Гори, гори ясно...

Ирка была пофигисткой. Она знала это сама, и все ее в этом упрекали.
- Неужели тебе плевать, что вокруг говорят люди? – пытали ее сослуживцы на работе.
Подруг же у нее отродясь не было, она любила только себя.
- Зачем ты ходишь на работу, если тот «Дед», который в три раза старше тебя, обеспечивает твой прожиточный минимум, вернее максимум? – спрашивали ее в отделе.
- Чтобы всегда быть на людях и показывать вам, какая я умница и красавица, - откровенно издевалась Ирка. – Вы, праведницы, будете всю жизнь копить на то, что я давно уже имею.
- Продалась ты, Ирка, за дорогие авто своему «Деду», а мне с ним противно было бы даже рядом пройти, не то, что… - пыталась разбудить Иркину совесть одна из коллег.
- Сколько Вам раз повторять, что у меня с ним платонические отношения! Ну, целую я его за подарки, конечно, ведь они того стоят.
- Что там машина! Это – тьфу по сравнению с тем, что купил он ей недавно. – зашушукались женщины, когда Ирка вышла из отдела.
Об этом подарке судачили все в городе, не то, что в их НИИ. Настоящую цену шубы никто не знал, но видели ее все. Ирка носилась с ней, как с писаной торбой, дрожала за каждый волосок. Шуба была эксклюзивной, заказанной престарелым любовником девицы специально для нее у какого-то известного кутюрье.
- Пора бы в свои двадцать восемь образумиться, выйти замуж, нарожать детей… - продолжали перемывать Иркины кости на работе.
- Да не нужны ей дети, она их терпеть не может. Материнский инстинкт, таким, как эта выдра вообще чужд!
Ирка, плюющая на всех и все, тем временем обедала в институтской столовой. Последнюю неделю она ходила туда одна, без коллег из отдела, а они видели ее, сидящую за столиком в компании какого-то красивого сорокалетнего мужчины. Мужика того все жалели заранее, потому что знали чем закончится их будущий с Иркой кратковременный роман.
- Ничего у нее с ним не выйдет, ему нужна жена, - говорили одни.
- Заморочит мужику голову, выжмет из него все финансы и бросит. – солидарны были все остальные.
Зная о том, что у Ивана год назад погибла жена, оставив ему троих детей, все были озабочены его дальнейшей судьбой. Никому и в голову не могло прийти, что со временем у них с Иркой сладится что-то и возникнет чувство серьезное, похожее на любовь.
- Не может быть! – сокрушалось все окружение Ирины, когда она объявила о решении пожениться с Иваном. – У него же дети!
- Будем привыкать как-нибудь, - не ведая, что ее ждет, успокаивала себя и окружающих Ирка. – У меня есть проблема поважней, чем какие-то сопливые дети.
- Что за проблема? – переглянулись институтские коллеги.
- Мой «Дедуля» огласил условие. Я должна с ним прожить еще три месяца, иначе он отберет у меня самое дорогое – мою шубу.
- И что ты решила? – напряглись все.
- Я очень люблю Ивана, но… Ради шубы мне придется выполнить просьбу этого сумасброда. И потом, он сказал, что сразу умрет, если я так резко от него уйду.
- Какая ты у нас добрая, пожалела старичка!
Кто смеялся, кто был в ужасе от сказанного, но все знали – от нее другого и ждать нечего. Ради шубы она пойдет на все.
Девяносто дней никто не отсчитывал, но, по истечении какого-то времени, Ирина и Иван стали все-таки жить вместе. Любовь – такая сильная штука, она любой характер сломать может, даже Иркин. А Иван ей определенно нравился, да и пара была с виду красивая, если не копать глубже. Девчонки его, погодки (Машке – двенадцать, Сашке – одиннадцать) приняли ее воинственно и настороженно. Но все же приняли. Чем уж она их подкупила: то ли красотой своей, то ли хитростью? Девчонки – есть девчонки. Им подари что-нибудь из дефицитной косметики, дай разрешение пользоваться ею уже сейчас, да купи по дорогой шмотке – вот и весь секрет взаимопонимания. А с младшеньким, Юркой, наладить контакт у Ирины не получалось. Пятигодовалый мальчонка объявил новой жилице настоящую войну, превратив ее беззаботную райскую жизнь в сущий ад. Что только он ей не устраивал! Выковыривал тени из коробочек, портил губные помады, а пузырьками с лаком для ногтей пулял с балкона в прохожих.
- Ненавижу! – шипела по-змеиному Ирка, жалуясь девчонкам в отделе, как в очередной раз этот маленький выродок ее дорогущими французскими духами облил домашнего кота.
