Чужие женщины. Глава 15. Москва

Мы приземлились в полночь. Снова Москва, снова суетится, снова не помнит, что только что сделала…
Признала меня с трудом.
- Посмотри вокруг! – сказала она. – И стоило куда-то уезжать?
- Да, - ответил я. – И приехал я не один.
Но Москва этого не заметила…

Я позвонил из аэропорта маме, чтобы спросить, ехать ли мне к ней за деньгами, или к себе домой спать.
Трубку снял отчим. Он только что заснул, поэтому на мое бодрое приветствие ответил раздраженно и сообщил, что мамы нет – она отдыхает на юге, а я чтобы немедленно ехал к нему и тоже ложился спать!.. И бросил трубку, когда я еще не успел ему сообщить о Нине. Попробуй – позвони второй раз!.. Ну что ж, вздохнул я, если кто-то не хочет слышать, тот увидит. И я взял такси – тогда все было просто и дешево – и мы покатили к отчиму в Химки-Ховрино.
Я легонько тренькнул звонком квартиры, и большой Смеляков широко открыл дверь, объявившись перед нами в майке и трусах. Увидев Нину, он рывком прикрыл дверь так, что в ней осталась видна только его разъяренная голова, и велел мне ехать к себе домой. Мол, увидимся завтра – нечего таскать с собой ночью кого попало!..
Я успел только сказать:
- У меня нет ключей!
- Там тетя Алла!.. – сообщил он мне, и дверь захлопнулась…
 Мы с Ниной вышли на улицу и снова легко, как светлячка, поймали такси.
Наверное, у меня был обескураженный вид, потому что в машине Нина коснулась моего уха губами и прошептала:
- Не переживай. Все будет хорошо…
Мы приехали на Октябрьское поле, где в коммунальной квартире в одной комнате жили соседи, а две другие комнаты были нашими: бабушкиной и моей.
Я храбро нажал кнопку звонка два раза – наш условный код. Сначала было тихо, и я уже было решил будить всех, пока не встанут, как вдруг я услышал шаги, и кто-то резко и храбро открыл входную дверь, не спрося, нет ли за ней грабителей. Ну, конечно - тетя Алла! Которая в начале войны бросила медицинский институт и в 18 лет уехала медсестрой на фронт. Тетя Алла, которая получила там медаль «За отвагу». Тетя Алла, которая любила играть на аккордеоне и на каком-то концерте в госпитале исполнила песню собственного сочинения:

«Хороши, ребята, наши ястребки!
«Мессершмидт» собьет из них любой!..»

Веселая, легкая на подъем, она любила приезжать к бабушке, своей маме, даже когда той не было дома. Вообще-то, я любил тетю Аллу, но только не сегодня… ?Потому что у бабушки была медаль за оборону Москвы, а у тети Аллы – за взятие Берлина!
А она, радостная – сна ни в одном глазу, только по привычке фронтовые сто грамм – уже впускала нас в квартиру и в накинутом халатике знакомилась с Ниной.
Потом позвала пить чай и уже рассказывала, по какому случаю она приехала сюда. А когда я пошел устраивать Нину спать в свою комнату, она вдогонку сказала:
- А ты можешь спать здесь, у меня на диване!
То ли ей было скучно, то ли она не хотела, чтобы мне было весело. Но я чувствовал, что в чем-то она была права.
Я разобрал постель, достал свежее белье, а когда осталось Нине раздеться, я вышел из комнаты, сказав, что приду пожелать доброй ночи. Тетка все время, как пограничный катер, курсировала из большой комнаты на кухню и обратно.
Я покурил и минут через десять, тихонько постучав, вошел в свою комнату. Нина уже лежала в моей постели, укрытая одеялом, с тонкими бретельками комбинации на плечах. Она протянула ко мне руки, мы поцеловались, и она прошептала:
- Утром не стучись...

Но я постучал. Потому что тетя уже встала и все время ходила за мной по пятам.
Мы с Ниной поцеловались, крепко-крепко, и я шепотом сообщил, что тетя с нетерпением ждет нас на завтрак.
Мы поцеловались еще раз – я впервые вдохнул запах сонной женщины – господи! Сколько еще мне предстояло в этой жизни узнать! - и вышел из комнаты.
Позавтракав, мы покинули мой собственный дом, который обошелся со мной так хитро. Мы начинали день вдвоем, но не могли заниматься собою – надо было съездить к отчиму за деньгами, потом на вокзал за билетом, и, наконец, расстаться там у поезда. Я поеду в Хадыженск, а Нина - к маме, в Жуковский.
Через две недели мы планировали встретиться здесь в Москве на два дня – а потом она должна была лететь в Пермь на учебу, а я – идти в институт на занятия. И в эти два дня между нами, мне казалось, должно было произойти что-то очень важное…
Мы договорились, что когда я приеду в Москву, то дам ей телеграмму. Потому что в Хадыженске станция была такая маленькая, что билет на ней можно было взять только перед приходом поезда.

Мой состав уже стоял на путях Курского вокзала, а мы уже стояли около него на перроне… До отхода было тридцать минут.
- Нин! Давай не будем ждать, когда поезд тронется! – сказал я. – Ожидание изматывает. Давай сами управимся со своей судьбой - обнимемся, сосчитаем до пяти и пойдем в разные стороны: я – в вагон, а ты домой… И не будем оборачиваться…
Так мы и сделали, и я привычно нырнул в вагон.

Этот был купированный.
В купе стояло пять человек: двое родителей, двое взрослых детей – сын и дочь - и старенькая бабушка. Все они, увидев меня, замолчали и больше не сводили с меня глаз.
«Ничего, - подумал я, - если мне не хватит места, то куда-нибудь поселят». И, выйдя в коридор, я закрыл за собой дверь и закурил у окна. Вот по радио объявили о скором отправлении, наша дверь открылась, и все мои пассажиры заспешили к выходу, каждый на ходу меряя меня укоряющим взглядом.
- Ну, давай, дочка, будь умницей! – поцеловала в купе кого-то мать и вышла с желанием чуть ли не дать мне пощечину…
Я вошел в купе – у окна стояла девушка и радостно махала остающимся рукой. Поезд тронулся, девушка повернулась ко мне и сказала:
- Странно! Нас тут только двое, а поезд полон!
Я назвал свое имя. Ее звали Олей. Она ехала отдыхать в Сочи.
У нас с Олей были нижние полки, и мы уселись друг напротив друга.
Вошла проводница, забрала билеты, и на вопрос девушки, будут ли к нам еще подселять, весело ответила:
- Конечно, будут!.. Поезд от пассажиров трещит!..
- Жалко, - сказала Оля, когда проводница ушла.
- Ничего, - успокоил ее я. - Теперь до Тулы не посадят.
- Давайте закроемся! – предложила она. – Вдруг к нам сунутся, а тут заперто!..
Я повернул ручку замка, и у нас наступила тишина.
- Пойду переоденусь, - сказала Оля. Решив одну проблему, она сразу взялась за другую.
Я предложил выйти, но она сказала, что ей надо умыться…
- А вы знаете! – сказала она, вернувшись. – В нашем вагоне есть еще пустые места!..
Я вышел покурить и осмотрелся. Да. В битком набитом поезде наш полупустой вагон был вызовом всем пассажирам.
Перед самой Тулой мы притихли, как перед атакой. Поезд обреченно затормозил и сдался. Но никакого движения в коридоре! Бой шел где-то далеко слева, справа… Я удивлялся, что такого было в нашем вагоне, что все пробегали мимо него, пока вагон вдруг осторожно, крадучись стал набирать ход.
- Вот здорово! – воскликнула девушка, увидев, как он это делает. – А вы где работаете?
- Я учусь… - скромно ответил я.
Девушка промолчала, будто все, что учили люди, она уже знала. Да и опять-таки против моего возраста она была постарше.
Чтобы не сидеть недоучкой, я сказал, поднимаясь:
- Пойду поужинаю. Вы не хотите?
- А? Нет… - улыбнулась Оля. – Мне тут столько надавали!.. Хотите, угощу?
- Нет, спасибо, - сказал я и наконец-то оказался на свободе.
Я сидел в вагоне-ресторане, думал о Нине и удивлялся, как быстро, когда одни люди уходят, их сразу стремятся заменить другие! Но я любил сначала узнать, с кем имею дело, а потом уже заводить дела…
И покурив, и подумав, и помечтав под стук колес и баюканье вагона, я вернулся в купе через два часа…
Оля уже лежала, накрытая простыней до подбородка, и свет был притушен. Она тихо, про себя, читала какую-то книжку, то ли про любовь, то ли про ненависть…
Я сел на свою кровать озадаченным: раздеваться при ней, или спать одетым? Ведь теперь-то ее не выставишь в коридор, а спать одетым - жарко! Потом вздохнул, решительно встал и начал расстегивать джинсы.
- Свет гасить? – спросила Оля медовым голосом, будто я в трусах и майке сейчас улягусь не на свою полку, а к ней.
- Как хочешь… - сказал я.
Получилось как-то многозначительно. Ох, не зря меня так рассматривала ее родня… Бедная Нина! Когда же мне думать о тебе?..
Ольга красиво оголив руку, отложила книгу, выключила свет, немного загадочно повозилась под простыней и затихла. Она лежала красиво: одна рука чуть свешивалась  с полки в мою сторону, а другая вежливо прикрывала грудь…
А вагон покачивался, как плот, баюкал, и хотелось закрыть глаза и увидеть Витальку, Иру, даже Наташку, и, особенно, Нину…
- Дима, ты не спишь? – протиснувшись среди стольких имен, тихо спросила Ольга.
- Нет… - так же тихо ответил я.
- Хорошо бы к нам до утра никого не подселили, правда?
- Да, было бы неплохо…
Наступила тишина и тянулась, пока Оля не прервала ее.
- Расскажи что-нибудь… - тихо сказала она. Наверное, уже все знают, как обращаться со мной.
- Что? – тихо спросил я.
- Что-нибудь интересное… из кино…
Вот–те раз! Но марку держать было надо. Я подумал минуту и начал:
«Встретились как-то в лесу на станции Красная Шапочка и Серый Волк.
- Привет! – сказала Красная Шапочка. – А куда ты едешь?
- К бабушке, - ответил волк и пошел покупать билет.
Они оказались в одном вагоне и в одном купе…
- А я еду к морю! – сказала Красная Шапочка. – Мама велела ни с кем по дороге не разговаривать, из купе не выходить и есть еду из корзинки!.. А то могут украсть мою красную шапочку.
- Я могу посторожить! – сказал Серый Волк. – Буду тут спать и смотреть…
Так они ехали и ехали, но Красная Шапочка, надев шляпку на модный манер, все время волновалась, что к ним подсадят какого-нибудь ежа или ужа. Поэтому на каждой станции она высовывалась в окно и кричала:
- Здесь все занято!..»
- Жалко, что ты не едешь к морю, - сказала вдруг Оля.
- Меня на одной станции ждет бабушка, - сказал я. – Ждет давно и очень по мне соскучилась…
Оля обескуражено затихла, а я демонстративно посмотрел на часы – был уже второй час ночи - и сказал:
- Ну что, давай спать?..
Она ничего не ответила, а я искусственно зевнул и закрыл глаза…
И тотчас меня снова закачала полка, а напротив сидела Нина и смеялась:
- Заездила парня!…

