Грехи во спасение

                ГРЕХИ  ВО  СПАСЕНИЕ
 
   Как и многие мелкие предприниматели, люди, чье благоденствие часто зависит от удачных моментов и обстоятельств, Мошкин был суеверен. Он таким стал, оказавшись в бедламе торгашеских отношений. Отношений, из которых нечистые силы изгнали человечность, порядочность, совесть, а на трон вознесли бессердечную выгоду. Он стал мнительным, стал изучать  приметы и предсказания, стал на себе проверять их правдивость, и она  у него всегда подтверждалась. Встретит, например,  с пустым ведром женщину и сразу подумает, что  не к добру эта встреча, что там, куда он идет, для него будет пусто. И точно - придет, а там действительно пусто! «Лучше бы не ходил,- сетует он,- лучше бы сразу вернулся обратно».  При виде на своем пути кошки он боялся неведомой неприятности. Чтобы ее избежать, он крестился, трижды сплевывал через плечо и пропускал вперед какого-нибудь не суеверного пешехода.
  Он верил, что просыпать соль это к ссоре, что тринадцать – плохое число, а понедельник -  день неблагоприятный во всех отношениях, особенно для его предпринимательских дел. После одной чувствительной нервотрепки он стал с опасением относиться и к другим дням недели, в частности к четвергам, хотя ни один четверг ни чем предосудительным никем ранее не был помечен.
  В тот для него злополучный четверг он приехал к себе на работу не утром, как делал всегда, а только к обеду: заезжал к партнеру по бизнесу – поставщику мясного фарша. Заезжал он с претензией – поставщик неожиданно повысил цены на фарш. Для Мошкина это был серьезный удар: производство пельменей, которым он владел и заведовал, становилось убыточным. Повысить свою соответственно цену Мошкин не мог – пельмени и так раскупались не ходко. Угрожало банкротство.   
   Договориться с партнером не удалось – тот оказался тоже в безвыходном положении: опять поднялись цены на мясо.
- Ну, ты сам посуди,- убеждал партнер Мошкина,- мне и так остается всего ничего, как бульон после варки яиц! А ведь надо платить из чего-то налоги, зарплату работникам, у меня самого – семья, ребятишки…
   Мошкин появился в своем кабинетике  во взвинченных нервах. А здесь его ждала еще одна неприятная новость. Кислицина, его заместитель, она же - технолог и бригадир, сообщила, что только что проводила комиссию, проверяющую их производство. По ее взволнованной речи было видно, что   визит проверяющих в этот раз был особенно злостным.
- Нас же они проверяли недавно! – воскликнул в возмущении Мошкин. Он знал, что любая проверка – это поборы, это наезд на их скудный пельменный бюджет.
- Говорят, что эта внеплановая,- разводила руки Кислицина.- Говорят, что по жалобе покупателей. Правда, они не сказали, что жалоба именно на нашу продукцию, но им якобы дано указание проверить всех поголовно… Лично я так считаю: перед праздником они решили еще разок поднажиться. Перед праздниками у них всегда такие проверки.
- Какой еще праздник?! – недоумевал Мошкин. – Все праздники  в этом году мы уже отгуляли!
- Какой-то их собственный, профессиональный... День вымогателя, - сострила Кислицина и сразу, смутившись, затараторила. - Лично я так считаю: никакой жалобы не было. А если она и была, они сами же ее сочинили, чтобы найти причину нас потрясти…
- И что? – прервал Мошкин многословную философию женщины.- Какие результаты проверки?..
- Начали ко всему придираться… Заметили, что у одной из работниц, у Сердюковой, волос выбился из-под косынки, потом еще какие-то мелочи. Но все обошлось. Я им, каждому, сунула по пакету с гостинцами, а председателю денег дала  – пять тысяч в конверте. И в акте – никаких нарушений!
- Пакеты! Свертки! Конверты! – вскричал в отчаянии Мошкин.- Когда же все это закончится?!
   Он рубанул рукой воздух, как саблей, и вышел на улицу. Возмущение требовало душевной разрядки. И хотя он не был поклонником зеленого змия, вдруг ощутил неодолимое желание выпить: есть веками проверенный способ бороться со стрессами – нырнуть в алкогольный дурман. Ноги сами привели его к дверям находившейся неподалеку пивнушки. «Напьюсь!» - сказал себе Мошкин и решительно распахнул железную дверь.
  В помещении было все так, как бывает в дешевых пивных заведениях, рассчитанных на широкие народные массы. Было сумрачно, под потолком  плавали тучи табачного дыма. За не чистыми столиками, с недопитыми кружками,  по двое, по трое сидели или стояли неприятные личности и в чем-то горячо убеждали друг друга.
   Залпом осушив у прилавка изрядную порцию водки, Мошкин взял две кружки пива и двинулся вглубь помещения, выбирая место почище и поспокойнее. Увидев столик с одиноким мужчиной интеллигентного вида, Мошкин подошел к нему.
- Позволите?..- обратился он к грустившему человеку. На вид ему было лет шестьдесят. Он был без головного убора, лыс, кончики его рыжеватых и  длинных  усов были влажными.
   Рыжеусый не возражал. Выпив по кружке в дружелюбном молчании, они познакомились. Рыжеусый сообщил свое имя и отчество: Павел Иванович. Мошкин назвал только имя – Сергей: по возрасту, он годился Павлу Ивановичу в сыновья.
   Павел Иванович оказался общительным человеком, он  располагал к откровенности, и хмелеющий Мошкин выложил ему все, что накипело на его уязвимой бизнесменской душе. 
   Рассказал, как  после института он с дипломом инженера – механика вместо работы, о которой мечтал, оказался на улице, как приятель соблазнил его на паях заняться лепкой пельменей, как мечтали они разбогатеть, и как быстро наступило прозрение: их стали нагло обсасывать полновластные вурдалаки…
