Бездна

Я поднялся в номер. Мимоходом взглянул в зеркало и ужаснулся: выгоревшая пропыленная мобутовка, обожженное солнцем лицо, потрескавшиеся до крови губы, ввалившиеся щеки, покрытые трехдневной щетиной. Лишь глаза сияли каким-то внутренним светом.
Хотелось есть, но больше всего – пить. Напившись до отвала, налил полный графин воды и поставил около койки. Не раздеваясь, лег и мгновенно провалился в пустоту...
И снова увидел разломанный кузов грузовика, застрявшего в центре пустыни, себя, лежащим без сил на его голом полу – прямо на солнцепеке, уходящую за горизонт дорогу-мираж, а у края разверзшейся поперек нее такой же мнимой пропасти – все ту же девушку в странном одеянии. Она смотрела на меня с нескрываемым любопытством и с легкой улыбкой превосходства, словно именно она спасла меня от неминуемой гибели. Собрав силы, приветственно махнул ей рукой:
– Ты кто? – негромко спросил незнакомку. Девушка недоуменно пожала плечами, и что-то ответила на непонятном языке...
Неожиданно рядом с ней появилась Людочка, но казалось, девушки не видят друг друга.
– Здравствуй, Людочка. Ты как здесь оказалась? – радостно спросил любимую.
– Здравствуй, Ромео. Тебе плохо, и я пришла.
– Людочка, а что за девушка с тобой?
Людочка осмотрелась по сторонам:
– Со мной никого нет... Ты кого-то видишь? – совсем не удивившись, спросила она.
– Да. Девушку твоего возраста. Она чем-то напоминает мою маму, но странно одета, как для съемок в старом кино, и не говорит по-русски.
– А-а-а... Это, как и я, фантом, – загадочно ответила Людочка.

– Что за фантом? – удивился я.
– Ты не знаешь? – в свою очередь удивилась Людочка, – Разве ты не слышал, что инвалиды иногда чувствуют, как живые, свои ампутированные органы?.. Им мешают песчинки, попавшие в ботинок на несуществующей ноге, или легкий морозец, покалывающий пальцы отсутствующей руки без перчатки... Вот и тебе лишь кажется, что я жива... И та девушка, которую ты видишь, тоже давно мертва... Но ты помнишь меня, любимый... Ты мысленно зовешь меня из прошлого, и я прихожу к тебе в твоих снах, или когда тебе особенно плохо, и ты можешь сорваться в бездну, откуда действительно нет возврата.
– А что потом?
– А что потом, ты знаешь... Это как сон без сновидений, как в психиатрическом отделении... Только тебе дали возможность вернуться к жизни, а я уже не проснусь никогда... Я могу оживать только в твоей памяти, или в памяти тех, которым была так же дорога. Возможно, я приду к твоим потомкам в их трудные минуты, но они так и не узнают, кто я, как ты не узнал ту девушку.
– Людочка, я так хочу к тебе. Я хочу, чтоб ты была живой всегда, а не только иногда. Я хочу быть рядом. Как мне преодолеть эту пропасть? Если знаешь, подскажи.
– Эта пропасть непреодолима... Ты никогда не сможешь попасть ко мне, даже когда умрешь... Смерть – такая же загадка, как и жизнь... И я ничего не знаю о ней, впрочем, как и о жизни... В жизни мы с тобой жили рядом и всегда были дороги друг другу... А сейчас я осталась лишь в твоей памяти... Ты помни меня, Ромео, и мы будем с тобою рядом, совсем как в жизни, – сказала Людочка и исчезла, словно растворилась в пространстве.

– Людочка... Любимая моя... Ты нужна мне как вода в этой пустыне... Вернись ко мне навсегда, – надеясь на чудо, звал я утраченную половинку своей души... Ответа не было...
В отчаянии сел на край пропасти, свесив ноги в бездну. “Это как в самолете перед прыжком. Смелей”, – мысленно скомандовал себе и, оттолкнувшись обеими руками, ринулся в пропасть.
– Людочка-а-а! – диким голосом вскрикнул я, вмиг осознав и полную бессмысленность, и жуткую необратимость совершенного поступка.
– Лю-до-чка-а-а!!! Лю-ю-ю!.. До-о-о!.. Чка-а-а!.. – усилило и многократно размножило тот прощальный крик эхо, и он, постепенно замирая, разнесся на всю бездну стремительно разворачивающейся пропасти, несущей желанное небытие...
Проснулся оттого, что в стену тарабанили разбуженные недовольные соседи. Вмиг успокоил их мощным ударом гантели в стену. Сердце стучало так, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Бросился к графину и залпом осушил его почти наполовину.
Спать больше не хотелось, хотя давно наступила ночь. Не спеша, привел себя в порядок и снова прилег.
Как нелепо сложилась моя жизнь. Мне скоро двадцать восемь... Самый расцвет творческих сил... Еще года два, и начнется естественный спад потенциала. Я еще ничего не совершил, а уже столько потерял... Я чувствовал себя усталым путником, дошедшим до цели трудного пути, и обнаружившим, что ошибся в самом начале – еще прокладывая маршрут... Я снова на распутье, но не знаю, куда идти... У меня есть семья, есть маленькая дочь. Но мне некуда возвращаться. Родительский дом давно стал чужим. Меня ждут там, как гостя, но я уже никогда не почувствую себя в нем, как дома. Такая же ситуация и в доме жены... Но самая большая боль – моя любимая Людочка. Прошло шесть лет, а эта боль не утихает. И я знаю, что никогда не смогу смириться с тем, что потерял навсегда мою первую и самую большую любовь... Моя душа давно мертва, а разум все еще борется с призраками... И я живу, рискуя сойти с ума по-настоящему, но мне не с кем поделиться даже частью моей боли.
Неожиданно взгляд упал на пистолет Шурика, лежавший на столе...
“Нет... Это не выход, потому что вместе со мной умрет фантом моей Людочки. А наша Светланка еще так мала, чтобы рассказать ей обо всем. Я сделаю все, чтобы она стала моим другом, и чтобы обязательно узнала Людочку, когда та придет к ней на помощь в ее трудную минуту”, – пришла вдруг в голову спасительная мысль...