- Правильно сделал, - смеялись коллеги. – пора тебе отвыкать от дороговизны. Иван не сможет тебе дарить таких подарков, как твой бывший. Он на двух работах крутится, чтоб строительство дома поскорей закончить, а ты дурью маешься. Взяла бы, да продала свою шубу драгоценную, чтоб мужу помочь.
Но Ирка советов не слушала. Она злостно сжала кулаки, вытерла ими слезы и пообещала самой себе отшлепать сегодня мелкого злыдня, портящего ей жизнь. Вечером Юрка, что называется «подлил масла в огонь», изрисовав все зеркало в отцовской спальне заграничными Иркиными помадами. Откуда только его маленький умишко мог соображать, что таким образом он лишает возможности свою злую, насильно навязанную ему, мачеху жить так, как она привыкла. Своими варварскими поступками Юрка вынуждал ее задуматься над правильностью своего выбора. На что он рассчитывал – неизвестно: перевоспитать ее, сделать доброй и ласковой, или заставить сбежать от них навсегда? Воспользовавшись моментом, когда в доме они остались одни, Ирина схватила сорванца, зажала у себя между ног и сильно шлепнула несколько раз по заднице. К ее удивлению тот даже не заорал, хотя, судя по тому, как горела вершившая суд рука, ему было очень больно. Он так же, как она сегодня в отделе, сжал кулачки и побежал к себе в комнату. Жаловаться отцу Юрка почему-то не стал, но ночью Ирка, освобождаясь от объятий Ивана, сама подняла эту тему.
- Дай ему время, - сказал муж. – А меня уволь от разбирательств, иначе будет еще хуже.
- Хуже некуда, - заплакала Ирина.
- Выбирать между детьми и тобой я не стану. Мне нужна семья – большая и дружная. Я верю, что так и будет. Мне одинаково дороги они и ты.
Всю ночь Ирина не сомкнула глаз. Она анализировала события и удивлялась тем маленьким переменам, происходящим с ней. Раньше она убежала бы от всех проблем без оглядки. А сейчас ей не хочется покидать этот дом и даже чуть-чуть совестно за то, что отшлепала Юрку. Может просто надо взять и поговорить с ним? Но какие слова могут подействовать на пятилетний разум? Начинающие зарождаться в ее душе человеческие качества, пугали саму Ирину. Становиться как все, жить не для себя, а для кого-то, она не умела. Тогда зачем терпеть? Взять и уйти, тем более, есть куда. Стены прежних хором все еще тосковали по ней. Но что-то «дзынькнуло» внутри, и тонкая струнка уже начинала наигрывать еле слышную задушевную мелодию, к которой Ирина, вопреки своему желанию, начинала прислушиваться. И все бы ничего, да только маленький обозленный паршивец взял и одним махом оборвал эту струну.
«Зализывая раны» на своей маленькой попке, он долго мучился в поисках путей отмщения. Нужно было что-то новое, оригинальное и беспроигрышное. Юрка нашел-таки самое уязвимое место. Он украл ключ из сумочки мачехи, забрался в стенной шкаф и измазал ненавистную шубу жгучим красным фломастером. Сопя, как ежик, Юрка тыкал им в сказочно дорогой мех с такой силой и ненавистью, как будто резал ножом своего обидчика. Особенно хорошо покрасились кончики. Симметрию юный художник не соблюдал, поэтому «узоры» были разбросаны по всей поверхности беспорядочно. Бросив ключик обратно в сумку, стервец надеялся замести следы.
Ничего не подозревающая Ирина, открыв шкаф, заорала диким воплем. Поднеся шубу к окну – и вовсе зарыдала. Ее нервы, расшатанные за несколько месяцев проживания в доме Ивана, не выдержали. Женщина кричала и плакала. Ничто в жизни, за ее двадцать с лишним лет, не приносило ей такого горя, как случившееся сегодня. Ирина рвала на себе волосы и со стороны казалось, что она сошла с ума. Прижав к себе шубу, как младенца, бедная женщина уткнулась лицом в драгоценный мех и стала поливать его слезами. Малец, наблюдавший происходящее в замочную скважину был жутко напуган и даже засомневался в правоте своих действий: не переборщил ли он?
