Джон Элдер - Культура как распад

Культура как распад:
Арнольд, Элиот, Снайдер

Я считаю, что за обширной американской поэзией, прославляющей природу, лежит переосмысливание культуры, и что благодаря этим поэтам мы видим, как новая культура развивается и набирает силу.  Для того, чтобы раскрыть главные моменты этой новой культуры, я хочу сопоставить высказывания Т.С. Элиота и Гари Снайдера.  Их близость указывает на  продолжение современной поэзией традиций и авторов начала века.  Расхождения во взглядах, однако, не менее важны, поскольку позволяют  обнаружить характерные ценности, отстаиваемые Снайдером и другими поэтами.
   Ниже я привожу отрывок из хорошо известного эссе Элиота «Традиция и индивидуальный талант»:

   Традицию…нельзя унаследовать, и если она вам нужна, ее можно получить только в результате упорнейшего труда.  Для нее нужно иметь прежде всего историческое чутье,  которое незаменимо для тех, кто хочет остаться поэтом за пределами своих двадцати пяти лет;  а историческое чутье требует восприятия не только ушедшего прошлого, но и его присутствия в настоящем; историческое чутье заставляет писать не только для собственного поколения, но и чувствовать всю литературу от Гомера до наших дней, выстроенную и существующую одновременно.  Историческое чутье представляет собой соединение в одно чувство -  вневременного и временного. Это то, что делает писателя традиционным, и в то же время, позволяет ему остро ощущать современность.
   Ни один поэт, ни один художник не может нести с собой законченного смысла.  Его значение, его вклад определяется по его отношению к умершим поэтам и художникам.  Его нельзя оценить без сравнения с другими, умершими. Я хочу сказать, что в этом состоит эстетический принцип (не только исторического) критицизма. То, что происходит с новым произведением искусства, должно отражаться на всех предшествующих произведениях. Творения создают идеальный  порядок, который изменяется с введением нового (действительно нового) произведения искусства.  Существующий порядок имеет законченный вид до того, как приходит новое искусство;  для того, чтобы он продолжал оставаться порядком, весь порядок  должен измениться (пусть даже незначительно). В результате изменяются отношения, пропорции, ценности каждого творения для того, чтобы соответствовать целому; и в этом заключается согласованность между старым и новым.

Соответствующая выдержка из Снайдера  имеет более широкий культурный контекст, хотя и значительно отличается по терминологии; это часть выступления Снайдера в Университете Браун:

Сообщества существ, живущих в лесах, озерах, океанах, или прериях, тяготеют к ситуации, которую можно назвать «самодостаточной» , т.е. к «девственному лесу», в котором сосуществуют многие биологические виды, старые кости, опавшие листья, сложные энергетические цепи, дятлы на мертвых деревьях, травоядные и т.п. Эта ситуация обладает значительной [экологической] устойчивостью  и задерживает большое количество энергии в своей паутине – энергия, которая в более простых системах (например, после бульдозера) теряется и уходит в небо или землю.  Эволюция в равной степени продвигается благодаря тяге к  самодостаточной ситуации и простой конкуренции между организмами или видами.   Если включить в эту схему человеческие существа, то следует отметить их наиболее характерные признаки –  большой мозг, язык и самосознание.  Наше человеческое сознание и стремление узнавать и экспериментировать можно трактовать как начальный вклад в планетарные системы энергосбережения;  другой уровень «самодостаточности».

  В условиях самодостаточности, большая часть энергии приходит не в результате потребления ежегодно произрастающей биомассы, а от переработки мертвой биомассы (детрита), упавших листьев и деревьев в лесу, тел мертвых животных и т.п.  Цикл переработки детрита осуществляется грибами и насекомыми.  Моя мысль следующая: роль самодостаточного леса в экосистеме и грибов в переработки энергии играет «просветленное сознание» в ежедневной работе ума, а искусство  - в переработке внутреннего потенциала личности.  Когда мы глубоко всматриваемся в себя и пытаемся понять, мы близко подходим к самодостаточной системе.  Прекращая «щипать сиюминутную биомассу», поставляемую нам восприятием, чувствами и нервным возбуждением, перетряхивая память и снимая перегородки с внутренних энергий, снов, мертвых листьев ежедневного сознания,  мы освобождаем энергию детрита чувств.  Искусство собирает непроявленный опыт, восприятия, чувства и память всего общества.  Когда весь этот компост из чувств и мыслей возвращается к нам, он приходит не в виде цветка – позволю себе закончить органическую метафору – а в виде гриба;  живородящего тела спрятанных в почве нитей грибницы, дико разросшихся и крепко переплетенных с нитями корней деревьев. «Живорождение» - это момент окончания работы поэта, момент вхождения художника и мистика в природный цикл; это возврат обществу питательных веществ в виде «спор или зерен просветления». Общество и поэзия - одно целое." [2] 

