Апельсины

                Апельсины.

Были тонкие руки, что сжаты в кулак,
Были тонкие губы от скуки,
Были свечи, вино и полумрак,
И в подушке зареванной муки.
Были стены все мягкие и потолок,
Были волосы с сединою,
Был из сердца выдранный с кровью кусок,
Был и страх животный, не скрою.
А потом было мелочное «наплевать»,
Были раны на сердце, на теле.
И хотелось все чувства свои повзрывать
И всю жизнь смотреть на метели.
Вот, любовь, посмотри на меня!
Что хохочешь глаза прикрывая?
Ты добилась того, - не могу без тебя.
Я опять - ожидающий рая.



Я топталась на грязном и залитом дождями пятачке остановки. Машина очередной раз не завелась, и я вынуждена была поехать на автобусе. Утром, наспех надев джинсы и рубашку, причесав свои вихры и положив на лицо немного косметики, я выбежала из квартиры. В комнате остались разбросанные вещи и их обладатель, мой бой-френд Стас, недопитая бутылка «Мартини» и апельсины, раскатившиеся по полу. Стас очень их любил. Мне даже пришлось купить соковыжималку для этих оранжевых плодов и по утрам поить себя и обладателя моего сердца их соком. Апельсиновый фрэш был на редкость вкусным и бодрящим, и я не раз говорила ему спасибо за пробуждение ото сна. В общем, оранжевое настроение было мне обеспечено. Но в это утро я не успела приготовить себе даже кофе и отправилась сломя голову на работу, куда уже прилично опаздывала.
В ателье меня уже ждала, как обычно, разъяренная Ирина Васильевна, моя начальница и хозяйка нашего небольшого ателье. Я называю ее «несорванным подснежником», дамой преклонных лет без детей и мужей, старой девой, и еще многими тому подобными эпитетами. На меня обрушился, как всегда, шквал незабываемых слов нецензурной брани и неологизмов. Филологи могли бы уже не раз защитить диссертацию, опираясь на словарный запас нашей несравненной ИВы, как в шутку мы ее называли.
Обычно я до конца выслушиваю все сказанное ИВой и отправляюсь на свое рабочее место. Оно у меня светлое, яркое, но довольно пыльное. Я работаю в этом ателье сравнительно недолго, но уже обросла постоянными клиентами. Ателье наше престижное, дорогое и находится практически в самом центре города. ИВа очень гордилась своим «детищем» и дорожила каждым клиентом, но самых «дорогих», то есть VIP-клиентов, обслуживала по-особенному, торжественно. Я угадала - день был именно для приема светских львиц, - на пальце нашей ИВы поблескивал бриллиант, в ушах тоже было кое-что, на руке - «Роллекс». В общем, все, чтобы не упасть в грязь лицом. Все ждали солидного клиента. Одна я сидела и расслабленно пила кофе, который так и не успела употребить с утра в своем гнездышке. Совершенно справедливо названный «лучший работник конторы», я, как полагается, размышляла о предстоящем заказе. Утром, поторопившись на работу, я прищемила дверцей шкафа себе палец, который отвратительно распух и очень сильно ныл, но брать больничный за свой счет не хотелось. Да и кто мне его даст! Палец еще и пульсировал, сигналя мне о сложностях предстоящей работы, но я не унывала, - кофе делал свое дело.
И вот, дверь нашего ателье хлопнула, дала подзатыльник косяку, и ИВа расплылась  своей керамической голливудской улыбкой. Нашим очередным VIPом была девушка невысокого роста с пепельными, отдававшими жемчугом, волосами и бирюзовыми миндалевидными глазами. Пальцами с безупречным маникюром она достала из клатча листок бумаги, свернутый вчетверо и тонким спокойным голосом произнесла:
-Доброе утро! Меня зовут Катя, я хочу заказать у Вас вот такое платье. Оно мне понадобится к завтрашнему дню.
Я уже видела эту самую Катю со своим папашей на первой полосе светской хроники. Можно было не говорить свое имя, а для пущей важности уточнить, что «я - дочь известного банкира, и если Вы мне не сошьете платье, то ваше ателье станет небольшой кучкой пепла».
-Доброе, - говорю я чуть обалдевшим голосом,- меня зовут Настя и при всем своем и Вашем желании помочь Вам в этом не могу. Но если Вы немного постараетесь и увеличите сутки, хотя бы вдвое, я постараюсь в свою очередь.