Разоблачение было недолгим. Шубу почистили в химчистке, и она стала еще красивей, чем была. А вот разговор отца с сыном был жестокий. Юрку излупили, причем по-мужски сильно, с бранными словами и обещанием впредь поступать с ним еще коварнее…
От горькой обиды и своей немощности малец со злостью швырял у себя в комнате вещи по всем углам. Ему казалось, что он – один на один со своим горем. Сначала сестры предали его и стали сюсюкать с этой мамой – Ирой, а теперь папа – его последняя надежда, тоже принял сторону какой-то чужой тетки, а не его, родного сына, которого любил раньше и покупал игрушки! Недавно, наблюдая в щелочку, как рыдает она, Юрка был теперь в ее «шкуре». А она не находила себе места. Еще вчера ей хотелось, чтобы Иван излупил мальчишку. Еще вчера она думала, что кроме ее шубы не может быть ничего важнее! А сегодня, слыша Юркины вопли, Ирина испытала жалость – чувство, доселе неизвестное ей. К тому моменту, как она вошла в детскую, Юрка уже перестал буйствовать. Он, как загнанный зверек, сидел на своем плюшевом диванчике и натирал до красноты пухлые глаза и нос. Его маленькие плечики судорожно вздрагивали и, казалось, ждали, чтобы к ним прикоснулся кто-то теплый и ласковый, тот, кто защитит его от всех невзгод. Ирина на мгновение представила себя этим спасителем и слегка прикоснулась к малышу. Юрка замер. Она осмелела и положила руку ему на голову, чтобы погладить. Секунду он сидел молча, потом повернулся и в упор холодно спросил:
- Кто ты такая?
Ирина, обескураженная вопросом, не подумав, ответила.
- Я хочу быть твоей мамой.
И тут из Юркиных глаз опять хлынул поток слез.
- Ты не будешь моей мамой! Ты – злая, плохая! Я не люблю тебя! Мамочка всегда приходила ко мне, целовала меня и пела песенку про мышонка! А ты даже не знаешь эту песню!
Ирина не стала спорить. В данный момент это было бесполезно. Проводив Ивана в ночную смену, она приняла снотворное и улеглась спать. За те полчаса, что дала ей таблетка, Ира решила свою дальнейшую судьбу. Вердикт был таков – продать шубу, машину и уехать. Уехать, улететь, уплыть, неважно куда и зачем, лишь бы подальше отсюда. Жизнь остановилась. Возвращаться назад уже не хотелось, но и идти вперед не было сил и знаний. Ночью ее мучили кошмары. Сделав усилие, чтобы проснуться, Ирина увидела перед собой испуганных до смерти девчонок. Сашка и Машка что-то неразборчиво визжали и тормошили ее.
- Мама Ира, у нас пожар! Мы не можем найти Юрку! Его нет в детской комнате!
Не видя вокруг себя ничего и не соображая, что это опасно, Ирина бросилась на поиски ребенка. Девчатам было приказано бежать на улицу и звать соседей. Пламя уже вовсю бушевало по дому! Ирина обследовала кухню, ванную, кладовки… Юрки нигде не было. Она стала звать его и, снова вернувшись в свою спальню, обратила внимание на стук в шкафу. Сотрясая фанерные стенки, Юрка сипло и беспомощно орал.
- Мама, я боюсь… Я здесь, мамочка… Спаси меня, пожалуйста…
Ирина открыла шкаф. Забившись в угол, как слепой котенок, прямо под ее шубой сидел и дрожал Юрка.
Ирина схватила его на руки и кинулась к выходу. Огонь был уже в дверях, медлить нельзя было ни минуты. Но, оглянувшись назад, она вдруг вернулась к шкафу, рванула с вешалки шубу и завернула в нее малыша. Ворсинки, от прикосновения языков пламени вспыхнули тут же, но подкладка прочно защитила маленькое тельце, и ей удалось вынести ребенка сквозь огонь живым и без единого ожога.
За порогом Ирина сбросила шубу прямо в огонь. Драгоценный мех догорал у нее на глазах, но ей почему-то не было уже так больно. В руках она держала нечто, что стало ей дороже всех самых дорогих в мире шуб!
Обожженной рукой Ирина повернула к себе испачканное перепуганное личико и ласково, совсем по-матерински, чмокнула его в висок, простив ему разом все вчерашние обиды.
- Хочешь, я спою тебе песенку про мышонка? – спросила она.
- Значит, ты будешь моей мамой? – прижался к ней Юрка.
- Буду. – уверенно ответила Ирина.
Сашка с Машкой сидели рядом и тоже прижимались к ней, как к родной.
Сзади подошла соседка и накинула Ирине на плечи теплый платок.
- Сгорело все, - с сожалением сказала она. – Дом был старый, пожарники сказали, что проводку замкнуло.
- Ничего, - послышался сзади взволнованный голос Ивана, - дом – дело наживное. Главное, что вся моя семья со мной…
Они еще долго сидели, обнявшись все вместе и смотрели на летящие в небо искры. От шубы, как и от прежней Иркиной жизни, осталась одна зола. Впереди ее ждала другая: полнокровная, одухотворенная, наполненная радостью материнства и заботы о ком-то, НАСТОЯЩАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ!