Глава 8

       Внутренне, я подготовился к разговору с Андреем. Разбросанные, по городам и минутам, кусочки мозаики сложились в такую картину, в какую, мне самому, было сложно поверить, но, которая, всё равно существовала. Можно было обо всём догадаться и раньше, но гораздо легче поверить в мираж, чем в ощутимый оазис. Я уже готов был полностью представить Андрею своё полотно. Тем более, что некоторые знания, ранее дошедшие до меня и, сейчас получившие подтверждение, из оккультных и абстрактных превратились в вещественные и ощущаемые. Объективности ради, я мог сказать сам себе, что я ждал этого разговора, и опасался его. Любое неточное прочтение намёков, положенных в основу моей картины, позволяло предстать мне обычным глупцом. А, если, я окажусь прав, то мог с гордостью всем сказать, что я не только головой ем, но ещё и ... хвастаюсь. Сам перед собой. Кстати, о голове. Захотелось в неё что - нибудь съесть.

      В гостиничном холле всё было без изменений. Сновали люди, вспыхивали бессодержательные улыбки персонала, густо пахло чемоданами и полиролью. Жизнь, здесь, текла в местном мирке от ресепшена, и до кладовой на верхнем этаже. И никто не переживал по поводу взрыва часовой давности, по поводу пополнения постояльцев в морге и возможности боевых действий в районе пансионата. У каждого здесь были свои интересы и, как говорит мой знакомый, своя ампула.

      Я отобедал в ресторане, подарил бармену анекдот про миноги и сосиски, отказался от призовой выпивки и направился в свой номер. Я даже соскучился по своей зубной щётке.
В пустом холле моего этажа у лифта стоял Андрей. Лицо его, было, либо безвыразительным, либо, выражало, вселенскую мудрость. Если, таковая, вообще существует. Картинным жестом я пригласил его последовать за мной в номер. Ковёр с толстым ворсом, застилавший пол, заглушал наши шаги. Меня всё время подмывало оглянуться и посмотреть, сминается ли ворса под его ногами? Мне не хватало последнего штриха для моей картины. Нет, не так. Последнего штриха к пониманию всей картины, происходящей вокруг меня в последние дни. Но, я не оглянулся. Такое же целостное понятие сути происходящего, какое обычно приходит во сне, пришло именно сейчас. Значит, догадок больше не будет.

     Мы вошли в номер и, по привычке, обошли его с осмотром. Ничего примечательного не нашли.

    Андрей подошёл к окну, посмотрел на улицу, и спросил:

--Ну, как жизнь?

--Жизнь? Как-то иронично звучит, не находишь? А, какая жизнь? Та, которая представляет собой смертельную болезнь, передающуюся половым путём? Это, друг Андрюша, не жизнь. Это - карма знает что! За последние несколько дней шесть человек погибли, взорвали машину, едва половину пансионата не разнесло. Секретарь Света мне, чуть было, не отстрелила яйца. Она ещё, оказывается, на полставки постреливает потихоньку по людям. Мне пришлось лазить по окнам, вернее из окон. Я встречаюсь с авторитетами. Это, не считая того, что за мной постоянная слежка. Тебя эта жизнь интересует? Так, я могу сказать, что в детективов я уже наигрался. Теперь, в каждом встречном, вижу потенциального врага или высокого чиновника, пытающегося отобрать у меня деньги, которые, мне, не принадлежат. Мне, теперь, надо побыстрее отсюда уезжать. А куда? На Украину? Там такие лихие ребята, что местным, такие, и не снились. Значит, тихонько сходить с ума от подозрительности, или от переживаний за близких. Андрей, это не жизнь. Я, это, понял здесь, и сейчас. Если жизнь, и населяющие её люди - это одно и то же, то крах нашей цивилизации начался. И никто никогда не пришлёт сюда всадников апокалипсиса. Никто не станет попусту лошадей гонять. Мы сами себя изведём на нет. То, во что ты мне предложил ввязаться, было похоже на развёрнутый веер, каждая соломинка которого - это новая грань человеческих пороков. Сложенный веер - это подобие мира, а развернёшь его, и ужасаешься! Чего тут только не придумано? И, знаешь, для чего? Ну, ты то знаешь, я уверен. А, я, только сейчас понял. Для того, чтобы кое-какая особь, которая, как и все  потеет, пукает, сопливится, менструирует, мочится, слюнявится и гадит, но, имеет при этом на сто рублей больше, утрирую по-поводу ста рублей, могла стать самовыдвиженцем на пост сверхчеловека. И, при этом, продолжать гадить и, далее по списку, делать всё остальное, что, точно так же, делает нищий. Но, делать это - по-благороднёму. Но, что хуже, так это то, что эти сверхчеловеки взяли себе привычку проливать чужую кровь вокруг себя с периодичностью хождения на дорогой унитаз. А будущие жертвы, то есть биомасса, волнуются и переживают о них, выбирая, их же, во власть. И снова кладут жизнь за них же, под чьим сапогом и находятся. А, если, кто из биомассы и вырвался случайно из-под каблука, то тут же становится великим. И, прислуживая сапогодержателю, помогает пускать кровь не могущим вылезти. Демократический централизм называется. Как, там, у нашего прошлого друга Маркса? Закон отрицания отрицания? Последующий строй отрицает предыдущий? Значит то, что сейчас мы имеем за окном, или то, что нас имеет здесь, будет отрицаться следующей формацией общественного уклада человечества? И что это будет? Хочешь, скажу? Самоуничтожение! "До основанья, а затем". Ничего не будет. Ни коня, ни шашки. С каждым новым поколением интеллектуально мельчает политическая власть, которая уже не в состоянии руководить. А биомасса придумывает собственные законы и собственных авторитетов. Благодаря чему и образуются взаимозаменяемые пары. Власть и авторитеты, постепенно меняются на авторитет власти. Как, жизнь? Хороший вопрос! Эта жизнь? Дерьмо! Всё дерьмо, кроме мочи.

--Давно к таким выводам пришёл?

--С тех самых, как перестал смотреть на сложенный веер. Плохо, что некоторые вещи не могут оставаться только в воображении. Плохо, что нельзя остановить время, чтобы....

--Очень легко.

--Чего?

--Я говорю, что до смешного просто остановить время. Но, пока это знание закрыто.

--Будем считать, что я поверил.

--Можешь верить, - Андрей наконец-то отвернулся от окна. - Расскажи мне в двух словах, что происходило за последние три дня? Если, ты закончил речь.

--Речь закончил, но, лучше - не стало. Видимо, думать по-другому я уже не смогу. Тебе с какого места повествовать?

--С первой встречи с Ковальцом.

