Грустно

Грустно, очень грустно гулять по родному городу, когда все старые друзья тебя позабыли. Грустно переставлять еле загорелые ноги в светлых потрескавшихся босоножках по горячему, пыльному асфальту и вдыхать загаженный бензином воздух. Не грустно, а даже страшно, и до жути обидно, когда хмурые прохожие проходят мимо тебя и даже не замечают. Для них ты – просто обычный человек, «прохожий», ни чем не примечательная скучная личность, как и большинство прохожих. Но ведь и для тебя они просто «прохожие», и почему спрашивается они должны тебя замечать? Потому что ты одет по-особенному? Смешно! Они также думают про тебя, и в глубине души им тоже обидно, что их «особенный стиль» никто не замечает. Да и зачем вообще выказывать свой личный стиль на чужих? Им все равно какой у тебя стиль! Больше всего это нужно тебе, чтобы почувствовать хоть какие-то перемены в своей никому не нужной жизни. Вот возле тебя проезжает на роликах шестнадцатилетний подросток в красной майке с надписью «СССР», а из его плеера доносятся приглушенные звуки ревущих гитар. «Наверняка считает себя крутым»,- думаешь ты и грустно вздыхаешь. Во-первых: он действительно крут, это потому что ты так подумала, а во-вторых: тебе грустно, потому что твой плеер сломался и тебе нельзя послушать любимую группу, и никто тебе его не починит в этом огромном мегаполисе, где друзья развлекаются во всевозможных клубах, а тебя даже и не вспоминают; да и денег на ремонт не хватит. Да и глупо тратить деньги на ремонт плеера, если надо прожить в мегаполисе пару-тройку дней, тем более, если денег кот наплакал. Грустно!
Глупо и противно слушать в пятитысячный раз за день дебильную «Невесту» Глюкозу проходя мимо белых лакированных коммерческих ларьков торгующих дешевыми пиратскими записями популярных исполнителей. Становится противно, когда начинаешь осознавать, что такая продукция годна лишь на пополнение бюджета неглупых дяденек за счет глупости маленьких девочек и некоторых отстойных слоев населения.
Обидно, когда родной и любимый город практически забыл тебя, а ведь года четыре тому назад еще улыбался тебе самой обаятельной улыбкой, прямо встречая тебя на вокзале. Что же случилось? Неужели нужно громко-громко закричать, чтобы он тебя вспомнил и улыбнулся. Нет. Не стоит. Просто однажды ты проснулась и поняла, что в этой жизни все грустно, даже радостное – грустно.
Грустно смотреть бразильские сериалы по ящику, когда отлично знаешь, что все в конце концов закончится свадьбой. Можно подумать, что свадьба это некий конец прошлой жизни, начало новой, но почему-то это начало мы никогда не видим. Ведь там – другая жизнь, не та, что показывали нам до сих пор со всякими убийствами и развратными любовниками. Другая, новая, та, которой живем мы, счастливая, вот только мы этого никак не можем понять, и считаем себя ужасными неудачниками. Не лучше ли взглянуть на мир другими глазами и увидеть всю его прелесть?! Но мы не умеем. Мы забыли одну истину, в которой говорится о том, что когда человек счастлив, он этого не ощущает, и тогда вновь становится грустно.
Когда ты одна сидишь на гранитной скамейке напротив памятника основателям города, а проще говоря, напротив Бивиса и Батхеда, как их здесь называет местная молодежь, и потягиваешь холодную газировку, а напротив сидят симпатичные мальчики и беседуют о том, чтобы сходить в какой-то клуб и снять на вечер девочек, становится не просто грустно, а отвратительно от посещающих мозг мыслей. «Почему только на вечер? Почему не на всю жизнь?» сразу чувствуешь себя ущемленной, не из-за того, что кого-то используют, а из-за того, что люди сами позволяют себя использовать. Какая же это жизнь, когда мальчики знакомятся с девочками только из-за одного вечера? Это неполноценно, это психологический фактор ненормальности нашей жизни, отношения к ней, неправильного необдуманного воспитания. Скажете, что так было всегда и окажетесь правы, но я все равно буду стоять на своем, что это ненормально менять каждый вечер девочек ит.д. и т.п.
Но забудем о разных глупостях, мы не о том. Мы беседуем о грусти. О той грусти, что посещает нас в минуты душевного одиночества. Допив ни на йоту не уменьшающую жажду газировку, и оторвав свою пятую точку от холодного гранита, я двинулась дальше по самому тусовочному месту Е-бурга – Плотинке. Сбежав по бетонным ступеням вниз, я заметила одинокого художника расположившегося на этих самых ступенях с несколькими карандашными портретами красивых девушек. Он грустно всматривался в лица прохожих, пытаясь вычислить своего будущего клиента. Впрочем, я не берусь судить о чем он думал, вглядываясь в лица прохожих. Просто я подумала, что неплохо бы заказать портрет, но, увы, на мою больную голову не сыплются деньги с небес и я пошла дальше. А дальше на моем пути попадались рабочие в серых, заляпанных дорожной пылью спецовках; развороченные бетонные плиты, одни - старые, потрескавшиеся от времени, прожившие свой век. Другие – новенькие, с отшлифованной серо-белой поверхностью, по которой не прошлась еще ни одна человеческая нога. По которой еще не проехал ни один велосипед, или мотоцикл, или роллеры на тяжелых черных коньках с серыми от постоянной езды, грохочущими колесиками. По старым, еще не выкорчеванным плитам проходили прохожие: спешащие на работу мамы, отцы, бабушки и дедушки, их взрослые дети и внуки. Дети и внуки шли в основном не на работу, а просто прогуляться, с кем-нибудь познакомиться или увидеть что-нибудь интересное. Самое интересное на Плотинке это ее будни. Гуляющая веселая молодежь, влюбленные парочки, целующиеся на глазах у прохожих, прохожие, которым совершенно наплевать, чем занимаются на их глазах, но это только с виду...; роллеры пытающиеся выделиться из толпы замысловатыми всевозможными пируэтами и несовсем пируэтами своих новомодных коньков, несущих своих хозяев по ступеням лестниц; рокеры, играющие на гитарах по другую сторону Плотинки, выделяющиеся со своей стороны неадекватным поведением, прикидом, состоящим из черной футболки с изображением скелетов и потрепанных старых джинсов. И все равно грустно, потому что роликов у тебя нет, и никогда не было, следовательно, и покататься невозможно; гитары тоже нет, а  то можно было бы присоединиться к рокерам и спеть свои песни. Ох, как грустно, что из-за какой-то мелочи тебя не принимают в ту или иную компанию. Как грустно, что любимый город цветет и развивается, а про тебя и не вспоминает, даже не думает выдвинуться вперед, но с твоей помощью. Ну и правильно, в городе есть люди и поумнее меня. И вообще глупо на себя  надеяться, когда не можешь за неделю пребывания на Родине найти хоть парочку друзей разделяющих твое нелегкое земное существование. Никого, кроме своего «я», каменных стен и дорогого горячо любимого города!
Отвратительно - желтое солнце преображает бледную кожу оголенных плеч до противного ярко-красного оттенка и телу, облаченному в узкую, обтягивающую одежду трудно дышать. И никакая супердорогая «риксона» не в силах закрыть поры кожи от потоотделения вызванного невыносимой жарой. И вечером, стягивая с себя майку, ты непременно увидишь на спине белые пятна пота и мысленно проклянешь эту «адскую жару»; несмотря на то, что неделю назад еще страдала от сонма бесконечных дождей.
Грустно вспоминать тот маленький городок, где пару дней назад ты только мечтала об этой радостной поездке и суетливо пересчитывала накопленные деньги, которые действительно пахли деньгами, а не чем-нибудь иным. И почему говорят, что деньги не пахнут? Сколько раз ты подносила купюру к носу и чувствовала резкий специфический запах, сдобренный ароматом духов, сигарет или простой прелостью. Грустно вспоминать тот город, где по улицам ходят люди, а не толпы. Где встречаешь – Человека, со своей жизнью, душой, а не какого-нибудь бизнесмена занятого только своим бизнесом. Конечно, вы можете со и не согласиться, если скажете, что бизнесмен тоже Человек, естественно, вы будете правы; но в маленьком городке он – человек, а в мегаполисе просто - бизнесмен. Психология провинции жестко отличается от психологии крупного города. И это здорово, если человек чувствует «ее» в малых и крупных масштабах.
