Глава 4

     С того вечера кое-что изменилось. Во-первых, Стелла стала необычайно предупредительна с Эммой, видимо Бес все же растолковал заносчивой служанке, как ей нужно себя вести. Во-вторых,  Эмма больше не выходила из своих крохотных покоев. Она сама решила, что раз уж Бесу так важно прятать ее от посторонних глаз – что ж, она сделает так, как он хочет. И третье изменение было для Эммы самым болезненным – он больше не приходил к ней. Она не знала почему, но чувствовала, что в этом есть ее вина. Дни были невыносимы. Невыносимо пусты и скучны. Эмма страдала от безделья, от заточения в этой роскошной тюрьме, от невозможности видеть его, от невозможности просто  поговорить с кем-то. Стелла была не в счет – откровенничать с ней Эмма не стала бы ни за что на свете.
- Вы дурно выглядите, - Стелла хоть и говорила теперь Эмме «вы», но от колкостей удержаться было, похоже, выше ее сил. – Вы стали совсем бледной. Как выбеленное полотно. И круги под глазами. Румянец красит девушку, а не круги!
- Я почти не сплю, - ответила Эмма. Она сидела на широком деревянном подоконнике и смотрела сквозь цветные стекла, как со стороны гор к замку движутся грозовые тучи.
- Вы почти не спите, потому что ни сколько не устаете! От безделья нельзя устать!
- Будет дождь, - Эмма не обращала внимания на эти слова.
- Будет гроза! Сильная гроза! Уж поверьте мне!
- Откуда ты знаешь? – девушка обернулась к служанке. Стелла сидела тут же на низкой скамеечке и пришивала кружева к новой сорочке Эммы.
- Я знаю! У нашей кухарки – старой Мод – ноют ноги к дождю, а сегодня она не смогла встать с кровати – так ее скрутило!
- И поэтому на завтрак была та ужасная каша?
      Стелла подняла голову от шитья и укоризненно посмотрела на Эмму.
- Вам в последнее время вообще любая  еда не по нраву!
       Она была права. Даже спорить было бесполезно. Эмма в самом деле потеряла аппетит. Да что там аппетит! Ей казалось, что она теряет жизненные силы. С каждым днем медленно угасая. Ей не хотелось есть, ей не хотелось спать, ей вообще – мало хотелось жить, особенно в таких условиях.
- Стелла, расскажи мне что-нибудь, - попросила Эмма.
     У ее служанки был один несомненный талант – она была отличной рассказчицей. Последние дни она только и развлекала Эмму своими историями. Эмма верила в них не больше, чем в детские сказки, а Стелла очень на это обижалась и утверждала, что все, до последнего слова – правда.
- Что ж, слушайте, - Стелла ловко вдела в иголку новую нитку и начала рассказ. – Это было давно. Мне рассказала эту историю старуха, которая служила здесь экономкой, когда я была еще девочкой. Многие считали, что она выжила из ума, но я всегда знала – правдивее ее нет на свете.
- Почему? – Эмма подышала на фиолетовое стекло и ее палец, почти машинально вывел на нем «Б».
- Когда тебе так много лет, ты видишь мир таким, какой он есть и тебе незачем врать, ведь ты знаешь, что скоро предстанешь перед Божьим Судом. Нет. Старость это время, когда человек старается замолить свои грехи и покаяться.
- Хорошо, Стелла, я сделаю вид, что верю в правдивость этой истории – рассказывай!
- Это было давно. Очень давно. В те времена барон Геринсвальд  был самым могущественным дворянином в округе. Его имя прославили подвиги сыновей и красота единственной дочери. Они жили уединенно – замок стоял посреди Черного леса. Черным его звали потому, что кроны деревьев были такими густыми, что сквозь них редко проглядывало солнце. Но в замке часто бывали гости, потому что барона уважали все в округе. Под сводчатыми потолками, в извилистых узких коридорах, звенел смех и играла музыка.
