Мужика родили

Накануне наступления Нового года я разбирала в своем шкафу, перекладывала пакетики с пеленками и распашонками, чтобы отдать сестре, недавно родившей, и вдруг наткнулась на папку с подшитыми туда заметками по уходу за ребенком, свой ежедневник, где зафиксированы малейшие изменения веса ребенка, температуры в комнате и воде в ванночке, график кормлений по часам, который буквально въелся в память за дни пребывания в роддоме, аккуратно сложенным лежал там и листочек про первый прикорм. Помню, как мамка меня учила разминать вилочкой желток, смешивая его с грудным молоком. А по телевизору в тот самый момент настоятельно и решительно твердили про кашу «Нестле». "Нам уже четыре месяца, пора..." Но повторив в кабинете педиатра эту фразу из рекламы дословно, услышала в ответ : "Ну, никаких каш, вы у нас на грудном вскармливании". Это сейчас я понимаю, что была чуть ли не племенной кормящей мамочкой. В поликлинике, съежившись на краешке лавки в уголочке, я кормила своего малыша, набросив на себя палантин с бахромой. И мне тогда было безразлично, что думают и говорят окружающие. Главное - мой малыш спокоен и через несколько минут будет ещё сыт и доволен, и я спокойно упакую его в комбинезончик, спущусь к нашей коляске и мы поедем домой, счастливые и не сбитые с режима. Вообще, мамка была права даже в том, что запретила категорически придерживаться кормлений ;по часам;. А первая улыбка, а первый зубок, первый самостоятельный шажок, а главное, - осознанное его "мама", - такое не забудешь никогда! Так снова захотелось в те бессонные ночи, к пеленкам, развешанным в нашей маленькой комнатке общежития, в те далекие мечты о ребенке, которые стали реальностью.

Когда – то очень давно, еще в моем детстве, к мамке приезжала подруга из области, и они с вечера долго беседовали на кухне.  Гостила она у нас несколько дней. Однажды я проснулась среди ночи и услышала их с мамой разговор в полголоса, почти шёпот, когда они переговаривались в полутьме. Мамина подруга тогда сказала, что самое главное – успеть до родов взять благословение у батюшки.

По телевизору в то время была популярна замечательная программа, «Мамина школа» называлась, и я с таким энтузиазмом взялась смотреть передачу за передачей. Интересно было и познавательно. Например, гимнастика для будущих мам; вот эти будущие мамы со своими будущими папами, сидя на полу по- смешному надувают щёки. Сейчас вспоминаю, и без улыбки не обходится.  Учили этих будущих родителей пеленать, купать, кормить. Дух захватывало у меня, девчонки, когда дитёнка пеленали! Так мне это запало в душу! Я даже «уголок» кружевной нашла у мамы в шкафу среди постельного белья, и куклу свою, Верочку, красиво заворачивала в одеялко и этот самый кружевной по краям "уголок".

Дело, наверное, не в разнице в возрасте, - кто, когда и во сколько лет рожал, - а в самом подходе  и готовности стать матерью.  И девочки не зря в «дочки – матери» играют. Я тоже играла. С подружками. Укачивали мы своих лялек, колыбельные им пели. Мальчишки с нами в "девчачьи" игры не играли.  На то они и мальчишки. Футбол, " войнушка" в "красные и белые" или в "наши" и "немцы". В общем- то,  очень то и надо было с  ними в куклы играть. Я реально так думала тогда. Они "в дочки- матери" всеравно не умеют, и нет такой игры, про мальчишек. Это мы, девчонки, и в футбол  с ними можем, я то точно могу, меня, старший брат научил. И пенальти пробивать, и на воротах стоять, и красиво "вести мяч", чтоб не смогли отобрать, и пас вовремя... Да что тут говорить, такие мы гордые были, что дружим с мальчиками, что "в прятки" играем и наравне с ними можем запросто на дереве спрятаться, и что гудрон (когда трубы по улице укладывали), и смолу с вишневой коры могли запросто пожевать, и в "казаки-разбойники" поиграть. Зато они с нами в " вышибалы" и "картошку" - запросто! А вот "дочки- матери" это табу. Отцы то в игре вроде есть. Только у подружек их мужья- летчики либо погибали, либо из командировок не вылезали, а у меня круглогодично в плавание ходил. Вот не было у нас в городе моряков. Ни одного. И моря тоже не было. Но вот понятие, что мой муж - моряк, - особое значение для меня имело. Особая выправка, чёрная форма...