По привычке проснулся в семь утра, но по времени другого часового пояса, к которому за четыре года уже как-то приспособился. Спать не хотелось, но и случайно разбудить кого-либо тоже было нежелательно. Еще в полночь, безнадежно пытаясь уснуть на новом месте, решил прямо с утра сбежать ото всех. Весь день мне захотелось провести только с одним дорогим мне человеком – с моей любимой Людочкой.
Я потихоньку встал, написал записку, что вернусь вечером, и оставил ее на видном месте. Потом, стараясь не хлопнуть, закрыл за собой дверь. По местному времени было еще только начало шестого. Сновали дворники. Прохожих совсем мало. Изредка, не останавливаясь даже на остановках, проносились троллейбусы, занимая стартовые позиции перед началом движения по маршруту.
Я сориентировался в пространстве и сообразил, что примерно за полчаса смогу пешком добраться до Московского проспекта. К тому времени трамваи уже будут ходить. И тогда, всего с одной пересадкой, смогу попасть туда, где вместе с Людочкой похоронена половинка моей души.
Уже через час был на месте. За два года здесь многое изменилось, причем, не в лучшую сторону. Памятник покосился. Фотография Людочки пропала. Вместо нее зияла овальная впадина. Все пространство за низенькой оградкой заросло бурьяном. Похоже, мама и сестричка здесь редкие гости. Да и меня уже два года не было.
Вот я снова около тебя, любимая. Всего два метра отделяет меня от того, что когда-то было тобой... Два года назад мне казалось, что мы разговаривали... Я рассказывал тебе обо всем, что произошло со мной, пока не был здесь, у твоей могилы... Я рассказывал тебе о моих планах, очень подробно, в деталях. И мне казалось, ты слышала меня... Я и сейчас все расскажу, но мне уже трудно поверить в то, что ты сможешь хотя бы ощутить мое присутствие здесь, рядом с тобой. За два года случилось столько, что мой внутренний мир перевернулся. И ты, любимая, уже давно знаешь обо всем. Я не смогу рассказать тебе ничего нового, чего бы ты не знала.

– Что вы здесь делаете так рано? – неожиданно спросил кто-то сзади. Я обернулся и увидел какого-то человека, то ли кладбищенского сторожа, то ли еще какого работника.
– А что к мертвым тоже по расписанию надо приходить? – ответил вопросом на вопрос.
– А как же... Расписание на входе висит. Разве не читали?
– Не читал. Да и вообще не через тот вход вошел. Ну, и с которого часа разрешены посещения?
– С десяти, а сейчас только восемь.
– А у нас, в Тюра-Таме, уже десять. Так что все в порядке, – удивил я работника.
– Где? Где? – переспросил он.
– Какая вам разница. Лучше помогите привести могилу в порядок. Я заплачу, – предложил ему. Работник оживился.
Часам к одиннадцати все было приведено в идеальный порядок. Не возникла только новая фотография на памятнике, установленном на новую бетонную подушку...
Людочка, любимая, совсем недавно я был на грани смерти... Ты знаешь об этом и одновременно, оказывается, так никогда и не узнаешь. И рассказала мне об этом ты сама, точнее твой фантом, который живет в моем подсознании... Это удивительно, но все эти два года в те мгновения, когда мне было очень плохо, ты всегда приходила ко мне... Я видел тебя живой, разговаривал с тобой. И ты вела себя точно так же, как тогда, когда мы дружили и когда любили друг друга. Ты по-прежнему такая же молодая и красивая, какой была... Но ты всегда исчезаешь... Почему ты не хочешь остаться со мной?.. Если мне для этого надо умереть, я умру без колебаний и сомнений... Но твой фантом сказал, что я никогда не смогу попасть к тебе, даже мертвым... Я уже ощутил, что такое смерть, когда спал в психиатрическом отделении. Оказалось, это бесконечный сон без сновидений... Это страшно живим, но мертвым это просто никак... А вот фантомы, живущие во мне – это все же не я сам. Я в этом уверен. Ведь я дважды видел девушку, которую в жизни никогда не видел. Она была одета в незнакомые одежды и говорила на незнакомом языке... Не могу же я так фантазировать... Ведь и тебя, и ее вижу до мельчайших подробностей, но не могу управлять вами по собственному желанию... В моих видениях вы абсолютно самостоятельны – такие, какими были в реальной жизни.
Задумавшись, даже не заметил, что внезапно пошел довольно сильный дождь.

