Ты мой брат

               Дом семьи Аксеновых ничем не отличался от других строений военного городка, которые протянулись короткой линией в два порядка, чуть в стороне от поселка, но не приближалась к солдатским казармам и   ангарам для техники.

              Возле каждого дома — краса улицы — палисадник с кустами разросшейся сирени и клумбами цветов. Настя знала, что таких прекрасных роз как у них, ни у кого не было. Четыре куста, забота всех членов семьи, издалека привлекали прохожих Аксеновых своими крупными бархатистыми темно-бордовыми цветами. Они были гордостью семьи. Все останавливались у заборчика, чтобы на мгновение задержать взгляд на живописном уголке, полюбоваться им.

             Но на этот раз девушка медленно брела по тропинке, даже головы не повернула к источающим тонкий аромат, бутонам роз. Они словно обиделись на нее: и под порывом ветра укоризненно покачивали   тяжелыми   головками.

             Девичья фигура шаг за шагом удалялась от дома все дальше и дальше, пока не скрылась за деревьями. Узкая тропинка вела ее к любимому месту на берегу реки.  Но на этот раз она шла туда одна…

             С другого конца небольшой улицы показался парень. Насвистывая незатейливую мелодию, Роман оправлялся к дому. Он остановился у ограды, любуясь дивными розами. Затем решительно открыл калитку и прошел к кусту, прихватив из потайного места садовые ножницы. Окинув взглядом благоухающий букет, он выбрал нежный, готовый раскрыться, бутон  и срезал его.
             - Такой же прекрасный,  как  Настенька. Она будет рада   этому  цветку.

             Поднявшись по крыльцу, толкнув незапертую на ключ дверь, Роман поразился безмолвности дома. Не слышно привычного радио, постоянного собеседника матери на кухне. Молчал магнитофон, музыка которого всегда сопровождала Настю.
             - Настюха!— Тихо  позвал  он, потом громко и протяжно   крикнул   ма-а-ам!
В ответтишина, которая почему-то медленно заползла в сердце, вызывая в душе необъяснимую тревогу.

             Взглянув в окошко, Роман увидел позади дома, на небольшом огородике, мать, пропалывающую грядку морковки. Но Насти возле нее не было.
             — Мам, а где Настя? — крикнул парень в открытую   форточку.
             Елизавета Петровна подняла голову и увидела в окне сына, махнула рукой, показывая, что Настя в доме.
             — Она приболела что-то, прилегла. Просила ее не беспокоить.  Пусть спит. Я сейчас приду. - Женщина энергичнее заработала руками, торопясь
поскорее   закончить   прополку.

       Одну за другой Роман обошел все комнаты, убеждаясь, что они пусты. Насти нигде не было. Непонятная тревога вновь охватила сердце, и он потащился в детскую. Блуждающий взгляд искал зацепку, по которой можно было узнать, куда же делась Настя. Только ни в  библиотеку - книги лежали на  месте.
             Юноша заглянул в шкаф,   где висели   платья. Не было белого, ее любимого, недавно    сшитого. «Наверное, пошла к подружкам похвастаться   обновкой»,              подумал он, успокаивая себя.
    Однако глубокая  внутренняя тревога не проходила. Роман  всей грудью ощущал ее и не видел причины этого.  Его настороженные глаза наткнулись на раскрытую тетрадь, с заложенной в середине авторучкой, и конверты, лежащие на столе. «Кому-то писала письма»,  молнией сверкнула мысль.

            Конверты притягивали к себе. Леденящий необъяснимый страх заполнил и без того ноющую душу и заставил принять нужное решение. Роман подошел к столу. На одном из пакетов стояло его имя.
            - Мне, — произнес он шепотом и, протянув руку,  взял обжигающий конверт.    Судорожно разорвав его. выдернул листок бумаги.  Глаза пробежали по строчкам. «Роман, любовь моя. Если бы ты знал, как я люблю тебя. Но мы не можем быть вместе. Мы не можем пожениться. Мы брат и сестра».  Голос Настеньки пронзительно звучал в голове юноши, и доставал до самого сердца. Это большой грех.  Но я люблю тебя и ничего не могу с собой поделать. Ты не отпускаешь мою безрассудную голову ни днем, ни ночью.  Вся душа моя истерзалась.
            Вот ты приехал на каникулы и мне хочется жить. Но, как подумаю, что ты мой брат, и мне, хочется умереть.
            Почему так случилось? Почему я не влюбилась в Ваську Зотова? Он же проходу мне не дает. Почему ты до сих пор один, ведь Наташка Власова от тебя без ума?
Почему из всех парней в поселке и институте мне нужен только ты.  Нужен как воздух, как вода, как еда. Хотя нет, без воды и еды я могу какое-то время обойтись, а без тебя — нет.
Но я не имею права тебя любить. Жить так, бороться с собой, у меня нет больше сил. Я просто не выдержу.  Прощай, любовь моя. Береги себя. Позаботься о маме с папой, они нуждаются в тебе. Твоя навеки, Настя».

            — Нет! — взревел Роман, кинувшись к двери, разбрасывая  попадающие  на пути предметы.
           Душераздирающий крик сына донесся до Елизаветы Петровны.  От дурного предчувствия застучало в голове, поднимая кровяное давление. Женщина с трудом поплелась в дом.

           Мать усилием воли заставила себя успокоиться. Постепенно она взяла себя в руки, готовая придти на помощь сыну, Елизавета Петровна вошла в зал. Опрокинутые стулья, разбитая ваза с цветами, вместе со скатертью валялась на полу. Она ринулась в комнату Насти. Там никого не было. Ее внимание тоже привлек белый конверт, лежавший на столе.  Мать дрожащими руками вскрыла его.

           «...Простите меня, но я больше не могу так жить. Не вините Романа. Я одна во всем виновата: Я люблю его, а он мой брат».
            - Бог ты мой!— Только это и смогла   промолвить   Елизавета  Петровна, опускаясь на стул. Нужно сообщить мужу. Стучало у нее в голове, а пальцы набирали нужный номер телефона, — Быстрее. У нас беда...  Я не знаю, где ее искать.