      Снова всовывать себя в прошедшие и неприятные события не хотелось, поэтому рассказ больше походил на фронтовую сводку. Да, и Андрей, похоже, уже всё знал. Видимо, он хотел посмотреть на произошедшее моими глазами.

--Я всё понял. Рассчитали мы верно, и ты правильно поступил. Кроме благодарности, мне нечего тебе сказать. А ты, и правда, решил отдать квартиру Розанову?

--Она мне не пригодится.

--А откуда ты узнал, что он живёт с матерью и сестрой?

--Ниоткуда. Сказал первое, что в голову взбрело.

--Не взбрело. Он так и живёт, как ты и сказал.

--Ни хрена себе! Вот, я молодец!

--Молодец ты, или нет - не знаю, а то, что стал дружить с головой - это очевидно.

--Спасибо, учитель! Андрей, а что ты так пристально в окно смотришь? Не хочется уходить?

--Ты о чём?

--О смерти. Ведь правильно тебя называть не Андрей, да? Рейзбих Антон Дмитриевич. Я прав?

--....

--Значит, прав.

--Давно понял?

--Понимать начал давно, а полностью сформулировал только сейчас.

--С какого момента начал догадываться об этом?

--С первой встречи. Ты постоянно ходишь в одной и той же одежде, наши встречи только в малолюдных местах. Ведь, только я тебя вижу? Вот, видишь, поэтому и в машине ты просил молчать, чтобы я не выглядел глупо разговаривая сам с собой. Ты никогда не здоровался за руку, при разговоре не всегда была видна твоя артикуляция. Под тобой не скрипел диван в Аниной квартире. Ты никогда не говорил о еде, и ещё много всяких "не". Ты всё знаешь наперед - и действия и мысли. И, самое основное, что меня полностью убедило в моей правоте. Один раз, давно уже, мне предложили пообщаться с Учителями с другой планеты. Тогда я воспринял это как развлечение, но, всё-таки, попробовал. Ночью, в тишине, взяв бумагу и ручку, я мысленно проговаривал подсказанное обращение к Учителям. И, представь себе, когда они меня услышали, рука сама начала выводить линии, которые сложились в слово "да" .Так я с ними общался. А потом спросил, какое у меня настоящее имя? И я написал то, что они продиктовали. Спустя какое-то время я встретил этих знакомых, которые,  посоветовали мне поговорить с потусторонним. В разговоре с ними я поинтересовался, какое имя они получили от своих Учителей? Знаешь, на что я обратил внимание? Все имена состояли из букв, с которых начинаются их фамилии, имена и отчества. Вспомнив свой прошлый опыт я попробовал представить, какое твоё настоящее имя. И что же вышло? АНтон Дмитриевич РЕЙзбих.

--Ты прав. Совершенно.

--Я, ещё, вот в чём прав. Сегодня девятый день с момента твоей смерти. Тебе... сегодня надо уходить?- Я показал пальцем на потолок.

--Да. Сегодня. Больше, оставаться, не могу.

--И всё это время ты попросту прощался с Землёй, и с нашей жизнью. С природой, воздухом, домами...да?

      Андрей или Антон, какая разница теперь, грустно покачал головой. Я постарался его понять, его тоску по жизни в теле и, неотвратимость ухода, потому, что тела, уже, нет.

--Слушай, а как это быть мёртвым?

--Зачем тебе? Придёт время - сам попробуешь.

--Мне, чисто по-женски, интересно.

--А я - не мёртв. Я, просто, другой, нежели ты. И, наверное, более настоящий, чем ты. Я вижу и понимаю то, что не мог видеть и понимать раньше. Я многое могу, чего раньше не мог....

--Но, тебя никто не видит, и пообщаться ни с кем ты не можешь. Это не расстраивает?

--Первые пару дней было такое чувство. А затем понял, что пообщаться я смогу со всеми, только, немного, попозже. Это на Земле жизнь тянется годами, а там, дома, времени, как такового, нет.

--Всё равно я этого не пойму, пока не попаду к тебе наверх. Но, всё-таки, пару вопросов можно?

--Не очень сложных.

--Откуда у твоей Светки ключи от съёмной квартиры?

--Это её квартира. Она её поручила Анне сдавать посуточно. Прибыль они делили.

--И это Светка тебя....

--Да, Сзади. Но, это не так уж важно... сейчас. Уже не важно.... Мне не жаль
похороненного тела, потому что я рассмотрел у себя столько болячек, что...
.
--Извини, что перебиваю. Сейчас ты сможешь подтвердить, что время смерти ты выбрал сам?

--Да. Я сам выбрал. Только, на два дня позже. Я должен был успеть с тобой встретиться живым. Но, ведь, важен результат, не так ли?

--Так ли, так ли. А как ты будешь уходить на верх?

--Пока, не знаю. Придёт время и узнаю. Только вот... можно тебя попросить напоследок?

--Конечно!

--Ты... это... помолись за меня... мне это очень нужно... ну... сможешь?

--Я это сделаю обязательно!

--Спасибо...бо...о..

      Я думал потом, где я такое мог видеть? В кино. Там используют такой эффект, когда голографическое изображение начинает бледнеть, становится полупрозрачным и, покрываясь сеткой эфирных помех, полностью исчезает. Вот так и ушёл Андрей, то есть Антон. Прощай, может, увидимся ещё? Да будет царствие небесное рабу Божьему Андрею....Но, всё равно, жалко расставаться, хотя и понимаю, что всё происходит правильно. Царствие небесное тебе....

      Я так и остался сидеть, и смотреть на то место, где, всего лишь несколько мгновений назад, находился тот, кто при жизни был Антоном. Внутри, от такого созерцания, стало обыденно и холодно. По пустой голове бродила одна немногословная фраза: "Вот и всё". Примерно так я всегда себя чувствую, когда проходят праздники. Например Новый год. Как только пробило двенадцать, потихоньку улетучивается приподнятость настроения от предпраздничной подготовки и радостной суеты.... Только что Антон сидел рядом, а сомнение в реальности всего виденного мной начинает проявляться. И вообще, что у меня осталось из вещественных доказательств моего общения с ним?

      Не вставая, я протянул руку и подтянул к себе сумку. Потрогал замки и кожаные нашивки с надписями. Именно в этой сумке и находилось основное доказательство существования Антона на Земле, но никак не нашего общения. А, с другой стороны, зачем мне нужно доказательство? Что и кому я буду доказывать? Это, касается, только меня. Ну, ещё с десяток людей, попавших в эту историю. И столько же в ней погибших. Надо заканчивать, и ехать домой. Если этот вестерн будет продолжаться, то, пожалуйста, без меня. Я сыграл свою партию. Теперь раздам подарки, в виде квартиры, и покатаюсь на поезде в сопредельную страну. И всё-таки, мне даже интересно, а Розанов - полицай, обрадуется такому подарку? И что там с документами на квартиру?

