Этот злобный Чёрный Квадрат...

Вверху: Казимир Малевич. «Бабы в церкви» 1911. Красный квадрат 1915. Чёрный квадрат на белом фоне 1915.

___________

    Поводом для написания этого текста стал очерк Лады Григорьевой "Загадочный успех "Чёрного квадрата", опубликованный в петербургском альманахе "Мост"25/2010. Я человек добрый, мирный, но, увы, в некоторых областях дел и знаний я свирепый специалист. И потому терплю самые невероятные мировоззренческие эскапады до тех пор, пока они самонадеянно не вторгаются в чужие профессиональные области. Тут уж приходится быть сердитым.
    Опус Татьяны Толстой "Квадрат" можно запросто прочитать, к примеру, здесь: https://dictionnaire.narod.ru/square.htm. Не знаю, стоит ли это делать: всё главное оттуда Л. Григорьева процитировала у себя. А вот просто ли найти в сети эту вещь Григорьевой, не уверен. Не уверен, – и потому помещаю её статью в качестве приложения здесь же, внизу.
    Интересно, что написанное мной вызвало к жизни заметки, написанные главным редактором издательства "Век Искусства" Александром Титовым. Сейчас они исчезли вместе с авторской страницей с портала "Проза ру", а жаль, разговор был интересный. Впрочем, у меня есть возможность восстановить и эти строки. Мой ответ ему тоже присутствует здесь.

    Вся дискуссия, таким образом, выглядит так.
    На этой странице:
    1/ Лада Григорьева (Санкт-Петербург). Загадочный успех "Чёрного квадрата"
(см. "Приложение" внизу).
    2/ Григорий Лыков (Владивосток). Этот злобный Чёрный квадрат...
   
    Продолжение (http://proza.ru/2011/01/26/856):
    3/ Александр Титов (Рязань, Санкт-Петербург). Чёрный квадрат Малевича (см. "Приложение" внизу на странице).
    4/ Григорий Лыков (Владивосток). Русский авангард. Справа рядом с нулём.
_____________
 


Григорий Лыков (Владивосток)
Этот злобный Чёрный Квадрат...


– Вынул из сердца Бога и поселил в нем мерзкую черноту
(из расхожих суждений о Малевиче).
– Одно из самых страшных событий в искусстве
(Т.Н. Толстая).


В статье «Квадрат», посвященной Малевичу, Татьяна Толстая писала: «Разговор о Боге очень прост. Если ты хочешь, чтобы Бог был – он есть. Если не хочешь – нет». Эта чёткая формула свободы никак не может прижиться в России. Потому, верно, что Бог у нас добрый, и мы тоже слишком добрые – мы рады одарить нашим Богом любого, хочет он того или нет. И не будет слаще обиды и гнева для нас – «Ах, ты мира Божьего нашего не принимаешь?..» – впрочем, подробно о том читайте у Достоевского.

Иногда я думаю, что такого беззащитного Бога – которого может обидеть даже художник – в России придумали искусствоведы. Придумали от безысходной дремучести огромных периферий русской художественной культуры. Очень удобно, когда нет профессионального языка и знаний, свести разговор к идеологии: светлое-тёмное, доброе-злое, «чистые»-«нечистые».
Я давно не перечитывал «Квадрат» Толстой. Вот, открыл, благодаря заметке Лады Григорьевой. Посмеялся. Это очень смешно – читать в XXI веке: «десакрализация и дегуманизация – одно и то же». Нет, Малевич был прав – русского Бога выдумали, похоже, русские женщины…

И это собственно всё о богах и идеях.
А дальше речь о Казимире Малевиче, повесившем в 1915 году в «красный» угол вместо иконы черно-белое живописное полотно. Повесившем не в церкви, а на петроградской художественной выставке футуристов – в том «храме», где и должно главенствовать явлениям художественным. «Мы идем к супрематии каждого искусства (supremasija /польск./ – превосходство). Мы идем к осознанию первенства его элементарных форм: пространства – в архитектуре, объема – в скульптуре, цвета и света – в живописи, слова – в поэзии».