- Пожарники, санитарный надзор, налоговая инспекция… Вконец засосали,- завершил Мошкин свою печальную исповедь.- Приятель бросил все и сбежал. Я думаю поступить таким же макаром. Пусть все горит синим пламенем! И сладкие речи наших властей, и надежды на лучшую жизнь!..
   Павел Иванович был настроен оптимистично, он внимательно выслушал Мошкина и успокоительно произнес:
- Только не надо паниковать. Безвыходных положений не бывает. Всегда есть резервы, то есть - неиспользованные возможности… Надо только пошевелить мозгами.
- Какие возможности? – навострил уши Мошкин.
- Незадействованные… Вот, ты послушай… Давай еще закажем по кружечке?.. А может, дернем по стопочке?..
   Мошкин сходил к прилавку   и вернулся с подносом, на котором были и пиво, и водка, и бутерброды.   Павел Иванович встретил его одобрительным взглядом и стал раскрывать  ему способ отыскания резервов.
    Со стороны, они могли казаться родственниками. Отец беседует с сыном. Мошкин – рыжеволосый крепыш с круглой, как арбуз, головой. Павел Иванович имел тоже круглую голову и тоже когда-то был рыжим. Об этом говорили остатки его поседевших волос и усы, на одном из которых  повисла  капля жигулевского пива.
  Начал он с недавнего прошлого, с советских времен:
- Появилась тогда жесткая установка ЦК коммунистической партии: в кратчайшие сроки полностью обеспечить потребности населения в молоке и молочных продуктах. Для многих эта задача казались невыполнимой: как можно в стране с малым поголовьем скота, с низкой его продуктивностью поднять надои?!.. Многим это казалось фантастикой, пустыми мечтаниями, но только не руководителям отрасли. Они философски отнеслись к поручению, они знали, что ничего не может быть познано до конца, что в любом деле можно найти неиспользованные резервы. Только нужно их поискать. В одном случае, такие резервы видны невооруженному глазу – бери и используй, в нашем случае, сознавали они, нужно основательно попотеть! Резервы нашлись! Кропотливый поиск молочников увенчался успехом и позволил решить две проблемы: увеличить поставки молока населению без привлечения дополнительных средств, и увеличить валовой доход отрасли. Задача была решена очень просто: руководители отрасли добились изменения ГОСТа на молоко. Если до этого ГОСТ требовал поставлять молоко с жирностью, если мне не изменяет память, не менее трех процентов, то теперь было достаточно двух с половиной. А что это значит?.. Это значит: было позволено «нормализовать» молоко, то есть разбавлять его до дозволенной жирности, то есть добавлять в него воду. Цена молока при этом осталась на прежнем уровне.
   Осветив трюк молочников, Павел Иванович подмигнул лукаво Мошкину и предложил промочить горло.
   Мошкин выслушал эту историю очень внимательно. В его голове пробивалась наружу какая-то задорная и дерзкая мысль. Она еще не обрела конкретную форму, но уже окрыляла, вселяла надежду.
   Он принес еще пива: себе и Павлу Ивановичу, и Павел Иванович продолжил свои откровения.
- И это было в Советское время, когда изменение ГОСТа в сторону его послабления было почти нереальностью,- говорил он, понизив свой голос.- Сейчас для таких фокусов просто рай! Да и про ГОСТы все уже почти позабыли.  Все сейчас можно делать, как в цирке! Только дерзай! Так что Сережа, дерзай, не робей, - сказал по-отечески Павел Иванович.
   Он стал приводить примеры из сегодняшней жизни, говорить про губительные лекарства, про наживу на винных и водочных пойлах, про введение бесчеловечных тарифов. Перечень грабительских новшеств Мошкин  мог бы и сам продолжить до бесконечности. Главное – корень резервов им был уже понят.
   Смущало только одно: как-то все это было не по-людски, не по-христиански.
- Грешно ведь так поступать,- промолвил неуверенно он. – Народ  придется обманывать.
    Павел Иванович саркастически усмехнулся:
- Если думать о благе народа – сам пойдешь по миру! Сейчас власти, кому о народе положено думать, о нем не очень-то думают!.. Ты посмотри, что творится вокруг!..  Что же касается христианской морали… А церковь на что?!.. Ты, согрешивши, покайся! Сейчас все так и делают… Ты видел, наверно, какой сейчас молодняк пресмыкается в церкви?.. Старух там за ними  не разглядишь… Попы говорят, что господь милостив, и отпускают грехи даже отпетым преступникам.
   Павел Иванович стал утверждать, что народ сам заслужил того, что с ним перестали считаться: он весь погряз в пьянстве и плутовстве.
   В результате убедительных слов рыжеусого собеседника Мошкин не стал больше думать о высокой морали. «С волками жить – по-волчьи выть! Надо дерзать, и я буду дерзать! - решил окончательно он».
 На работу Мошкин уже не пошел, остаток дня провел дома, размышляя над поиском резервов в своем пельменном предпринимательстве, и он их нашел.
   Первым делом он сменил поставщика фарша. Фарш был значительно хуже  по качеству –  в нем к натуральному мясу были подмешены суррогаты,- но он был дешевле.  Первая партия обновленных пельменей не повлекла нареканий. От этой замены появилась уже заметная прибыль, и    дальше дело пошло по этой привлекательной  схеме.
   Потом Мошкин создал фаршевый цех при себе. На приемный пункт при фаршевом цехе несли все, что имело хотя бы видимость мяса. Критерий приема – дешевизна.
   Фарш работницы цеха воровать перестали. Больше того, они не стали питаться в обед  своими пельменями, как было раньше, а еду приносили с собой или ходили в ту же пивнушку, в которой Мошкин научился искать резервы.