Образ морячка с ленточками на бескозырке так и остался только мечтой.  Но главное, что я училась, играя в ненастоящую семью ( или настоящую, что  ни на есть?!) воспитывать ребенка, нянчить его, любить его, разговаривать с ним. Заучивала потешки и колыбельные, которые помню до сих пор.

Тот ночной разговор мамы и ее подруги я припомнила, когда штудировала женские журналы. Было там и про то, что воды отходят, и про часы пыток на родильном ложе. Вот сколько раз сталкивалась с описаниями в сопровождении ругательств и болей неимоверных, столько и удивлялась, а было ли со мной что – то такое? Надо сказать, со второй половины беременности меня два раза старательно укладывали в больницу, приводя кучу доводов в пользу и правоту врачей, и я валялась в палате, наблюдая, как ноябрьский снежок заносит улочки в больничном парке, как мерно ниспадают эти хлопья, укрывая грязь улиц белым пушистым одеялом. Наш будущий папка очень волновался за нас, и всячески старался проскальзывать через подсобки в коридорчики и их переходы, чтобы встретиться со мной, и это непременно заканчивалось пощипываниями и всякими нежностями. Таблетки я не глотала, а выбрасывала, "сонный порошок", так мы в палате с девчонками особые таблетки называли, не принимала, а гемоглобин я поднимала исключительно принесенными мужем гранатами.

Сочные и рубиновые зерна аккуратно вытаскивала ложечкой, и неизменно думала о свалившемся на меня счастье. Ведь мой избранник был моим мужем, а плод нашей любви давал о себе знать то уютным комочком внутри меня; то внезапно проснувшимся юным пионером с барабанными палочками, чье имя за давностью школьных лет выбросило из памяти, - его сердечко барабанило так громко, что по возвращению домой мне стало не хватать этой уютности внутри и вот этого стука, и я прижимала сынишку к себе, прислушиваясь к ритму его сердечка.

Несомненно, с врачом мне повезло. Она своим громовым голосом посвящала ассистента- акушера в истории из своей практики, подробненько рассказывая, как прыгала с парашютом, чтобы принять роды в горном поселке у шестнадцатилетней девочки, о том, как рожала цыганка в вагоне, и как цыганский барон со знанием дела советовал не нянькаться с дурной бабой, а я… я училась правильно дышать, и делала все с завидной ловкостью. Так что меня, подготовленную, можно было пускать в спецподразделения будущих рожениц. Кстати, это сейчас, с высоты пройденный лет я так думаю. А тогда...

В преддверии нового года, на самом его носу, можно сказать, мой малыш решил, что "пора", и пошло- поехало". Карета скорой помощи, муж рядом со мной. Приемное отделение.  Едем с медсестрой на лифте. Второй этаж, третий, четвёртый. Коридор. Светлая палата с современными кроватями, у которых регулируется спинка. Оглядываю соседок. Все разные, молоденькие, постарше, а в глазах... Что можно сказать, какими такими словами возможно описать эти широко распахнутые в мир и в себя одновременно взгляд? Вот Вера, она одна такая была, я сразу её запомнила. Она казалось, ничего не боится. Потом мы узнали, что она - многодетная мама. И когда уже мы все увидели своих деток, наперекор приставали к ней с вопросами. Со значимым видом она ощупывала каждой грудь, и говорила, когда у кого " придёт" молоко, а мы внимали каждому её слову!

Да. Это позже, а сейчас нас волновались совсем другие вопросы! Иногда в палату заходил врач и укладывал нас (или  это он так приказывал?) на койки, а нянечка  наоборот, если находилась рядом, советовала ходить по коридору, а во время потуг дышать поглубже, ровным счетом так, будто вверх тянешься, потому что воздух – он там, наверху, и просто так его не достанешь.

***
Потуга проходила плавно, сливаясь с болью настолько, что не чувствуешь рук, обнимающих металлический каркас кровати. В больнице, а был это четвертый этаж, я видела кучу плакатов и статей, посвященных материнству и предстоящим родам. Информации было множество, но до сих пор я помню одну, в которой говорилось о даре стать матерью, о том, что именно мне, как и тысячам других женщин, предстоит родить человечка; а боли, которыми так пугают, чуть ли не выдумка. Но боже мой, думала я, ведь это в первый раз, а в первый раз все сложно. Настораживающе. Я приготовилась даже умереть, припомнив слова подружки, что обязательно нужно купить капельницу и всякие такие медицинские штуки. Что в больнице ничего не допросишься, даже элементарного анальгина. Конечно, это все "чушь собачья", что "за бесплатно" никто  к тебе не подойдёт, не подскажет, и что врача для родов нужно "умасливать и прикармливать денежкой".  Но есть, есть ещё врачи,  памятуя "классика, "в русских селеньях"! Врачи от бога, Врачи с большой буквы, которым я часто - часто говорю СПАСИБО. За моих сыновей. За то, что кормление грудью научило меня быть настоящей матерью. Чувствовать состояние своего ребёночка, чувствовать перепады его настроения, уметь прикосновением руки снимать спазмы и колики, успокаивать на своей груди, слушать его сонное дыхание и впитывать запах его кожицы - запах маленького ребёнка, пахнущего мамкиным молочком.

О чем будущие матери думают в такие минуты?

***
Я держала в руках бирочки, оранжевые такие.  Их надевают на только что родившегося ребенка.
Я застыла у окна, боясь потерять то ощущение тревоги и нечаянной радости.
Хрупкой. Почти прозрачной. Будто тот же мороз за окошком.
То же утро под новый год.

Когда ОН родился, врач выдала фразу, которую я помню до сих пор: «О-о-о!! МУЖИКА родили», и я тут же подумала, что муж будет очень рад, что родился именно мальчик.
Роды были скорые, врач что-то быстро скомандовала, и под неумелым надавливанием акушера- экстерна все ЭТО произошло.

Малыш родился! И не заплакал так голосисто, как четырехмесячные дети в отечественных фильмах 60-х годов, выдаваемые народу за новорожденных младенцев.
Он не расправил свои легкие сразу, а будто захлебывался, вскрикивая. И пяточки у него были синие. Это меня поразило. А потом была капельница, всякие разные медицинские хитрости, о которых только как о чудеса и рассказывать. Зато  я видела, извернувшись, что моего малыша положили на специальную детскую лежалку, стали вытирать, измерять и все такое. Тут сработало, наконец-то, лекарство, которое во время схваток или уже потуг, мне  наскоро ввели в вену, и я "улетела".

Вот, думала я, я наркоманка. Эти звуки-вызвуки, эхом грохающие со всех сторон, были чем- то пугающим, но каким - то манким и поглощающим реальность.  А потом я увидела людей, которые копошатся и суетятся вокруг. Они ходили вверх ногами, их зеленая одежда походила на костюмы марсиан, для полной достоверности им не хватало только усиков – антенн на головах. Итак, голоса грохали, зеленые люди ходили вверх ногами, а мне казалось, что меня заживо замораживают. «Кровавая ты какая», - ухало в воздухе железными прессами эхо, и женщину, раздражение в голосе которой в преддверии Нового года я простила только за то, что она помогла мне не умереть, и за то, что доложила нашему папе после дразнящего робкого звонка в сравнении с ее громовым голосом: «…мальчик… три четыреста пятьдесят восемь… пятьдесят один сантиметр… в 12-05…»

«Сколько же вас здесь?» - не удержалась и спросила я.
«Нас?.. - удивился мужчина-марсианин. - Трое».
«А мне кажется, вас штук двадцать», - проговорила я и услышала дружный хохот…

***
Именно нянечке я благодарна больше всего. Она кротко подошла ко мне и накрыла мне ноги двумя сложенными покрывалами.
" Отдавай, отдахай, дочка. Дед Мороза ты родила, да... десять девок сегодня, а он - один".
Из окна несло страшенно – на улице буйствовал декабрь, завьюживал пути-дороги и скрЫпел под нашими ногами еще и через неделю, после наступления Нового года, когда я бережно передала своего первенца в заботливые папины руки.