   Главный принцип, который вытекает из этих двух пространных цитат, тот, что культуру следует понимать как динамическую непрерывность. Три громовых приказа в конце "Бесплодной земли" – отдавай, сочувствуй, сдерживай –  все это глаголы, определяющие процесс - а не обладание, исполненный акт или восприятие*.  В обеих цитатах культура определяется как нечто совершаемое, нечто проживаемое – а не просто добро, которое человек получает или которым владеет.  Человек входит в поток, идущий из прошлого, посредством своих усилий, направленных на установление контакта со своими предками.  Здесь важно отметить, что Элиот и Снайдер  в свою очередь продолжают старую английскую традицию в отношении трактовки культуры. Мэтью Арнольд, не менее чем Элиот и Снайдер, искал способа отличить истинную, живородящую, культуру от дотошного ее определения знатоками:

   Культура связала себя – как представляется многим – с некоторой дотошностью и педантичностью, которые были ей навязаны  многими кабинетными учеными, забывшими для чего они пишут книги… Но нас больше должна волновать суть культуры, а именно возможность  - то ли чтением, наблюдением или размышлением, -  приблизиться к незыблемым  законам природы, и таким образом приобрести базис для  более четких действий и совершенствования того, что мы имеем в настоящий момент. [3]

Подобно Элиоту и Снайдеру, Арнольд больше озабочен совершенствованием социальных ценностей, чем развитием индивидуума:

   Не обладание и не отдых, а рост и становление – характеристики совершенствования  культуры;  и в этом она тоже совпадает с религией.
   И поскольку люди – члены одного братства, а присущее человеческой природе сострадание не позволяет оставаться безразличным к остальным или наслаждаться богатством независимо от остальных,  совершенствование человечества в плане культуры должно быть общим совершенствованием.  Совершенствование невозможно для того, кто изолирован от остальных. [4]

  Близость Арнольда к современным взглядам на культуру важна, поскольку  другие моменты в его творчестве и представляемая им литературная традиция, вызвали неприятие со стороны многих авторов 20-го века.
…
Расходясь с Арнольдом в частностях,  Элиот и Снайдер укрепляют  его центральную идею….понимание культуры как динамического континуума. Там, где Арнольд видит стремление индивидуума и группы возвратиться к классическому идеалу, Элиот и Снайдер указывают на  традицию как рабочую, реформирующую среду.  Индивидууму не надо двигаться по направлению к культуре, ему надо найти путь участия в культуре. Такой сдвиг акцента ставит под сомнение утверждение о том, что классическое образование или наследуемое богатство приведет на вершину культурной иерархии. Он также сближает культуру и историю. В то время, как для Арнольда история – это угасание истинной культуры, для Снайдера – она скорее как дрожжи в тесте или микроорганизмы в почве.  Такое динамическое чувство непрерывности культуры лучше согласуется с опытом развала империи и коллапсом самых славных культурных пирамид. Оно также  согласуется со сдвигом в науке от "точной" ньютоновской механики к миру, в котором правят относительность и неопределенность.  Культура в наш век может выступать лишь как среда, через которую прошлое и настоящее питают друг друга.  В противовес арнольдовскому иконному разделению прошлого и настоящего, Элиот настаивает на постоянном присутствии прошлого в настоящем.

   Снайдер, в свою очередь, отмечает: «Что мне нравится в Элиоте, так это то, что он очень аккуратно использует восточную символику… У него есть чувство корней» [8]   Оба поэта чутки к живой традиции, выходящей за стены христианской Европы. Каким бы ни было послание "Бесплодной земли" Элиота, оно связано с санскритской мифологией и языком.  Даже в "Четырех квартетах", с дантовским призраком мистической розы, мудрость и символизм буддизма составляют основу замысла**.  Заимствование из буддизма у Снайдера еще более проникновенное. Ранее приведенная цитата из Снайдера, его ссылка на «зерна просветления» и его заключительный анти-дуалистический вывод, свидетельствуют о  полной гармонии между его философией и традиционным дзэн-буддизмом.

   Главная метафора Гари Снайдера о росте почвы перекликается с важным выводом, присутствующим также в "Бесплодной земле": прошлое и его мертвые могут рекомбинировать в настоящем только в процессе разложения. «Поэты больше напоминают грибы, - говорит Снайдер в "Реальной работе", - Они могут переварить символы детрита» [9].  Тот факт, что он и Элиот, живущие в западной культурной среде, вносят восточные элементы в поэтический синтез, свидетельствует о позитивном распаде.  Разрозненные культуры, по мере разрушения, создают новую жизнь в ферментирующей среде компоста. Крайняя раздробленность общества в "Бесплодной земле" вызывает отчаяние, но и надежду.

