Он не понял

      
В   60-е годы в столичном Тбилиси грузинские фирменные хинкали под охлаждённое бочковое  пиво   можно было вкушать на каждом углу, но лучше это было делать  в глубокой  подвальной пивной  на  улице Вельяминовской.
Читая об этом, пожалуйста, не усмехайтесь, полагая, что нашему славному городу недоставало  лавров  Одессы с её также знаменитым  пивным заведением, о появлении которого возвещал в своё время  молодой Л.Утёсов:   
                "На Дерибасовской  открылася пивная,
                Где собиралась вся компания блатная..."
 В отличие от одесской  Дерибасовской улицы, которая была не менее известной задолго до появления там примкнувшей к её славе
 пивной, в Тбилиси именно пивная, сделала  знаменитой  никому до этого неведомую улицу Вельяминовскую.

Многочисленные завсегдатаи тбилисских забегаловок и гости нашего города стали находить время, чтобы пройтись по ней, но отнюдь не для того, чтобы почтить память известного на Руси геодезиста и строителя дорог, в честь которого эта улица, возможно, была названа, а только лишь затем, чтобы вкусить там  под бочковое пиво знаменитые вельяминовские хинкали, создавшие ей славу и известность.

А сама знаменитая пивная, как мы знаем, возникла на  этой улице только лишь благодаря глубокому  под каменными сводами прохладному  подвалу в одном из её домов, оказавшемуся  очень уж пригодным для обустройства там городского питейного заведения, и не более того.

В описываемое нами время  посетитель, спустившись в  нутро этого злачного места по неширокой каменной без перил лестнице, попадал  в самую середину вытянутого в  длину питейного зала, тесно уставленного стоячими мраморными столиками.

В одном из его торцов   отцами-устроителями братьями Майсурадзе, была  помещена буфетная стойка, за  которой  стояла  пивная бочка с торчащим из неё  медным разливочным краном, снабжённым ручным нагнетающим насосом, около которой были размещены жаровни для подогрева вываленных в горячем жиру купат и обёрнутых в армянский лаваш  кебабов.

Оставшаяся часть стойки предназначалась для раздачи заказанных хинкалей, которые трудолюбивые повара  отделённые  от  буфетчика клеёнчатой занавесью, лепили впрок, но опускали в кипящий котёл только под конкретный заказ, свято соблюдая заповедь о том, что свежие  хинкали должны быть поданы потребителю  только первоначально горячими, но, отнюдь не тёплыми или подогретыми.

Вновь прибывшему  посетителю приходилось выжидать некоторое время, пока у поваров  накопятся 3-4 заказа с количеством хинкалей, достаточным для разовой закладки в котёл. Время ожидания было небольшим, поскольку  поток желающих вкусить популярнейшее в городе, обильно начинённое пряностями, грузинское подобие крупных национальных пельменей  был не иссякаем.

Командовал парадом один из одинаково рослых с короткой седой стрижкой братьев-близнецов, который, не отрываясь от разлива пива, принимал и запоминал количество заказываемых  хинкалей, поскольку они  оплачивались не порционно, а поштучно.

При этом он не вёл никаких записей, а только лишь  передавал вполголоса  краткие распоряжения поварам, которые комплектовали очередные закладки хинкалей и отправляли их партию за партией  в   непрерывно кипящий вар электрического котла.

Едок в ожидании  готовности  своего заказа получал из рук буфетчика первую,  аперитивную кружку пива и, выбрав себе  место за одним из столиков, заранее присматривал ходячую по рукам винную (0,75л) бутыль с проткнутыми отверстиями в полиэтиленовой пробке, служащую едокам гигантской перечницей.

  Тем временем, повара, выловив из кипящего котла очередную по готовности закладку хинкалей, раcкладывали их в порядке поступления заказов по глубоким тарелкам, прикрытым другими опрокинутыми на них такими же тарелками  и  выставляли их  на раздаточную стойку.

Всё это время буфетчик продолжал, безошибочно запоминая последовательность,  вполголоса передавать  им новые заказы.   Так же вполголоса он объявлял в зал о готовности ранее полученных, и заказчики, уловив в неумолкающем гомоне разговаривающих меж собой посетителей частоту, на которой было послано  предназначенное  им  сообщение, спешили  к раздаточной стойке.

