Дружок

                Бойтесь желаний

            За сессионными хлопотами и ставшими  привычными до обыденности тяготами-лишениями курсантской службы всё явственней замаячил призрак - мечта об отпуске. И встал вопрос ребром: «Как дальше жить, дорогая редакция»?
            После первого курса ни малейших сомнений не возникало, куда ехать – конечно же домой! После первого в жизни длительного отсутствия дом родной и его ближайшие окрестности, визги-писки-встречи с одноклассниками и знакомыми – ничего другого не требовалось, чтобы заполнить месячный досуг и даже сожалеть по его окончании: хорошо, но мало.
            После второго курса хватило уже двух недель, чтобы появилась крамольная мысль: «Всё - то же самое. Ничто вовек не изменится в доме родном»! – и возникло желание посетить более удалённых территориально родственников, а по завершении отпуска - и лёгкое нетерпение возвращения на службу Родине.
            К окончанию третьего курса страсть к путешествиям почему-то так взыграла (и не у меня одного, как оказалось), что принялись мы, трое друзей-прятелей, планировать отпускной маршрут, уже завершая его отчим домом. Тем более, что всем троим полагался дополнительный отпуск продолжительностью пять суток за успешно сданную экзаменационную сессию.
      
            Первоначально от одного из участников планируемого вояжа поступило предложение отдохнуть чисто по-мужски и махнуть в Сочи: «Море, тёлки и винчик рекой».
            Времена-нравы тогда были целомудренными, сами прожектёры в свои двадцать лет мужчинами стать ещё не успели, к выпивке не тяготели, и ничем иным, как пустой бравадой, было это предложение. К тому же, его очень легко опроверг второй потенциальный гусар и большой любитель пляжного волейбола: «Зачем куда-то ехать, когда рижское взморье под боком? Тоже море, рижанки-парижанки, пиво рекой, ещё и волейбол в придачу. А в Сочи пляж галечный, по нему не попрыгаешь».
            Я же, лелея надежду хотя бы отчасти восстановить физическую форму, утраченную после весенней «дружбы народов», коварно предложил «ударить пробегом по бездорожью», а именно - совершить поход на байдарках по рекам и ламбушкам (озёрам) Карелии.
            Прямо противоположное, казалось бы, устремлениям моих приятелей это предложение сразу же их заинтересовало по той простой причине, что много и красочно рассказывала о северной республике прелестнейшая жена председателя туристического клуба факультета. Она сама была заядлой туристкой, участвовала во всех пеших и водных походах, организуемых мужем, и не было отбоя от курсантов, желающих не только вырваться на краткое время из опостылевшего казённого быта, но и насладиться её обществом при этом.
            Не зря называют разум жалкой игрушкой страстей – как загипнотизированные, потянулись вслед за мной мои приятели на кафедру электрооборудования летательных аппаратов, в лаборатории которой главный турист факультета в звании лейтенанта служил, и бок о бок с ним работала вольнонаёмной сотрудницей его жёна.

            Лейтенант с большим энтузиазмом воспринял наше появление. Пока его жёнушка мило щебетала о том, как нам потом «долго будет Карелия сниться», а мы пожирали её глазами, он со знанием дела принялся разрабатывать маршрут похода. Покатал курвиметр по выбранному им листу в толстенном атласе географических карт СССР, порылся в имевшихся у него многочисленных справочниках железнодорожного и автобусного сообщения, поклацал клавишами калькулятора и вынес свой безжалостный, выверенный с точностью чуть ли не до километра, приговор.
            Задумал он нас отправить в путешествие вдоль восточного побережья Ладожского озера. Путешественникам предстояло вечерним поездом убыть в Ленинград и утренним поездом оттуда добраться до Лодейного поля - города на берегу реки, впадающей в Ладожское озеро, и начальную точку водного путешествия.
            По ходу пятидневного водного маршрута главный турист определил места четырёх ночёвок в посёлках на берегу озера, где необходимо было сделать отметки в маршрутном листе с указанием даты и времени прибытия-убытия. При этом он нарезал на карте такие суточные переходы, которые были под силу если не мастерам водного порта, то уж разрядникам совершенно точно.
            Водная часть маршрута должна была завершиться в городе Питкяранта, откуда железнодорожным транспортом транзитом через Ленинград усталым, но довольным туристам предстояло вернуться в «альму матерь».
            Перед тем, как огласить приговор, лейтенант созвонился с начальником кафедры физического воспитания училища, и мероприятие получило статус официального. С учётом транспортных потерь дополнительный отпуск нам был продлён до недели, и были отрезаны все пути отступления.
            Напоследок лейтенант дал указание найти четвёртого участника планируемой авантюры. В случае неудачи наших поисков пообещал помочь желающими из туристического актива факультета, и, презрев служебные обязанности, принялся двумя пальцами рьяно настукивать на пишущей машинке маршрутный лист и прочие сопровождающие туристический процесс документы.
            Лабораторию мы покидали весьма ошарашенные тем,  как неимоверно быстро «за что боролись, на то и напоролись».