Я не стал прятаться от ливня. То был первый дождь, который видел за последние пять месяцев. Как мечтал о нем в пустыне. Сколько воды можно было бы собрать. Вся одежда намокла бы, как сейчас, и на некоторое время пекло отступило бы от наших истерзанных жаром, обезвоженных тел.
Дождь был сильным, но коротким. Вскоре выглянуло солнышко, и от моей одежды пошел пар.
“Круговорот воды в природе”, – припомнился заголовок рассказа, который прочел в детстве.
Какая-то капелька воды может путешествовать по миру, превращаясь, то в лед, то в пар, то снова в воду. И она существует неимоверно долго. Почему же так устроен мир, что человек живет только одну жизнь, да еще такую коротенькую, как у тебя, Людочка?.. И невозможно ничего изменить... Бедная, бедная моя Людочка... Как же мне тебя жаль, моя подружка, моя любимая, моя невеста.
Слезы катились из глаз, смешиваясь с дождевыми каплями и постепенно превращаясь в пар. В памяти вдруг возникли строки из Омара Хайяма:

О, если бы в веках, как зелень луговая,
Мы расцвели опять из глубины земли...

Людочка, любимая моя! Какое это было бы счастье! Мы непременно встретились бы с тобой и снова кормили лошадок пучками травы... А потом бродили бы вокруг угольной кучи, или играли в дочки-матери в нашем подвале с таинственным окошком... Мы прогуливали бы наших малышей, и говорили обо всем на свете... А потом пришла бы наша первая любовь, и мы снова ошибались и страдали... Но мы все равно поняли бы друг друга, и ты стала бы моей невестой...
“Так расцвети опять, любимая, из глубины земли!” – мысленно призывал я мою Людочку сквозь слезы, которых даже не замечал.

Час за часом я рассказывал Людочке обо всем, что пережил в эти трудные два года, хотя все это наверняка знал ее фантом.
Я рассказал ей о том новом, что узнал о возможностях создания искусственного разума и о той смелой идее, которую вынашивал, и о которой еще не говорил никому – даже специалистам института, в котором буду учиться.
Людочка, любимая... Ведь если удастся создать искусственный разум, то в него просто необходимо будет вдохнуть жизнь... Иначе, для чего разум?.. Создав носитель интеллекта, можно будет выпустить из глубин подсознания на волю всех этих фантомов бывших людей – всех, кого больше жизни любили мы и наши предки... И тогда они смогут жить вечно, бесконечно совершенствуя компоненты, из которых состоят, внешне оставаясь неизменными – такими необыкновенными, какими были их прототипы. Приобретет материальную оболочку и твой фантом – такой удивительно прекрасный, какой всегда была ты, моя любимая.
Продолжая вести свой бесконечный монолог, не заметил, как начали сгущаться сумерки уходящего в прошлое дня...
Внезапно поймал себя на мысли, что целый день проговорил сам с собой. Эта догадка поразила настолько, что вдруг, словно живую почувствовал фантомную половинку искалеченной души... Снова до боли в сердце ощутил душевное одиночество, как тогда в центре бескрайней пустыни. Вновь, как наяву, увидел дорогу, уходящую за горизонт, и хрупкую фигурку Людочки, одиноко стоящую на краю пропасти, прервавшей ее жизненный путь.
Я смотрел на нее, не отрываясь, как зачарованный, а моя несчастная душа разрывалась на части от безмерной любви к этой необыкновенной девушке и от бесконечной тоски от осознания жуткой необратимости ее смерти.
– Лю-ю-дочка-а-а! – словно раненый зверь, крикнул в полном отчаянии на всю Вселенную, в один миг сжавшуюся до размеров моего воспаленного разума.
– Лю-ю-дочка-а-а!!! Лю-ю-ю!.. До-о-о!.. Чка-а-а!.. – словно эхо, усилила и многократно размножила тот призывный крик моя страдающая душа. И он понесся через пространство и время, постепенно слабея и замирая в ее бесконечных лабиринтах. А в ответ – леденящее душу безмолвие разделившей нас страшной бездны, имя которой Вечность...