   Иногда Мошкина все же мучила совесть. В такие минуты он утешал себя тем, что его вынуждают идти на обманы и подлость. «Иначе - погибнешь. А у меня же – семья, дети, больные родители. Разве я допущу, чтобы они голодали… Я же не зарываюсь: я только покрываю расходы на взятки и защиту от притеснений. Жизнь меня вынуждает так поступать».
   Из всех сдерживающих и пугающих его факторов оставался какое-то время только страх перед  судом, но не совести, не народным судом, а обыкновенным районным судом:   вдруг изобличат  и посадят! Подумав, он решил и эту проблему. Решил в духе современных традиций – путем подкупа проверяющих. Решение оказалось правильным – проверяющие, как голодные хищники, жадно хватали подачки и в упор не замечали никаких нарушений.
   Через несколько месяцев Мошкин обрел спокойствие и уверенность. Он  уже не боялся наезда инспекторов: для них у него теперь был наготове денежный сверток. От инспекторов ему нужен был акт, в котором говорилось бы, что в цехе полный порядок. И такие  акты пеклись, как блины. Руководителя группы инспекторов Мошкин сразу приглашал к себе в кабинетик, и пока другие инспекторы слонялись по цеху, в кабинетике свершалось меркантильное таинство. В накоплении актов проверки у Мошкина был дальновидный расчет: такой акт – его охранная грамота, он покрывал собой все предыдущие прегрешения. А поскольку акты составлялись с малыми интервалами, Мошкин мог спать абсолютно спокойно. Акты проверок он сберегает в специальной коробке. Так передовики производства хранили раньше Почетные грамоты и другие знаки трудового отличия.
   Если, случалось, пельмени возвращали из магазинов, и тогда Мошкин не горевал: и на такие случаи у него имелся резерв. Забракованную партию он сплавлял в места заключения с непременным напутствием: не хотите кушать такие пельмени, не нарушайте закон!
   Вероятность самому оказаться за общим столом с арестантами он исключает: комплект спасительных актов у него достаточно толст, и все продолжает толстеть.

   Мошкин стал ближе к религии. Каждое воскресенье он появляется в церкви и ставит там две свечи. Одну - за отпущение уже свершенных грехов, вторую – за грехи предстоящие. Он видит, как вблизи алтаря всегда суетятся тоже молодые ребята. Они выбирают свечи потолще и зажигают их, бормоча, что согрешили  не корысти ради, а  живота своего во спасение.

   Январь 2011 г.