                Вася

            Выбирать особо было не из кого. Главное правило любых путешествий: «Путешествуй с теми, кого любишь», - начисто исключало участие в мероприятии малознакомых курсантов с других курсов факультета. Остальные отличники курса были слишком далеки от спорта и романтики дальних странствий, кроме одного только нашего одногруппника Василия. На него и пал выбор.
            Для лучшей «усвояиваемости» последующего повествования крайне необходимо прерваться описанием Васи и его выдающихся деяний. Тем более, что они сами по себе того достойны.

            С момента появления в училище ещё в качестве абитуриента Вася заставил обратить на себя внимание. Прежде всего, внешностью. Небольшого росточка, щуплый, со светлыми волнистыми волосами до плеч и круглыми очками в металлической оправе а ля Джон Леннон, в строгом чёрном костюме при белой рубашке и галстуке-бабочке, он смахивал на конкурсанта, который вместо консерватории совершенно случайно забрёл в военное училище.
            При ближайшем рассмотрении первое впечатление оказалось обманчивым. Благодаря румянцу во все круглые щёки и непередаваемой наивности и доверчивости в глазах цвета непорочной небесной голубизны, он был похож не на ребёнка даже, а на игрушечного пупсика, каким маленькие девочки играют в дочки-матери.
            А с первых минут общения с ним возникало стойкое ощущение, что Вася только что вылупился из яйца, в котором просидел все свои семнадцать лет – до того он был далёк от жизни, и что яйцо это было высижено в интеллигентном гнезде.

            Так оно и оказалось на самом деле. Вася происходил от потомственных гуманитариев (папа – профессор изящной словесности, мама – преподаватель музыки). Был он поздним ребёнком, и родители вкупе с подобными им дедушками-бабушками, трясясь над ним наседками, уготовали ему немало последующих огорчений и разочарований. Во-первых, тем, что напрочь изолировали его от «угроз энд вызовов» реальной действительности, а во-вторых, в лучших интеллигентских традициях начинили его голову представлениями-идеями о жизни, перед которыми «Город солнца» Кампанеллы просто меркнет.
            Продолжал бы Вася семейные традиции, если бы природа не решила отдохнуть на нём, начисто обделив музыкальными и прочими художественными талантами-наклонностями. К тому же, впитанные им с материнским молоком светлые идеи ко времени окончания школы достигли критической массы, требовали воплощения, и Вася, начитавшись патриотических книжек, решил избрать героическую военную стезю.
            Поскольку школу он закончил с золотой медалью, а медкомиссия допускала подготовку инженерно-авиационных специалистов с весьма слабым зрением и общим состоянием здоровья, Вася без особого труда сдал на «отлично» все приёмные экзамены и был зачислен в училище.