Надо ли говорить, почему в начале прошлого века искусство перестало гладить обывателя по голове и отвернулось от него к своим собственным вопросам, которых накопилось множество? «Глубокий кризис, потрясение тысячелетних основ», – писал Бердяев. «Уже не может выдержать старая форма нового смысла жизни», «Наш век нельзя заковать в кафтан Алексея Михайловича», – Малевич в своих утверждениях не один и далеко не первый. В 1915-м художественному миру уже известна экспрессивная, пульсирующая живопись Ван Гога, круговорот земли и воздуха, людей, деревьев, цветов и солнечного света. (О нем, кстати, великолепно писал Малевич в Витебске в книге «О новых системах в искусстве».) Уже работают группа «Синий всадник», Мунк, Кандинский, Филонов. В Италии написаны первые манифесты футуристов – Маринетти, Боччони, Сант-Элиа. В Париже Модильяни и Бранкузи обращаются в скульптуре и в живописи к пра-символике, предшествующей всем другим символам человечества: удлиненные осевые формы (фаллос), шар и эллипс (солнце). Появляется странная музыка Скрябина. И скоро возникнет не менее странная архитектура.

В 1910 году тонкий и наблюдательный Василий Кандинский вглядывался в линии, пятна, геометрические фигуры и краски, формулировал их непосредственное «звучание» для глаза. Кандинскому предстояло стать автором необыкновенно сложной беспредметной живописи, построенной на идеях музыкального контрапункта, близкой по воздействию к симфониям Малера и Шостаковича.
Малевич выбрал противоположный путь: минимализации художественных средств. Геометрия в его работах проста: круги, прямоугольники, трапеции, эллипсы, кресты. Главная фигура – квадрат, в нем он видел особую значительность. Красный – сигнал революции, белый – чистое действие. Чёрный – знак экономии, последняя главнейшая плоскость на линии искусства, выводящая за его орбиту. Не все знают, кстати, что живописных квадратов у Малевича несколько. Есть красный квадрат. Есть белый на белом. Да и работа, выставленная в 1915 году, полностью называется «Чёрный квадрат на белом фоне». Белое поле занимает в ней примерно треть площади всего полотна. Это не «чёрная» живопись. Это диалог двух красок – чёрной и белой. Деталь: с Малевичем о диалоге довелось говорить в Витебске М.М. Бахтину. И где-то – не помню уже – тот вскользь поминал влияние Малевича на свои собственные идеи диалогизма в искусстве.

«Я освобождаю искусство от нехудожественных элементов». «Я вывожу форму и цвет за нуль, в некое иное измерение». Тональность заявлений Малевича меняется по мере развития его супрематических идей. Он пытается осмыслить свое открытие. За живописным нулем нет живописи. Стремясь оставить в искусстве только сущность, Малевич вышел за его орбиту и сам мучительно хотел понять – куда.

Итак, это уже не живопись. Но что же? «Живые миры, готовые улететь в пространство»? Отголоски разных художественных, научных, философских идей того стремительного времени сливаются у Малевича в прихотливую –  эклектика, романтика, – теорию искусства. Выход – есть. В архитектуру, в реальную жизнь! Во времена ГИНХУКа он стал делать вместе с учениками трехмерные композиции – архитектоны. Он называл их концентратами нового стиля. Спорил с конструктивистами: построение формы «от функции» – прагматично, узко. Восхищался спиральной башней Татлина. А еще раньше, в Москве, звал к себе в мастерские ткачей и металлистов; хотел проверять на практике жизненность художественного метода.

В 20-х, уже стараясь избегать эпатажа, Малевич сдержанней формулирует свои художественные открытия. Супрематизм – конец и начало, искусство обнаженных ощущений, отказавшееся от изображения видимой формы, внешнего. Внешнее (в человеке – лицо) – это маска, завеса, прячущая энергетическую сущность мира. Зажигаясь опять от своих идей, Малевич пишет «крестьян» 1929-1932 гг. Стилизованные фигуры с цветным пятном вместо лиц написаны локальными, яркими, праздничными красками. В искусствоведении только ленивый не вспоминал фразу о «Квадрате» как «голой иконе» из полемики Бенуа с Малевичем. Если называть иконой изображение существенных оснований предмета, то крестьяне конца 20-х – действительные иконы супрематизма. Это мощное высказывание на тему человека во вселенной – и последнее. В 1930 году Малевич был арестован, правда, ненадолго. В 1932-м писал об ощущении пустоты. В 1935 умер.