            Тем временем Роман бежал по тропинке следом за Настей.  Он предполагал, что она пойдет на берег, где они любили сидеть под березами и с обрыва любоваться проплывающими вдалеке пароходами и  катерами.
            Подбегая к реке, парень услышал всплеск воды от падающего тела. Не раздеваясь, сбросив на ходу только  туфли,  он прыгнул  следом. 
            Выныривая, чтобы набрать воздух и оглядеться, он заметил, чуть в стороне мелькнувшую тень, поплыл, приглядываясь к поверхности. Увидев, пузыри, он снова погрузился в воду. На этот раз удачно.  Задев рукой подол широкой юбки, Роман потянул ее за собой. Высунув голову из воды, глотнув кислорода, он вновь скрылся  в омуте.
Роман отцепил от коряги подол платья, схватил Настю за волосы и поспешил к берегу, припоминая приемы оказания первой помощи на воде, которым его учили   в военном  училище.
Освободив желудок от жидкости,  и почувствовав слабое дыхание, Роман потащил девушку дальше.

            — Еще немного, еще чуть-чуть —  шептали пересохшие от напряжения, губы. Каждый шаг пудовой гирей бил в голову.
            Боясь остановиться, не ощущая усталости, Роман нес драгоценную ношу по направлению к медсанчасти. Его остановили. С трудом оторвали окаменевшие руки от девушки. А он так и стоял с приподнятыми кистями, обнимая невидимую фигуру и следя за тем, как Настю укладывали в машину.
             Видя беспомощность парня, солдаты подхватили и его, уложили в кузов рядом с девушкой. Родители поехали следом в другой машине. Толпа  людей не расходилась, обсуждали случившееся.

             - Как могла Настя утонуть, ведь лучше ее в поселке   никто   не плавал?
             - Сама в воду бросилась, наверное. Сейчас молодежь, какая пошла. Ни стыда, ни совести. Чуть от матери отвернулись, и пошли во все тяжкие.
             - Что ты, тетка Вера, такого не может быть. Девушка очень скромная, ни с какими парнями не дружила.
             — Это здесь не дружила, а в институте, точно, кавалер  был.  Может,   он ее  бросил?
             - Больная она. Вон высохла вся, одни синие глазищи  остались. Ходит, как   в воду опущенная.

             Никто даже предположить не мог истинной  причины поступка   Насти.
Елизавета Петровна даже мужу про письма не успела сказать. Когда  Вадим Романович приехал домой, исписанные листочки были надежно спрятаны. В случае смерти дочери, истина была бы похоронена вместе с ней.

             В коридоре здания, где располагалась медсанчасть, сидели родители Насти и брат Роман. Они ожидали «приговора» врача.  Елизавета Петровна вопрошающе поглядывала на сына. Тот молчал, вспоминая, куда же он дел письмо, нисколько не сомневаясь, что, оно будет еще одним ударом для матери  и отца.

            Вышел военврач Потапов, успокоил всех известием, что с Настенькой все будет хорошо.
            — Она спит. Вы, Елизавета Петровна, можете остаться с дочерью, а мужчины пусть идут домой. Больше ничего твоей сестрице не угрожает. Потапов похлопал Ромку по плечу. Хорошо, что успел вовремя. Молодец, не растерялся. Я всегда поражаюсь, как близнецы чувствуют друг друга. Только он мог спасти ее, на расстоянии услышав призыв  о помощи. Да, друг мой, твои дети очень близки, и связаны единой ниточкой.

            Мужчины ушли. Елизавета Петровна устроилась возле койки дочери на стульчике.  Теперь можно подумать, как быть дальше, как выходить из создавшейся ситуации.
            - Надо же такому случиться. Настенька влюбилась в собственного брата. А он? А он любит её?
            С самого рождения двойняшки были неразлучны. Они не дрались из-за  игрушек, всегда  уступали друг  другу  книжку или  понравившейся свитерок, делились гостинцами, которыми баловали  их сослуживцы мужа.

            Родители радовались дружбе детей, соседи умилялись, глядя вслед очаровательной неразлучной парочке, которая чинно шагала в садик, потом в школу, библиотеку,  магазин, держась за руки. Настя и Роман всегда были вместе.  Если кто-то из них заболевал, то второй тоже не выходил на улицу.

            Детей воспитывали в любви и строгости. Они хорошо учились в школе, были послушны, с удовольствием помогали родителям на огороде и в доме,  не разделяя дела на мужские и женские. Однако интересы у них все-таки были разные.  Роман, как отец, был увлечен техникой, разбирал и собирал радиоприемники и магнитофоны.  Со временем стал ремонтировать электронику своих друзей.
            Настя Любила шить, мастеря себе и брату  модные обновки из поношенных вещей и клочков материала.
            Брат и сестра  старались не расставаться.  Если один из них был занят любимым делом, то второй устраивался рядом с книжкой, а к чтению — не равнодушны оба.
С возрастом стало заметнее, что двойняшки совсем не похожи друг на друга. Проворная,  крепко сбитая Настя, походила на своего брата   только цветом волос, которые заплетала в тугую косу, Ромка отрезать ее не разрешал. Девочка во всем слушалась брата и соблазну подружек, заиметь модную прическу, не поддавалась.

            Парнишка носил короткую стрижку.  Как только черные локоны отрастали, так закручивались, что создавали беспорядок на голове, и тогда отец тут же   отправлял его в   парикмахерскую.
            Васильковые глаза Настеньки смотрели на окружающий мир доверчиво.  Очень часто смешливые искорки проскальзывали в них,  накапливая внутри костры  веселья, а через мгновения её грудной переливчатый смех заражал всех непонятной радостью.
            Ромка в ответ только улыбался своими чувственными пухлыми губами. Его открытые глаза смотрели на сестру вопрошающе, ну, что могло так рассмешить  ее.
            — Вот  пустосмешка, - шептал он, наклоняясь над деталями радио. Но таковой ее не считал, зная, что Настя любит посмеяться, но ко всякому делу относится со всей серьезностью.

            Родители тоже, считали Настеньку серьезной, вдумчивой девочкой. Она росла слишком правильной, совершающей только праведные дела. Никаких проступков Елизавета Петровна не могла вспомнить, ни одну провинность, за которую наказывали дочь.  В раннем детстве ей попадало вместо Ромки. Тот созорничает и помалкивает.  Но, вскоре родители понимали уловку и настойчиво добивались его признания.

            Настя опекала, постоянно заступалась за своего изворотливого, но медлительного брата.  Однако, где-то к четырнадцати годам вдруг все переменилось.  Он стал защитником сестры.

            Ромка вытянулся, стал намного выше ее,  раздался в плечах, руки налились свинцовой  силой. Он вырабатывал в себе  спортивную осанку, чтобы поступить в военное училище, парень стал усиленно заниматься спортом,  и преуспел   в  этом.