Я дерзила, и понимала это. Этот день будто настраивал меня на таковую волну. ИВа от моих слов была в полуобморочном состоянии и готова была уже меня удушить или сжечь на костре, а пепел развеять по ветру. Она не раз мне на это намекала, да что там, открытым текстом иногда проговаривала, смакуя каждое слово. И вот у нее появился шанс. А Катя наша не сдавалась. Она улыбнулась своей эстетичной улыбкой и попросила оставить нас с ней вдвоем.
-Настенька,- обратилась ко мне снова Катя, когда мы остались наедине,- платье мне нужно завтра, а это,- она протянула мне конверт, явно не с рублями,- довольно приличный гонорар лично для Вас, своей начальнице можете о нем не сообщать. Я думаю, двойная оплата, и мой гонорар как-то прибавит часов в Ваших трудовых сутках. Не правда ли?
Я поспешила согласиться – гонорары такого рода на улицах не валяются:
-Думаю, можно попробовать.
-Ну, вот и отлично!
Я сняла с нее мерки, взяла умопомрачительную ткань и принялась творить. Мой бедный палец перестал пульсировать и просто нагло болел нестерпимой болью. Мне пришлось выпить две таблетки анальгина и перевязать его с какой-то мазью, что дала повеселевшая и подобревшая ИВа, и забыть о нем. Конверт с гонораром лежал на полочке над столом, и время от времени я поглядывала на него и заряжалась оптимизмом, который не позволял мне расслабляться.
Дело близилось к вечеру, как позвонил Стас и сообщил, что задержится на работе. Я в унисон вторила, что тоже буду занята, и ночую на работе из-за срочного заказа, что случалось довольно часто. Он как-то странно хмыкнул и повесил трубку. Я продолжила работу, и к четырем утра платье для моей «Золушки» было вполне готово. В пять меня разбудила ИВа и счастливым и довольным голосом отправила меня домой, расплатившись со мной и дав внеочередной выходной, посадила даже в такси и заплатила за него!!! Я просто была ошарашена ее небывалым сеансом щедрости. Через четверть часа я была доставлена к своему подъезду.
Я поднялась к себе и открыла дверь своей квартиры. Сонными глазами я увидела раскатившиеся апельсины у входа в спальню, они явно хотели мне что-то сказать, но, к сожалению, молчали. Я подошла к спальне, эти оранжевые плоды были похожи на охранников из VIP-клуба, а я на его посетителя, явно не проходящая фейс-контроль. Фрукты мешали проходу, и одним махом ноги я сдвинула их в сторону, они недовольно откатились, пропустив меня в комнату. Сил не было даже разуться, я скинула кроссовки и вошла в спальню. Мои сонные глаза, резко протрезвев, уставились на «королевскую» кровать, на которой лежала полуголая длинноволосая блондинка, а под ней мой бой-френд. Недопитая бутылка шампанского валялась на полу, кругом были апельсины, а окурок сигареты «More» вообще торчал из горшка с кактусом. Я почувствовала прилив такой ненависти и негодования, какого не испытывала никогда. Я терпеть не могла, когда изменяют, когда, это происходит в моей собственной квартире, на моей, действительно, КОРОЛЕВСКОЙ кровати (она была громадных размеров и сделана на заказ знакомым дизайнером). Еще я терпеть не могла, когда курят, когда курят дома. Еще ненавижу блондинок и все, что с ними связано. И еще я была в бешенстве из-за того, что это происходило со мной в первый раз! Я с остервенением стала все их вещи выкидывать прямо в окно, затем, по мере того, как моя ненависть набирала обороты, а мой палец опять начал нестерпимо ныть, я стала чем попало кидать в Стаса и эту девицу. Он, голый, даже из квартиры выйти не мог, она соответственно тоже. Они были заспанные, голые и отвратительно вульгарные. Я кричала, нет, я буйствовала как вулкан, извергающий лаву и сметающий все на своем пути. Я стала, видимо, похожа на монстра из фильма ужасов, так как блондинка с перекошенным лицом в одних трусах направилась к выходу, за ней спешил Стас вообще без трусов, подгоняемый моими пинками и скрежетом зубов. Я вытолкнула их на лестничную клетку, при этом Стас горьким голосом оправдывался, что он не виноват, что все объяснит, что это не то, что  я думаю и еще много-много всякой душещипательной ерунды, которую произносят мужики в таких случаях. А что вообще можно было подумать? Что они позировали для журнала «Плейбой»?!! И кто, по его мнению, тут виноват? Может быть, я, которая оставила квартиру пустой, и его, такого маленького, что боится ночевать один?  Блондинка орала на Стаса своим визгливым голоском, что он гад, урод и еще несколько непереводимых слов французской речи, которую даже писать стыдно, изрыгала голливудская пасть белобрысой гиены. Вот тут я перешла на ее сторону, я была прямо готова впустить ее обратно, но боюсь, что ее бюст не вписался бы в мои столь скромные размеры одежды. Пока она истошно орала, добрые мои соседи-старички вызвали милицию, которая любезно освободила подъезд от этого мусора и посадила их на десять суток за амораловку.