Сквозь сон, я слышал в коридоре быстрые шаги проводницы и ее севший голос: «…Орел… Курск… Белгород…» По коридору кто-то тяжело топал – то ли слон, то ли бегемот - но к нам в купе никто не совался.
Утром я осторожно вылез из кровати, оделся, и тогда Оля сразу открыла глаза и сказала:
- Доброе утро!
- Доброе утро! – ответил я. Когда говоришь с лежащей женщиной, то смотреть хочется уже не на лицо, а на фигуру под простыней.
- К нам никого не подселили? – томно спросила Оля.
- Нет!
- О! Пусть бы мы так и ехали одни!.. – тихо сказала она.
Я взял полотенце и вышел остудиться…
Как следует ополоснув лицо водой, я еще и постоял в коридоре, пока вышло достаточно времени. Тогда я постучал в дверь.
- Да-а?… - услышал я женский голос из соседнего купе.
В моем было тихо. Я осторожно открыл дверь.
Оля, уже одевшись, лежала на постели.
- Там свободно? – спросила она.
- Вполне, - ответил я.
Она грациозно встала, поправила у зеркала прическу и заспешила с полотенцем в конец вагона.
- Ты будешь завтракать? – спросила она, вернувшись.
У меня с собой не было ничего, поэтому я сказал:
- Спасибо, я люблю завтракать в вагоне-ресторане.
И мы расстались часа на два. Эти передышки мне были нужны. Если уставиться в окно и ресницами чуть прикрыть глаза, то сибирские и уральские декорации возвращались, и мне становилось в них легко и приятно.

Отсидев в вагоне-ресторане свой срок, я увидел, что скоро будет большая станция – а больших станций, вы знаете, я не пропускаю – и заспешил к себе в купе, чтобы приготовиться к прогулке.
Ольга сидела грустная и задумчивая.
- Сейчас будет станция – погуляем? – спросил я, чтобы смягчить свое отсутствие.
- А к нам никого не подсадят? – спросила она.
- Не знаю.
- Тогда я лучше посижу здесь…
- Ну, тогда запрись, а если кто будет ломиться – зови! – пошутил я и заспешил в тамбур, чтобы спрыгнуть на перрон, пока поезд еще двигался. С остановившегося поезда на перрон выходить было неинтересно.