И это собственно всё о Малевиче Казимире Севериновиче.
Скандалы вокруг его живописи возникли уже по большей части в конце ХХ века. Когда стало можно открыто спорить на тему и модно обвинять искусство русского авангарда в «бездуховности».

А теперь еще слово о русских женщинах.
Что мне сказать Ладе Григорьевой? Что с интересом читаю ее статьи в журнале «Мост», что отношусь к ней с уважением. А поспешен в суждениях бывает, наверное, каждый? Я не судья ей.
Толстой Татьяне Никитичне сказать мне решительно нечего; она не читает сетевых авторов, называет всех графоманами (сам слышал, за слова отвечаю).
Единственно…
я вот подумал: 
Выстукивая на клавишах: «Квадратный нуль Малевича – одно из самых страшных событий в искусстве», не дрогнул литературный пальчик, не набежала на ясное чело хотя бы легкая тень?
Искусство не бывает страшным. Искусство – весело или грустно, понятно или не понятно, далеко или близко. Возле искусства ты всегда в области свободы. Хочешь, чтобы Бог был, – он есть. Нет, – значит, нет.
Страшное в 1915 году – это танки на Сомме, это газовая атака под Ипром, это то, что из самолётов научились попадать бомбой в дом. Страшное – это болезнь и смерть близких, а не упавшая и расколовшаяся надвое икона.
И это собственно всё.

P.S.
А еще, наверно, открытием для таких искусствоведов станет факт, что Малевич свои чёрные плоскости никогда не писал одной чёрной краской («густо замалевал черным цветом» – Т. Толстая). Чтобы чёрный звучал, чтоб был мощный, праздничный контраст по отношению к белому полю, Малевич щедро мешал с сажей синий кобальт, краплак. Да и белый у него не белым написан; он богат, с оттенками зеленого, розового.
Всё же был он художник, а не маляр, каким рисует его в очерке «Квадрат» модная современная писательница.


15-16 января 2011

_______________


ПРИЛОЖЕНИЕ.


Лада Григорьева (Санкт-Петербург)
Загадочный успех «Чёрного квадрата»

 
«В 1913 году взял Казимир Малевич небольшой холст – 79,5*79,5 сантиметров, закрасил его белой краской по краям, а середину густо замалевал чёрным цветом, – рассуждает Т. Толстая и недоумевает: – Эту несложную работу мог выполнить любой ребёнок, мог бы и душевнобольной – да вот не нарисовал, а если бы нарисовал, вряд ли у неё были бы малейшие шансы попасть на выставку в нужное время в нужном месте». Успех этой примитивной и неоригинальной работы (подобное уже рисовали до Малевича) окутан тайной. Почему именно эта геометрическая фигура, терпеливо зачернённая художником, признана его лучшей работой, имеет статус памятника государственного значения и стоит около двадцати миллионов долларов? Искусствоведы, рассуждая о «Чёрном квадрате», пускаются к такие мудрствования, что возникает сомнение – понимают ли они сами, что пишут?

Например, у Сарабьянова можно прочесть: «… (квадрат) концентрирует в себе бесконечное мировое пространство, несёт выражение «всего» в непроницаемой чёрной поверхности». На что Я. Ушаков замечает: «Вообще, все ужимки и прыжки вокруг «Чёрного квадрата» напоминают массовый психоз, когда люди, чтобы не показаться необразованными, придумывают массу красивых слов, дабы никто не сомневался, что они-то поняли: эта картина истинный шедевр. Вспомните Г.Х. Андерсена и его «Платье короля».

Один из первых, кого насторожил «Чёрный квадрат», был А. Бенуа: «Это не простая штука, – предупреждал он, – не просто вызов, не случайный маленький эпизодик, случившийся в доме на Марсовом поле, а это один из актов самоутверждения того начала, которое имеет своим именем мерзость запустения и которое кичится тем, что оно через гордыню, через заносчивость, через попрание всего любовного и нежного приведёт всех к гибели».