Сон мой как рукой сняло, я начала судорожно убираться в квартире, все тереть, мыть, пылесосить. Боже, как мне было противно! Потом я позвонила друзьям и попросила вывезти эту злополучную королевскую кровать, этот секс-полигон, который до всего этого я обожала. Они, конечно, приехали, но освобождать от кровати мою спальню не торопились, уговаривали сначала успокоиться и все взвесить. У меня не было таких «весов», на которых я смогла бы взвесить все произошедшее. После часа уговоров, они все-таки увезли этот предмет мебели столь мне опротивевший.
На кухне я взглянула на переполненное мусорное ведро и увидела в нем апельсины. Моя ненависть, похоже, родилась первее меня, поэтому я принялась раздирать плоды руками. Я уже не чувствовала боли своего пальца - я была в бешенстве. Жертвы моего вандализма текли желтой кровью и захлебывались ее потоками, тело же их рвалось на мелкие кусочки. После часа осквернения фруктов, я немного успокоилась, выпила «Мартини» и вымыла полы. Но тут на глаза мне попал еще один апельсин-неудачник, которого ждала неминуемая расправа. Оранжевое сумасшествие продолжалось. Апельсин  проговорил что-то невнятное, я выругалась и кинула его об стену, он стал повизгивать, а затем молить о пощаде, я была непреклонна,- топтала его ногами, пока он не замолчал, и пока его мякоть не была превращена в мокрое место.
Кухня моя была опять похожа на Мамаев курган, а я, полусумасшедшая, но еще мыслящая, отправилась к бару со спиртным. Когда закончилось «Мартини», я перешла к коньяку. А потом, закутавшись, как смогла, в плед, уснула, бормоча себе под нос: «Какая все-таки сволочь! И в моей постели!».
Мы познакомились со Стасом год назад. Все мои подруги обзавидовались нашим отношениям с «принцем на белом коне». Действительно, Стас был человек, с которым я хотела бы связать свою жизнь. Стас был добр, галантен, воспитан и симпатичен. Высокий, всегда хорошо одетый мужчина, он вкусно пах дорогим одеколоном. Во время конфетно-цветочного периода я покрывалась диатезом, а вазы для цветов приобретались мной шире и шире, букеты же становились богаче и полнее. Я задыхалась от ароматов цветов, духов, что преподносились по поводу и без, и счастья. Через полгода знакомства и встреч, Стас начал дарить драгоценности, к которым я была довольно равнодушна и одевала их только на вечеринки. Мой бой-френд оказался еще и щедрым, чего никак не ожидали мои подруги. Это сводило их с ума. Сказка продолжалась, и я жила по ее законам – весело и чудесно. Я витала в облаках и вот, шлепнулась на землю и, кажется, сломалась. Сломалась какая-то пружинка внутри меня, которая постоянно была в нажиме, в каком-то позитивном режиме, что вел меня по жизни. Меня теперь никто не вел и не ждал, и вообще образовалась какая-то пустота, нет, вакуум, который я заполняла спиртным.
После аристократических напитков, я перешла к  демократическому спиртному, что уже само по себе пахло алкоголизмом. Я выключила все телефоны и залегла, что называется, на дно. Через неделю моя подруга навестила меня. Я не помню, как открыла дверь, но помню точно, что Ирка орала на меня как сумасшедшая, уговаривала одуматься, и поначалу я даже была вроде бы не против. Все закончилось бы благополучно, если бы она не вытащила мои любимые конфеты «Гулливер» и… а-пель-си-ны!!! Я видимо сделалась неадекватной совсем – бросала фрукты о стену, драла их руками, топтала ногами, потом стала орать на них, словно они были живые, словно они чувствуют. А апельсины смеялись даже разодранные, они хохотали, и смех их переходил в визг, мой визг.
Ирка, моя лучшая подружка, отвезла меня в психушку. Это потом я поняла, оглядевшись и присмотревшись, когда пришла в себя и стала похожей на человека. И я ей благодарна по сей день. Неизвестно, во что я могла превратиться тогда, оставшись дома одна.