      Я расстегнул замок и заглянул в сумку. Внутри, в центральном отделе, что-то активно топорщилось. Что я туда положил? Не помню. Отодвинув бегунок застёжки, в этом отделе обнаружилась камера, которой фиксировали встречу в "Трёх товарищах". Компромат, так сказать. А я уже и не вспоминал о вчерашнем вечере. Да, и компромат этот никому не нужен. Уже. На этот момент все фигуры на доске расставлены по принадлежности свой - чужой. Можно не хранить такую запись.

      Мне, вот, что интересно. Что Лесник сделает с Ковальцом? Это же надо быть таким идиотом, чтобы минировать машину человеку, стоящему вне закона и, расправляющемуся с любым, тоже, не по правилам? Ведь малейшая неточность в самом минировании, или просчёт во времени, сразу указывают на того, кто всё затеял. Что, собственно, и произошло. Если ошибка может вкрасться в расчёт, она обязательно это сделает. И будет направлена на причинение максимального вреда. И, именно, Ковальцу.

      А почему, вот так вдруг, и я в том числе, решили, что затея принадлежит Ковальцу? А действительно, почему? Что нужно для такого шага? Решимость и умение. Что ещё? Взрывчатка. А если она не лежит в ящике под кроватью? Где её взять? Только у нелегальных специалистов, ходящих под "крышей" у "хозяина" города. И найти так, чтобы никто не обратил, на твои поиски, внимания. На всё есть часов десять - четырнадцать, не больше. Значит, кто-то мотался по городу, кого-то искал, с кем-то договаривался. И, это при том, что в каждой дыре есть свои люди Лесника. Вот, как-то слабо мне верится, что именно так, всё, и происходило. Теперь, установка. Надо взять машину Лесника, и взять её бесконтрольно. Даже без водителя. Как это сделать? На СТО. Можно подумать, что Лесник колесит по области на неисправной машине, чтобы тыкать её в каждом городе в СТО. Да у него аппарат в лучшем состоянии, чем он вышел с конвейера завода. Так, как её заминировать, если она без присмотра не остаётся? Надо что-то сломать. Если удастся к ней подобраться. Это же сколько проблем надо решить за несколько часов, и без предварительной подготовки? Уйму! А кто мог к этому готовиться? Никто. Лесник приехал без предупреждения - это раз. Никто не знал, чем может закончиться разговор, в самый разгар, которого, он и подъехал - это два. Что можно сказать по этому поводу? Даже не знаю.... Кто, все-таки, имеет возможность заминировать машину так, чтобы не вызвать подозрений, и всё сделать оперативно? Кроме милиции, у меня нет кандидатов. Остановили, к примеру, машину, и говорят, что такая, как эта, у них числится в угоне. А вот пройдёмте, гражданин водитель, проверим ваши документы. А вы, сержант, сверьте номера на двигателе и на кузове. Через пять минут сержант приходит и говорит, что надо бы извиниться - машина в порядке. И всё. Мина на месте, водила покинул свой пост по официальной необходимости, и оставил тачку без присмотра. На правду похоже? Теперь, похоже гораздо больше, чем в первом варианте с Ковальцом. А теперь, мне, ещё кажется, что вариант, с прямым участием Ковальца, вообще, сомнительная штука. И Ковальца, и Хока, как и меня, без присмотра не оставляли. А вот пасли  их посерьёзнее, чем меня. Ведь эти ребята за спиной у "хозяина" задумывали отхватить кусок пирога. Значит, прямых контактов, и прямых разговоров с кем-то, по-поводу подрыва, не было. Или, почти не было. Если, только, в этом деле не присутствует третья сила, которая, по личной инициативе, взяла на себя принятие такого решения. Ну, сила, так сила. Сейчас не важен её порядковый номер. А как эта сила обо всём узнала? О том, что план по захвату телевидения терпит бедствие из-за Лесника? Вернее, из-за его приезда. Аркадий Михайлович не первый раз приезжает в город, но не подрывали же его раньше? Вот когда Антона убили, он тоже приезжал, но всё обошлось. Ему наговорили про несчастный случай, а взрывчатку никто не распаковывал. Так, что случилось в этот раз, и кто есть та самая третья сила? Кто у нас такой дерзкий?

      Я позвонил администратору, и напросился к ним на компьютер, для того, чтобы переписать с камеры на диск. Их услуги меня устроили, и через десять минут я сидел в кабинете начальника охраны, и просматривал запись из "Трёх товарищей".
Сначала, было всё понятно на экране. Вот началось пьяное бормотание Хока, вот успокаивание Ковальцом своего будущего партнёра по медиапространству. Ага, вот и Лесник. Ух, ты, как он эффектно вышел со стороны кухни! Ой, а что же Коленька Ковалец с лица спал? И глаза забегали? Вот и выпад с тупым столовым ножом. Та-ак, по башке - и на пол. Так. Странно ведёт себя Ковалец, видимо от переизбытка нервного напряжения. Несколько раз сжал кисть левой руки в кулак, и резко распрямил пальцы. А я держусь молодцом! Конечно, я молодец. Ведь ещё не приходили посреди ночи меня убивать, ещё не было Светки с пистолетом.... Светки с пистолетом... что-то со Светкой не так... что не так? Была шальная мысль о ней, но, потом, я отвлёкся. Что, не так? А что это в тамбуре за движение было только что? Надо дописывать, и посмотреть внимательно снова. Что-то происходило, когда Ковалец массировал руку. Как будто, подавал кому-то сигнал.
                Сердце противно ухнуло вниз, и начало биться очень нерегулярно. Какой-то простудный жар зажал голову в тиски. Что происходит? Две мысли стукнули меня в лоб, едва не расколов череп. Кто-то был в кафе и ему, кому-то, Ковалец подавал сигнал. Это раз. Второе. Со Светкой что-то не срастается, и, это что-то, появилось после фразы Антона. Какой?

   Снова на линии, связывающей одну мысль с другой, произошёл обрыв. Теперь, причина была в окончании записи. Скорее всего, будет правильным сделать резервную копию диска. На всякий случай.

      Пока я менял программу, и переставлял диски, сидевший около меня охранник начал нетерпеливо возиться, и демонстративно оголять запястье с часами. Я не просто так сижу, я заплатил. Так что потерпи, дружок.

--А у вас специальное охранное агентство, или вы в штате гостиницы?

--А что?

--Да, вот, мой знакомый всё пытается попасть на такую работу, но попадает мимо бани. У него и подготовка есть, возраст ещё не перебрал….

--И кто такой? Может, я знаю его?

--Может. Розанов Вадим.

--Урфин Джюс, что ли?

--Ага.

--У него волчий билет. Его никогда в охрану не возьмут.

--Как, волчий билет? Он не рассказывал никогда....

--И не расскажет. О таком не болтают.

--Ну, хоть намекни.

--Он же в ментовке работал, в убойном. Ну, и стал баловаться на допросах запрещёнными способами.

--Пытал, что ли?

--Ага. Терпилы воют, а доказать ничего не могут - корпоративная этика. Потом под видом допросов стал прессовать бизнесменов помельче. Он выбивал из них деньги за их же освобождение. Дошло, говорят, до частной тюрьмы. Но, кто-то грамотно стуканул в ФСБ. Те прислали подсадного подозреваемого. Урфин начал с ним работать по полной программе. А подсадной и говорит, что всё, мальчики, это контрольная закупка. Документы на стол! Жопец вам приснился, господа следователи! А наутро - он уже висел в камере. Урфина, быстро за неполное служебное из органов кышнули. А в довесок написали запрет на подобную работу лет на пять. Так, что, он ловко спрыгнул со статьи, но, по специальности, работать не может. По крайней мере, в России. Он, кажется, в банке работает.

--Ты, смотри, какой крендель! А мне - ни словом! Так, он и со взрывчаткой работать может?

--Про это - не знаю. Но, в Чечне, он - побывал. И не рядовым. А там, если припечёт, то и рожать научишься.

--Это точно. Научишься. И друзей....

--Не понял?

--Да, это я так. Всё. Я закончил. Спасибо вам огромное. Мне бы ещё проигрыватель для дисков. Где его можно взять на пару часиков?

--У дежурной по этажу. Почасовый прокат.

--Ещё раз спасибо.

--Не за что. Ты, друзей себе, поаккуратнее подбирай.

--Спасибо за совет.

        Твою мать! Что же я за бесполезное создание такое, а? Квартирку не желаете, двухуровневую? Может, его ещё в попку поцеловать за спектакль у нотариуса? А я, с дуру, чувствами начал разбрасываться. Урфин Джюс, говоришь?

        В самый разгар самобичевания, у меня в кармане зазвонил телефон. На дисплее высветилось, что номер подавляется.

--Да ,на проводе.

--Это - от Лесника. Ты, где?

--В гостинице.

--Будь в номере, сейчас подъедем. Надо поговорить.

--Как я вас узнаю?

--Это мы тебя провожали из пансионата.

--Вспомнил. Жду.

        Так! Что ещё плохого случилось в нашем королевстве? А ведь что-то случилось!
Я, всё-равно, взял у дежурной проигрыватель, и подключился к телевизору. Медленно просмотрел тот фрагмент, где Ковалец особенно нервничал. Этот жест, со сжиманием и распрямлением кулака, можно было расценивать, как моделирование взрыва. Но, было также похоже и на то, что он, кому-то показывал, на необходимость уйти. Распрямляемые пальцы кулака, будто стряхивали с себя что-то, или отталкивали. Или Ковалец всегда так проявляет свою нервозность? Такой жест можно охарактеризовать как угодно, в нужную для тебя сторону. Но,  намёком на взрыв, мне, этот жест, уже не казался. А вот шевеление в тамбуре в эти секунды было интересным. Там... стоял Розанов. Он же - полицай. И охранники двух мэров, не выглядели при нём, хоть как-то, серьёзно. Они просто его опасались. Такое было их поведение.... Да, и поведения никакого не было. Все четверо стояли по стойке "смирно", хотя, и имели приказ никого не впускать.

        Вот, такой вырисовывается пердомонокль. Я снова пропускаю очевидные вещи. За чистую монету принимаю то, что мне подсовывают. Без Антоновых подсказок я добровольно влез в петлю. Теперь, надо самостоятельно выбираться.

        В дверь постучали. Я выключил проигрыватель, спрятал диски и открыл дверь. На пороге стояли мои провожатые.

--Один?

--Один. Что стряслось?

--Потом поговорим. Лесник сказал, чтобы мы тебя спровадили поездом на Украину. И побыстрее. Собирайся.

--Нет, ребята. Никто никуда не едет. Сначала короткий разговор. Ковалец в Пансионате?

--Хер его знает! Мы туда не возвращались.

--Сказать, почему?

--Ну.

--Лесник вам позвонил и сказал, чтобы вы не возвращались, и последили за гостиницей, так?

--Ну, так.

--Потом, он позвонил во второй раз и, уже другим тоном, приказал спровадить меня отсюда, так?

--Вы с ним созванивались?

--Нет. Просто, надо срочно, кое-что, исправлять. Есть способ тихо пробраться в пансионат?

--Есть. Что случилось?

--Началась война за чужие деньги. И огромные. Так, что в такой войне пленных брать не будут. Пока мы ехали сюда, в пансионат, на огонёк от взрыва, наехали менты. Они ваших или повязали, или постреляли. Лесник имеет место, где отсидеться. Но, вот, подмога к нему быстро не подъедет. А за это время менты выбьют нужные показания со всех, кого найдут в пансионате.

--Откуда ты знаешь, что так и будет?

--От покойника. Не важно. Оружие у вас есть?

--Да. Но, Лесник сказал, что тебя надо отправить.

--Вот, сиди здесь - и звони Леснику. Скажешь, что стоим в очереди в кассу.

--Никуда я не буду звонить. Он не велел.

--Пацаны, здесь убили моего брата. Из-за его денег. По той же причине был взрыв, и снова смерть. Охранник, который был вчера со мной, ваш коллега, уже покойник. Теперь в пансионате менты устроили шухер из-за денег, которые по наследству перешли ко мне. Теперь вопрос. Это - правильно? По понятиям?

--Нет!

--Тогда надо прекращать этот беспредел. Ясно? По коням! Только, тихо надо. Иначе, погорим по-глупому.

        В ожидании такси мы составили план своих действий и маршрут поездки. К пансионату вела ещё одна старая дорога, в народе называемая Сталинской. Она шла через посадки, и в обход жилых районов, поэтому, со временем, перестала пользоваться популярностью у водителей. Качество этой дороги не особенно уступало качеству современного покрытия, поскольку, она, строилась - на века.

      Таксист ехать по такому маршруту согласился, но запросил большую оплату. Спорить никто не стал, ведь мы ехали на пикник, и не хотели опаздывать. Такая, вот, глупая придумка у нас появилась.