    В один из зимних вечеров, накануне Рождества, в замке был праздник. Это был один из самых пышных праздников, ведь единственной дочери барона – Клотильде исполнялось шестнадцать лет.
    Когда в колокола на замковой башне радостно звонили, а стража в лучших одеждах, оповещала о приезде гостей, приглашенных разделить веселье, царящее в этих стенах,  когда вечерние забавы едва начались, в главном зале появился высокий чужестранец, облаченный в черные, как  крыло ворона, одежды.
- Как у нашего графа, - заметила Эмма.
   Стелла наградила ее недовольным взглядом и продолжила рассказ.
- Никто не знал чужестранца, никто не знал, откуда он приехал, но все относились к нему с почтением, потому что видели – перед ними дворянин самого высшего сословия. Он обратил особое внимание на дочь барона.
- Ну, конечно, - с тоской вздохнула Эмма. Рассказ Стеллы напоминал ей одну из дедушкиных сказок, где прелестная девушка встречает своего таинственного и добродетельного принца.
- Незнакомец был тонок в остротах, обходителен в обращении и красив. Он разбередил чувствительное сердце юной девушки, и с легкостью снискал благосклонность ее отца и других гостей. Ему любезно предложили остаться и разместили в лучших покоях. Глубоко за полночь, когда все гости разошлись в свои спальни, над замком вдруг раздался зловещий бой колокола, хотя небыло ни одного дуновения ветра.
- Может, все дело было в пьяных стражниках? – ехидно предположила Эмма, но получила такой полный негодования взгляд, что пришлось замолчать.
- Утром за завтраком гости оживленно обсуждали странные звуки, что доносились из покоев незнакомца. Одним чудилась небесная музыка, в то время, как другие утверждали, будто слышали ужасный зловещий шум. Когда же сам чужестранец вышел к завтраку, разговоры оборвались. Он был так мрачен, что никто не решился его расспрашивать.
- И конечно, он стал болтать с красавицей Клотильдой, - не удержалась от комментария Эмма.
- Послушайте! - возмутилась Стелла. – Может быть, вы сами закончите историю?
- Извини, - буркнула Эмма и отвернулась к окну. Небо стало совсем черным от туч, и вдали сверкали отблески молний.
- Чужестранец весь день беседовал с Клотильдой. Он рассказывал ей о землях, в которых побывал, где воздух напоен ароматов удивительных цветов, а пение птиц так прекрасно, что кажется, будто это сами ангелы спустились с небес и отдали им свои голоса. Так проходил день за днем. И каждый миг усиливал жар нежных чувств, которые разбудил чужестранец в чистом и юном сердце. Чужестранец никогда не говорил о любви, но Клотильда видела ее в его речах, в его улыбке, в его нежных взглядах. Когда же он понял, что получил расположение прекрасной девушки, на его губах появилась дьявольская усмешка, но она была так мимолетна, что никто не заметил, какой злобой исказила она его прекрасное лицо. Однажды вечером незнакомец сидел с бароном, в его обшитой деревом библиотеке и между ними разгорелся спор о силах, что неподвластны человеку. Барон не верил в призраков и проклятия. Все рассказы о леших, домовых и вампирах, рассказы о дьяволе, что ходит по земле, собирая души грешников, он поднял на смех. Не желая продолжать спор, незнакомец удалился. Более они с бароном не заговаривали в тот вечер, но все заметили, как расстроен и мрачен чужестранец. А ночью из комнаты барона раздался шум и ужасные крики. Барона нашли мертвым в его покоях. Его тело было словно скручено от дикой боли, а на почерневшей шее виднелись отпечатки человеческих рук. Замок обыскали, но не нашли никого. В ту же ночь исчез и таинственный чужестранец. Тело барона предали земле, а о незнакомце не вспоминали. Только Клотильда хранила его в своем сердце, не желая верить, что он повинен в смерти отца. Она проводила свои дни гуляя по тем тропам, где гуляла она с чужестранцем. Она вспоминала его слова, его улыбку, его объятья. Она была счастлива, лишь оставаясь в одиночестве, где предавалась своим мечтам и воспоминаниям. Однажды, сидя в увитой шиповником беседке, она услышала знакомую поступь, и через миг он стоял перед ней – ее возлюбленный.