Единственное, что объединяет население всей России – это вся ее средняя часть проживающих людей. Как в больших, так и в малых городах, народ по утрам торопится на работу, чтобы провести несколько трудовых часов, а в конце месяца получить за них вознаграждение, которое в мгновение ока потратится на выпивку, закуску, что в свою очередь разряжает неустойчивую психику российского гражданина начала нашего века. Малый процент населения тратит деньги конечно с умом, не бросает их на ветер, а вкладывает в дело или использует в семейных нуждах.
Дыша загазованным воздухом мегаполиса, взирая близорукими глазами на всевозможные рекламные вывески, жуя очередной жареный пирожок, встречая тысячи прохожих, коих не встретишь у себя в провинции, хочется разрыдаться. Не из-за горя, и даже не из-за радости, а из-за непонятного чувства, так вдруг неожиданно всколыхнувшего все внутреннее. Родной, любимый город... Город из детства, но, только другой. Более спокойный, провинциальный. Город, в котором ты когда-то, вместе с мамой под ручку ездила в душном автобусе на Плотинку, чтобы порадоваться с остальными жителями на праздновании Дня Города. Или снова, ты же с мамой и с отцом проводили свободное время на Уктусе; отец удил рыбу, а вы с мамой подымались в горы и собирали красную сладкую землянику. Маленький двор в огромном любимом Свердловске, где ты вместе с подружками играла в «Анжелику» сочиняя свое ненастоящее будущее. Эти подружки уже начали воплощать свои заветные детские мечты, а ты, гуляешь по городу в свои девятнадцать лет, и причем по новому, не твоему Свердловску, и вспоминаешь прошлое. А прошлое не воротишь. Надо жить настоящим и искать новых друзей, которые, как и ты, никак не могут покинуть страну детства, волшебства, сказок, мечтаний...
Как хорошо было бы разрыдаться, дать волю всем накопившимся на душе чувствам и, наконец, понять, что внешний облик города хоть и изменился в силу настоящего времени, да и характер тоже, но ты то осталась, приехала, потому что ты его любишь и ценишь таким, каков он был, есть и будет. Не смотря ни на какие изменения, как в городе, так и в тебе. Душа у него осталась та же: чистая, прежняя, любящая и главное – любимая тобою! Хорошо бы разрыдаться и почувствовать сердцем, что город тебя принял, вспомнил и больше не намерен забывать, но, стыдно. Стыдно идти по улицам и реветь, даже от счастья. Все на тебя тут же начнут показывать пальцем и перешептываться, уж лучше сохранить слезы до лучших времен (хотя, на мой взгляд - лучше уже не будет).
Перейдя Плотинку и с грустью улыбаясь беспечным прохожим, я медленно засеменила подуставшими ногами до ближайшей автобусной остановки. Ближайшая остановка находилась не так близко. Перейдя проезжую часть, я зашагала по брусчатой мостовой возле здания администрации. Почему-то вновь вспомнились детские годы, опять же – День Города, когда по площади, возле той же администрации, не ездил ни один трамвай или автобус; всплывают яркие красочные праздники с тысячами, если не с миллионами разноцветных шариков; радостные веселые толпы знакомых и незнакомых лиц, среди которых то тут то там мелькают молоденькие девушки в русских народных костюмах, юноши, чьи лица разукрашены ядовито ярким гримом. В небе, в основном пасмурном, затянутом серыми тучами летал вертолет, из которого выпрыгивали парашютисты и приземлялись в самых разных местах. Например: в Городском пруду на Плотинке. Самое радостное, что происходило в момент появления вертолета, так это, что пилот начинал разбрасывать разноцветные листовки с поздравлениями. Весь собравшийся полупьяный народ тогда начинал неистово прыгать по мостовой, чтобы только заполучить заветную листовку и прочесть скромное, но греющее сердце пожелание.   