      По протяжённости, дорога, оказалась длиннее, существующего маршрута. Каждый из нас, сидевших в машине, погрузился в свои мысли о своём, или о том, чем может закончиться эта поездка. Возможно, я и перегибал палку в своих поступках, а может попросту оказался прав в сделанных выводах. Но, переживаний о возможном финале у меня не было. Честно должен признаться, что не сильно меня беспокоила судьба братвы из клана Лесника. У ребят своя жизнь, и свой взгляд на вещи, но, поскольку в такой ситуации мы оказались в одном окопе, то совсем не к лицу стрелять по своим. А свои они, или  чужие - уже не суть. Всё дело в ситуации, которую надо рассматривать, как единоразовую, а не как причину, или следствие. Всё, что происходит - лежит на поверхности и, одновременно, на самом дне. Видимая часть ситуации - это изменение собственника у денег и недвижимости. На этом этапе криминал не обнаружен. Глубинная часть состоит в том, что до хрипоты, до спазмов ануса кое-кому хочется забрать себе эти деньги. Кому же это хочется? Узколобым и прыщавым орлам, которым, словно в насмешку, государство нахлобучило на затылки форменные фуражки, дало табельное оружие и пресытило властью? И, что характерно, бесплатно и бесконтрольно. Нате вам, пользуйтесь без устали! И они - пользуются. Антона убил бывший следователь-садист. Убил ударом по затылку. Это Светочка-деточка, сука, уже потом выстрелила в лежащего. Поэтому, Антон и сказал, что Светка убила его сзади. Для него было уже не важно, что спереди стреляли в мёртвое тело. Далее, на сцену выходит существующий следователь, который вывозит тело из квартиры, предлагая официальную версию убийства на природе. Выползает старый Кураков, горе-свидетель, по существу из тех же органов. Потом убивают охранника в съёмной квартире, хотя, охотились на меня. Затем праздничным салютом взлетают в небо тела пятерых человек. В пансионате устроен фейерверк.
--Кто следующий в покойнички? Не вы будете?

--Ах, оставьте! Не стоит спрашивать очередь! Подходите все! Всех, к херам, положим! Нам чужие деньги до зарезу, а вы - очередь, очередь...

      И - самый глупый вопрос. Кто меня отпустит отсюда домой? Даже, если, я  только номинальный директор? Ответ звучит, как эхо. Кто отпустит? Никто... никто... никто... Этот самообман, в первые дни посещения города, перерос в чувство самосохранения. И цел я только до тех пор, пока цел Лесник, давший мне свою защиту. Уберут его, и останусь я один, как клоун на арене цирка. Кто тогда защитит меня? Закон? Не делайте мне смешно. Сейчас закон гоняется за Лесником, чтобы достать меня. И, что, в таком случае, я имею вам сказать за жизнь? А ничего хорошего. Я, рождённый в одной стране и ставший гражданином другой только по прихоти пацанов, решивших поделить родительские угодья, не могу чувствовать себя защищённым и спокойным от закона, и его стражей. И дело, совсем, не в этой стране. Для этой ситуации типично название любой страны, некогда входившей в Союз. Дело в деньгах, и ещё в том, что никто ничего не значит, и не ценен ни для кого, если впереди яркой морковкой манят чужие деньги. Семеро погибший за девять дней? Не предел! Ещё нарожают идиотов, подобных мне, которым, перепадание денег, грозит смертельной опасностью. Так, с кем мне лезть в окоп? С пропагандистами фальшивых идей и несуществующих стандартов благоденственной жизни, или с теми, кто ворует столько же и так же, как и власть, но, почему то, стоящих вне закона? Со слащавыми политиками, не могущими без "э--э--э" сказать предложение из пяти слов, но убивающих молодое поколение так же, как и эти, стоящие, почему то, вне закона? Я с теми, с кем выживу. А выживать, надо, в одиночку. Помощи, ниоткуда не будет. Ни здесь, ни в другой из СНГ. Аминь.

       Метров за сто до пансионата мы вышли из машины и закурили, приняв вид беспечных гуляк. Такси развернулось, и отправилось обратно, мы тоже решили не терять времени, и пошли к цели нашего визита.

--Как, хоть, вас зовут?

--Меня - Зеня.

--Евгений, значит.

--Нет, Максим. Зеня - это от фамилии. Зейналитдинов.

--Тогда ты - Ибрагимбеков?

--Нет. Бурцев. Виктор.

--Ладно. Будем знакомы - будет приятно. Это шутка. Как мы попадём в середину?

--В парке есть лаз в заборе, от него - метров сорок, между деревьями, стоит хозпостройка. Она вплотную примыкает к зданию. Там есть потайная дверь в подвал.
--Тогда так и попробуем войти. Из подвала на первый этаж, и тихо ищем ваших. У меня только одна просьба - без крови. Синяки ставьте кому угодно, но, только, без трупов. Надо подстелить себе соломки на тот случай, если мы проиграем.

--А вдруг не будет выбора?

--А ты найди выбор по разнице лет по статьям "хулиганка" и "убийство". Сначала всё разведаем, и, только потом, будем куролесить. Договорились?

      С этими разговорами, на фоне угасающего дня, мы оказались в густом, но, по-хозяйски, ухоженном парке. Между деревьями пробрались к длинному зданию, оформленному под крестьянскую деревянную избу. Внутри, действительно, был самый необходимый инвентарь, от граблей до мотосаней. У дальней стены был высокий стеллаж, на котором висели лопаты всевозможных видов и размеров. Немного поколдовав над стенкой этого стеллажа, Зеня отодвинул в сторону всю конструкцию. За ней был ход, от которого ступеньки вели вниз. Спустившись на тот же самый уровень, где, после взрыва решалась моя судьба, мы осторожно пошли к другой лестнице, поднимавшейся к железным шкафчикам для переодевания. Теперь пионерский задор, меня, полностью покинул. Сильно захотелось домой или, на худой конец, в гостиницу. Но, нельзя было ребятам показывать свою слабость на деле, когда на словах, я, уже, со всеми расправился.

       Проходя мимо одной двери, Витя постучал себя по плечу и показал пальцем на дверь. Я согласно кивнул - это кабинет Лесника.

       Тем же порядком мы поднялись на первый этаж. Шкафчик без звука отодвинулся и открыл нам доступ к приключениям и подвигам. А дома, сейчас, мне, было бы, уютнее.

       Зеня жестом остановил нас, тихо подошёл к двери и приложил ухо к замочной скважине. Слушал он долго. Хотя, как в такой напряжённой ситуации можно определить - долго, или не долго? Я успел сделать уже несколько вдохов и выдохов, а он всё слушал. Затем он распрямился, показал пальцами, что выйдет один и, чтобы, мы были внимательными.