            Переодетый в военную форму старого образца и стриженый под ноль Вася походил на подростка, наугад выдернутого режиссёром из толпы статистов для участия в военизированной массовке, когда  в составе новоиспечённых курсантов убыл в палаточный городок учебного центра проходить курс молодого бойца.
            Для него, совершенно домашнего мальчика, одно только нахождение среди множества незнакомых людей было серьёзным жизненным испытанием.
            Почему-то в любом коллективе, а тем паче, мужском и воинском, в котором «плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», сразу же начинается борьба за место под солнцем, а скромность и стеснительность, доброта и честность вкупе с остальными высокими человеческими качествами оказываются ближе к концу табели о рангах качеств составляющих коллектив членов .
            Проявляя удаль и мужественность  и моментально забыв о собственных матерях-сёстрах, начинали скабрезничать и материться даже те, кто значения матерных слов толком не понимал, и выражались при этом иной раз до того витиевато, что затруднялись ответить на вопрос: «Ты хоть сам-то понял, что сказал»?
            Вася бороться за место под солнцем не желал, да и не смог бы по причине своей душевной мягкости и физической субтильности. Услышав брань-непристойности, пунцовел от шеи до бритой макушки и, поникший, мелко-мелко моргал белесыми ресницами. От громкого голоса вздрагивал, как от удара, и либо впадал в ступор либо начинал суетиться совершенно непредсказуемым образом.
            Экий разношёрстный сброд являли собой новоиспечённые курсанты! Тут тебе и отслужившие срочную службу, и «кадеты»-выпускники суворовских училищ (среди них был и невесть как затесавшийся «нахимовец»), знавшие службу не понаслышке. И дети кадровых военных, длительное время наблюдавшие службу отцов с весьма близкого расстояния. Но основная масса имела об армии весьма смутные представления, почёрпнутые из книжек, кинофильмов или из рассказов очевидцев, и примерно треть «воинов» одним своим видом вызывала искреннее недоумение: какая нелёгкая занесла их в армию?
            Училище было престижным (на тот момент времени приравнивалось в правах к академии), что предполагало не только высокий уровень школьных знаний абитуриентов, но и привычку к определённым жизненным благам, которая освобождала, увы,  от необходимости многое уметь и делать самостоятельно в бытовом плане.
            Командование на многое закрывало глаза, да и программа курса молодого бойца училища по своей мягкости не шла ни в какое сравнение с КМБ в строевых частях.
            Эти обстоятельства до некоторой степени сглаживали остроту ситуации, которая с первых дней складывалась вокруг Васи.
            Если бы курс молодого бойца длился не месяц, а год, то и тогда он не пошёл бы Васе впрок, потому что Вася не умел делать практически ничего, а то, что умел, делал раз в десять медленнее всех остальных.

             Довольно быстро усвоив, где «лево», а где «право», в строю Вася упорно махал одноимённой рукой, несмотря на длительные  и изнурительные индивидуальные занятия строевой подготовкой.

      Отличался Вася редкостной исполнительностью и полученные приказы старался выполнять строго по-уставу, т. е. «беспрекословно, точно и в срок». Даже это обстоятельство служило основанием для шуток, конец которым положил весьма поучительный для шутника случай.
            Держа на манжетах гимнастёрки, чтобы не обжечься, осторожно нёс он налитую до краёв миску с борщом от полевой кухни к своему посадочному месту за столом в походной столовой, как вдруг кто-то из шутников крикнул ему в ухо: «Брось, а то уронишь»! Вася тут же исполнил полученную команду, в результате чего горячего борща отведали не только Вася и сам шутник, но и все новоиспечённые курсанты, сидевшие на двух скамейках неподалёку от места происшествия.
            От более жестоких шуток Васю спасала редкостная беззащитность во всём его облике.
            Первое в его жизни суровое испытание Вася выдержал.

            Его курсантской визитной карточкой в полной мере может служить то, как после принятия присяги он солидным басом, срывающимся на фальцет, утешал прильнувшую к его плечу хрупкую женщину: «Не плачь, мать. Должен же кто-то Родину защищать», - и совершенно серьёзно обещал стоявшему рядом с ним огорчённому интеллигентному мужчине: «Можешь не сомневаться, отец, свой священный долг я выполню до конца»!
      