Бактериологическое видение культуры позволяет Снайдеру ценить распад как важную часть цикла жизни. «Это именно то, что мы понимаем под «окультуриванием» - позволить  временному процессу обогатить и расширить то, что имеется под рукой в данный момент» [10]
   Такое восприятие культуры в процессе распада одновременно питает, усмиряет и даже разрушает.  Художественная память таким образом превращается в средство само-трансцендирования  - т.е. становится частью большей реальности, жертвуя при этом замкнутой-на-себя целостностью; Томас Манн называл это «теплотой распада». Элиот так описывает этот процесс:
   
    Переживание искусства безличностно. И поэт не может достичь этой безличности без того,  чтобы не отдаться полностью работе.  И скорее всего он не может знать, что получится в результате этой работы, он поместил настоящее в прошлое, он внимателен не к тому, что умерло, а к тому, что продолжает жить» [11]

Чувство подчинения безличностному процессу  слияния настоящего и прошлого также присуще Снайдеру. Он пишет:

    Поэзия – это социальное и традиционное искусство, связанное с прошлым, в частности с языком, который простирается в прошлое, черпает из него силы и служит средством для контактирования с глубинами подсознания; – при этом поэзия совершенствуется по мере практики.  Cамовыражение, с которого приятно начинать, не является собственно поэзией… [12]

   Снайдер расширяет понимание Элиотом культуры, охватывая значительно больший круг вопросов, чем те, которые отражены в "Бесплодной земле". Элиот ищет на Востоке мудрость, которая помогла бы  объяснить распад западной культуры.   Но его синтез европейского и западного символизма все еще сильно зависит от  традиций «высокой» культуры и формальных религиозных взглядов. Снайдер, напротив, с одинаковым уважением ставит сутры традиционных восточных практик в один ряд с культурными ценностями, в которые он включает «примитивные», не-книжные культуры.  В частности, в "Черепашьем острове", он исследует жизнь американских индейцев, как воплощение многих восточных ценностей – в этом исследовании отражена топография и история данного континента.  В приведенной в начале статьи цитате Снайдер говорит о природном стремлении к  самодостаточной ситуации, к «девственному лесу».  Только после завершения цикла роста и распада, такой лес может обновиться. Снайдер обнаруживает такой же принцип и в традиционной американской культуре: благодаря гармонии с конкретной местностью, «наиболее зрелыми оказываются «примитивные» сообщества» [13]

   Гари Снайдер пишет о культуре в самом широком смысле.  Поэзия – это совершенная среда для сбора и переработки различных аспектов жизни.  С одной стороны, она принадлежит книжной культуре, достигшей формального выражения  западной «высокой» поэтической культуры. С другой -  дает возможность, – в особенности для писателя с обостренным слухом как Снайдер, – сблизиться с устной традицией мифов и ритуалов.  Снайдер возродил поэтические чтения как форму американской культуры, благодаря которым прояснилась взаимосвязь европейской и американской культур. Университетским преподавателям и знатокам литературы, по мнению Снайдера, также необходимо в своей работе иметь «чувство племени».  «Оглядываясь назад» в поисках традиции, они обогатят свой опыт «антропологической или доисторической перспективой» [14]

   Цитируя Леви-Стросса, Снайдер  говорит, что искусство имеет особый культурный статус, представляя собой «национальный парк души». [15]  Оно имеет смысл только в условиях широкого культурного ландшафта.  Чтобы разобраться в геологии или экологии национального парка,  необходимо хорошо разбираться в местности и в почве, на которой он расположен.  Для защиты дикого заповедника необходимо знать, какой мир его окружает, знать законодательство, которое не даст его приватизировать, знать факторы, влияющие на качество воздуха, подземных вод, осадков – которые могут быть связаны с экологией близлежащих городов или ферм.  С другой стороны, широкое понимание культуры зависит от искусства точно также, как природное разнообразие и стандарты экологической чистоты зависят от протяженности заповедников дикой природы. 

Искусство, человеческое общество и всеохватывающие природные циклы должны пониматься как  взаимозависимые и поддерживающие друг друга процессы. Жить в городском мире, отрезанном от традиций и живой природы, все равно что проживать на жизнеопасной бесплодной земле. Но внутренний уход в отдаленную традицию, без связи с сегодняшними потребностями племени, становится абсурдом; бегство в дикость, сопровождаемое отказом от всей человеческой цивилизации, ведет в конце концов к самоуничтожению.  Искусство и земля –  полюса, удерживаемые культурой наподобие силового гравитационного поля.