       Дверь отворилась бесшумно. Началось такое же долгое всматривание в коридор. Наконец-то, Зеня дал команду двигаться.

       В первом коротком коридорчике было пусто и тихо. Миновав его, мы повернули налево и опять прислушались. Никаких звуков. Мои ладони стали влажными и скользкими. Как можно тише я вытер их о джинсы и, переведя участившееся дыхание, снова попытался сосредоточиться.

       Так же, крадучись, мы добрались до главного коридора. В нём, тоже, было пусто. Где всё население? Где доблестная милиция? Неужели все уехали? Я подошёл к остаткам ближайшего окна и выглянул наружу, но едва успел втянуть голову обратно. Во дворе стояли два милицейских УАЗика, около которых топтался пожилой милиционер. Скорее всего, водитель. Исходя из пассажировместимости этих машин, оборудованных сзади клетками для арестантов, то, в пансионат, приехало человек пять-шесть. Пусть, будет шесть. Один около машин. Осталось - пять. Где их искать?

       Мне пришла в голову идея, не такая уж и глупая, как показалось вначале. Я отозвал свой отряд назад, в лабиринты коридоров, и коротко изложил суть. Штаб нашей группы войск одобрил моё предложение. Зеня остался присматривать за коридором, Витя вернулся со мной в комнату со шкафами и, спрятавшись за углом, для возможности ведения прицельного огня, прикрыл мой отход.

       Закрыв за собой дверь, я достал телефон и набрал номер Санька. Если всех арестовала милиция, то, они, должны, по идее, всех обыскать и ликвидировать содержимое карманов. Рассчитывая на это, я и делал звонок. Трубку должен был поднять следователь.
На звонок быстро ответили. Я старался изо всех сил говорить спокойно.

--Санёк! Привет! Это опять я.

--Привет,- отозвался Санёк.

       Как... же... так? Что за цирк происходит? Мало того, что мой план телефонного разговора полетел ко всем чертям, так ещё из-за своей нервозности я не мог сообразить, что надо ему сказать. Как у него оказался телефон? Он, что, сбежал? Бросил шефа? Или его менты заставили разговаривать со мной? Или... он с ними за одно? Ё-моё! Вот это праздник для души!

--Ты чего звонишь?

--Просто сообщаю, что билеты взял, ребят отпустил, еду через два часа.

--Я знаю. Мне пацаны отзвонились. Чем будешь заниматься до отъезда?

--Схожу в ресторан, поужинаю. Куплю, что-нибудь, почитать. Придумаю, что-нибудь.

--Тут, кое-что, изменилось. Минут через двадцать, выйди к остановке такси. Подъедут ребятки, и кое-что передадут. От шефа.

--Подарок?

--Это - не по телефону.

--Ох, и балуете вы меня!

--Всё нормально. Выйди и дождись ребят. Я их сейчас отправлю.

--Ладно, жду. Привет шефу. Пока.

       Ну, что теперь сказать про Сахалин? На острове нормальное предательство. Процветает - без полива и прививок. И почему всегда то, что с начала кажется простым, заканчивается крупными осложнениями, которые надо решать хирургическим путём?

       Я вышел из комнаты и резанул себя ладонью по горлу.

--Что такое? - прошептал Витя?

--Санёк с ментами дружит. Плотно. Пошли к Зене.

       Витя вывалил на меня свои глаза и остолбенел.

--Потом будешь изображать из себя Медного всадника. Пошли.

       Мы добрались до Зени, и обрадовали его моим предположением. Зеня стиснул зубы и покачал головой.

       Впереди послышался шум шагов. По лестнице, усыпанной битым стеклом, шла делегация по торжественной встрече меня. Впереди шёл следователь в расстёгнутом кителе, и без фуражки. За ним, не менее целеустремлённо шёл Санёк. Теперь - по кличке Иуда. Замыкали движение два милиционера с автоматами в руках. Быстро спустившись к машинам все, кроме следователя, уселись в салон. Быстрый и энергичный инструктаж, и машина выехала через ворота пансионата.

--Что делаем? Может, скрутим следака?

--Это - моя работа,- сказал Зеня и, как кошка, ступая прямо на стёкла и не издавая звуков, подошёл к входной двери.

      Следователь покурил около второй машины, о чём-то сосредоточенно поковырял пальцем в носу, и начал подниматься по ступенькам. Витя щёлкнул пальцами, Зеня в ответ кивнул. В дверной проём вошёл следователь.

--Здрасьте!

       Зеня постарался и быть, и бить, как можно вежливее. У следователя подкосились ноги и он, сразу потеряв интерес к окружающему миру, решил поваляться на полу. Зеня его подхватил под руки, Витёк уже добежал и брал его за ноги. Теперь, уже вчетвером и почти бегом, двинулись в комнату со шкафчиками.

       Я и не ожидал такой прыти от своих пальцев, когда обыскивал следователя. И обыск себя оправдал. Я нашёл его тревожную кнопку, и засунул подальше на шкаф. Зеня связал ему за спиной руки и замотал, чем-то, рот. Витя оборвал пуговицу и "молнию" с брюк, и связал ноги. В таком положении его привязали к радиатору. Я предложил завязать ему глаза. Так он дольше будет приходить в себя, и дольше молчать. Решение принято было единогласно.

--Что мы имеем? Трое ментов уехало. Один здесь. Так, что, примерно, двое осталось. Если больше не было перебежчиков. Какие планы?

--На второй этаж есть кухонный лифт. В дальней столовой. Это в том, - Зеня мотнул головой в конец коридора, - краю. Ты, с Витей, идёшь туда и поднимаетесь на верх. Я иду по лестнице. Вперед.

      Зеня взял командование на себя. Это и правильно. У него уже был опыт подобного рода приключений. Это бросалось в глаза.

      С Витей мы добрались до кухни. Первое, что мы увидели, были четыре трупа, лежащие прямо на кафеле. Откуда взялся новенький? Вот лежит сторож, который не открывал ворота. Эти, двое, погибли при взрыве. А этот? Я показал глазами на него и Витя тихо сказал:
--Мой тёзка. Его из автомата. Суки!

       Действительно, подойдя поближе, я увидел почти прямую линию, по диагонали от плеча спускающуюся к поясу. Пять дырочек. Пять звёздочек.

--Это, уже, восьмой. И за что?

--Разберёмся!

       В лице Виктора появились решимость, и желание довести дело до конца. Только бы без новых жертв. Только бы без жертв!

       Кухонный лифт был настолько старым, что видимо помнил восстание Спартака. Так мне показалось. Кабина вмещала в себя, примерно, два мешка муки. Стоя. А как мне втиснуть в такую коробочку свои 184 см? Серьёзно, как? И почему нельзя повоевать в чистом поле? Без этих древних средств передвижения по вертикали?

