет ни о чем, а утром он проснется один в остывшей постели, будет прислушиваться к шорохам в доме и звать ее по имени.
И когда это случится...
Да кто может знать, что тогда произойдет?!
Усталая и безмятежная Соня спала, а серебристый луч перемещался по одеялу, холодил обнаженное плечо, добирался до щеки и присыпал лунной пудрой волосы у виска, делая их похожими на средневековый парик куртизанки при королевском дворе. Казалось, Соне стало щекотно и, не в силах проснуться, она морщила нос и хмурила брови. Недовольно подрагивали потревоженные ресницы, лицо было подвижным, чувственным, как никогда днем. И он думал, что если сейчас она поднимет полупрозрачные веки и остановит на нем дымчатый взгляд, то это будет другая, незнакомая ему женщина. Женщина из его, наверное, неосуществимой мечты.
Днем же на ее лице уверенными и мудрыми казались только глаза, а вот лоб, губы, брови складывались в такую опасную маску покорности и преданности, какую он с вожделением и восторгом увидел у нее в первый вечер их знакомства. И попался, как мышь в мышеловку. Поначалу ему нравилось чувствовать себя единственным господином и ловить на себе ее вопрошающий взгляд. Позже ему, не склонному раньше к радостям мазохизма, захотелось видеть ее своей хозяйкой, исполнять ее капризы, с притворным вздохом смиряться с ее прихотями. Но в действительности он всегда знал, что она - ни служанка, ни госпожа. Не зависит от него и не подчиняется. Она лишь драгоценная статуэтка в его доме, отданная ему на хранение отлучившимся за море коллекционером. Ее тело всегда рядом, почти безропотное и спокойное, а душа где-то далеко, недоступная и мятежная, нисколько не принадлежащая ему и не желающая безраздельно обладать им. От этих мыслей по ночам его одолевали одиночество и тоска.
Николай повыше натянул одеяло, подобрал под себя озябшие ноги.
Хотя, наверное, она по-своему любила его, дорожила им, даже желала его.
Воспоминание об их близости теплыми волнами растеклось по телу.
Однако, коньяк, больше обычного выпитый вечером, вместо умиротворения и полуночных грез, погрузил его в мутный кошмар бессонницы, и мысли снова вернулись к странному разговору в кафе. Его раздражало и заводило предположение, что он на самом деле вовсе не знает ту, с которой прожил уже немало времени. Сколько бы они ни говорили о жизни, о литературе, о взаимоотношениях людей, все оказывалось поверхностным, не достигало той мистической глубины, за которой двое становились одной плотью или одной сатаной, если угодно. Ее внутренняя жизнь никогда не станет доступной и понятной ему, и он не сможет в полной мере разделить ее радости и заботы. Впрочем, он с самого начала отдавал себе в этом отчет.
Сегодня Соня лишь на минуту приоткрыла дверцу в свой мир, а Николая обдало холодом чужой вечности, которая никогда не станет его вечностью.
И все-таки, все-таки...
Уезжая в командировки или навестить Лиду и Сережку, просто засидевшись допоздна на работе, он иногда замирал, охваченный непривычным чувством одиночества.
Соня...
Размышляя о последствиях своего брака, подводя промежуточные итоги, он не думал о Москве, о роскошной столичной квартире, о другом уровне доходов, быстро ставшим привычным, об интересной работе, - обо всем том, что пришло в его жизнь вместе с женой. Даже спустя два года семейной жизни он извлекал из памяти воспоминания о ее смуглой, словно светящейся коже, длинных густых волосах, при первой же возможности скручивающихся в тугие кольца, еле уловимом поверхностном дыхании, как будто она забывает или стесняется дышать.
Он не рискнул бы разбудить ее посреди ночи, чтобы поделиться своим одиночеством и завладеть еще малой толикой ее жизни. Но помечтать о недоступном и желанном, прижавшись к ней, он мог себе позволить.
На языке интеллектуалов, сходящих с ума от прустовской прозы, их брак можно было назвать типичным мезальянсом. Ну, так что, если это брак по расчету, в хорошем смысле этого слова, разумеется? За все время, тем не менее, он не вызвал к жизни ни одной серьезной ссоры. Только взаимопомощь, тем более странную, что для Сони поспешное замужество не только не открыло светлых перспектив в будущем, но и, наверняка, стало крушением надежд встретить прекрасного и, что немаловажно в ее возрасте, юного принца и осчастливить его.
И вот сегодня она сама, лишь спровоцированная его невинным вопросом, заговорила про другую жизнь, которой ей так не хватает. Он не просил ее об этом откровении. Он с самого начала не требовал от нее и не собирался сам выставлять столь интимную внутреннюю жизнь души на обозрение пусть даже и близкого человека. А она оказалась такой вызывающе откровенной, что, дай он себе труд задуматься над причиной, можно было бы увидеть ее, настоящую, в путеводном свете маяка семейной жизни.
Ему следовало знать, что с ней не все в порядке. Она почти кричала об этом, она ждала помощи. И у него не было права отступить, потому что теперь он знает. А кто объяснит, что ему теперь делать с этим знанием? Возможно, если новая работа позволит, на что он очень рассчитывал, он сможет больше уделять внимания жене, больше проводить с ней времени... Другого пути отвлечь ее от мыслей о неудавшейся романтической юности он не видел, как и другого пути сделать ее счастливой в их совместном будущем.
Николай с облегчением возвратился к спасительным мыслям о предстоящем переходе на другую работу и постепенно погрузился в сон, рисуя себе умиротворенно-нереальные картины грядущих перемен.