Вот хитрый немой!

Когда он шел по улице и здоровался со всеми, они его считали сумасшедшим.
Когда он переводил через улицу слепую старушку, все рядом считали: это он делает для того, чтобы на него обратили внимание.
Если во время летнего ливня он, мокрый насквозь, улыбающийся и даже временами подпрыгивающий от необыкновенной, только ему открывшейся радости быстро шел по знакомому с детства бульвару, все, тайком поглядывая в окна, делали «понимающие» лица: ну, известное дело, не в себе он.
Такой же была реакция и когда он кормил голубей кусочками купленного в соседней булочной хлеба, при этом не оставив в собственном кармане ни копейки.
Утром он играл на скрипке, когда это не могло привлечь чужого внимания: все спешили на работу.
В то время, когда соседи возвращались с работы, он даже не доставал инструмент из старого футляра.
Он знал, что его игра, даже профессиональная, будет раздражать пришедших с работы, пришедших как бы ниоткуда и в никуда или наоборот.
Он не боялся их негодования.
Просто он их очень уважал.
Уважал их покой, который длится лишь несколько коротких часов, перед новым малоинтересным походом между никуда и ниоткуда в поисках раньше - иллюзий, потом мечты, а уж совсем потом - убогой стабильности.
Ни пение птиц, ни будильник не могли помешать ему по утрам.
Если он хотел спать и видеть добрые хорошие сны, он спал.
И во сне тоже улыбался, смеялся.
Иногда плакал.
Но он очень любил сны.
Он в них жил.
И в душе радовался, что об этом не знали окружавшие его люди.
Он даже не мог себе представить, каким бы словом они его тогда назвали.
Хотя это было бы ему почти все равно. Почувствовав, что это слово вот-вот прозвучит из чьих-то уст, он просто закрыл бы глаза.
И все.
Но это ему так казалось.
Окружавшие его соседи тут же бы добавили: «Вот
хитрый немой!»

10.02.04

(Из сборника "Пятьдесят пять шагов")