- Что же он ей сказал? – спросила Эмма с усмешкой.
- Вы покинули меня, - воскликнула восхищенная девушка, - и я подумала,
что все радости жизни ушли от меня навсегда. Но вы вернулись, и разве мы не будем опять счастливы?
- Счастливы, - ответил чужестранец с неожиданным презрением. - Могу ли
я снова быть счастлив... могу ли... но простите мое волнение, любовь моя,
его извиняет лишь удовольствие, которое я испытываю от нашей встречи. О! Я должен вам многое рассказать. Да! И многое услышать в ответ. Не так ли, моя милая? Скажите мне искренне, были ли вы счастливы в мое отсутствие? Нет! Я вижу в запавших глазах и на бледных щеках, что бедный скиталец добился, по крайней мере, хоть легкого интереса в сердце своей возлюбленной. Я побывал в других странах, повидал многие народы. Встречался с женщинами, красивыми и изысканными, но нашел лишь одного ангела, и он здесь передо мной. Примите это простое выражение страсти, драгоценная моя, - продолжил чужестранец, срывая цветок шиповника, - он прекрасен, как и дикие цветы, что вплетены в
твои волосы, и прелестен, как любовь, что я дарю тебе.
- Он действительно прелестен, - ответила Клотильда, - но его красота увянет с наступлением ночи. Он прекрасен, но недолговечен, как и любовь, питаемая мужчиной. Пусть не он будет символом твоей привязанности. Принеси мне нежное неувядающее растение, прелестный цветок, что цветет круглый год. И я скажу, когда воткну его себе в волосы: "Фиалки отцвели и умерли... розы распустились и увяли, но оно по-прежнему молодо, и такова любовь моего скитальца". Друг сердца моего! Ты не оставишь меня. Я живу лишь тобой, ты - мои надежды, мои мысли, само мое существование, и если я потеряю тебя, я потеряю все - я буду лишь одиноким диким цветком в многообразии природы, пока ты не пересадишь меня в более плодородную почву. И можешь ли ты теперь разбить любящее сердце, которое первый зажег огнем страсти?
- Не говори так, - возразил чужестранец, - моя душа разрывается от твоих слов. Брось меня... забудь меня... избегай меня вечно... или последует твоя гибель. Я есть создание, покинутое Богом и людьми... И если б ты увидала иссушенное сердце, что едва бьется в этом движущемся скоплении уродства, ты б убежала от меня, как от гадюки, попавшейся на пути. Вот мое сердце, любовь моя, чувствуешь, как оно холодно, оно не бьется, дабы не выдать своих чувств. Ибо остыло и умерло, как умерли друзья, которых я когда-либо знал.
- Любимый, ты несчастен, и твоя бедная Клотильда останется, чтобы поддержать тебя. Не думай, что я могу покинуть тебя в невзгодах. Нет! Я буду скитаться с тобой по всему свету, если захочешь, буду твоей служанкой, твоей рабыней. Я защищу тебя от ночных ветров, чтобы они не тревожили твою непокрытую голову. Я укрою тебя от снежных вихрей. И хотя холодный мир может предать твое имя презрению... хотя друзья могут отказаться от тебя, а сподвижники сгнить в могиле, останется любящее сердце, по-прежнему благословляющее тебя.
     Она умолкла. Ее глаза были полны слез, когда она со страстью
повернулась к чужестранцу. Он уклонился от взгляда, а по его изящному лицу пробежала презрительная усмешка самой темной, самой смертельной злобы. Через мгновение это выражение исчезло. В неподвижных, остекленевших глазах опять появился неземной холод, он повернулся к своей спутнице.
