Зачем?

эпиграф
342
Павел Техдир Антипов
Поумерь-ка, судья, беспощадности прыть,
Ведь потребности в мясе от мяса не скрыть.
Привлекателен хищник осмысленным взглядом,
Симпатична и жертва желанием жить.

(по мотивам реальных событий)

- Зачем ты с ним живёшь до сих пор, только не говори, что ради детей, и потому что рядом уже столько лет.… Вот скажи, ЗАЧЕМ?-  Ленка моя как всегда умеет поставить вопрос ребром.
 - Зачем, зачем? За дверью, - невесело шучу я.
 - Так,  ладно, не выкручивайся, смысл вашего совместного проживания выкладывай, иначе я тебя тотчас в умалишённые запишу, после того, что ты мне рассказала только что, и тут же вызову неотложку, - она угрожающе покачивает мобильником прямо у меня перед носом.
 - Э, живу вот… - мямлю я, - дети опять же…- Ленусик мечет в меня молниями  и  показывает кулак, а он у неё, гм, такой, страшно ей под горячую руку попасться. Я встряхиваюсь. – Понимаешь, Лен, я и сама не могу тебе толком объяснить, да и себе не могу, эти его вспышки – просто невыносимы, эта ярость, эти скандалы, страсти африканские, с угрозами закапывания в ближайшем лесочке или пробиванием головы с помощью молотка с живописными подробностями. Они парализуют. Но он просто больной…
 - Это что, оправдание? – подруга как обычно не даёт развить мысль – Это, пардон, в задницу такие оправдания, - говорит она довольно громко, так, что люди в кафе начинают оборачиваться.
 - Да не в том смысле, не оправдание, но он реально болен, у него два сотрясения…
 - Да хоть десять! Пусть лечится, а не калечит жизнь моей лучшей подруге! Я сама ему одиннадцатое сотрясение устрою, если только он сегодня же не извинится и не попросит прощения, да и после этого пусть ко мне неделю на глаза не попадается, иначе я за себя не отвечаю.
 - Вот, видишь, ты завелась, от рассказа только, я тоже завожусь… Я вообще терплячая, ну ты знаешь, никогда первая не лезу на конфликт, никогда, но он же знает, гад, как зацепить. Он начинает моего покойного отца поминать, не в добром свете. А я не могу это в шутку обратить. Знаешь, мне свекровь посоветовала, воспринимай это, как шутку.  Я ей говорю, мол, как, простите, можно пошутить над тем, что он вякает, говорит, т.е. что «мало вас, жидов, в Маундхаузене Гитлер сжёг». Вот как над этим можно шутить? Как? А через минут 5 уже орёт, что я - фашистка, немка, и что мне самое место, сама знаешь где.…   Но он же просто реально не понимает где он и что он говорит. Человек в твёрдом уме и здравой памяти…

 - Здравом уме и твёрдой памяти, - поправляет меня Лена, - ну так и что, лечить нужно!
 - Нужно, он и сам это понимает, но не идёт к психологам, денег жалеет, а бесплатным не верит, замкнутый круг, а невролог, он что, глицину выпишет и снотворного и всё. Ой, не могу я, достал это чемодан без ручки.
 - Блин, бросить ей жалко, а себя не жалко? А детей?
 - Себя нет, не жалко, - вздыхаю. – Мой это крест, мой муж, мой выбор. Всё равно его не брошу, потому что он хороший, помнишь, как в садике стихи эти рассказывали, Помнишь?
 - Помню, ты от разговора-то не уходи, умница- красавица.
- Дура набитая, точнее,- горько смеюсь я. - Причём буквально, набитая, побитая, блин, мерзко как, не до смеха. Чес слово.
 - Выводы? – Лена внимательно смотрит на меня.
 - Развод? Нет, я не буду первая подавать, пускай инициатива от него исходит, я тогда против не буду, а сама нет, не стану первая.
 -  Так, ну смотри у меня, я бы с таким не жила и дня, ты меня знаешь, или летел бы он у меня далеко, белым лебедем. А ты, тебе решать, что да как. И всё же не пойму, как такое вообще простить можно, почему вы до сих пор вместе, после всего этого, почему???
 -  Лен, вот тебе могу сказать, никто меня и слушать не будет, мне самой иногда бывает непонятно, как это происходит, что я снова и снова его прощаю. Но, понимаешь, вот он перестаёт кричать, руками махать, перестаёт быть таким, просто подходит близко, и я уже готова ему простить, всё и сразу, понимаешь меня, только дотронувшись до него, только обняв раз. Всё и сразу. Простить. Понимаешь? Я как кошка, я ничего с собой поделать не могу, веришь? – я почему-то плачу, всхлипывания переходят в безудержные рыдания и Ленка тянет меня в туалетную комнату, где брызгает в лицо водой.
 - Поплачь, тебе надо, ух я его, гада, пользуется он, я его.
 - Не надо, - я всхлипываю, но уже прихожу в себя, - Ну его, совсем.
 - Обещай хотя бы не сразу простить его, обещай!
 - Угу, - стучу кулаком в грудь, - клянусь, - слёзы высохли. – А ещё понимаешь, вот мы так устроены, вот мы, как пазлы, подходим друг другу, где у него выпуклость, там у меня впадинка, понимаешь?
 - Вот же дурочка, - хохочет Ленка, протягивая мне свою пудреницу.- Это у всех мужиков так, где у нас впадинка у них выпуклость.
-Э, ну да я не о том, -  до меня наконец доходит, что я сморозила, и я начинаю хохотать, как сумасшедшая. – Не об этом я, просто мы такие разные, совсем, а вместе вроде и неплохая картинка получается, со смыслом. И детки у нас замечательные. Знаешь, я ему так благодарна за детей.
 - Это да, детки у вас, - подруга улыбается, - Я тебе завидую даже немного. Ну что, пошли по кофе ударим?
 - А может по коньяку?
-  Ну вот, ты всегда так, на вопрос «зачем» отвечаешь «потому что…»  Эх, ладно! Прорвёмся!
- Точно, прорвёмся! Я в этом уверена.




Фотку в нете отыскала