Факт размещения Малевичем на выставке 1915 года «Чёрного квадрата» на месте, где положено вешать иконы, в углу под потолком, – один из самых известных в его биографии. Малевич отрицает возможность случайного совпадения, назвав картину «иконой нашего времени». Но точнее было бы – антииконой. «Вместо иконы, – указывает Т. Толстая, – то есть окна вверх, в свет, в вечную жизнь – мрак, подвал, люк в преисподнюю, вечная тьма». Именно так – «Вечная Тьма» назвал свой «чёрный квадрат» ещё в 1617 году Роберт Флуд. Знал ли о нём Малевич? Да, и не скрывал этого. В своём автопортрете он придал себе черты гуру, очень похожего на Флуда. Таким образом указал на свою связь с тайным братством розенкрейцеров, в основе учения которых лежит синтез еврейской и восточной каббалы. Не новые взгляды, а древние идеи, враждебные христианству, проповедовал Малевич. Они оказались востребованы – Малевич стал главой ГИНХУКа. По счастью, на короткий период  наступали будни великих строек – дух разрушения стал мешать власти.

Но история «чёрного квадрата» уходит своими корнями ещё дальше. В «Кицур Шулхан Арух» сказано: «По установлению мудрецов, следует оставить на стене напротив входной двери неоштукатуренный квадрат, размером локоть на локоть (48*48 сантиметров), чтобы всякий раз, увидев его, вспоминать о разрушенном храме».

Малевич выполнил свой «квадрат» в соответствии с указанными размерами. Сходство картины с иудейским символом во многом может объяснить её невероятную популярность, но не является основанием считать Малевича иудеем. Малевич – сектант, одержимый созданием собственной веры. Его доклады об искусстве имеют религиозные названия: «Бог не скинут». Он отрицает Бога Ветхого и Нового Заветов.
«Имя тебе Казимир. Ты глядишь, как меркнет солнце спасения твоего, – с пониманием писал Хармс. – Чёрное солнце вместо привычного дарующего жизнь Светила – этот образ зловещей нитью проходит сквозь всё творчество Малевича. Он обдуманно закрывает завесой «Чёрного квадрата» солнце веры в Единого Бога и восклицает:

– Если религия познала бога – познала нуль.
– Человек, достигший совершенства, уходит в абсолют, освобождается от познаний… ибо абсолют – это бог, свободный от всякого действия».

Для Малевича не существует деления на добро и зло, Бога и Дьявола. Его вселенная – поток безликих, безоценочных форм, в ней ничего не исчезает, а лишь видоизменяется. Нравственный закон – всего лишь человеческая выдумка, иллюзия восприятия. На самом деле всё равноправно и ведёт к одной, освобождённой от смыслов, цели.
 
Путь открыт, наверно, к раю
Всем, кто идёт путями зла.
А. Блок
 
Вновь слил я Свет и Тьму.
К. Бальмонт
 
Искушение создать свой мир, не имеющий основания в Воле Божьей, стало торжеством Дьявола Русского Модернизма, маскирующегося под абстрактные суждения, стремление к оригинальности. Последствия такого выбора до сих пор приносят страшные плоды. «Художник, помолившийся на квадрат, заглянувший в чёрную дыру и не отшатнувшийся в ужасе, не верит музам и ангелам; у него свои, чёрные ангелы, прагматичные и довольные, знающие почём земная слава и как захватить её». Сделка с Дьяволом принесла Малевичу мировую известность. «Чёрный квадрат» признан лучшей его картиной, чтобы отрицающим любовь оком сжигать людские души, пронзая их из лучших каталогов, захватывая в музеях, на выставках. «Чёрный квадрат» обольщает, заманивает, ослепляет, понуждая славить его. Постепенно он проникает в суть смотрящего, заставляя отречься от всего, что дорого, от близких людей, основ мировоззрения, веры, чтобы увести в пустоту, в разрушение, в ноль.

2010 г.
_______________

Вторая часть дискуссии здесь: http://proza.ru/2011/01/26/856