- Час заката, - воскликнул он. - Нежный, прекрасный час, когда сердца влюбленных счастливы, а природа улыбается их чувствам. Но мне она больше не улыбнется... когда наступит завтра, я буду далеко, очень далеко от дома моей возлюбленной, от мест, куда мое сердце положено, как в гробницу. Но должен ли я оставить тебя, прелестнейший на земле цветок?
- Нет, мы не расстанемся, - ответила пылкая девушка. - Куда пойдешь ты, туда пойду и я. Твой дом станет моим домом. И твой Бог станет моим Богом.
- Поклянись, поклянись же, - вскричал чужестранец, грубо схватив ее за плечи. - Поклянись страшной клятвой, которую я произнесу.
    Затем он поставил ее на колени и, грозя правой рукой небесам, откинул
назад свои вороные пряди и стал призывать страшные кары с отвратительной улыбкой воплощенного демона.
- Да явятся тебе проклятья оскорбленного Бога, - воскликнул он, - пристанут к тебе навсегда... в бурю и штиль, днем и ночью, в болезни и печали, в жизни и смерти, если нарушишь ты данный здесь обет быть моей. Да завоют у тебя в ушах жутким демоническим хором темные духи осужденных... да замучит твою грудь неугасимым огнем ада отчаяние! Да будет твоя душа, как гниющий лепрозорий, где Призрак былой радости сидит, как в могиле, где стоглавый червь не умирает... где огонь не гаснет. Да властвует над тобой дух зла и да воскликнет он, когда пройдешь мимо: "СЕ ПОКИНУТАЯ БОГОМ И ЛЮДЬМИ!" Да явятся тебе ночью страшные привидения, да падут любимые друзья в могилу, проклиная тебя последним вздохом. Да будет все самое ужасное в человеческой природе, более жуткое, чем может описать язык или вымолвить уста, да будет сие твоей вечной долей, если нарушишь ты данную клятву.
    Он умолк... Едва понимая, что делает, испуганная девушка приняла
ужасную клятву и пообещала вечно быть верной тому, кто стал ее господином.
- Духи проклятых, благодарю вас за помощь! - вскричал чужестранец. - Я добился своей прекрасной невесты. Она моя... моя навеки... Да, мои и тело, и душа, в жизни мои и в смерти мои. Зачем плакать, моя дорогая, пока не прошел медовый месяц? Что ж, у тебя в самом деле есть причина для слез. Но когда мы встретимся снова, мы встретимся, чтобы подписать брачный договор.
    Затем он запечатлел на щеке юной невесты холодный поцелуй и, смягчив ужасное выражение лица, попросил ее встретиться с ним завтра в восемь часов вечера в часовне Геринсвальдского замка. Она обернулась к нему с пылающим взором, словно моля о защите от него самого, но чужестранец уже исчез.
     Когда Клотильда вошла в замок, все заметили, что она погружена в глубочайшую меланхолию. Родные тщетно пытались установить причину ее тревоги. Но страшная клятва полностью лишила ее сил, и она боялась выдать себя даже голосом или малейшим изменением в выражении лица. Когда вечер подошел к концу, семья удалилась в свои спальни. Но Клотильда, не будучи в силах заснуть, попросила оставить ее одну в библиотеке примыкающей к ее покоям. Была глухая полночь. Все в доме удалились почивать, и только раздавался тоскливый вой сторожевой собаки, лающей на ущербную луну. Клотильда оставалась в библиотеке в состоянии глубокой задумчивости. Лампа, горевшая на столе, за которым она сидела, потухла, и дальний угол комнаты был уже почти невидим. Часы замка пробили двенадцать, и звук мрачно отозвался эхом в торжественной тишине ночи. Внезапно у дубовой двери в торце библиотеки мягко повернулась ручка, и бескровный призрак, облаченный в могильное одеяние, медленно вошел внутрь. Ни один звук не извещал о его приближении, он бесшумными шагами двигался к столу, за которым сидела девушка. Клотильда ничего не замечала до тех пор, пока не почувствовала, как ее схватила мертвенно-холодная рука, и не услышала голос, шепчущий ей в ухо: "Клотильда". Рядом с ней стоял темный призрак. Взгляд Клотильды был прикован,  к призраку, который медленно снял скрывавший его длинный плащ, и стали видны пустые глазницы и скелет ее отца. Казалось, он посмотрел на нее с сожалением и раскаянием, а затем воскликнул:
- Клотильда, платья и слуги готовы, церковный колокол уже пробил, а
священник стоит у алтаря. Они ждут невесту! Для нее есть место в могиле. Завтра!
