Кроты-хомяки. Животные и автор. Бестиарий. Еж

Хомяк сидел рядом с Энэзисом, свесив ножки, и задумчиво ковырял зубочисткой в зубах.
- Чего грустишь, ***ло? - вежливо осведомилось животное.
Автор поднял воспаленные глаза на своего гомункула. В них застыла мировая мука, скорбь и отчаяние.
- Посрать хочешь? - понимающе щелкнул зубами грызун, - так иди, чего же ты медлишь?
Человек махнул рукой, откинулся на кресло и закрыл глаза. В его наушниках Инна с пошлой фамилией Желанная томно пела: "Слышишь струны звенят - это звон пустоты... О, как это все далеко. Не смотри на меня, я сжигаю мосты - легко... легко... легко".
Хомяк смотрел на монитор, где сами собой зажыгались буквы ("Дура, зажИгались" - обратился крот к печатающей мыши, подслеповато следящий за орфографией).
Рука Энэзиса безжизненно упала вдоль кресла и машинально погладила слепыша.
- Вы - говно, я вас ненавижу, - прошептал неблагодарный человек.
- Мы - это ты, - улыбнулся с пола вомбат, потирая усы.
- Я бы вас всех придушил, всех, каждого, сжег бы, ****ь, паскуду... - продолжал надсаживаться человек, но, однако, положения тела не поменял и лишь вяло повернул голову. На его плечах покачнулись пять котят и тихонько запищали.
- Нелепые, нелепые, - словно в бреду, шептал писатель, - глаза - черные, мозгов - нет, срете где попало, шумите, Лену пугаете, курите в туалете, мусор кидаете, чашки свои чайные зачем-то везете... Ей-богу, удавлю, сволочи.
Так человек продолжал говорить с бесовскими тварями, пока на мониторе сами собой появлялись слова, стучала клавиатура, переключались песни в плеере; а в это время за окном плыли облака и чьи-то мечты, далеко в сибирской глуши неслись поезда, везущие вареную курицу и яйца всмятку, стоял черный лес, пугающий своей пустотой, стояли, но уже на дорогах, уставшие проститутки, и так от всего этого стало противно Энэзису, что его вырвало очередным животным себе на колени.
- Что я больше всего ненавижу, знаешь? - сказал он грустно ежику у себя на коленях. Ежик был покрыт слоем желудочного сока и явно был не рад своему появлению на свет. Его перебил хомяк:
- Больше всего на свете ты ненавидишь венские вафли и жирную пищу.
- И грязное тело, - отозвалась мышь.
- И человеческие эмоции, - отозвался крот.
- Что уж говорить о плохом кино и дешевой музыке! - воскликнули котята.
- А так же песке под ногами и соли на руках, - добавил слепыш.
Ежик на руках у Энэзиса неуютно поежился:
- Словом, ты хочешь сказать, что ты терпеть не можешь все человеческое.
Автор молча кивнул.
- Но ты сам человек.
Снова кивок.
Ежик взъярился. Его иголки встали дыбом, усы распушились, а глаза налились кровью.
- Да ты просто ГОВНО, лентяй и тунеядец! Нытик, врун и эгоист! Мерзкая макака! Говноед, пошляк, нищеброд, завистник! От твоего уныния меня самого тошнит! Ненавижу тебя! - у зверька потекла слюна и он замолчал. Автор улыбнулся и погладил грызуна. Он был абсолютно прав.
Больше всего Энэзис ненавидел самого себя.