Промучившись с полчаса от угнетающего ультрафиолета, прохаживаясь возле остановки, где скамейка была занята ворчливыми старушками и пьяными молодыми людьми, я могла мечтать только о душном автобусе, который увез скорей бы меня домой.
Автобус заставлял себя ждать. Он появился, спустя как минимум через полчаса. В салоне невозможно было протолкнуться, несмотря на то, что автобусы в это время ездили в основном полупустые. По салону, расталкивая возмущавшихся пассажиров, шла толстая тетенька и протягивала свою толстую лоснящуюся от пота руку к пятирублевым монетам, что нехотя протягивали пассажиры. А тетенька продолжала расталкивать еле устроившихся у поручней граждан, волочила дальше свои опухшие ноги и противно покрикивала визгливым голосом: «Проезд оплачиваем, граждане пассажиры, проезд оплачиваем!..»
Я взглянула в пыльное окно и перед моими глазами замелькали незнакомые длинные серые здания с неоновыми вывесками, рекламные плакаты, развешанные чуть ли не на каждом столбе, тысячи, тысячи пешеходов: одни, парами, или целыми толпами; автобусы, трамваи, автомобили... и среди тысяч машин, пешеходов, бескрайних дорог, в верхнем углу окошка растягивается голубое бесконечное небо, которое то тут то там прорезают тупые или острые углы домов, протягиваются черные, тонкие линии электропередач. А где-то далеко белеет маленькое молочное облачко и все вокруг забывается. Словно ты не стоишь в душном салоне автобуса, не слышишь визгливый голос контролерши, не замечаешь сквозь пыльное окошко суету города, а летишь... Летишь как маленькая птичка к заветному облачку, чтобы раствориться в нем. Ты растворяешься в своей глубокой грусти, что полностью поглощает твое сердце, тело, разум, всю душу, и ты уже не можешь воспринимать окружающий мир как нечто само собой разумеющееся. Ты входишь в другой мир. В Свой. Где тоже есть место машинам и пешеходам, метро и магазинам, запаху бензина и  мороженому, но самое главное – Реальный мир внутри тебя приобретает совершенно иные оттенки, закрепленные индивидуальными переживаниями и ощущениями, которые и вызывают, отчасти, чувство глубокой грусти. Нирвана. Полная нирвана, достигнутая без каких-либо наркотиков, допинга, медитации. Все произошло впоследствии внутреннего мироощущения в определенные минуты совокупившихся: грусти, отчаяния, и невесть откуда взявшейся радости. Состояние недолгого счастья. Небо, маленькое облако, лини электропередач, крыши домов, рекламные вывески, машины, дороги, пешеходы... Природа, слившаяся воедино с Городом, не просто городом, а с моей Родиной, моим любимым Е-бургом, с его знакомыми и незнакомыми улочками, зданиями, преобразившимися торговыми центрами, со старой и «новой» Плотинкой, с неизменившимся зданием администрации, с редкими, но «улыбающимися» тебе деревцами. Но состояние длится недолго и стоит отвести взгляд от чудесного молочного облачка, как Город вновь овладевает тобою, и еще долго будет держать в своих крепких каменных объятиях. Те же здания, магазины, все мгновенно преобразится и примет унылый, скучный вид. И снова чувство съедающей грусти поселится внутри левой стороны груди. И если и минуту назад ты чувствовала себя птичкой витающей в облаках, то теперь ты обычный человек, зажатый в душном автобусе, за неимением средств, чтобы добраться до дома на такси. Около тебя вьется огромная оса, и противно жужжит прямо в уши, а ты можешь лишь кривить лицом, хмуриться, и никак не можешь отогнать осу руками, потому что одна рука держится за поручень, а вторая застряла где-то в толпе. Проведя в таком положении порядочное количество времени, я, наконец, замечаю вдали знакомую остановку и, расталкивая неподдающуюся толпу, устремляюсь к выходу. Вот и все! Я вместе с толпою вываливаюсь из душного салона  и спешу к знакомой тропинке, что приведет меня домой. И мною вновь овладевает чувство светлой грусти, гнетущего отчаяния и безысходной радости, когда я вижу вдали знакомые шестнадцатиэтажки, и преобразившийся старый, новый универсам.