   Приведенные цитаты из Элиота и Снайдера отличаются прежде всего научной терминологией и видением Снайдера. Антропология подходит к культуре как к универсальному человеческому явлению; это явление существует благодаря генетическому принципу, а не механистическому абсолюту.  Но культура [у антропологов] по-прежнему остается в человеческой сфере. Кребер и Клюкхон дают наиболее краткое и точное определение культуры, а именно: «Культура – особый и уникальный человеческий продукт, отличительное качество человека в космосе» [16]   

Снайдер выходит за пределы данного антропологического определения культуры, утверждая, что циклы человеческой жизни  направлены на достижение здоровья и целостности всего сообщества, в которое он включает нечеловеческие процессы и сущности.  Одним из преимуществ этого, более общего определения,  является привнесение органической метафоры в современную культурологическую мысль.  Биохимическая аналогия Снайдера расширяет элиотовское определение поэзии как «более утонченную, совершенную среду, в которой особые и разнообразные чувства свободны вступать в новые комбинации» [17]   «Даже «сладость и свет»,  выражение Арнольда, подвергавшееся насмешкам, приобретает новый смысл, если понимать поэзию, как разрушение анаэробной массы для производства кислорода, а солнце - как источник нового роста.  Такая параллель внезапно озаряет, когда находишь у  Арнольда оду эллинизму, пробившемуся через плотную завесу древнееврейской культуры. 

   Современная наука высветила творческие циклы природы настолько очевидно, что  использование органической метафоры весьма полезно. Генетическая информация имеет много общего с процессом обмена памяти отдельного индивидуума и биологическим видом.  В эссе «Дикость» («Черепаший остров») Гари Снайдер пишет:

    Если осторожно предположить, что природа имеет свою степень аутентичности и разума, тогда нам следует более внимательно отнестись к ней. «Разум» не совсем точное определение. Юджин Одум предлагает заменить его на «информацию в клетках и генах»…. [14]

Понимание того, что нечеловеческая природа передает информацию без посредничества человека, заставляет человека искать более тесного сближения с природой. Признавая ее независимость, он ищет возможность ре-интегрировать себя.  Природа перестала быть инертной массой или условным поэтическим символом – у нее есть своя культура, и только она может питать культуру человеческую… 


         Ссылки

1.T.S. Eliot, The Sacred Wood: Essays on Poetry and criticism, London: Methuen, 1960, p.49.
2.From Gary Snyder, the Real Work: Interviews and Talks. 1964-1979 (ed. W. Scott McLean), New York: New directions, 1980, pp.173-4.
3.Mathew Arnold, Culture and Anarchy, Cambridge: Cambridge University Press, 1960, pp. 162, 48.
4.Ibid, p.48
5.Raymond Williams, Culture and Society, New York: Harper & Row, 1966, p. 125.
6.Arnold, Culture and Anarchy, p.52.
7.Eliot, the Sacred Wood, p.52.
8.Snyder, The Real Work, p.56.57.
9.Ibid., pp. 71, 62.
10.Ibid, p.62
11.Eliot, The Sacred Wood, p.59.
12.Snyder , The Real Work, p.65.
13. Ibid, p.116.
14. Ibid, pp, 63,64.
15. Ibid, p.132.
16. A.L. kroeber and Clyde Kluckholm. Culture: A Critical Review of Concepts and Definitions, New York: Vintage, 1963, p.84.
17. Eliot, The Sacred Wood, pp. 53-4.
18. From Gary Snyder. The Turtle Island, New York: New Directions, 1974, p.107.



__________________________________
* "Отдавай, сочувствуй, сдерживай" - заключительные строки Упанишад. (см., например,http://www.proza.ru/2009/10/16/728) - Прим. ВП
** Перевод "Четырех квартетов" Элиота можно найти здесь http://stihi.ru/avtor/transpoetry&book=26#26 - ВП

(Источник: The Green Studies - From Romanticism to Ecocriticism,  Ed. by Laurence Coupe,  Routledge, 2000) pp. 227-233.


[Комментарий ВП. Блестящая статья.  Распад западной культуры и ее возможные трансформационные пути  Элиот и Снайдер  увидели раньше других.  Распад советской/постсоветской культуры чувствуют многие, но интересно, что возвращение к классической русской культуре и ее переосмысливание в новых условиях не происходит.  Современная пост-социалистическая литература и искусство откровенно скучны.    По-видимому, потребуется значительное время, когда будет готов компост и новые ростки смогут пробиться через мутную завесу режима.]