Через два года я вновь держала в руках бирочки, оранжевые такие.  Их надевают на только что родившегося ребенка.  Я застыла у окна. На подоконнике в керамической вазе рос комнатный гранат. Его листья были плотные и гладкие, и я вспомнила про рубиновые бусины на платье своей " немецкой" куклы Верочки, там, в детстве  они так похожи были на диковинные зерна терпкого на вкус фрукта, который папа купил на рынке. Папка вообще был удивительный! Он приходил с работы и заговорчески подмигивал. Мы с братом бежали к нему и с разбегу прыгали, повисая на его руках, жилистых, сильных, с "камеными" мускулами, которые мы с гордостью потом ощупывали. А в карманах у него... всегда подарки! Монпасье в круглой жестяной коробочке, или цветной горошек- драже, или арахис в глазури. Папка! Когда я пошла в первый класс, ты выступал мне парту. Самую настоящую! Как в школе. Только моя вкусно пахла "живой" древесиной, и на ней я так любила сидеть! Однажды в прописи сделала ошибку и разрыдалась: мою прописью не покажут как лучшую в классе и не дадут рубиновую бумажную звёздочку, и в нашей " звёздочке" из пяти человек (всего было их три) не будет хватать одной бумажной звезды. Растираю слёзы, а папка тем временем опять заговорорчески подмигивать и затем говорит таким таинственным голосом: " Сейчас будем делать эксперимент". Подходит к парте  и тонкой блестящей пластинкой считает мою ошибку в прописи! Аккуратно подбирает ластиком, и - " ву а ля!" Ошибки как не бывало!

Я застыла у окна, боясь потерять то ощущение тревоги и нечаяной радости. У нас родился еще один сын. После Нового года, спустя двадцать дней. Бессонные ночи, подогревание бутылочек и молочных смесей? Нет! Я вновь кормлю грудью, укладываю своё дитятко рядом с собой ночами и мы уютно сосуществуем до следующего кормления.

В такие минуты, как эта, перед моими глазами непроизвольно встаёт картинка, - огромная картина- панно в фойе женской консультации, где приходилось подолгу сидеть на лавчонках, ожидая своей очереди. Ребенок в короткой рубашонке бежит вперед, и потому видно его  только сзади: ручки подняты навстречу солнцу, что вне сомнения радовало воображаемый небосвод, волнистые локоны напоминали локоны ангелочков со старых открыток, какие я видела в бабушкином сундучке; и весь он настолько настоящий, с перевязочками на ногах и руках, настолько реальный, что я гордо несу свой живот (если так можно сказать, конечно), шагая по улице рядом со своим мужем. Меня прямо распирает от собственной значимости. Впрочем, это чисто женская особенность.

***

Сегодня на подоконнике распустился рубиновый цветок. Острые краешки соцветия, так похожего на корону, будут трепетно тянутся к свету, солнцу, а через какое время, ближе к поздней осени, его корона станет основанием для плода, под розовато- бурой коркой которого вызреют рубиновые бусины - зёрна. Это гранат. Величественный и нежный.

Спустя двенадцать лет я вновь видела это самое панно в женской консультации. Стояла и, как полоумная, улыбалась этому малышу и солнцу над его головой: я снова беременна!