Там мне стало спокойно-спокойнехонько. Вот, говорят, про какие-то там палаты с мягкими стенами, я этого не видала, но они мне снились, а может, и не снились, а все это было в состоянии, в каком все буйные перестают быть таковыми. Мне вообще все там казалось мягким – весь мир психиатрической клиники был для меня мягким, - все вокруг и внутри себя. Это чувство, конечно, родилось от тех уколов, иглами которых мне искололи все вены до синяков. Я понимала это. Лежала я в VIP-палате (Ира все устроила по высшему классу, это она умеет), мне было комфортно, все условия были как в дорогом заграничном отеле, даже массаж делали через день, как на курорте. Посетителей первые две недели ко мне не пускали, а потом – пожалуйста. Я, как исполнительный пациент, употребляла все лекарства и выполняла все указания докторов, лечивших меня. В общем, я была мирна и покойна. Но радости не было, ее не было вообще и я, как будто, никогда ее не испытывала. Я вообще стала сомневаться в ее существовании. А главное - не было света, жившего внутри меня с самого детства, который был неизменным спутником всей моей коротенькой жизни, который звался оптимизмом.
Я лечилась и дела мои, как говорил мой лечащий врач, шли на поправку, лишь оранжевый цвет доставлял мне беспокойство. Это заметил мой доктор и перестал надевать свой яркий оранжевый галстук. А апельсины мне вообще не приносили, друзья стали одеваться и выбирать пакеты для передач в другой цветовой гамме. Все старались, как могли, я тоже старалась потому, что так было нужно. Я думала, как буду жить дальше, и пыталась решить вечный жизненный кроссворд, ответ на который никто никогда не узнает. Даже если ответ подходит, решение будет неверным.
А доктор мой был высок, широк в плечах, похож на спортсмена, чем на врача. Хотя, наверное, сила в его профессии тоже нужна, ведь не все же такие хрупкие пациенты, как я. Ходил он обычно в колпаке и марлевой повязке, из-за чего я никогда не видела его лица полностью, но зато глаза…. Какие у него были глаза! Глаза зеленого цвета, такие яркие, словно первая травка, пробившаяся сквозь весеннюю землю. Глаза, конечно, удивили меня, но доктор как доктор. Я– лечусь, он – лечит, я – говорю, он – записывает.
Так пришла зима, снег укрыл все грязные замороженные дорожки. Мороз искорки в сугробах смастерил, все в ожидании предновогоднего чуда и новогодней сказки. Я тоже дождалась своего чуда – меня выписывали. Вихры на голове моей заметно отросли, тело мое исхудало, лицо было бледным и лишенным всякого блеска. Но я ждала чего-то, чего и сама не знала, но ждала.
Я собрала свои немногие вещи и вышла на улицу, мороз пощипывал мне щеки, и я вдохнула этот по-настоящему морозный зимний воздух, который расширил мои легкие и вдохнул в меня надежду на будущее. Друзья мои хлопотливые встретили меня, усадили в машину и отвезли домой, оставив меня на растерзание собственными мыслями.
На автоответчике меня ждала масса сообщений, но то время, в котором я должна была хоть как-то на них среагировать, безвозвратно ушло, и я без сожаления все их стерла, даже не прослушав. Я знала, что звонила ИВа, что Стас, по всей вероятности, хотел извиниться, что многие мои знакомые клиенты желали бы пошить у меня свои наряды, но я пока не могла собраться с мыслями и ответить им после стольких месяцев молчания.
В скором времени я узнала, что ИВа меня уволила через день после моего отсутствия, а потом искала меня по всему городу, хныкала как ребенок из-за пропажи клиентов. Многие хотели моего творчества, моих рук, моей фантазии. Клиенты разовые не смогли удержать на плаву ателье. ИВа была разорена. А я, та, которая только недавно была равнодушна ко всему и глотала упаковками пилюли от стресса и шока, начала понемногу приходить в себя. Я была кому-то нужна. Да!!! Я была нужна друзьям, моим клиентам. Наконец, я была нужна ИВе.
На следующий день я посмотрела на себя в зеркало и решительно позвонила своему парикмахеру. В салоне все как сговорились – начали меня подбадривать, говоря, какие мужики козлы и гады. Я улыбалась – мне было хорошо. Мне сделали массаж, сопроводили в солярий, постригли и покрасили волосы, уложив их в прическу. И вот я, сделав маникюр и педикюр, через шесть часов ваяния специалистами по красоте, спешила за новым гардеробом. Друзья мои постарались на славу – мой авто был на ходу, и в автосервисе я забросила в багажник свои покупки и отправилась поужинать в кафе. Мой мозг требовал питания, и я, не скупясь, заказала себе настоящий пир, пир после «чумы», это точно. Приехав домой, я, обессиленная, села на диван и мне в голову пришла замечательная идея, меня осенило.
