тихо

Скажи мне, сколько еще можно спать? Это так долго, так тяжко и так боязно, как будто нет на свете ничего особеннее, роднее и неизведаннее твоего сна.

Я осторожно захожу в комнату. Ты спишь где-то в углу большой кровати,
как-то неправильно, широко и ломано разбросав свое тело по нашей кровати, одетой в черный шелк.
Темно-русые волосы растрепались по темной глади (боже, как же я ненавижу этот свитер, что на тебе. Я даже обещала выбросить его, как только мы поженимся).
Позади старый год, позади страшная долгая и чертовски веселая, я думаю, для нас ночь, ночь порознь.
Ты спишь, и спишь долго и мерно, теперь уже уставший от ночных похождений. Я не спрошу, с кем ты был, что ты пил и с кем ты спал. Сейчас важно только то, что вот она, я,
у широкой кровати,
вот он, ты,
забывший на несколько мучительных для меня часов обо всем, что происходит вокруг.
Потом, чуть позже, мы будем сидеть на кухне и говорить. И ты расскажешь мне не все, отчасти соврешь, а я скажу правду, запутавшись в ней,
смешав тесноту и жеманность сердца во мне с ожиданием чего-то будущего, неизвестного, тревожного.
И мне становится отчего-то холодно, и я жму плечи как перемалывают кофе, который ты пьешь по утрам.
Я открываю шкаф и достаю твою толстовку, которая так приятно пахнет
твоими сигаретами, твоим парфюмом и твоими волосамими, грехами, тобой.
Я натягиваю на кисти рукава, видны только последние фаланги тонких,
разучившихся нежно прикасаться, пальцев. И кольцо.
Завтра ты улетаешь далеко за море, и я бы никогда не поверила раньше,
что смогла бы отпустить тебя.
И тем не менее. Вот он, твой паспорт на загранд, и вот твои билеты с номером рейса.

Спи,  милый.
Спи,  и я говорю это тихо и шелково.

Так же тихо, как сминается черный шелк в твоем изголовье.