            Не передать словами, с каким восторженным и одновременно гордым выражением лица Вася принял из рук курсового офицера личное боевое оружие – скорострельный карабин Симонова! Принял он СКС до того трепетно, что не удержал, и курсовой офицер долго скакал по ружейной комнате на одной ноге, держась руками за отбитый прикладом носок ботинка на другой ноге, и громогласно выговаривал всё, что думает о Васе и его сугубо штатских предках до седьмого колена.
            При разборке-сборке карабина традиционно далеко улетала от него возвратная пружина, забывались на столе или так надёжно терялись более мелкие детали, что поиск их всей учебной группой вёлся не один час.
            Перед первой стрельбой Вася, получив обойму с тремя патронами, чуть не сорвал общий график стрельб, умудрившись при заряжании карабина потерять два патрона и саму обойму. Когда же дело дошло до стрельбы, Вася сразу же оставил попытки прицелиться, поскольку подпрыгивал при каждом выстреле соседей по огневому рубежу, дождался тишины и с закрытыми глазами пустил все три пули в белый свет, каждый раз ойкая от отдачи приклада в плечо.
            Строевых упражнений с оружием в исполнении Василия окружающие вполне обоснованно опасались не только, когда штык карабина был примкнут.
            Нормой для него было по команде: «Оружие – на плечо»! – дулом карабина проехаться по спине впередистоящего и ткнуть куда придётся стоящего позади него, а по команде: «Оружие – к ноге»! – в дополнение к этому попадать прикладом по ногам всем, кто находится в радиусе полуметра от него.
            И до окончания второго курса, когда училище перевооружилось на автоматы Калашникова, Вася так и не научился различать в действии команды: «Штык примкнуть» и «Штык отомкнуть» - и всегда норовил исполнить их с точностью до наоборот.
            С примкнутым штыком карабина (а позже и автомата) не только индивидуальные Васины экзерсисы с оружием становились угрозой здоровью и жизни окружающих, но и само его нахождение в строю. После его неоднократных попыток отрезать ухо впередистоящим или нанизать их на различную длину штыка, он единственный из всего курса был освобождён от участия в ноябрьских парадах на набережной Даугавы и предшествующих им месячных тренировках, безропотно подменяя дневальных у тумбочки.

            Учился Вася до того прилежно, что своими вопросами доводил преподавателей до кипящего бешенства, зубовного скрежета или тихого отчаяния (в зависимости от темперамента и степени их терпения), пока полностью не постигал учебный материал. Усваивал же постигнутое он так твёрдо, что мог, не просыпаясь, почти дословно цитировать учебники или прослушанные лекции в ответ на заданные ему вопросы.

            На первом курсе Вася «поставил на уши» всё училище, когда в перерыве между учебными парами пулей вылетел из аудитории, а некоторое время спустя вернулся ошарашенный донельзя и заявил, заикаясь: «Я сейчас с маршалом за руку поздоровался».
            Как выяснилось из его рассказа, по великой неотложной нужде устремился он в туалет и сгоряча так дёрнул за ручку дверцу ближайшей к нему закрытой кабинки, что дверная задвижка не выдержала и дверца распахнулась. Восседавший там заместитель начальника училища в чине генерал-майора протянул руку, чтобы закрыть дверцу. Вася же, остолбенев от увиденного количества золота над унитазом, с чувством пожал генералу руку и, слабо разбираясь в званиях высшего армейского командования, в своём рассказе повысил его в чине до маршала.
            Васин рассказ услышал преподаватель, пришедший читать лекцию по истории КПСС. Оказавшись  редкостным служакой, он резво выбежал из аудитории и оповестил все училищные инстанции о тайном визите столь высокопоставленного лица, после чего в училище начался немыслимый переполох.
      
            Назначение на первый пост караула было большой честью, конечно же, но среди достойных этой чести курсантов мало находилось желающих стоять два часа неподвижным истуканом у знамени училища, принимая стойку «смирно» всякий раз при появлении непрерывно снующих по штабу высоких чинов, почему и норовили под благовидными предлогами избежать этого.
            Первый курс Вася завершил круглым отличником, вёл себя примерно и не стал увиливать от оказанной ему чести. Но не рассчитал своих юных сил и в первом же карауле ночью заснул, свернувшись калачиком у основания застеклённой пирамиды. Тем не менее, этот проступок принёс ему далеко непостыдную славу, поскольку на вопрос дежурного по училищу, застукавшего его спящим: «Зачем он пристегнул себя ремнём карабина к пирамиде»? – Вася чистосердечно ответил: «Чтобы, если уж до этого дойдёт, враги смогли выкрасть знамя училища только через мой труп».
      