            Вспоминая дочь в  подростковом  периоде, Елизавета   Петровна представила нескладного,  «гадкого  утенка», в которого превратилась нежная пухленькая девочка. Ей еще предстояло стать лебедем. Но процесс этого становления был  очень сложным.     Настя похудела, она стала застенчивой, всего стеснялась и  в  итоге замкнулась в себе.
Девочка обижалась по пустякам, часто плакала,  поначалу Ромка подтрунивал над ее слезами,   но    когда увидел, что его обычные шутки  воспринимаются слишком серьезно, переменил тактику.     Он   стал во всем угождать своей сестре, лишь только бы она не обижалась и не плакала.

             В тот год они переехали  в  Приволжский военный  округ.  Двойняшки,  по-прежнему обходились обществом  друг друга, и   это никого не беспокоило.
Летом Настя наконец-то переборола свой страх   перед водой. Они часто убегали купаться на берег Волги.  Деревенский воздух,  здоровая пища,  частое плаванье совершенствовали  фигуру  девушки. Молодое тело наливалось силой . Оно стало     гибким , трепетным,  покрытым золотистым  загаром.    Настя   полностью  изменилась.
             Купаясь на Волге, Роман не обращал  на сестру  никакого  внимания.    Но однажды утром, влетев в ее комнату, он застыл от удивления. Перед ним стояла нимфа с распущенными по пояс волосами.  Шелковая комбинация плотно обволакивала ее тонкий стан и пухлые   девичьи груди.
             Они мгновение глядели друг на     друга, готовые броситься в объятия, забыв, что они брат и сестра. Роман первым очнулся от грез и ринулся вон из спальни.  В зале   он налетел на   мать:
             — Наша Настя... Она такая, такая!   - Только   и выпалил он  в смятении, и выскочил из дома.

             Елизавета Петровна тихо вошла в комнату. Настя сидела на краю кровати, уставившись в, противоположную стену, По щекам ее текли слезы.
             -Доченька, что с тобой? Тебя кто-нибудь обидел? Скажи мне. — Елизавета Петровна тормошила дочь, то прижимая к себе, то отстраняя, чтобы взглянуть ей в глаза.
Настя не отвечала, пытаясь сдержать слезы, она глубоко вздыхала, но ничего   не говорила.
             - Тихо, тихо! Успокойся.  Я никому не дам тебя в обиду, - Она уговаривала Настю как маленького ребенка. Но первого звонка никто не услышал.

              Часы тикали, отсчитывая минуты, торопили , не оставляя возможности поговорить по душам.  Елизавета Петровна ушла на работу, пообещав себе позже потолковать с дочерью.
              Но за день, возникшая проблема забылась. Вечером, собравшись  за  ужином, о ней никто не вспомнил. Затем мать занялась посудой на кухне,  отец ушел в свой кабинет, а дети отправились поливать огород. Через открытую форточку до Елизаветы Петровны доносился их веселый  смех.
              Ничего не предвещало грозы, но над счастливым спокойным домом появилось набухающее, грозовое облако. которое в будущем должно было превратиться в зловещую черную тучу. Никто не попытался спрятать детей от грозы, ее просто не заметили в этом легкокрылом облачке.

              Елизавета Петровна прошлась по палате, разминая затекшие от долгого сидения ноги, вновь по¬дошла  к койке,   поправила  одеяло,   пристально вглядываясь  в   дочерино   лицо. Настя спала,  и никто не знал, какое  будет пробуждение.
              — Как я могла этого не заметить?  Почему   мы  этого   не предвидели,-   корила   себя  Елизавета  Петровна.
              Почему не забеспокоились, что ни дочь,    ни сын  не бегают на  свиданки?  Наоборот,   радовались  этому, считая их еще маленькими. Совсем забыла, что сама в пятнадцать лет ходила в кино и на танцы с соседским Колькой, а потом украдкой целовались у крыльца. Боялись, как бы тетка не заметила.  В училище тоже парни ухаживали.
              У ее детей таких близких друзей не было. В одиннацатом классе, на именинах, она заметила, что сын полковника Зотова,  Васька с особым интересом поглядывает на Настю. Обрадовалась, хорошая, достойная семья. Мальчик был бы заботливым  мужем, как отец. Оба собирались в пединститут. В сентябре стали вместе учиться в Куйбышеве. Но дальше дружбы дело не продвинулось.

              Ромка учился в Рязанском военном училище. Часто писал письма сестре и родителям,  но ни в одном из них не было сказано, что он встретил особенную девушку. Однако, и на это не обратили внимание супруги Аксеновы. Дети молоды для серьезных отношений, заняты учебой и еще не встретили того единственного человека на всю жизнь. Придет пора, и найдут своих суженых.

              Мать снова присела у кровати, вглядываясь в спящее лицо дочери. Влажное полотенце чуть сдвинулось со лба, прикрыло смоляные волосы, Елизавета Петровна увидела перед собой молодую Лизоньку.  Дочь во всем походила на свою мать, только черные «лохматки» ей достались от отца.

              Лизонька Грунина, завалив экзамен в пединститут, долго не размышляла, тут же подала документы в городское профессиональное училище. Оно привлекало ее по многим причинам: принимали без экзаменов, на основании аттестата зрелости, полностью обеспечивали одеждой и обувью, три раза в день кормили, а, самое главное, предоставляли общежитие. Собственно, выбирать было не из чего.  Повсюду прием давно закончен, только ГПТУ собирало к себе неудачливых абитуриентов. Рабочие строительных профессий требовались везде,  Куйбышев разрастался. в селах шло большое строительство производственных и жилых помещений: мальчики — каменщики, девочки—маляры и штукатуры.

              Возвращаться в село к тетке , Даше девушке не хотелось. Та  хорошо  относилась к своей племяннице, позволила закончить школу, не послала работать, но кроме Лизоньки было еще пятеро собственных   детей.
              Привычная к тяжелому сельскому труду и обладая прекрасной памятью, Лизонька прилежно училась и легко привыкла к мастерку и кисти. Любую работу она  выполняла  хорошо. На практику ездили в ПМК, которая на соседней улице строила дома. Старательную ученицу сразу приметили. Поэтому через год при распределении выпускников Грунину и еще трех девочек пригласили на постоянную работу, выделили комнату на двоих, пообещав со временем переселить в семейное  общежитие.