Накануне наступления Нового года я разбирала в своем шкафу, перекладывала пакетики с пеленками и распашонками, чтобы отдать сестре, недавно родившей, и вдруг наткнулась на папку с подшитыми туда заметками по уходу за ребенком, свой ежедневник, где зафиксированы малейшие изменения веса ребенка, температуры в комнате и воде в ванночке, график кормлений по часам, который буквально въелся в память за дни пребывания в роддоме, аккуратно сложенным лежал там и листочек про первый прикорм. Помню, как мамка меня учила размять желток, смешивая его с грудным молоком. А по телевизору в тот самый момент настоятельно и решительно твердили про кашу «Нестле». "Нам уже четыре месяца, пора..." Но повторив в кабинете педиатра эту фразу из рекламы дословно, услышала в ответ : "Ну, никаких каш, вы у нас на грудном вскармливании". Это сейчас я понимаю, что была чуть ли не племенной кормящей мамочкой. В поликлинике, съежившись на краешке лавки в уголочке, я кормила своего малыша, набросив на себя палантин с бахромой. И мне тогда было безразлично, что думают и говорят окружающие. Главное - мой малыш спокоен и через несколько минут будет ещё сыт и доволен, и я спокойно упакую его в комбинезончик, спущусь к нашей коляске и мы поедем домой, счастливые и не сбитые с режима. Вообще, мамка была права даже в том, что запретила категорически придерживаться кормления по часам. Так снова захотелось в те бессонные ночи, к пеленкам, развешанным в нашей маленькой комнатке общежития, в те далекие мечты о ребенке, которые стали реальностью.

Когда – то очень давно, еще в моем детстве, к мамке приезжала подруга из области, и они с вечера долго беседовали на кухне. Когда я проснулась среди ночи, то услышала их полушепот, и вот подруга тогда сказала, что самое главное – успеть до родов взять благословение у батюшки.
По телевизору была замечательная программа, «Мамина школа» называлась, я с таким энтузиазмом взялась смотреть передачу за передачей. Сейчас вспоминаю, и без улыбки не обходится. Я даже «уголок» кружевной тогда нашла среди постельного белья, и куклу красиво заворачивала в одеялко и этот уголок. Дело наверно не в разнице в возрасте, кто, когда и во сколько лет рожал, а в самом подходе к делу, в готовности стать матерью.  И девочки не зря в «дочки – матери» играют. Только у подружек мужья либо погибали, либо из командировок не вылезали, а у меня круглогодично в плавание ходил. Образ морячка с ленточками на бескозырке так и остался только мечтой.  Но главное, что я училась воспитывать ребенка, нянчить и разговаривать с ним. Заучивала потешки и колыбельные.

Тот ночной разговор мамы и ее подруги я припомнила, когда штудировала женские журналы. Было там и про то, что воды отходят, и про часы пыток на родильном ложе.
Вот сколько раз сталкивалась с описаниями в сопровождении ругательств и болей неимоверных, столько и удивлялась, а было ли со мной что – то такое??? Надо сказать, со второй половины беременности меня два раза старательно укладывали в больницу, приводя кучу доводов в пользу и правоту врачей, и я валялась в палате, наблюдая, как ноябрьский снежок заносит улочки в больничном парке, как мерно ниспадают эти хлопья, укрывая грязь улиц белым пушистым одеялом. Наш будущий папка очень волновался за нас, и всячески старался проскальзывать через подсобки в коридорчики и их переходы, чтобы встретиться со мной, и это непременно заканчивалось пощипываниями и всякими нежностями. Таблетки я не глотала, а выбрасывала, сонный порошок не принимала, а гемоглобин поднимала принесенными мужем гранатами. Сочные и рубиновые зерна аккуратно вытаскивала ложечкой, и неизменно думала о свалившемся на меня счастье. Ведь мой избранник был моим мужем, а плод нашей любви давал о себе знать то уютным комочком внутри меня; то внезапно проснувшимся юным пионером с барабанными палочками, чье имя за давностью школьных лет выбросило из памяти, - его сердечко барабанило так громко, что по возвращению домой мне стало не хватать этой уютности внутри и вот этого стука, и я прижимала сынишку к себе, прислушиваясь к ритму его сердечка.

