Полу старательский вальсок

Привет всем
Когда я был маленьким, а Земля большой, совсем не жёсткой и тёплой, я тоже любил писать длинные - предлинные письма своим далёким, милым, иногда непонятным адресатам.

Через мою избушку тогда протекал экватор Вселенной и большое Солнце топталось над головой взад и вперёд по тридцать шесть точнейших швейцарских часов в сутки (Время было детское - значит навалом).
Первым делом я открывал ему двери, окна, трубы в печи и Солнце степенной походкой классной руководительницы, а иногда даже школьного завуча, заходило в мой скромный быт.
Чинно приседало в поклоне пухлой книге по астрономии с портретами и биографиями многих любимых сестёр малых и гигантских звёзд, а также его братьев квазаров.
Мы выпивали с ним по чашке воздушного молока и собирались, каждый по своим делам.

Солнце, как обычно, вокруг стихий, а я углублялся внутрь окружающего в поисках его неповторимого  центра симметрии и осмысления бессмыслицы распускающихся и цветущих окончаний всех начал.
Но это действо захватывало меня своей неразрешимостью всё крепче и уверен…ней (исписался стержень ручки), пеленало мои мысли и мешало при ходьбе, каждом умывании лица и рук.
Не давало читать любимые книжки, любить любимых зверей, лакомиться плодами моей мечты.
И тогда я стал взрослым.

Я окончил одно за другим учебные заведения, получив единственное высшее образование, прошёл вдоль и наискось жизненную школу, научился беспечно грустить и тихо радоваться,  распоряжаться, как попало, своим пространством и временем.
И забыл, что я был маленьким и дружил с большим Солнцем…
Постаревшая за год собака Юкон подолгу лежит, подставляя ему свои мохнатые бока,  подле избушки, не гоняет брата бурундука, а всё больше любит мягкое и сладкое.

А ещё над нами летают глупые белые чайки бакланы и хитрые чёрные во`роны.
Меж собой они коварно дружат и едят с одной помойки.

За отсутствием рыбы и мяса лопают кашу и хлеб, и как толстые пожелательные тётки топают вперевалочку вдоль дорог, да по берегу реки, устраивая свои базары - посиделки. Их подкармливает наш дизелист Лёня Распутин, видимо близкий им по судьбе человек и, даже не гоняют поселковые собаки понявшие, что общая каша на земле надёжнее, чем деликатесные чайка - ворон в космосе.

А люди вереницею утром, в обед и вечером идут на работу и обратно, обратно и на работу через двенадцать часов, по пол суток по пол лета отдыхают (включая пол весны и пол осени).
Вот такие половинчатые люди.

Зато комары в этом году добрые и кусаются не со зла, а только по необходимости, продления комариного своего роду – племени и любви к искусству.
Анестезируя каждый свой укус, тем самым очень помогая людям и зверью переносить неприятные ощущения, в смысле издержек эволюции природы.

А ещё за нашей деревней, вдоль реки, где приходится по долгу службы бывать нередко, растёт несметное количество пёстрых диких «скарлетов» (см. склад  английских букв и слов),  по северному жарко`в и прочего пастбищного разнотравья.
Тут не гремят и не воняют выхлопными газами большущие механические железяки половинчатых людей и белые чайки плюхаются в воду, как кубики «Галины – Бланки» в рекламе «Буль-буль».

И ещё у нас день за днём сменяют день за днём, а ночь бывает только по календарю, и ваши созвездия раков и козерогов молят – зазывают полярную ночь, чтобы украсить её наряд от Пьера Кардена млечной бижутерией, да всё без толку.
А половинчатые люди роют - копают и моют грязной водой звёздные слёзы, упавшие на Землю и думают при этом о бумажных деньгах, о колбасе и сале, и оставшихся где-то далеко своих половинчатых половинках.

И хотя «отгремела» на ОРТ легендарная передача «Спокойной ночи, всем пора», половинчатые люди свято верят в сказку, живут ожиданием чуда – юда и делают своё непоправимо полезное дело день за днём, сменяющие день за днём.

Так постепенно закатывается второе тысячелетие, сменяются поколения половинчатых людей.
Становятся землёй, которую копают современники, их предки и пращуры, дающие свою обязательную пользу в виде микроэлементов для редиски, огурчиков и помидоров, и даже пеньков, удобных для сидения отяжелевшего натруженного, бывшего детского тельца…

А ещё у нас есть электричество, телевизор с одной программой и баня, в которой обожают мыться и париться половинчатые люди.
Вот только собаки с бурундуками, вороны и чайки моются без мыла, а люди разучились умываться клювом и языком, потому стали не совсем чёрные и белые, без крыльев и хвостов.
Ходят всегда поперёк земле и летают только в своих собственных заблуждениях и нос у людей сухой, как у больных собак.
И так каждый день, сменяющий новый день…

Я чмокаю солнышко и шлю вам его лучи, а вентилятор белый который ищите, лежит неслышно себе на балконе в маленьком рюкзаке и когда вы его найдёте он будет уже не нужен  осенью, а чтобы не было так жарко в доме надо на солнечное время занавешивать окна тёмными шторами и обрызгивать или мыть полы водой.

А ещё у нас у кошки есть «отборный» котёнок, да у собаки семь щенков и мы их не тискаем, чтобы у них не было хронической аллергии на человеков.
И, возможно, я к вам как-нибудь позвоню по спутниковой связи, по три доллара за минуту и ползущёй «змеёй» почему-то через Норвегию - ближний свет, через семь часовых поясов и обратно с таким сумасшедшим запозданием, досказав предложение, в трубке слышишь только его начало.
Если, конечно, вспомню много хороших слов сразу.

А старикашка Ю проснулся, устал и прилёг отдохнуть…
Он не умеет писать письма, как вы уже научились, и только виляет хвостом своим любимым.
Как говаривал один знакомый Баскервиль - Собаки, которые бесхозяйственные на юг не летают – они на местах голодают…

Когда привезут вам письмо вертолётом, не знаю точно, где буду находиться.
Уже со второй железной птицей не могу отправить письмо, то стоит всего пять минут, сумасшедшего доктора вывозят, другой раз президент всякий летает, мы его зовём для конспирации главным сварщиком.
Так, что не раньше середины августа…

А я в это время буду уже совсем на другом участке, совсем у другой реки и почти с другими половинчатыми людьми, но зато вместе с тем же хвостатым дружищем.
Посему, обоюдно с отдохнувшим Ю, по команде подаём лапы.
Шлём каждой девочке по баю  - один гуд.
Целую, папа.



(Случайно найденное в бумагах ещё «рукопашное» письмо, подразумеваемое детям домой, из полевого лета 99 года)