Когда я вернулся в купе, поезд уже так набрал ход, будто я его еле догнал.
Оля спала. На этот раз отвернувшись лицом к стенке и позволив вагону играть ее бедрами.
Долго смотреть на это было вредно. Я сел к окну и стал глядеть на поля и леса. Ведь если могут завораживать картины просто покачивающиеся, то что же тогда говорить о картинах движущихся!..
Я обернулся на движение сзади.
– Ну, как? – спросила Оля. – Интересно?
- Ничего.
- А мне скучно…
Мне было 18 лет, и меня интересовало даже скучное…

Вечером я постарался пораньше лечь спать – ведь поезд приходил в Хадыженск в шесть утра и стоял две минуты. Лишь бы мне дали выспаться.
Но после одиннадцати я услышал тихое:
- Дима, ты не спишь?
- Нет еще… - честно ответил я.
Господи! Весь поезд полон до краев. Почему же наше купе остается пустым, как искушение? От ситуаций нельзя убегать. Я чувствовал, что в приобретение жизненного опыта входят и такие эпизоды. Вот только иногда они бывают ядовитыми, и ты травишься больше, чем умнеешь…
- Ты когда завтра выходишь?
- В шесть утра, - сказал я, посмотрев на часы.
- Разбуди меня, пожалуйста – я хочу тебя проводить.
- Хорошо…
Мы на время затихли, а потом она сказал:
- Расскажи мне что-нибудь…
- О чем?
- У тебя были девушки?
- Были, но мало…
Ольга немного помедлила, а потом томно вздохнула:
- Спать не хочется… А тебе?
«Ну, вот! - подумал я. – Играла, играла, пока уже что-то заиграло в ней. Мне это не подходит – я не хочу смазать все мои прекрасные ощущения, начиная с Саян!...»
«А ты поставь ее тоже в неловкое положение», - сказал кто-то внутри меня.
«Как это?» - спросил я.
- «Придумай!»
- Что ты молчишь? – ласково спросила она.
- Оля! Я иду к тебе!.. – сказал вдруг я громко и решительно.
- Что?.. А… Нет… не надо… - растерянно проговорила она с застывшей улыбкой.
«Ну, вот и делов-то! - сказал мне тот же голос. - Теперь пользуйся ситуацией!»
- Извини! Я дурак… - сказал я расстроенным голосом и, отвернувшись к стенке, стыдливо уткнулся в подушку, нагнетая в купе неловкую тишину.
Моя душа успокаивалась – я выполнил то, что мне было здесь предначертано, и благодатный сон бегом заспешил ко мне прикрыть меня от осложнений…
- Дима… - позвала вскоре пришедшая в себя Оля.
Но я лежал не шелохнувшись и начал тихонько посапывать…
- Дима, ты спишь? – погромче спросила Оля.
Да, я уже почти спал.
Она затихла, а в ушах у меня кто-то прошептал:
«Вот и хорошо!..»

В полшестого я проснулся сам. На полке напротив, мерно покачиваясь, лежала спящая Оля.
Поезд весело летел к морю. Солнце радостно заглядывало в окно. Им обоим было забавно, как я выкручивался всю ночь.
Я осторожно достал свои вещи, оделся и, крадучись, двинулся к дверям. Чтобы Оля не увидела моих глаз, я одел темные очки.
Дверь купе за мной тихо щелкнула, и на душе полегчало! Я прошел от греха подальше, до тамбура, закурил и стал смотреть в окно. Вот он мой Хадыженск - мелькнул подсолнухами и кукурузой и исчез в туннеле…
Хадыженск был расположен в 12 километрах от своей станции. Почему так получилось, уже никто толком не знал. То ли это была память о распрях между пьяными казацкими атаманами и хитрыми железнодорожными взяточниками, то ли причины были более серьезные. Но железная дорога чиркала по окраине бывшей станицы и сразу ныряла в туннель, чтобы выскочить с другой стороны горы, где стояла маленькая станция, до которой из города надо было ехать автобусом.

Вот вагоны начали тормозить, скрежеща и подталкивая друг дружку вперед, пока не встали.
Проводница быстрым шагом вышла в тамбур и открыла дверь.
- Спасибо! – сказал я, прыгая со ступенек на отсыпанный вдоль путей щебень.
- Всего хорошего! – ласково пропела та.
И я захрустел щебнем, мимо своего вагона, и в одном из окон увидел Олю, которая прилипнув к окну, молча смотрела на меня сверху вниз.
Руки у меня были заняты, на глазах были темные очки, поэтому я ласково кивнул ей, и поезд тронулся, вырывая эту глубоко впившуюся в меня занозу и унося ее прочь…