- Завтра? - пробормотала обезумевшая девушка. – Завтра будет праздник для духов ада!
     Образ стал медленно удаляться и вскоре растворился во мраке.
Настало утро... затем вечер. И когда часы в зале пробили восемь, Клотильда уже шла к часовне. Вечер был темным и угрюмым, плотные слои сумрачных облаков неслись по небесной тверди, а рев зимнего ветра ужасным эхом отражался от леса. Она достигла назначенного места. Внутри находился кто-то ожидавший ее... Он приблизился и стали видны черты чужестранца.
- Ну хорошо, моя невестушка! - воскликнул он с усмешкой. - Хорошо же
отплачу я за твою любовь! Иди за мной.
     Они молча прошли вдвоем по петляющим проходам часовни, пока не
достигли примыкающего к ней кладбища. Здесь они на мгновение остановились, и чужестранец мягко произнес:
- Еще один час, и борьба завершится. Но, однако, это сердце воплощенной
злобы может чувствовать, когда придают такую молодость, такую чистоту духа могиле. Но так должно быть... так должно быть, - продолжил он, в то время, как воспоминания о былой любви промелькнули у нее в памяти. - Ибо этого захотел демон, которому я повинуюсь. Бедная девочка, я действительно веду тебя на наше венчание. Но священником будет смерть,
твоими родителями - рассыпавшиеся скелеты, гниющие вокруг, а освидетельствуют союз ленивые черви, что пируют на хрупких костях мертвецов. Пойдем, моя невестушка, священнику не терпится увидеть жертву.
     Пока они шли, тусклый голубой огонек стал быстро двигаться перед ними и осветил на краю кладбища ворота склепа. Он был открыт, и они молча вошли внутрь. Голодный ветер носился по печальному обиталищу мертвых. С обеих сторон были навалены обломки развалившихся гробов, постепенно оседавшие на влажную землю. При каждом шаге они наступали на мертвое тело, и побелевшие кости хрустели у них под ногами. Посередине склепа возвышалась груда незахороненных скелетов, на которой восседала ужасная, даже для самого мрачнейшего воображения, фигура. Когда они приблизились к ней, склеп огласился адским смехом, и каждый рассыпавшийся труп, казалось, ожил. Чужестранец остановился, а когда он схватил свою жертву за руку, из его сердца вырвался один вздох... в глазах блеснула лишь одна слеза. Но это длилось лишь миг. Жуткая фигура нахмурилась, видя его нерешительность, и махнула изможденной рукой. Чужестранец начал действо. Он  начертал в воздухе таинственные круги, произнес магические слова и замолчал, будто охваченный ужасом. Внезапно он возвысил голос и неистово воскликнул:
- Супруга Духа тьмы, у тебя есть несколько мгновений, чтобы узнать, кому предаешь себя. Я есть неумирающий дух того несчастного, который проклял своего Спасителя на кресте. Он взглянул на меня в последний час своего бытия, и я проклят на всей земле. Я навечно приговорен к аду! И должен угождать вкусу своего хозяина до тех пор, пока мир не свернется, как свиток, а небеса и земля не канут в Небытие. Я есмь тот, о ком ты, возможно, читала и о чьих подвигах ты, возможно, слышала. Мой хозяин осудил меня на совращение миллиона душ, и лишь тогда мое наказание завершится, и я смогу познать отдых в могиле. Ты есть тысячная душа, которую я погубил. Я увидел тебя в твой час чистоты и сразу отметил тебя. Твоего отца я убил за его невежество и позволил предупредить тебя о твоем уделе. Но я не обманулся в твоей наивности. Чары действуют, и вскоре ты увидишь, моя милая, с кем связала свою бессмертную душу, ибо пока в природе сменяют друг друга времена года... пока сверкает молния и гремит гром, твое наказание будет вечным. Посмотри вниз, и увидишь, на что ты обречена!
       Она посмотрела туда: пол раскололся по тысяче различных линий, земля разверзлась, и послышался рев могучих вод. Океан расплавленного огня пылал в пропасти под ней и вместе с криками проклятых и победными кличами демонов являл собой вид более ужасный, чем можно себе вообразить. Десять миллионов душ корчились в горящем пламени, а когда кипящие валы бросали их на несокрушимые черные скалы, они от отчаяния разражались богохульствами. И эхо громом проносилось над волнами. Чужестранец бросился к своей жертве. Какой-то миг он держал ее над пылающей бездной, потом с любовью взглянул ей в лицо и заплакал, как ребенок. Но это была лишь мгновенная слабость. Он вновь сжал ее в своих объятиях, а затем в ярости оттолкнул от себя. А когда ее последний прощальный взгляд коснулся его лица, он громко возопил:
- Не мое преступление, но религия, что исповедуешь. Ибо разве не сказано,
что в вечности есть огонь для нечистых душ, и разве ты не подвергнешься его мукам?
   Бедная девушка не слышала криков богохульника. Ее хрупкое тело летело со скалы на скалу, над волнами, над пеной. Когда она упала, океан взбудоражился, словно заполучить ее душу было большой победой. А когда она погрузилась в пучину пылающей преисподней, десять тысяч голосов зазвучали из бездонной пропасти:
- Дух зла! Здесь, в самом деле, вечные муки, приготовленные для тебя. Ибо
червь не умирает и огонь не угасает.
   Закончив свой рассказ, Стелла замолчала, занятая шитьем. Эмма задумчиво смотрела в окно. Только что услышанная история наводила на мрачные мысли. Слишком похожа она была на ее собственную историю. А что если Бес и есть тот самый, таинственный незнакомец, который просто охотится за ее душой?
- Стелла, - обратилась Эмма к рассказчице. – Стелла, а почему он выбрал именно Клотильду? Там же было много гостей.
- Потому что она была грешница, - ответила Стелла, с улыбкой превосходства на губах. – Он соблазнил ее и для нее небыло иной судьбы, как стать невестой Сатаны.
      Эмма поняла намек.
- Ты ведь только что это придумала? Разве нет?
- Я рассказала вам  историю, как вы и просили, - Стелла пожала плечами и поднялась со скамеечки. – Темнеет. Надо зажечь свечи.
      Она вышла. Эмма перебралась на кровать. Началась гроза. Громовые раскаты становились все громче, в окна хлестал дождь с такой силой, словно хотел разбить вдребезги цветные стекла. Эмма поежилась. Нет, она не боялась грозы, но одно дело гроза в уютной пропахшей пылью квартирке, под бормотание телевизора, и совсем иное – гроза в сумрачной башне старого замка, да еще после зловещих историй. Новый громовой раскат заставил Эмму вздрогнуть.
- Такой грозы я не припомню, - Стелла, словно призрак, бесшумно двигалась по комнате, зажигая свечи. – Не иначе, небеса сводят счеты с грешной душой.
- Стелла, хватит!- оборвала ее Эмма.
- Праведному человеку нечего бояться. А тебя точно дьявол приготовил в свои невесты!