               Город никак не повлиял на Лизу, она по-прежнему была деревенской простушкой, верившей каждому слову окружающих ее людей.
               Буквально с первых дней работы на новом участке ей стал оказывать знаки внимания молодой мастер, черноусый красавец Михаил Воропаев. У него было скуластое лицо, черные глаза. ПРИ серьезном разговоре тонкие, крепко сжатые губы выдавали его властный характер.  Но, таким сердитым его видели редко. Мастер был душой общества. Его анекдоты заставляли смеяться все бригады.

               Участок Михаила был одним из первых. Строители выполняли планы и хорошо зарабатывали,  по крайней мере, больше других. Он умел,  словом   и делом заставить работать с полной отдачей сил.
               Его слова одобрения, похвалу, Лизонька поначалу воспринимала ,как ученица делающая первые шаги на рабочем месте. Но, потом она услышала ,что её глаза, словно васильки во ржи, как небо голубое, как  бездонный синий океан.
               Каждый день он придумывал новое сравнение.   С глаз перебрался на косу, когда     неожиданно   увидел ее без привычного платка.
               — Эти синие глаза, эти ямочки на щечках мне покоя не дают, — тихо пропел он. — Как бы мне хотелось распустить твои русые косы.

               Воропаев упорно шел к поставленной цели, с каждым днем завоевывая доверие понравившейся ему девушки. Он мог нарвать с клумбы цветов и небрежно бросить их к ногам Лизоньки и сравнить нежность лепестка с ее бархатной щечкой.  Он постоянно угощал ее фруктами и конфетами.

               Бригада с напряжением следила за развивающимся романом, за атакой своего начальника. Никто не соизволил подсказать молодой девушке, что она не первая, кому оказывает такое внимание Михаил, и что он не пропускает мимо ни одной новенькой. смазливой девчонки.

               Только Зина, подружка Лизы, осмелилась сказать ей, что сомневается она в искренности слов Воропаева:
               - Говорят, он ловелас. Смотри, а то поиграет и бросит.
               - У нас с ним ничего нет, даже не целовались Но он постоянно говорит мне, что я ему нравлюсь, что любит   меня.
               - Не ошибись, а то дорого платить придется,— предупредила   Зина. Больше они к этому разговору не возвращались.

               Чтобы любоваться ловкой складной фигурой Лизы, а главное, чтобы покорить ее, мастер для   всех    девушек бригады выпросил на складе новые комбинезоны,  заменив ими старую, непонятных размеров  робу.

               После работы Михаил дождался Лизу на машине по пути к остановке автобуса, предлагая подвезти ее к  общежитию.    Сначала она    отказывалась, но   вскоре  согласилась.
               Прошло совсем немного времени,  и  Михаил увидел ее длинные волосы распущенными.
               Лизонька бросилась в омут любви с головой. Она светилась от счастья, воспринимая мир в розовом свете. Это были самые прекрасные дни в ее жизни.

               После работы девушка ехала с любимым в однокомнатную квартиру, которую он снимал в городе, чтобы было где «притулиться»  в случае  непогоды   и  невозможности уехать домой к родителям. Она готовила на двоих незатейливый ужин. Михаил не отрывал  от нее восхищенного взгляда, хвалил ее умелые руки, делал массу других комплиментов. Иногда, глядя ей в глаза, говорил:
               —Ты мне , как жена, даже лучше, чем жена!- Однако замуж не звал, ссылаясь на то, что она еще молода и он не желает связывать ее своим постоянным присутствием и домашними заботами.

               Изредка Лизонька оставалась ночевать с Михаилом в квартире, но зачастую он уезжал в деревню к своим стареньким родителям, а она возвращалась  в   общежитие.
               Шло время. Однажды на работе Грунина почувствовала себя нездоровой. Ей показалось, что она отравилась сыром, который она с Зиной купила себе на обед. Лиза с удовольствием съела его с черным хлебом и запила крепким чаем. Но, вдруг ее замутило, и    вся еда вышла наружу. Потом все прошло. И до конца смены девушка работала,   как   обычно.

              На ужин подруги отварили сосиски и картошку с чесноком.  Аппетитный запах разносился по всему общежитию. Однако любимое блюдо Лизоньке     не  нравилось,  и она вновь отправилась в туалетную комнату.
              —Ты, наверное, отравилась, — заключила Зина и посоветовала   сходить в больницу и промыть желудок.
              От терапевта Грунину направили к гинекологу . После некоторых вопросов и тщательного осмотра , врач   поставил   конкретный   диагноз.
              — Вы беременны. — Видя растерянность девушки,   врач   спросил,- Вы   замужем?
              - Да,— ответила Лиза- Считая, что теперь Михаил женится на  ней.
              - Почему же вы так испугались? Ведь у супругов всегда рождаются   дети.
              - Мы не хотели так рано обзаводиться ребенком.  Муж  говорит, что я   еще   молода.
              - Тогда нужно было  предохраняться.
              - Нет, муж говорил, что он сам побеспокоится о том, чтобы не было пока детей.
              Лиза Грунина ушла от врача, радостная от того, что она станет матерью, и ребенок от любимого человека. И все же, она думала о том, как же Михаил встретит это известие.  Вдруг, оно его не обрадует.

              Она никак не решалась сказать своему Мишеньке о зарождающейся  маленькой   жизни. Воропаев, словно почувствовав приближающиеся проблеммы, надумал разорвать отношения с Лизой. Она стала предъявлять на него права, и это ему совсем не  нравилось.
Все реже и реже он приглашал девушку покататься на машине. Время поджимало.  Лиза, оставшись наедине, все-таки осмелилась поделиться с Михаилом своей тайной.
              —Мишенька, я жду от тебя ребенка. — радостно  возвестила она. — Нам нужно пожениться , чтобы он не родился  безотцовщиной.
              Мужчина уставился на нее черными  неподвижными глазами.  Он был ошарашен, оглушен.  Такого поворота Михаил никак не ожидал.  Все его приключения заканчивались благополучно.  Он расставался с очередной пассией, и все. Правда, беременности при этом никогда не   было.
              - Да, не могу я на тебе жениться.  У меня есть жена, да и ребенок тоже.  Сыну уже пять лет.
              - Как? — От услышанного, Лизоньке стало плохо, у нее закружилась голова и она отвалилась на спинку сидения. — Ты же сказал, что любишь меня, что я тебе,   как жена.
              - Да, я люблю тебя, но у меня есть жена Я полюбил тебя с первого взгляда и не мог ничего с собой поделать. Но я не могу бросить своего сына
              — А наш, а мой сын?— прошептала Лизонька,— а он, как же будет без отца?
              - Но он еще не родился. Сделай аборт. Сейчас это просто.— Михаил достал портмоне, пересчитал купюры и протянул их Лизе. Та отшатнулась от денег,- так все делают. Зачем тебе ребенок, ты так молода. Возьми деньги.
              - Я буду рожать, — произнесла,  вдруг повзрослевшая,  Грунина. — Это мой ребенок. - Она, резко открыла дверцу и  вышла из машины.
              - Это твои проблемы,  — крикнул вдогонку Михаил,  трогаясь с места.

