мирт

Я сижу с ними за национальным столом.
Мокрые волосы, ноги спрятаны в шерстяные носки, кожа, еще не отогревшаяся от северного мороза,  нестерпимо жжется тысячью свинцовых иголок.

Они разливают чай с кардамоном, из широких чашей-пиал поднимается медленно и размеренно терпкий дым, а я думаю, что здесь все прекрасно.

Мне даже нравится эта пустота в теле,  что-то гложет и так нестерпимо
чего-то хочется. Вот есть ты, и тело все целое, если потрогать. А кажется, что захочет кто-нибудь поздороваться с сзади стоящим от тебя – так и бросишь ему себя, на, протягивай, друг, руку свою прямо через меня, посмотри, какая огромная брешь. Не бойся, а вы что же? Пожмите же ее!
Здесь нет тебя.

Но мне нравится, нравится думать, что ты – там, где разница во времени отсчитывается десятками часов. Что где-то далеко тоже так же спишь, ешь, говоришь, может пробуешь на вкус экзотику во всех ее проявлениях и безбожно пьешь в одиночестве.

У меня 25 ниже нуля, у тебя – 40 выше. Как может быть что-то больше или меньше, чем ничего? Ты задавал мне этот вопрос, и я что-то отвечала, но теперь, кажется, это было уже очень давно.
Как странно иногда думать, что расстояние приравнивается ко времени.

Сегодня нам снова засыпать порозень.
Завтра утром тело снова станет целым.

Я жму плечи, скрипит за окнами снег,  горит в полумраке живая ель,и кто-то разливает чай с кардамоном.