     Ее слова заглушил громовой раскат. Порыв ветра  со звоном распахнул окно и струи дождя ворвались в комнату. Тяжелые бархатные занавеси трепетали на ветру, будто шелковые. Стелла бросилась закрывать окно.
- Позовите кого-нибудь! Я не справлюсь сама!
     Эмма, забыв о том, что ей нельзя выходить, бросилась вон из комнаты. Она вбежала в гардеробную, что располагалась чуть дальше по коридору. Там сидела только Марта – совсем молодая девушка-белошвейка.
- Скорее! – крикнула ей Эмма. – Ветер распахнул окно в моей спальне!
     Марта, бросив рукоделие в корзинку, выбежала из комнаты. Эмма поспешила за ней.
     Стелла тщетно боролась с порывами ветра, стараясь закрыть окно. А на полу у кровати занимался огнем от упавшего канделябра, ковер из медвежьей шкуры. Пока Марта и Стелла закрывали рамы, Эмма тушила огонь водой из кувшина для умывания и топтала искры, своими башмачками.
     Комната имела самый неприглядный вид – мокрая, растрепанная, пропахшая гарью.
- Идите, мы все исправим, - сказала Стелла Эмме. Тон у нее был такой, словно бы это Эмма во всем виновата.
     Девушка вышла в коридор. Куда ей идти? Она хотела было пересидеть в гардеробной, пока ее комнату будут приводить в порядок, но к ней подошел седовласый слуга. Эмма знала, что он исполняет роль дворецкого. Слуга поклонился и глубоким приятным голосом произнес:
- Господин граф приглашает вас спуститься вниз, что бы переждать грозу.
    Эмма кивнула. Она была растеряна.
Она скоро увидит его…
Его…
Сердце гулко стучало в груди.
- Я принесу вашу шаль, - сказал слуга. Отвесив девушке еще один поклон, он скрылся в ее покоях.
       Эмма с замиранием сердца шла к лестнице ведущей в главный зал, а  ступив на нее, замерла от восхищения. Ступени устланы вишневым ковром с черным затейливым узором. В длинных канделябрах вдоль перил, зажжены свечи. Эмма медленно спустилась вниз и осмотрелась. Зал тоже был освещен.  Он оказался вполовину меньше, чем ей представлялось когда-то и все же –здесь было просторно и торжественно. Огромные сводчатые окна сейчас закрывали резные деревянные ставни и в зал почти не проникал шум грозы. Эмма сделала еще несколько шагов, рассматривая комнату. Стены украшали портреты в резных позолоченных рамах, картины, изображавшие подвиги доблестных рыцарей.  Длинный массивный стол покрыт скатертью с изображением герба. Вдоль стен протянулись деревянные скамьи с низкими спинками и подлокотниками, устланные коврами и подушками. Каменный пол был посыпан ароматными травами. У большого, полукруглого камина, в кресле с высокой спинкой, больше напоминающем трон, сидел Бес. Он сидел в пол оборота к Эмме и, пока она рассматривала убранство парадного зала, даже не обернулся в ее сторону, продолжая глядеть на пламя.
- Здравствуй, - тихим, сдавленным от волнения голосом, произнесла Эмма, подходя ближе.
- Здравствуй, - холодно ответил он.
- Ваша шаль, - подошедший бесшумно слуга накинул на плечи девушки белую, почти невесомую вещицу из тонкой шерсти. Эмма кивнула в знак благодарности  и отошла от камина.
«Зачем, - думала девушка. – Зачем он позвал меня сюда, если так холоден со мной? Зачем?!»
      Эмма села на скамью в самом темном, самом дальнем углу. Она едва не плакала от отчаянья.
«Я дождусь, когда меня позовет Стелла и сразу же уйду к себе! Только бы быстрее!» - думала Эмма.
