Новый Год по-одесски

Служил я в Одессе-маме, если еще кто помнит это выражение.
После того, как меня списали со сторожевого корабля за драку с дедами, служба на катере мне раем показалась. Деды здесь «правильные» были, жили и служили по справедливости.

Год я в «шнурках» проходил еще на корабле, а потому на катере уже был полноправным членом экипажа, сразу зачислили в досмотровую группу, а в ней все ребята были спаянными, там шуток служба не любит, умри, но спину товарища хоть собой да закрой, потому и дружба была настоящая, без скидок и поправок на выслугу и заслуги.
Но это так, лирика.
Новый год, короче. Встречали мы его в Балаклаве, на ремонтной базе.

Мороз стоял лютый в тот год, аж на леерах сосульки метровые к утру висели, если дежурная вахта зевала.
Вахты по случаю стужи сократили ровно вдвое, так что мои склянки как раз пробили полночь, когда я спустился в кают-компанию.
Команда катера гудела уже вовсю, Кето-генацвале прислали мандарины с Поти, ну все знают эту фишку с шприцами и мандаринами, накаченными чачей (70%, не меньше).
Ну меня с морозца и развезло с этой мандариновой чачи и я вовсю взялся за закуску, потому как еще один «залет» перед отпуском мне совсем был не нужен.
Пожрать я всегда любил, причем сытно и вкусно, разносолы там всякие меня мало интересовали, лишь бы стол был полный и богатый.
Другое дело, что у меня «волчья натура», что ни съем, все не в прок, никогда вширь не расползался.

Ну да речь не об этом, а о том, что в эту новогоднюю ночь у нас на катере гостила бригада журналистов из Москвы, из самой «Красной звезды», это газета такая армейская, если кто не помнит. А катер наш был первым в числе лучших, службу мы исправно несли, хоть и хулиганили часто, вот они к нам и приблудились.
В составе этой бригады была одна девица типа фотокора, что ли.
Как только она появилась на нашей коробке, я внимания на нее особого не обратил: у меня в Одессе подруг хватало, не голодал.

Но тут я жру и жру, в смысле закусываю, как вдруг слышу голос меха: «Испань гребаная, хорош жрать, тебя фоткают, рожу подыми!!»
Басок у него такой… специфический, просоленный, ну как рык боцманский, громкий и увесистый. Поднял глазки и просто опупел... меня фоткали груди где-то 7-го размера, точно.

Ребята с нее, как и я, глаз не сводили, позировали, как могли, а я просто пялился на ее бюст, огромный, как палуба авианосца.
Потом танцы начались. Ну прикиньте, какие это были танцы в кают-компании, где «дископол» размером с гальюн? Только впритирку, правильно?
Настала моя очередь, ну я и притерся к этой москвичке всей своей «горячей натурой».
Слов за слово, тиснул мягкие бока покрепче, так, без всякой надежды на «развитие отношений в духе дружбы и согласия».
Уселся на свое место и продолжаю рьяно закусывать, без всякого расстройства сказав себе: ну их, этих баб, отпуск дороже.

И опять голос меха меня потревожил: «Слышь, Испанец-зае**анец, с тобой о службе хотят поговорить! Иди в мою каюту!»
А у самого глаза, как у голодной акулы, так бы и сожрал. Ну это ты шалишь, ты своих солярой пропитанных мотористов гладь, а меня фиг тронешь, у меня свой батя есть!
Поперся в его каютку, а там… эта фотокорша грудастая меня так резко в оборот взяла, что я и двух слов сказать не успел, только и вякнул что-то типа «ой, мама!»
Ну нормально все было, так сказать, стороны разошлись, очень довольные «результатами переговоров».

А пацаны все вокруг меня жужжат «что да как?». Да никак! Никогда трепаться о женщинах не любил.
Переспал, ну и ладно, чего девчонку-то марать? Спасибо скажи, и ладно.
Только вот это «спасибо» мне потом не очень хотелось ей говорить, другие слова говорил, икалось ей наверное, круто.
Я в отпуск поехал через четыре дня с «прохудившимся краником», выл от боли в домашнем гальюне так, что мама терялась в догадках, что там меня так может мучать. А папаня и ржал и злился, понятное дело.
Короче, весь отпуск мне эти «три перышка» изгадили…
Вывод: медкарту кажи, потом танцуй!
Вот такая пошлая, но жизненная история.