              Лизонька долго бродила по улицам города, сидела в сквере. Она размышляла о том, как ей жить дальше.  Из общежития ее выгонят, там беременных не держат.  Тех денег, что она сберегла, на первое время, хватит.  А потом? Возвращаться с малышом к тете Даше ей не хотелось. Может, и впрямь избавиться от ребенка.

              Говорят , что судьбу не выбирают, она сама, насмешливая, неизбежная, своенравная, находит нас и ведёт по тернистой дороге. Но мы всегда стоим перед выбором. Нам предоставляются две дороги, и каждый волен пойти по той , по которой пожелает.
Таким образом, получается, что мы все-таки сами определяем свою судьбу. Кто знает, как бы повернулось колесо фортуны у Лизы Груниной, решив она в одночасье избавиться от ребенка. Однако, после долгих и изнурительных размышлений, девушка отважилась одна воспитывать ребенка.

              Возвратившись в общежитие, Лиза застала свою подружку  сидящей   у окна.
              - Я тут, как на иголках, места себе не нахожу, а она, видите ли, гуляет по городу, нос морозит. Да еще хотела в беседке посидеть. Тебя не волнует, что я схожу с ума от беспокойства о тебе, — выговорила Зина своей товарке. - Если бы я тебя не окликнула, то ты, наверное, ночевать осталась  на улице.  А завтра нашли бы колчужку на скамейке . Что случилось? С Мишкой   поругалась?
              - Мне нужно было подумать, —   сказала Лиза.
              - В тепле и вдвоем легче думается.  Помнишь, когда мама умерла? Ты от меня не отходила. -  И только благодаря тебе я не уехала к бабушке в деревню. Что бы я там делала? Как бы мы жили на бабушкины шестнадцать рублей? Что-нибудь придумаем.
              Грунина рассказала о своем разговоре с прохвостом Михаилом, о том, что надумала оставить ребенка, но боится, что ее выгонят из общежития.
              — А мы об этом никому не скажем, — ввернула свое слово Зина.

              Подруги проговорили всю ночь, распланировали каждый шаг своей будущей жизни.
              Через несколько дней на стройке появился новый мастер Варвара Петровна Новикова.  Девчата узнали, что Воропаева, по его просьбе, перевели на другой   объект.
              Как не скрывала Лиза свою беременность    под безразмерной робой, мать троих   детей Варвара Петровна догадалась о растущем животике   Лизы. После расспросов, Грунина рассказала мастеру свою историю, а та, никому ничего не объясняя, нашла такую  работу, чтобы женщина не поднимала тяжести.

              Однажды, прямо с работы Лизу увезли на скорой помощи в роддом.  Будущую мамашу искупали под душем, обрядили в больничную одежду, записали необходимые данные и отвели в палату. Грунина прошла к свободной кровати.  Открыв, тумбочку, она стала не спеша выкладывать из сетки  продукты, которые собрали подруги из бригады: бутылку кефира, две пачки печенья, лимонад, банку кильки в томате. 

              - Ты зря все это выкладываешь. Долго здесь не задержишься, — проговорила женщина, стоящая у окна. — Я смотрю, ты все чаще и чаще губки покусываешь, схватки участились? Скоро поведут тебя в родильное отделение. Ну, вот опять. Ты дыши глубже. Первый раз? — сочувственно спросила улыбчивая роженица. Увидев кивок головой, продолжила, — а я пятого буду родить.  Да ты не бойся, врачей слушайся, и все будет хорошо.   Моя кровь докторам не нравится, и то я не боюсь.  А ты девка здоровая, все у тебя будет хорошо.
              У меня дочка будет, я знаю, вот муж paccepдится. Ему сыновей подавай, а тут дочка. Придется еще одного родить. Никита говорит, что в семье обязательно должно быть  три  сына.

              - Нищету разводить  — вступила в разговор черноволосая ,— я, если еще одного рожу, — и все.
              - Никакую не нищету. У нас две коровы, телята, поросята. Имеются  овцы, гуси и  куры, огород большой, да еще государство помогает. Никита шофером работает, а я дояркой. Мы живем богато. Недавно мотоцикл купили. 
      - Телевизор никогда не видели,- заметила из угла молодка с модной стрижкой.
              - Мне не понравилось. Мы все    вместе ходили    в    клуб кино смотреть,  там интересней. Все новости можно узнать.
              - Новости и здесь можно узнать, — снова подала голос черноволосая.  — Я в соседней палате была,  там такое рассказывают,  девчонка родила ребенка   и сбежала.
              - Как сбежала? - Навострили  ушки     обитатели палаты.
      - Оделась и ушла. Она сказала, что ей ребенок не нужен.
              - Правильно сделала, — заявила городская     с модной стрижкой, — Куда она с ним пойдет? Мужа нет, а родители готовы ее разорвать на кусочки.
              -Я бы так не поступила, — сказала многодетная.— Если моя Нинка в девках родит, то мы не позволим, чтобы наша кровиночка где-то в приюте маялась.

              Женщинам хотелось вызвать новенькую на откровенный разговор.  Они уже знали, что она не замужем, деревенская простушка, приехавшая в город за  длинным   рублем.
              Лизонька слушала и молчала.  Ей было страшно. Беспрестанный, опустошающий страх  перед неизвестным  будущим  заставлял трепетать сердце. Кроме того, ей было стыдно. Стыдно перед замужними женщинами, которые осуждали мать, бросившую своего ребенка.  Ей казалось, что они говорят о ней,  испытывающей сомнение перед неизвестным будущем.
              Может быть, ей тоже оставить здесь своего малыша. Его усыновит какая -  нибудь  бездетная семья.  Их много таких, стоящих в очереди за детьми. А она, свободная ото всего, продолжит работу на стройке, сможет учиться в институте на вечернем отделении. Возможно, встретит парня, который  полюбит ее. Молодожены получают квартиру в семейном общежитии. Все ясно и понятно.  А  с ребенком? Кому она нужна с ребенком? Куда с ним пойдет?