- Господин граф, - голос слуги разрезал тишину зала. – Привратник послал сказать, что у ворот замка остановилась карета. У них сломалось колесо. Просят впустить. Там молодая леди со служанкой и кучер.
- Хорошо. Дайте им все, что нужно, - голос Беса был полон равнодушия.
      Эмма внутренне напряглась. Нежданные гости…. Молодая леди… Посторонняя молодая женщина в этой уединенности.
- Добрый вечер! Хотя, что же в нем доброго, если разгулялась такая буря!
      Мелодичный, словно звон колокольчиков, голос принадлежал молодой женщине. Эмма могла бы дать ей от 19 до 25 лет. Незнакомка была высокой и стройной. Темно-каштановые волосы уложены в прическу из кос, украшенную лентами цвета красного вина, в тон платья. Карие глаза обрамляли длинные пушистые ресницы, на матовой коже играл румянец. Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки, а губы открывали ряд белых ровных зубов. Впрочем, не смотря на внешнюю красоту, было в ней что-то такое… Какая-то червоточинка.
- Добро пожаловать, - Бес все же поднялся из кресла и даже сделал несколько шагов на встречу гостье. – Присаживайтесь к огню.
     Он сам подвинул ей кресло, а когда она уселась, учтиво спросил:
- Может быть, вы желаете бокал вина?
- О, да! Это было бы великолепно!
     Ей было принесено вино и плед. Бес сидел рядом с ней и с вежливой улыбкой слушал ее болтовню о грозе, о размытой дороге и о лошадях, которые испугались грома так, что понесли и в итоге у их кареты сломалось колесо. По счастью произошло это не далеко от ворот замка.
- Ах, - спохватилась гостья. – Мы же не представлены.
     Бес поднялся и с галантным поклоном произнес:
- Граф Ландор. К вашим услугам.
- Баронесса Рушер, - она протянула ему руку, и Бес прикоснулся губами к ее белой коже.
      Эмму бросило в жар  от этой сцены, но обнаруживать себя она пока не хотела. Она хотела знать, что будет дальше.
- А знаете, - продолжила щебетать баронесса, когда Бес вновь опустился в свое кресло. – Я не люблю глупых условностей. Я считаю, что Господь дал людям имена с тем, что бы они звучали из уст их добрых друзей! Давайте будем друзьями!
      Эмма вся превратилась в слух, но  Бес хранил молчание. Впрочем, Эмма тут же представила себе одну из его улыбок, которая стоила многих пустых слов.
- Что ж, тогда зовите меня Мэлис! – прозвенел голос баронессы и Эмму словно током ударило.
«Мэлис, означает злоба! Мэлис означает злоба!» – вертелось в ее голове.
- А вы можете звать меня Артур.
        Эмма не верила своим ушам – она впервые слышала его имя. Впервые с тех пор, когда они познакомились. Она совсем забыла, что у него есть имя. Нормальное человеческое имя…
      Эмма решила, что с нее довольно. Обернув шалью  хрупкие плечи, она вышла из своего укрытия и быстро пересекла зал. Уже поднимаясь по лестнице, Эмма услышала слова Мэлис:
- А кто эта девушка?
- Не думайте о ней, - уклончиво ответил Бес. – Она… Она просто живет в замке.
       Ту ночь Эмма провела без сна. Она плакала, вскакивала с постели босая, не чувствуя холода каменного пола, подбегала к двери и замирала прислушиваясь. Ей все время чудился серебристый смех баронессы и голос Беса. Эмма понимала, что это скорей всего лишь игра ее воображения, что это ревность и страх быть покинутой, заставляют ее слышать эти звуки, и плакать, и кусать в кровь от отчаянья губы, и не находить себе места, и метаться по своей клетке. О, если бы она знала, где находятся покои Беса, она прямо сейчас, не задумываясь, вбежала бы к нему. И пусть бы ее сердце разорвалось от боли или от нежности. Но Эмма не знала, где искать его и ей оставалось неведенье.