            «Космическая» эпопея на втором курсе тоже затеялась благодаря Васе. В тот день, когда он заступил в наряд дневальным, закончился недельный ремонт водопровода в казарме, и появилась в кранах вода. Старшина дал команду дежурному по курсу прочистить туалет в казарме, все пять посадочных мест которого за время ремонта напрочь засорились, несмотря на запрет пользоваться ими. Дежурный по курсу переадресовал команду Васе, как свободному дневальному.
            Вася, поразмылив, подошёл к этому ответственному и жизненно важному делу с размахом - протянул в туалет сразу пять имевшихся в умывальнике помывочных шлангов и надёжно углубил их в забитые напрочь чугунные унитазы.
            Жизненный опыт Василия существенно обогатился знанием, что «оно» плавает, пока он ловил в залитом водой туалете и коридоре казармы извивающиеся змеями шланги, и не подоспела вызванная по тревоге дежурная группа училища.
      
            Определённая польза от васиных деяний всё же была. Майор службы материального обеспечения, заступая в наряд дежурным по училищу, от избытка служебного рвения практиковал без сопровождения разводящего втихаря подкрадываться к часовым на постах. Таким опасным для собственного здоровья и даже жизни образом он осуществлял проверку несения ими караула, чем доставлял немало огорчений утратившим бдительность или заснувшим курсантами. Пока не напоролся на Васю.
            Васю, после его героической защиты собственной жизнью знамени училища, в карауле от греха подальше запихнули на десятый пост  – охранять учебный аэродром.
            Этот пост не любили абсолютно все заступающие в караул курсанты не только потому, что он был самым удалённым от караульного помещения, и приходилось урывать лишнее время ото сна на следование к нему и обратно. Учебный аэродром располагался на берегу озера и продувался всеми ветрами, укрыться от которых не представлялось возможным.
            Именно благодаря Васе был найден способ борьбы с неблагоприятными погодными условиями, когда он однажды днём позвонил по телефону в караульное помещение и взволнованно сообщил: «Я самолёт поломал»! Прибывшие в срочном порядке начальник караула с разводящим и двумя караульными из числа отдыхающей смены обнаружили чрезвычайно огорчённого Васю стоящим у открытого люка стрелка-радиста транспортного самолёта Ан-12.
            Из его сбивчивого рассказа следовало, что он, бдительно охраняя вверенный ему объект, прохаживался по периметру аэродрома вдоль стоящих рядком учебных самолётов, и «случайно нажал красную кнопочку» на нижней стороне хвостовой части самолёта. К тому времени Вася уже утратил значительную часть не только наивности, но и своей патологической правдивости и, конечно же, слукавил – будь он даже чемпионом мира по прыжкам в высоту, не смог бы дотянуться до люка кабины стрелка-радиста, расположенного на высоте более двух метров от земли. На самом деле, увидев эту самую «красную кнопочку», Вася от скуки и из любопытства дотянулся до неё остриём примкнутого штыка карабина, нажал и отпрянул в испуге, когда крышка люка открылась, едва не прибив его при этом.
            Как бы то ни было, начальник караула решил оставить инцидент без внимания, поскольку пластилиновая печать на тросе, привязанном к ручке крышки, осталась целой, а шум по поводу происшествия ему самому мог выйти боком. Люк закрыли, Вася продолжил несение службы, получив строгий приказ молчать о своем проступке и впредь даже близко не приближаться к охраняемым летательным аппаратам, а кабина стрелка-радиста стала с тех пор тайным ночным убежищем караульных учебного аэродрома.
            Кабина защищала не только от непогоды, но и от нежданных визитёров, поскольку из неё проглядывался весь аэродром и подходы к нему со стороны училища. Если только не спать в ней.
            На третьем курсе в начале зимы глухой ветреной и слякотной ночью Вася, будучи караульным, именно так и поступил. Дотянулся штык-ножом автомата до заветной кнопочки, по ступенькам-углублениям на внутренней стороне крышки люка забрался в кабину, закрыл люк и, разомлев от безветрия и относительного тепла, проспал появление на дальних подступах к аэродрому дежурного по училищу - того самого майора службы материального обеспечения. Очнувшись ото сна по какому-то наитию, Вася заметил его уже в виде тёмного силуэта, крадущегося перед носом самолёта, в хвостовой кабине которого он сидел, и экстренно дёрнул внутреннюю ручку крышки люка кабины.
            В ночной тишине люк открылся со страшным грохотом, от которого майор подпрыгнул на месте, а Вася с автоматом наперевес, возникший невесть откуда у него за спиной, вдобавок заорал истошным голосом: «Стой! Стрелять буду»! Не иначе, как с ещё большего перепугу, майор вздумал ему ответно крикнуть: «Я тебе стрельну! Я тебе так стрельну»!.. Но продолжить не успел, потому что Вася счёл его слова прямой угрозой часовому, снял автомат с предохранителя, впопыхах установив режим автоматической стрельбы, и выпустил в небо очередь чуть ли не в половину автоматного рожка.
            Очень уж не хотелось майору выполнять следующую команду Васи: «Ложись»! – и он попытался ещё перечить. Но после того, как Вася пустил очередь уже над его головой, пришлось ему всё же плюхнуться в мокрую снежную кашу на бетонке аэродрома.
            Спешно примчавшись на звуки стрельбы, начальник караула с разводящим и толпой караульных свободной смены не сразу смогли подойти к месту происшествия. Вася, войдя в раж, кругами бегал вокруг лежащего ничком майора, в ответ на угрозы, а потом и любое шевеление обстреливал пространство в непосредственной близости от него (при этом пули рикошетили от бетонного покрытия во все стороны) и угомонился только тогда, когда полностью израсходовал второй рожок с патронами.
            После расследования этого шумного ЧП ретивый майор, уже в звании капитана, убыл в строевую часть для дальнейшего прохождения службы, а Васю поощрили тремя дополнительными днями к зимнему отпуску, замяв обстоятельства его неожиданного явления майору.
            Единственным негативным следствием этой истории явилось то, что кабины стрелка-радиста всех транспортных самолётов стали опечатывать, привязав трос к хвостовому оперению. Это огорчало не только караульных, лишившихся убежища от непогоды и удобного наблюдательного пункта, но и техников, обслуживающих учебные самолёты, которым приходилось таскаться со стремянкой по всему учебному аэродрому в конце каждого рабочего дня.


                Были сборы недолги

            Главной объединяющей силой нашей троицы, при совершенно различных прочих устремлениях, являлся спорт. Все были кандидатами в мастера спорта и входили в состав сборных училища (Николай - по тяжёлой атлетике, Сергей – по десятиборью, я же избрал «мордобитие, и никаких чудес»).
            Дополнительно все трое имели первые разряды по другим видам спорта и принимали участие во многих проводимых в училище соревнованиях, в том числе, в популярнейшей училищной регате на шестиместных ялах. На воде Николай и Сергей держались вполне прилично, а для меня обязательное плавание в бассейне два раза в неделю во время тренировок сборной округа было в одно только удовольствие.
            Николай и Сергей на втором курсе уже совершили однодневный байдарочный поход по живописнейшей реке Гауя под предводительством лейтенанта (и в компании с его женой, разумеется). Я из любви к водным процедурам ещё на первом курсе записался в секцию гребли училища и довольно сносно освоил спортивную байдарку-одиночку (по крайней мере, научился управлять этим вёртким плавательным средством, стоя в нём в полный рост).

            В этом плане Вася был, что называется, не пришей не пристегни к нашей компании. К спорту он тяготел всей душой, но без взаимности, и единственным его спортивным достижением было то, что к окончанию второго курса он с большим трудом одолел нормы военно-спортивного комплекса начальной ступени.
            На воде он едва держался и во время занятий по физической подготовке пятидесятиметровую дистанцию в бассейне завершал традиционно последним из всей учебной группы под одобрительные аплодисменты присутствующих. Весло подержать в руке Васе довелось один-единственный раз, когда он с толпой болельщиков сопровождал шестёрку гребцов курса к месту старта училищной регаты.
             Тем не менее, именно его кандидатуру я предложил. Васе, как я полагал, поход был нужен, чтобы дополнительно чему-то научиться практически, поверить в собственные силы и самоутвердиться. При всех его слабостях-чудачествах такие качества Васи, как ответственность за порученное дело, исполнительность и добросовестность, делали его присутствие в походе очень даже не лишним для выполнения (чего уж там лукавить) многих работ, не требующих особой сноровки-сообразительности, обязательных при коллективной жизни, но не очень приятных.
             К тому же, Васю мы любили, почему собирались проживать в одной комнате с ним после отпуска (на старших курсах училища жили уже не в казарме на сто человек, а в общежитии по четыре человека в комнате).
             Самого Васю не пришлось даже уговаривать, едва он услышал про честь представлять училище в полном опасностей водном походе и значок «турист СССР», которым ему предстояло украсить свою грудь по завершении мероприятия. И по приглашению председателя туристического клуба утром следующего дня мы уже вчетвером наведались в вещевой склад, где хранился спортинвентарь факультета.