             Они с Зиной пытались найти квартиру, но им отказывали, как только узнавали, что жилье необходимо матери с маленьким дитем.  Как же она будет работать с малышом на руках, как зарабатывать   на пропитание?
             — Будь ты проклят,  Михаил Воропаев, исковеркавший всю мою жизнь,  —тихо прошептала Лиза.
             Острая «игла» пронзила все тело, заставила  забыть обо всем, кроме этой неотвязчивой,   изнурительной боли. Потом все разом стихло, чтобы через минуту вернуться вновь.

             Ребенок пошевелился, укладываясь поудобнее в животе. Он готовился к выходу на грешную землю. Рука Лизы машинально потянулась к животу, погладила его, губы растянулись в улыбку.  И через мгновение гримаса боли вновь исказила лицо.
Роды продолжались недолго. Через несколько часов молодая роженица лежала в послеродовой палате.

             Очнувшись от продолжительного сна. Лиза наблюдала за своими соседками по палате.  Две о чем-то тихо разговаривали,  поглядывая на   нее.  Третья   спала, разметав по подушке роскошные, белокурые  волосы.

             Как она красива,  эта жена офицера.  Умеет за собой  ухаживать, думала Грунина. Кожа лица  бархатистая, четко очерченные  черные брови, густые, длинные ,  плотно сжатые ресницы. Удивительно, волосы белые, а брови и ресницы черные.
             —Намучилась бедняжка, спит как убитая,- проговорил кто-то из рожениц, поглядывая на Лизу.
             Не открывая глаз , Лиза слышала, как в родильном отделении кричала женщина.  Видимо, боли были невыносимые,  вот и орала на всю больницу.  Почему же врачи ругались на нее?
             -  Ведь ей, как и мне, было больно, поэтому она так громко приговаривала и стонала, — рассуждала про себя Лиза — На меня даже голос не повысили, а   Викторию  ругали.-  Вдруг, в голове стрелой пронеслись, фразы: «Что ты делаешь? Ты же ребенка загубишь.   Держите   ее!»

             Лиза тогда напугалась, думала, что это ее осыпали грубой бранью, съежилась и затихла. Но все бросились к соседнему столу, а пожилая акушерка, которая осталась возле нее, успокоила:
             — Мы с тобой сами управимся.  Еще немножко поднатужься. Так… Так… Вот и порядок.-  Закричал   ребенок.
             — Девочка. У тебя родилась дочка.  Ты рада? Отдыхай.

              Акушерка показала маленький красный комочек. Молодая мама ничего не рассмотрела.  Лиза сильно  устала, и лежала с закрытыми глазами.
              Врачи, акушерки с обоих родильных отделений сбежались и толпились у другой роженицы.  Они громко переговаривались. Грунина сквозь дремоту услышала, как гинеколог послала кого-то за детским врачом.
      
               В палату, смешно переваливаясь на толстых ногах, вошла санитарка тетя Валя. Она была на пенсии, но работала. Ее все очень любили за веселый нрав и доброту. Несмотря на свой возраст и полноту, она везде успевала, все знала и все умела. По необходимости даже роды могла принять не хуже  акушерки.

               Сейчас, тетя Валя  остановилась у койки, где лежала белокурая женщина и объявила:
               - Готовьтесь, сейчас привезут ребятишек. Аксенова, открывай глаза.  Хватит    спать,  —  белокурая  не  пошевелилась.
               — Виктория, поднимайся.  Сейчас твоего сына принесут. Ну, ты вчера задала всем жару, у твоей соседки гораздо сложнее были роды, но она так не орала. А ты зевала так, как будто тебя резали. Ты так  билась с врачами, что чуть ребенка не придушила. Еле-еле   отходили.

                — Теть  Валь, ты что стращаешь молодежь? Нечего им байки рассказывать. Иди, займись своими делами.  Все готовы? — обратилась вошедшая акушерка к роженицам.- Сейчас будем кормить детей. — Грунина, тебе еще рано вставать. Ты пока лежа будешь кормить.  Тебе сидеть нельзя.

                Александра Васильевна подошла к Лизе, помогла ей специальными тампонами протереть соски, поправила подушку.
                — Ты у нас молодец.  Но долго не залеживайся. Сидеть нельзя, но ходить потихоньку можно.
                Медсестра из детского отделения, которую все звали просто Олечкой, разнесла детишек по мамам и отправилась с каталкой в следующую палату.

                Лиза смотрела на крохотное личико дочери, пытаясь  найти знакомые черты.
                - Они сейчас все на одно лицо,  поэтому, на ручки бирочки вешают, чтобы не перепутать, — сказала с соседней койки   Вера.
                - Я своего и так ни с кем не спутаю, — сказала Таня. — У моих детей, как у всех без исключения в семье Денисовых, на спинке родовое  пятнышко. У девочек под лопаткой, у мальчиков почти на попке.
        -Лучше было бы наоборот,- пошутила Вера.- У тебя сколько детей?
        -Петька третий будет. Дома две дочки. Ты свою как назвала?- обратилась  Татьяна к Лизе.
        -Настенька! Настенька, как моя мама.
        - Вот бабушка обрадуется, - заметила Вера.
        - Нет… Её уже давно нет,- помолчав, добавила,- дедушки тоже нет.

                Все замолчали. Женщины знали, что у Груниной нет мужа, родственники в городе тоже отсутствуют. Им было интересно, как поступит она с ребенком Он для нее явно лишний.  Два  дня назад из соседней палаты сбежала одна такая. Мальца отправили в специальное отделение Но, та даже в руки его не взяла, и грудь не   дала.

                - Аксенова, ты, что своего не кормишь? Как Олечка положила, так и лежит. Надо же, и не плачет, — Александра Васильевна взяла младенца на руки и тот, сразу же завертел головкой, чмокая губками.   — Он есть ведь хочет. Покорми.
                - У меня молока нет,—  бросила Виктория.
                - Все равно нужно прикладывать к груди. Дите будет сосать, и молоко появится. А ты даже на руки не берешь,  — выговаривала акушерка.
                - Он молчит, что его брать,— буркнула Аксенова.
                - Тогда я   его унесу.
                - Неси,   вам за это деньги платят.

                Александра Васильевна укоризненно покачала головой и отнесла малышку на каталку. Вновь вернулась в палату.
                - Лиза, ты налюбовалась на свою красавицу? Давай я помогу тебе ее завернуть.
                Каждое кормление Аксенова отказывала ребенку, ссылаясь на то, что у нее нет молока. Но ее мальчика , вместе со всеми, все же приносили в палату. Теперь он не молчал, а покрикивал, требуя внимания матери.  Но, она не давала ему своей груди. Все с недоумением поглядывали на Вику.  Наконец, Лиза не   выдержала:
                — Александра Васильевна, давайте я покормлю этого мальчика. У меня молока на обоих хватит.

                Детей унесли. Женщины достали из тумбочек передачки и принялись за еду. Нужно было восполнить потерянные калории для производства следующей порции молока.
Как только акушерка скрылась за дверью. Татьяна, как самая опытная, стала советовать Аксеновой:
                — Вика, ты попроси мужа купить на рынке деревенского молока, да курочку. Пусть шоколад принесет.   Тебе нужно лучше  питаться.
                - Что пристали.  Не нужны мне ваши советы Я все равно кормить его не буду. Фигуру из-за ребенка не хочу портить.  И так, полгода ходила, словно бочка.   Толстую,   муж  любить не  будет.
                - Ты что, Виктория, за сына он тебя всякую любить будет.  И, вообще, зря ты так. Это же такое удовольствие, кормить своего ребеночка! Ты попробуй.
                - И чего вы ко мне привязались. Вижу я. какое это удовольствие. Ты даже вскрикиваешь, — усмехнулась   Аксенова
                - Эта боль приятная, — проговорила Таня. — Пе¬тька такой ненасытный, ему хочется сосать все больше и больше, вот и тянет изо всех сил. Потом эта боль проходит. Зато,  материнское молоко дает ему крепкое здоровье. Ты посмотри, как Лиза относится к  своей дочке. У нее с ней проблем, ой, как много будет. Ни дома, ни семьи. Выпишут и иди, незнай, куда с дитем.
                - Бог даст, все  образуется, — вздохнула Татьяна.—  А ты к своему мальчишке относишься, как   чужая.  Даже, ни разу по имени его не назвала.   Как его, хоть, звать-то   будете?
                - Пусть Вадим называет. Он хотел ребенка, я ему его  родила. На этом моя миссия закончена. Теперь пусть возится с ним, воспитывает. — Виктория достала из тумбочки лак и стала красить ногти. —  Я выйду  из   больницы и  найму няню.

                Почувствовав посторонний запах, вошла акушерка.
                — Кто тут красоту наводит? Я же вас предупреждала, что нельзя парфюмерию в палату приносить. У детей может возникнуть аллергия.  Аксенова, вам больше заняться нечем? Вы лучше бы ребенку больше внимания  уделяли!
                Виктория демонстративно, не спеша, убрала флакончик  в тумбочку, подула на ярко-красные ногти и взяла книгу.

                Александра Васильевна покачала головой и вышла из  палаты:
                - Бедный муж, бедный ребенок! Неужели,   все жены офицеров такие? Что же будет, что будет?
                Она много лет проработала в больнице. Столько всякого повидала, но такого, чтобы женщина, имеющая заботливого мужа, не алкоголика, отказывалась кормить ребенка, была равнодушна к нему, она не   помнила.

                Какова была настоящая причина, по которой сложилась такая ситуация, мы не знаем, отметим, что уговоры, убеждения, увещевания врачей и   акушерок ни к чему не привели. Аксенова  не уделяла своему сыну никакого  внимания.
                Вскоре обо всем узнал муж. В порядке исключения,  ему даже разрешили встретиться с женой. Их разговор  никто не слышал, но все осталось   по-прежнему.
                В тот день Лизонька впервые получила большой пакет с   разнообразными продуктами.
                -Мужчина тебе  передал.  Набирайся сил, двоих  кормишь, — сказала тетя Валя, передавая сверток.
                - Миша пришел, —  обрадовалась Лиза, бросаясь к окну. Но на улице никого не было. Опечаленная,   Лиза вернулась  к своей   тумбочке.
                - Это Аксенов тебе принес,— сообщила санитарка, поглядывая на Викторию. —Ты, Лиза, не отказывайся. С пряников да лимонада много молока не будет,  ты его сына кормишь. Кстати, он мальчишку назвал  Романом.

                Шли дни. Александра Васильевна помогала управляться с малышами. Лиза кормила их по очереди. Но когда Ромка призывно орал, требуя, есть, приходилось брать на руки обоих, и они дружно причмокивали, потягивая   молочко.

                Виктория, когда привозили детей, брала книжку и отворачивалась к стенке. Только изредка проявляла любопытство, и то только  в присутствии врачей.
Лиза жалела мальчика и беспокоилась за его судьбу. Сама росла без матери, знала, что это такое.

                Тетка Даша не обделяла племянницу своим вниманием, но девочке все равно не хватало материнской ласки. А здесь, при живой матери ребенок одинок. Близилась выписка.  Грунина  попросила подружку принести детский узел и ее одежду, а главное, встретить ее с ребенком.

                Зина требуемое принесла, в записке написала, что первое время они поживут у мастера Варвары Петровны. Лиза этому   известию была очень рада.
                — Мамаши, одевайтесь. Ваших детей уже запеленали.—  объявила тетя Валя.
                Лиза и Вика вышли в соседнюю комнату.  На столах лежала их одежда. Скромная белая блузка и синяя юбка Груниной весьма отличались от модного платья Аксеновой.
                Темновишневый шелк от движения шуршал, облегая стройный стан Виктории. Лицо ее, словно у греческой богини, было очень красивое и неприступное.

                Лиза улыбалась, она вся светилась от счастья.  У нее прекрасная дочка. Ее пришли встречать подружки вместе с мастером. На первое время имеется жильё, а там что-нибудь придумаем.

        Акушерки внесли детей. Лиза растерялась. Оба новорожденных были завернуты в одинаковые одеяльца с расшитыми пододеяльниками. Только ленточки разные, одна – розовая, другая – голубая.
                - Где моя Настенька? — тихо спросила Лиза. Она не видела сатинового конверта, который сшила сама.
                - Вот она, у меня, — прошептала Александра Васильевна.- Приданное для обоих детей купил Вадим Романович Аксенов. Это в благодарность тебе за то, что кормила его сына.-  Затем громко    произнесла, — пойдемте, вас ожидают родные.

                Впереди шли акушерки с детьми, а молодые мамы  следовали за ними.
Внимание Груниной привлек мужчина в офицерской форме с двумя букетами роз. Китель плотно сидел на высокой, плечистой и мускулистой фигуре.  На голове фуражки не было. Буйная волнистая шевелюра развевалась под ветром. Из-под крылатых бровей глядели суровые глаза.
                Но вот мимолетный взгляд коснулся ребенка, и лицо преобразилось, оно излучало нежность. Потом он кинул взор на женщин, шедших за акушерками. На какое-то мгновение очи помрачнели, сделались презрительными, угрожающими. Лизонька нутром почувствовала, как вздрогнула Виктория.  Но, это был какой-то миг. Аксенов перевел глаза на Лизу. До самого сердца достал его беспомощный, просительный взгляд.

                Между тем, мужчина подошел к акушеркам.  Лиза увидела, как он передал им цветы и взял на руки сначала своего сына, а затем дочку Лизы. Почему он взял мою девочку, мелькнуло в голове у Груниной.   Слова застряли где-то глубоко в сердце, а ноги отчего-то сделались ватными и не хотели двигаться.

                Виктория, наоборот, от неожиданного поступка мужа   прибавила шаг.
Крепко держа  малышей,  Аксенов     пристально глядел на медленно приближающуюся Лизоньку. Он совсем не обращал внимание на     белокурую красавицу, остановившуюся рядом. Его ясные черные глаза умоляли Лизу пойти с   ним.

                В каком-то потаенном уголке души Лизы, загоралась искорка, она разрасталась в пламя, в желание присоединиться к этому решительному человеку. Наконец-то женщина преодолела путь, который показался ей мучительно длинным и трудным. Останавливаясь, она услышала отрывок,  громко сказанной,  рубленной  фразы.
                — Ты с матерью едешь на такси, к   ней домой, -  приказывал офицер.-  Я уплатил. Надеюсь, что я больше тебя не увижу.  Тебе не нужен наш сын, мне не нужна такая жена.
                Аксенов отвернулся от Виктории, и Лиза услышала его спокойный, убедительный и ласковый голос:
                — Лиза, я знаю, что тебе некуда пойти. Идем со мной.  Я о вас с девочкой позабочусь, как ты заботилась о моем сыне. Мне, кажется; что мы нужны   друг другу.
                Слова завораживали, обволакивали теплом молодую мать, и она, словно привязанная, пошла за офицером.

                Широкими шагами Вадим шел к машине. Он с гордостью нес детей. Для него это была самая драгоценная  ноша.
                Подходя к автомобилю, Лизонька заметила Варвару  Петровну с девчонками  из бригады, которые внимательно  наблюдали   за   происходящим   на крыльце и во дворе больницы, но не  осмелилась остановиться.
                Они тоже ничего не предпринимали,  чтобы  обратить на себя   внимание    и удержать  подружку.
                — Даже если она будет только нянькой для его сына, и то большое дело, —проговорила Варвара Петровна. — Ни о жилье, ни о работе ей беспокоиться не придется. Дай Бог, ей счастья.  Сейчас отъедут, и мы домой пойдем.

                Усадив Лизоньку с детьми на заднее сиденье, Вадим направился к Варваре Петровне, с которой познакомился незадолго до  выписки  новорожденных из роддома. Он пригласил их в гости.

                Через несколько дней, уладив некоторые формальности, Аксенов с Лизой и детьми отбыл в воинскую часть, где проходил службу.  Вскоре,  в районном ЗАГСе, по месту жительства, Вадим, с согласия Лизы, зарегистрировал Настеньку на свою фамилию.
                Спустя несколько месяцев   Аксеновы переехали. Причина   развода с Викторией, стала     негласным достоянием  всего   офицерского  состава.  Поэтому  рапорт-просьба  о переводе его в  другой  гарнизон,   была  удовлетворена.
Жизнь Лизы Груниной потекла по новому руслу.
      
               Скрип двери прервал полузабытые далекие воспоминания. Обернувшись, Елизавета Петровна увидела   Романа.
               - Она спит? Так и не просыпалась?  — Обеспокоенно спросил он.
               — Просыпалась. Но ей дали снова     снотворное. - Потапов  сказал, что Настеньке  требуется    отдых.   Bсе показания хорошие. Скоро она очнется. -   Помолчав,  она  обронила,- Роман, ты мне ничего не хочешь сказать? По моему, нам нужно   поговорить.
               — О чем?  - Парень лихорадочно перебирал   в памяти, искал ответ на вопрос , куда же он   мог деть злополучное Настино письмо? О нем родителям знать не следует.   Когда  сестра  проснется, то они придумают причину ее поступка и объяснятся ними.  В комнате письма не было. Роман  уже  перерыл все шкафы, заглянул во все уголки.  Теперь, после вопроса матери, возникли подозрения, что   оно попало к ней в руки .   Может быть, и   отец о   нем знает. Что же тогда будет? — внутренне содрогнулся   он.
               — Ты прочитал письмо Насти? - Напрямую спросила  Елизавета  Петровна.
               - Какое  письмо? — попробовал уйти от   ответа Роман.
               - Посмотри на меня. — Мать как в детстве пальцами приподняла опущенный подбородок сына.—  Говори правду.
               — Да.  — Горько выдохнул Роман. — Но она моя сестра.   Сестра. Я ее брат, - со стоном произнес он.
   
               Роман и, резко  повернувшись,   пошел  к окну. Мать направилась следом. Она, молча,  постояла   рядом, собираясь с силами для трудного разговора. Наконец, решившись, погладила сына по спине   и    по плечу,    тихонько ему сказала:
             —  Успокойся.   Все не так страшно.  Она тебе   не     сестра.   Вернее, сестра  по документам,  но не   по крови. — Елизавета Петровна обрушила на Романа   душеразрывающую правду.-  Удивительно, как вы не раскопали это раньше. В свидетельствах вашего  рождения записаны разные матери.  Отцы у   вас    тоже разные. Настя для отца  приемная дочь.
                Тут она вспомнила, что паспорта детей оформлял муж. Он вместе с ними ходил в паспортный стол и сделал все, чтобы имена матерей они не увидели. Никто тогда не предполагал, что их дети могут полюбить друг друга. Поистине, пути господни не исповедимы.

                По осени в семье Аксеновых отгремела веселая свадьба, которая породила много слухов и разговоров. Но сплетни не повлияли на счастье молодоженов.

                Родители тоже вздохнули с облегчением. Ведь тайное всегда в самое неподходящее время становится явным, Они были рады, что все закончилось благополучно.

                У читателей, конечно, возникли вопросы по  поводу судьбы Виктории. Мне известно, что она вернула свою девичью фамилию. Дальнейшая ее жизнь остается загадкой. Аксеновы о ней ни говорили ничего плохого  и ни¬чего хорошего. Они просто отказались говорить о Виктории. Я эту женщину никогда не видела.
____ . _____ ,____