   Витя объяснил принцип действия лифта. Оказалось, что поднимать мой собственный вес мне будет помогать балласт. Так, что, взлечу я, наверх, быстро.

--Только постарайся вылезти из него, - хохотнул Витя.

--Будешь надо мной смеяться - я вообще уйду. Катайся один!

--Всё-всё. Молчу.

       Витя встал на колени, пригнул голову и лифт пополз на верх. Я остался ждать внизу.
Мысленно я начал считать секунды до возвращения лифта. Так я надеялся отвлечь себя от желания оглянуться, и снова смотреть на тела, брошенные на пол. Вот, ради чего это произошло? У кого-то есть объяснение? У меня - нет.

       Спустился лифт. Я повторил способ укомплектования, каким пользовался Виктор. Но, лифт меня не слушался. Стоял, как вкопанный.Может поцеловать его? Или нажать на что-то? Так я и нажимаю.... Давай, по-порядку. Виктор встал на колени. Я тоже. Он пригнул голову. Так... готово. Просунул правую руку в боковое окошко...так ....есть...ни хрена тут нет! За что он дёргал? Не едет, эта скотина! Как мне подниматься? Блин, там моя помощь нужна, а я тут с техникой бьюсь! Да пошла, она, эта техника!

       Я вылез спиной вперед и быстро пошёл к лестнице, по которой поднимался Зеня.
Ступенька за ступенькой, я вышагивал, каждый раз пытаясь найти место для ноги, свободное от битого стекла. Но, чем выше, тем больше стекла попадалось под ноги.

       Второй этаж хранил молчание, и это, было, как минимум, непонятно. Куда девались Витя и Зеня? Неужели попали в засаду?

       Последние ступеньки я преодолевал, почти, ползком. На самом верху я осмотрелся по сторонам. Вокруг были следы торнадо, оставившего после себя стёкла, покрученные куски пластика и, до половины обгоревший ковёр с длинным, некогда, ворсом. И запах гари. Но, ни души.

       На всякий случай я пошёл в сторону лифта. А вдруг, Витя, попросту застрял? Тогда, каким макаром, эта оцинкованная коробка опустилась?

       Около открытой двери на кухню я остановился, и прислушался. Было слышно только шарканье ног по полу. Опустившись на колени, я одним глазком заглянул в помещение. У левой стены, на коленях, стояли Витя и Зеня. Переплетённые пальцы ладоней были сложены на затылке. Перед ними, с автоматом на перевес, стоял милиционер в каске и в бронежилете. Он с глупым видом заглядывал в шахту лифта. Видимо пытался сообразить, почему я перестал шуметь, и почему, никак, не доеду? От двери, до стоящего ко мне боком мента, было метра три. Надо попробовать что-то сделать. И успеть сделать.

--Чего ты туда заглядываешь? Ни хрена он не работает! Провозился с ним, как дурак! Ты ничего не нажимал?

       Господи! Что я несу? Но, почему-то, это сработало. Я говорил эти слова, как мне показалось, раздражённым голосом и, в движении. Последние слова попали на шаг левой ноги, так что правая была готова для удара.

--Ты, бля, кто? Сто....

      Мне уже всё равно, сто или двести. Со всей дури я заехал ногой ему в пах. Мне показалось, что он, аж, подпрыгнул. Но, мент просто согнулся от боли, и стал валиться на колени. Зеня, уже, двигался в мою сторону. Он схватил автомат, и вырвал его из рук милиционера. Витя рванул мента сзади за бронежилет, и уложил его на спину. Быстро пошарив рукой под жилетом, Витя разочарованно проговорил:

--А наручников нету....

--У него должен быть ключ. Найди! - приказал Зеня, и коротким ударом успокоил крутившегося мента.

--Ключ есть. Значит, его наручники кто-то носит. А ты чего пешком? Не влез?

--Иди в жопу! Я-то, влез. Это он не хотел ехать! Тоже мне, инструктор, хренов.

--Ты запомнил, как я садился?

--Запомнил! Сел так же. Лицом к стене.

--Ты - идиот! Надо - лицом к выходу. Тогда справа, в окошке, найдёшь концевик.

--Всё равно, ты - виноват! Зато, я вас спас! А если бы приехал лифтом, то….

--Хватит болтать! Пошли искать наших.

       Мы быстро пошли по коридору, открывая все двери подряд. В предпоследней, по счёту, комнате обнаружили Лесника, очкарика, Ковальца и двух избитых охранников. Не вступая в разговоры, я снял со всех наручники, и побежал принарядить ими скучавшего на кухне стража порядка. Рот ему завязал тоже. На всякий случай.

       Управившись, я вышел в коридор, и присоединился к процессии освобождённых. Снова закоулками, шкафами и лестницами мы опустились в подвал. Снова устроились в той же комнате. Ковальца на наш симпозиум не пустили.

--Ты, почему не уехал?

--А вы?

      Аркадий Михайлович посмотрел на меня долго и оценивающе. Примерно секунд десять мы смотрели друг другу в глаза. Я, конечно не специалист по играм в гляделки, поэтому довольно быстро отвёл взгляд. Боковым зрением я видел, что Лесник ещё долго смотрел на меня. Хотя, мне показалось, что его посетила какая-то важная мысль, и ему было совершенно безразлично куда смотреть. При этом мы молчали, как минимум, целую минуту.
--Скоро должен позвонить Санёк, он поехал встретиться со мной на вокзале.

--Пусть звонит. Дашь трубку мне.

--И ещё одно, Аркадий Михайлович, Ковалец отношения к взрыву не имеет.

--Во-первых, почему ты так решил? Во-вторых, это моя обязанность определять степень виновности. Тебе, это, надо запомнить.

--Я попользуюсь вашим телевизором?

      Не дожидаясь разрешения, я включил телевизор, и вставил диск в проигрыватель.

--Я так решил после просмотра этой записи.

      На экране снова ожили события вчерашнего вечера. Мне начинало казаться, что с того момента прошло уже, как минимум, несколько дней. В своей обычной, не обогащённой стрессами жизни, такое количество событий должно было равномерно распределиться, хотя бы, на год. И то, я бы счёл такой год перенасыщенным событиями. А тут знакомства, покушения, смерть... и всё за несколько дней. Для среднеленивого гражданина, такой букет - слишком уж огромный.

--А откуда эта запись?

--Мне хотелось столкнуть лбами Соколова и Ковальца. Договорился в кафе о записи. Эта запись, или компромат, против них, на тот случай... ну, вы сами понимаете, или страховка на тот же самый случай. Я просто планомерно шёл к цели, которую передо мной поставил Антон - не допустить к телестудии этих мэров. Получилось не совсем по моему сценарию, но цель - достигнута.