Удивительно то, что таким же ультразвуковым способом буфетчик ухитрялся  через  головы  заполнивших зал людей передавать свои распоряжения посудомойке Розе, которая трудилась  в дальнем от него торце зала.
Стоило ему, не повышая голоса и не пытаясь перекричать гомонящую публику, а  всего лишь  модулируя частоту звука,  отдать  сдержанные команды: «Роза,  кружки!», или: «Роза, тарелки!», как она   тут же возникала перед ним  с чистой посудой.
Между тем, каждого  дождавшегося своего горячего блюда заказчика  после того, как он уже обновил в своей кружке пиво и обильно наперчил  полученные  хинкали, ждало  божественное наслаждение.
- Помните, как именно всё это происходило?

Вы ухватывали хинкал пальцами за непроваренный «хвостик» и, надкусив оболочку, первым делом высасывали из неё пряный бульон. Затем откусывали от этого хинкала добрую половину, подвергая внутренность вашего рта пожару, замешанному на высокой температуре откусанной части  и обилии употреблённого вами перца. А  когда  казалось, что вам уже  никогда  не закрыть пылающего рта, и не вздохнуть свежего воздуха, приходило время прибегнуть к спасительному глотку холодного пива, чтобы  осознать, что вы вкушаете  пищу богов и готовы повторять эту процедуру  с каждым новым хинкалом.

Нужно ли удивляться тому, что для меня, проживавшего  в ту пору  неподалеку на Гановской, хинкали от Вельяминовской пивной, включавшие в себя и хлеб, и суп, и мясо, были незаменимым рационом холостяцкой кухни, а приезжие гости, которых мне доводилось  водить в прославленное заведение, почитали при его  спартанском интерьере, исключительно высокое качество хинкалей тбилисской достопримечательностью не меньшей, чем оперный театр или выстроенный в начале века фуникулёр.

В те дни, о которых я собирался, вам рассказать  наше КБ в качестве головной организации по разработке анализаторов состава и свойств жидких сред   принимало  у себя участников научной конференции по этой волнующей народнохозяйственной проблеме.

На этот раз для этой цели нами был арендован республиканский  Дом работников искусств (ДРИ), расположенный  на улице Махарадзе.
Это был старинный небольшой и не очень ухоженный особнячок, но конференция была немногочисленной, и он нас вполне устраивал.  Наши делегаты заседали в уютном,  приспособленном для их нужд читальном зале, выходя время от времени в  озеленённый внутренний дворик передохнуть и перекурить

При этом  желающие могли воспользоваться услугами так называемого буфета, но этого никто не делал, поскольку поживиться там практически было нечем, кроме сомнительного тёплого несвежего пива и чёрствых бутербродов с окаменевшим сыром, за которые наш учёный люд выкладывать свои командировочные денежки не желал, предпочитая это делать в городе, предлагавшем куда более привлекательный  выбор  свежего питья и закусок.

На конференции я традиционно  имел прямое отношение к работе секретариата,  поэтому не удивительно, что  и на этот раз  в числе  приглашённых  оказался Савелий.
Он был моим давнишним приятелем, работавшим в одном из подмосковных КБ сходного с нашим профиля, для которого мы когда-то разрабатывали стендовую аппаратуру.

По долгу службы от меня зависело определение необходимости проведения всякого рода координационных совещаний по этой теме  и, увидев однажды насколько унылой была обстановка у наших  коллег в подмосковном  Орехово-Зуеве, я способствовал проведению таких  совещаний преимущественно  в Тбилиси,  делая  это  не всегда с достаточным на то основанием.

Не без моей помощи Савелий стал также   постоянным участником устраиваемых  нами систематических координационных  научных конференций, получая всякий раз  приглашения от оргкомитета с  привилегированной, не обременяющей его пометкой: «без доклада».

 Мне это делать было не трудно, поскольку приезд Савелия, предоставленного официальным заботам внимательных сотрудников оргкомитета, никому никаких дополнительных хлопот не доставлял, хотя и не избавлял меня от чувства неловкости перед ним за недостаточное внимание  в плане  личного гостеприимства.

 Однако Савелий в обиде не был. Он с большим удовольствием посещал проходящие в Тбилиси конференции фактически  в качестве туриста, не скрывая того, что тематика их  работы  его совершенно не  интересовала.
 В этой связи было  неудивительным, что чаще всего во время докладов  я замечал  его на садовой скамеечке внутреннего дворика, где он в одиночестве, с безучастным видом потягивал из приобретённой  в буфете бутылки  тёплое, с явно просроченной годностью пиво.

 Неразборчивость Савелия была мне непонятна. Непотребное пойло, которое он употреблял, было отвратительным и не могло утолить ни голода, ни жажды, однако он,  предпочитая его скучным сообщениям докладчиков не только с обречённым видом сосал эту «верблюжью мочу» через   крайне неопрятную горловину, но и  считал своим долгом, завидев меня,  всякий  раз протягивая початую им  бутылку,  справляться:
- Будешь?

 Всеядность  Савелия я мог объяснить себе только  крайним дефицитом и отсутствием выбора напитков в  его Орехове-Зуеве. Застать там пиво на любом прилавке было само по себе фактом такой удачи, что попытка отвлечь продавца  вопросами о его марке или качестве могла вызвать нешуточный гнев напирающей сзади очереди.

Искренне жалея Савелия, в общем-то неплохого парня, я всё-таки ухитрился  выкроить  время, чтобы оказать ему запоздалое внимание, решив преподать заодно  небольшой урок разборчивости, и сделать это в показательной пивной на Вельяминовской. 
Благо от улицы Махарадзе это было совсем недалеко.

В очередной раз, когда за нашими делегатами прибыл автобус, чтобы отвезти их на обед, я предложил  Савелию  воздержаться от поездки, поскольку намерен пригласить его в известную в городе  пивную.

- А, что, - удивился Савелий, - у вас в пивной обедают?
- Ну, обеда в привычном  твоём понимании (борщ, котлеты, компот),  конечно, не подадут, - отвечал я, - но то, что мы там съедим и выпьем, надеюсь тебе понравится.

Не более, чем через четверть часа, мы уже были перед разверзнутым чревом знаменитого подвала, в спасительную прохладу которого из городского пекла вела неширокая без перил  каменная лестница.
 В тот раз мы удачно подгадали под завоз свежего пива и, ожидая заказанные хинкали, позволили себе пропустить  для аппетита по 50 граммов  водочки и съесть по горячей колбаске купат.
 Получив заказ, я предложил Савелию отдать должное тонкому белому тесту, из которого  были слеплены хинкали,  и пряному аромату заключённого в них мясного  фарша.
 Заодно показал ему пару раз, как именно и в какой последовательности следует дозировать и чередовать пылающие хинкали с обжигающим перцем и холодным пивом. Он довольно  быстро усвоил нехитрый урок и вскорости уже ничуть не отставал в поглощении со смаком этого чуда грузинской кулинарии.
 Кушал Савелий с отменным аппетитом и с таким видимым удовольствием, что мне не приходило в голову спрашивать его, нравится ли ему то, что мы едим.

Не помню уже, сколько раз мы повторяли заказанное,  время от времени  чередуя хинкали с   горячими купатами и обёрнутыми в лаваш кебабами и всякий раз запивая всё это отменным, охлаждённым пивом.
 Отдавшись чревоугодию, мы ублажали себя  до тех пор, пока, наконец, мой гость не отвалил от столика со словами:
- Всё, больше не могу!

 Израсходовав  полностью обеденное время, мы поспешили к нашей конференции, где я вернулся к своим рутинным обязанностям, не переставая ощущать во рту замечательное послевкусие от съеденного  и выпитого, справедливо полагая, что мой Савелий несомненно находится  во власти тех же ощущений.

 Через какое-то время  я увидел его  сидящим на любимой скамейке внутреннего дворика и, как всегда, игнорирующего скучные доклады  коллег.

Это меня ничуть не удивило.

Удивительно было другое. А именно то, что я увидел, не веря своим глазам. Только что покинувший легендарное заведение  на Вельяминовской, Савелий  держал в руках добытую в местном буфете всю ту же замызганную бутылку  просроченного  пива, из горла которой, морщась от  нескрываемого отвращения,  он сглатывал    тёплое,  непотребное   пойло.

 Потрясённый я  попытался  было уйти незамеченным, предполагая, что Савелий не захочет быть застигнутым за своим занятием, однако, увидев меня, он ничуть не смутился и с присущим  ему простодушием спросил, протягивая бутылку:
 - Будешь?

                Москва, 2011 г.