Пять Звезд. пьеса. часть 2

ОНА.

Она жила на восточном краю этого мира. Вода с ее рукомойника капала быстрее, чем с других. На половину Она была покрыта длинной мягкой шерстью, пахнущей дикими каштанами. Как-то асимметрично из нее выходило несколько хвостов, причем количество их всякий раз менялось, и в этом нельзя было усмотреть какую-ту закономерность. Каждый из этих хвостов заканчивался трогательной кошачьей лапкой, с розовыми подушечками, в каждой из которых, при этом, прятался маленький, но острый коготок. Взгляд Ее часто не выражал ничего, либо же какое-то недалекое призрение ко всем остальным. Но иногда, ее глаза удлинялись, и меняли цвет, еще больше укрепляя Ее сходство с кошкой. Тогда Она становилась ласковой, и смотрела на всех с безграничной нежностью.
Она любила перекладывать мелкие камушки из одной руки в другую, считая их в обратном порядке. Ходила Она лишь задом наперед, поэтому произошедшие уже моменты, дольше задерживались в Ее памяти. При этом затылком Она видела свое будущее, но никогда никому не говорила о нем. Она собирала чужие слезы в маленькую керамическую шкатулочку, и как только та наполнялась, приподнимала крышку рукомойника, и выливала содержимое шкатулочки туда. Кажется, Она одна разгадала предназначение рукомойника.

ОН.

Ярко-синий мальчик обитал на северо-восточном углу. Он мог просачиваться сквозь мутные стены домов, а его лиловая звезда, тоже была немного ярко-синей. Он никогда не спал, и поэтому никогда не видел цветов, но тоже мечтал о них со всеми остальными, и нельзя не заметить, что именно Его цветы, которые Он также делал из цветной бумаги, были больше похожи на те, что видели во сне другие. Это объяснялось тем, что когда кто-то из жителей засыпал, Он незаметно проникал в его комнату и аккуратно нажимал двумя большими пальцами на веки спящего, а затем осторожно натягивал их ближе к переносице. Сквозь тонкую кожу Он мог усмотреть сон, который отражало глазное яблоко, словно экран телевизора. Таким образом. Он являлся собирателем снов, и как безумный коллекционер гонялся за новым видом незнакомого ему до селе, цветка, чтобы поместить его в оранжерею своей памяти. Поэтому Он так любил глазные яблоки, и так часто говорил о них. Только об этом кроме него никто не знал.

ХРАНИТЕЛЬ.

Если смотреть на него спереди, то не увидишь ничего, кроме глаз, которые поглощают своей, незаметной сразу, глубиной все остальное его существование. С боку, если Хранитель не смотрит на тебя, можно различить, что он высокого роста, но очень худ. Он выше деревьев, которые растут в этом городе, а плоды на них расположены очень низко к земле. Ему очень сложно их доставать всякий раз. Хранители не имеют права смотреть на землю, или приближать к ней свое лицо. А еще они не должны ни к кому поворачиваться спиной. Из-за этого он был все время голоден и так худ. Хранитель был единственным, чьих снов не видел ярко-синий мальчик, потому что спал он с открытыми глазами, а тот верно боялся, что его поглотит бездна этих глаз, которые никогда не покрывают веки, и поэтому лишь издали наблюдал за ним, спящим, терзаемый искушением. Да и к тому же, будь то по другому, он все равно не достал бы до глаз Хранителя - они были слишком высоко от земли, ведь Хранителям нельзя приближать свое лицо к земле. Хранитель единственный в этом мире имел любовь. Она отражалась от Первой звезды и падала на ее обладательницу радужным светом. Именно его слез было больше всего в Ее керамической шкатулочке. Хранитель жил на северо-западе города.

СВЕТЛАЯ.

Она носила самое странное здесь имя. Ее могли слышать не все и не всегда, а она могла слышать лишь звуки падающих капель. Иногда, когда ветер натирал ее звезду, она напевала под мелодию воды, тихо-тихо, и слезы хрусталиками замерзали на ее смуглом лице. Эти слезы не были пригодны для керамической шкатулки, - они не оттаивали после. Она видела самые красивые, яркие и светлые сны, и ярко-синий мальчик чаще всего в них находил самые дивные цветы. Хотя видел ее Он лишь спящей. Ей достался самый тяжелый дар этого города - она могла чувствовать тоску, причем на столько, что та обрела смутную материальную форму. Тоска обжилась в ней, лишь изредка выходя наружу, чтобы напомнить Светлой, что это именно она так гложет ее изнутри. И глядя на себя в мутные зеркала, она видела в отражении лишь эту тоску. Она даже не представляла из-за этого, как выглядит на самом деле. Вскоре ей стало казаться что, - то уродливое, размазанное по шершавой зеркальной поверхности, создание и есть - она.
Ее замерзшие слезы были сладкими на вкус, а пела она просто замечательно, но это мог услышать лишь Звездочет.. Жила она в южном углу.

 
ЗВЕЗДОЧЕТ.

здесь, я  - наблюдатель. Звездочет. Я живу на самом западе, и слышу, как иногда поет Светлая. Мои сны вполне обычны для этого города, чаще снятся маргаритки и фиалки, и я тоже не могу потом вспомнить, как они выглядят. Мои слезы также собирает Она, разбавляя ими слезы Хранителя, ярко-синего мальчика и свои собственные, чтобы те не загустели. Хранитель попытался как-то спроецировать любовь к Ней и для меня, но она полезла из меня неровными кусками, и стала липнуть ко всем. Поэтому, время от времени, я люблю здесь каждого понемногу. Только радужного цвета такая любовь не имеет, и вообще это, наверное, даже не любовь, а нечто очень на нее похожее.  Какой-то, видимо самый большой кусок этой любви так и остался внутри меня, и из-за этого чаще и дольше всех я люблю саму себя.