--Интересно. Сколько копий этого диска?

--Две. Оригинал ещё в камере.

--Оба диска оставляешь здесь. Оригинал уничтожишь при мне. В комнате напротив - кухня. Пойди, попей чаю, кофе, воды - сам придумай, чего хочется. Я позову. Телефон оставь здесь. Ступай.

        Лесник это говорил не отрывая глаз от экрана.  Такую сосредоточенность я видел только раз в жизни, когда, один мой знакомый, впервые просматривал порнофильм.

        Интересно, что такого лесник увидел? И очкарик, всегда вальяжно сидевший около шефа, сейчас был в стойке охотничьей собаки. Перед выходом я успел взглянуть на экран и увидел ту же сцену, когда Ковалец издевается над руками. Это я тоже видел, но что в этих кадрах углядели они? Может  их, как и меня, поразил пришедший в кафе Розанов? Может, они с Лесником раньше играли в одной песочнице?

        Гадай не гадай, а на кухню идти пришлось. Я поставил чайник на газ. И тут мне расхотелось вообще думать об этом деле. Совершенно расхотелось. Устал я от себя, и от окружающих. Особенно окружающие меня начинали бесить. Их тупость и ограниченность. Ведь нельзя отнимать у человека такие громадные суммы! Никто в наших странах, если он не принадлежит к какому-нибудь клану, не в состоянии заработать таких сумм! Ни физически, ни, как либо, ещё. Это - невозможно! Даже, если, кто-то изобретёт вечный двигатель. И, если уж я это понимаю, то как могли этого не понять ни этот идиот с нотариальной практикой, ни два слаборазвитых мэра, ни этот мудила, с милицейской кокардой во лбу? Не проверить источник появления этих денег! Ну, допустим, сложилось у вышеперечисленных судьба и, кто-то из них, или все вместе, смогли отобрать деньги и телестудию. Допустим. Допустим к ним не наведаются ребята из ОБЭП, или налогового ведомства с вопросом: "Как же вам не повезло! Вы разбогатели?" А что они могли бы сделать с этими деньгами? Скупить всех уличных девок и кабаки? Купить себе должность министра юстиции? Или выкупить маузер Дзержинского? А успели бы они, до появления перед их носами лесников, домовиков, или, кто там ещё есть? Овинных? Им задали бы простой вопрос: "А где мои деньги?". И здорово бы им повезло, если бы им дали возможность ответить. Тогда, кто разрешал вести себя так со своими соплеменниками, которых, в количестве девяти штук, отправили под землю? Опять власть окрылила до вседозволенности?

       Хотя, какая их вина? На фоне обнищания страны и, как следствие, большей части народа, деньги сводят с ума в буквальном смысле. Отбирают родственные отношения и трансформируют их в отношения истец-ответчик. Отбирают видение и понимание чужого труда, нивелируя его до состояния вроде-бы-обманули-меня-любимого. Заставляет брать в руки всё, что находится в пределах обозримой досягаемости, превращая взятое в орудие убийства. И, при этом, всё едино, кто будет перед глазами - посторонний, или родитель. Смерть за деньги - гарантирована. Вот уж действительно, бытие определяет сознание. А в нашем случае, когда общественное и, естественно, индивидуальное сознание узаконено отпущено на произвол, то, мы, только и имеем, что разговоры о демократизации, и нехватке территорий для кладбищ. Вот, и чайник закипел.

       Я насыпал в чашку кофе, сыпанул сахар и стал наблюдать, какую воронку в чашку из прозрачного стекла сотворяет чайная ложка, выпуска 1947 года. А почему, интересно, считалось не приличным, когда при помешивании слышен звук ложки о стенки чашки?
--Тебя шеф зовёт, - сказал вошедший Зеня, прервав, тем самым, мои размышления о ценностях бытового воспитания благородных девиц.

--Да, спасибо, иду.

--Ну... вообще-то, тебе спасибо. Тут ведь... а! Не важно. Спасибо и всё.

       Он хлопнул меня по плечу и посторонился, дав пройти.
Я пару раз стукнул в дверь кабинета и вошёл.
--Звали, Василий Иваныч?

--А ему - весело! М-да. Мне очень понравилась запись. Кое-что, прямо сейчас решилось само собой. Теперь вопросов, почти, не осталось. Можно выходить на поверхность, и не бояться ментов. Нам не бояться. С тобой - сложнее. Некоторые будут злы на тебя. Особенно Розанов. Ты ему такую схему сломал, что не скоро тебя простит.

--Мне через газету попросить у него прощения? Мол, больше не буду?

--Не поможет. Мы, кое-чем, помочь в состоянии. Тем более, считай я дважды твой должник.

--Спасибо.

--Надо решать с твоим отъездом. Думаю, что, напрямую отсюда ехать на Украину не разумно. Мы, пока, не знаем, кого этот следователь мог на тебя сориентировать.

--Я уже прикидывал, как мне ехать. Надо брать билеты отсюда домой. Они фиксируются с фамилией в компьютере. На самом деле, я поеду машиной куда-нибудь в сторону, скажем, Курска. Там возьму билет до Москвы. Оттуда -  на Украину, но в другую область. Не будут же меня искать по всей границе? А до дома, я, уже автобусами доберусь. Так - спокойнее. Во всяком случае - в дороге.

--Я постараюсь помешать им искать тебя дома. Тем более, там уже не их территория. Но, в целом, идея правильная. Я дам тебе машину.

--Э-э нет! Я на тот свет пока не рвусь. Сам найду машину.

--А ты нахал!

--Зато, живой. На кухне, вон, четверо уже лежат.

--А ты мне не коли этим глаза. Сам всё понимаю. Когда едешь?

--Дайте мой телефон. Я такси вызову.

--Нет. Сейчас мои ребята уже на подъезде, Санька везут. Они тебя проводят до Курска. Не спорь.

--А что с Саньком сделаете?

--Звонить теперь будешь этому человеку, - Лесник дал визитку, на которой был только номер телефона. - Представишься и расскажешь, если что случится. Он о тебе будет знать.

--Так что с Сань....

--Если не ответил первый раз, то не буду отвечать тебе вообще. Понял? Это_ не твоё дело.

--Тогда я пойду на верх, на воздух. Покурю.

--Ну, удачи тебе! Ещё увидимся. Ступай.

--Ну, не хотите целоваться на прощание - не надо.

--Да, ты уйдёшь сегодня?!

      Таким образом, я был освобождён на четыре дня от убийственных и взрывоопасных приключений. Я отправился домой.