            Увидев посреди склада приготовленную лейтенантом гору снаряжения, мы предположили его забывчивость относительно того, что не вся учебная группа в количестве тридцати человек, а лишь наша четвёрка собирается в поход. Но лейтенант разуверил нас в этом, раскидав нашими же силами гору на четыре внушительные кучи.
            В общем-то, ничего лишнего в каждой куче не было, и львиную долю груза, который предстояло переть на себе, составляли сами байдарки. Но лично у меня всё же возникли определённые сомнения в собственных силах, не говоря уже о Васе.
            А тут ещё лейтенант, сияя белозубой улыбкой, радостно сообщил о необходимости получить котловое довольствие в виде недельного сухого пайка. На первом курсе, когда курсант являет собой один сплошной желудок, мы бы расцеловали его в дёсны за такую новость. Но уже к середине второго курса в столовой немало еды оставалось в тарелках на радость училищным хрюшкам, а теперь, и подавно, ничего, кроме лишних килограммов за плечами, его сообщение нам не сулило.
            В отместку мы попросили лейтенанта объяснить Васе устройство двухместных туристических байдарок «Салют», а сами убыли на продовольственный склад получать сухой паёк.
      
            Получали продовольствие мы довольно долго, а когда вернулись на вещевой склад с двумя увесистыми туго набитыми вещмешками, то застали удивившую нас картину: Вася водил карандашом по выданному ему лейтенантом техническому описанию байдарки и придирчиво экзаменовал лейтенанта же, задавая ему различные каверзные вопросы о назначении и порядке сборки элементов и узлов плавательного средства. Больше всего поразило терпение, с которым лейтенант обстоятельно и неторопливо отвечал на все его вопросы.
            По завершении экзамена лейтенант предложил нам приступить к практическим занятиям, и до самого обеда мы под его руководством только тем и занимались, что собирали и разбирали байдарки.
            Перед обедом, когда прапорщик-начальник вещевого склада собрался его закрывать и попросил освободить помещение, мы перетащили всё снаряжение к лейтенанту в лабораторию и отправились в штаб получать уже приготовленные там для нас командировочные предписания, воинские требования на проезд и даже (!) денежное довольствие в виде командировочных.
            После обеда в пустующей по случаю субботнего дня лаборатории лейтенант продолжил с нами практические занятия по упаковке байдарок месте со всем остальным туристическим скарбом. В этих занятиях (о, счастье!) приняла участие и его прелестная жена, дававшая по ходу дела весьма ценные советы.
            К чести лейтенанта надо сказать, что, несмотря на имевшийся и даже немалый у некоторых участников опыт походов в лес и на рыбалку, преподанные им уроки упаковки объёмных грузов запомнились на всю жизнь и сослужили в дальнейшем хорошую службу при многочисленных переездах-передислокациях.
      
            Вот так и получилось, что субботним вечером покидали мы территорию училища квартетом навьюченных одногорбых верблюдов, вместо моря, женщин и всяческих мужских напитков имея при себе фляжку спирта, выданную нам лейтенантом для применения в экстренных ситуациях, а в перспективе – ну, очень много воды и малолюдье, не говоря уже о женщинах.
            Слабым утешением было то, что сокурсники, обезьянами облепив училищные ворота, нам вослед исполнили на губах «марш Славянки», провожавший нас до дверей общего вагона лейтенант приложил руку к фуражке, а его женушка долго махала платочком вослед скорому поезду «Рига-Ленинград», увозившему нас на встречу с увлекательными приключениями.

                (Продолжение см. - http://proza.ru/2015/12/28/1737)