Следующий день я посвятила тому, чтобы воплотить мою идею – я решила открыть свое ателье. Я проверила в банке свои сбережения, они были в порядке. Затем я у своей знакомой - экономиста, узнала, могу ли я открыть на эту сумму свое дело и сводить концы с концами хотя бы первое время. Через пару часов она дала добро. Теперь мне нужно было подыскать приличное помещение  недалеко от центра, ориентируясь на своего клиента. Неделя поиска дала неплохой результат – я нашла то, что искала. Я ликовала, я радовалась как ребенок, я плакала и захлебывалась слезами от счастья. Я вновь обретала способность чувствовать после стольких месяцев уныния и безразличия.
Параллельно идя к своей цели, я посещала психоаналитика и боролась со своим покосившимся мироощущением и фобиями. Результат психологических сессий превосходил все мои ожидания: я стала есть.., да-да, а-пель-си-ны! И они добавляли мне сил, а цвет обострял чувства. Теперь я понимала на все сто процентов Стаса – оранжевый цвет – это цвет оптимизма. Мои манекены в витрине ателье оделись в желтовато-оранжево-рыжую гамму, а название гласило: «АПЕЛЬСИН. Магазин-ателье Анастасии Погодиной». Я набрала себе на работу молодых девушек, уважающих труд и имеющих чувство стиля и меры. И если я замечала по утрам  на их глазах вчерашнюю тушь, я улыбалась, а к опозданиям относилась вообще спокойно,- творчество не терпит насилия.
Я утонула в работе, наступала весна, и мой бизнес оброс постоянными клиентами. ИВу же я взяла к себе на работу на общих основаниях, нисколько не обидев в зарплате, а вечерами мы могли выпить по чашечке кофе и поболтать, не вспоминая прошлую жизнь.
Вы думаете у меня все как в сказке? Отнюдь. Бывают и ночи без сна, и разбитые витрины у магазина, и девочкам своим одно время приходилось платить из своего кармана, а не от прибыли. Но никаких сожалений. Все это жизнь, которая дает нам постоянные шансы. Я и Стасу сейчас готова сказать «спасибо», я ему благодарна, что своим поступком он закалил меня, такую хрупкую и неприспособленную к ударам судьбы, девочку. Он закалил меня как сталь, и теперь-то я точно знаю, что все выдержу.
Я дождалась первой грозы. Дождь барабанил по крышам домов, гром грохотал, вены-молнии то и дело показывались на темном от туч небе, а я закрывала свое ателье. Под козырек крыльца прыгнул высокий мужчина спортивного телосложения и, закрыв мокрый зонт и забрызгав мои еще сухие туфли, проговорил:
-Здравствуйте, Настенька!
На меня смотрела пара глаз цвета первой весенней травки. Голос мне был очень знаком, но лицо я видела впервые. Это был он, мой доктор.
-Сергей Николаевич? Что Вы тут делаете?
Он достал из-за пазухи своего плаща тюльпаны, их было - ровно двадцать пять и, улыбнувшись своими красивыми губами, ответил:
-C днем рождения, Настя!
Я вспомнила сегодняшнее число – действительно, у меня - день рождения. Мы перешли на «ты» и решили отметить это событие.
-Я на машине, - сказал Сергей. - Но, к сожалению, она не заводится. Пришлось бросить ее у заправки.
-Знакомая ситуация,- ответила я, и мы направились к моей «десятке».
Сидя в моем авто, мы разговаривали очень долго и взахлеб пытались рассказать друг другу многое, что с нами происходило за время разлуки. Казалось, что я его знаю очень давно, как будто он был старым знакомым, жившим далеко-далеко и приехавшим только что. Мы смеялись и вспоминали нашу первую встречу, когда я от злости укусила его за руку, как плакала и изливала ему свою душу, как потом стала послушной и тихой.
Он посмотрел в мои глаза и сказал:
-У тебя такие красивые глаза! Они похожи на землю, сквозь которую пробивается первая травка.
-Странно,- ответила я, - а мне казалось, что у тебя глаза цвета первой майской травы.
Это было так романтично и символично, что я почувствовала прилив той теплой волны, которая накатывает на тебя от эмоций, что создает человек, понравившийся тебе.
Мы заехали в магазин и купили вина, чтобы отметить встречу. Мы купили что-то поесть и выбирали фрукты. Я спросила:
-А что из фруктов предпочитаешь ты?
Он обнял меня и поцеловал так нежно и страстно, что у меня закружилась голова.
-Вообще-то,- ответил он после паузы поцелуя,- я апельсины люблю...