Несомненно, с врачом мне повезло. Она своим громовым голосом посвящала ассистента- акушера в истории из своей практики, подробненько рассказывая, как прыгала с парашютом, чтобы принять роды в горном поселке у шестнадцатилетней девочки, о том, как рожала цыганка в вагоне, как цыганский барон со знанием дела советовал не нянькаться с дурной бабой, а я… я училась правильно дышать, и делала все с завидной ловкостью. Так что меня, подготовленную, можно было пускать в спецподразделения будущих рожениц. Врач укладывала нас на койки, а нянечка советовала ходить по коридору, а во время подуг дышать поглубже, ровным счетом так, будто вверх тянешься, потому что воздух – он там, наверху, и просто так его не достанешь. Потуга проходила плавно, сливаясь с болью настолько, что не чувствуешь рук, обнимающих металлический каркас кровати. В больнице, а был это четвертый этаж, я видела кучу плакатов статей, посвященных материнству и предстоящим родам. Информации было множество, но до сих пор я помню одну, в которой говорилось о даре стать матерью, о том, что именно мне, как и тысячам других женщин, предстоит родить человечка; а  боли, которыми так пугают, чуть ли не выдумка. Но боже мой, думала я, ведь это в первый раз, а в первый раз все сложно. Я приготовилась даже умереть, припомнив слова подружки, что обязательно нужно купить капельницу и всякие такие медицинские штуки. Что в больнице ничего не допросишься, даже элементарного анальгина. Конечно, это все чушь собачья, что за бесплатно никто не подойдёт, не подскажет, что врача для родов нужно умасливать и прикармливать денюшкой. Есть, есть ещё врачи в русских селеньях! Врачи от бога, Врачи с большой буквы, которым я часто - часто говорю СПАСИБО. За моих сыновей. За то, что кормление грудью научило меня быть настоящей матерью. Чувствовать состояния своего ребёночка, чувствовать перепады его настроения, прикосновением руки снимать спазмы и колики, успокаивать на своей груди, слушать его сонное дыхание и впитывать запах его кожицы - запах маленького ребёнка, пахнущего мамкиным молочком.

О чем будущие матери думают в такие минуты???

Я держала в руках бирочки, оранжевые такие.  Их надевают на только что родившегося ребенка.
Я застыла у окна, боясь потерять то ощущение тревоги и нечаянной радости.
Хрупкой. Почти прозрачной. Будто тот же мороз за окошком.
То же утро под новый год.

Когда ОН родился, врач выдала фразу, которую я помню до сих пор: «О-о-о!! МУЖИКА родили», и я тут же подумала, что муж будет очень рад, что родился именно мальчик.
Роды были скорые, врач что-то быстро скомандовала, и под неумелым надавливанием акушера все это произошло. Малыш родился. И не заплакал так голосисто, как четырехмесячные дети в отечественных фильмах 60-х годов, выдаваемые народу за новорожденных младенцев.
Он не расправил свои легкие сразу, а будто захлебывался, вскрикивая. И пяточки у него были синие. Это меня поразило. А потом были капельницы, и всякие разные медицинские хитрости, которые я заранее собиралась прихватить с собой в больницу, и я видела, извернувшись, что моего малыша положили на специальную детскую лежалку, стали вытирать, измерять и все такое. Тут сработало, наконец-то, лекарство, которое во время схваток или уже потуг ввели наскоро мне в руку, и я улетела.

Вот, думала я, я наркоманка. Эти звуки-вызвуки, эхом грохающие со всех сторон. А потом я увидела людей, которые копошатся и суетятся вокруг. Они ходили вверх ногами, их зеленая одежда походила на костюмы марсиан, для полной достоверности им не хватало только усиков – антенн на головах. Итак, голоса грохали, зеленые люди ходили вверх ногами, а мне казалось, что меня заживо замораживают. «Кровавая ты какая», - ухало в воздухе железными прессами эхо, и раздражение женщины в преддверии Нового года я простила только за то, что помогла мне не умереть, и за то, что доложила нашему папе после дразнящего робкого звонка в сравнении с ее громовым голосом: «…мальчик… три четыреста пятьдесят восемь… пятьдесят один сантиметр… в 12-05…»

«Сколько же вас здесь?» - не удержалась и спросила я.
«Нас???… Трое».
«А мне кажется, вас штук двадцать», - и услышала дружный хохот…

Именно нянечке я благодарна больше всего. Она кротко подошла ко мне и накрыла мне ноги двумя сложенными покрывалами. Из окна несло страшенно – на улице буйствовал декабрь, завьюживал пути-дороги и скрЫпел под нашими ногами еще и через неделю, после наступления Нового года, когда я бережно передала своего первенца в заботливые папины руки.

Через два года я вновь держала в руках бирочки, оранжевые такие.  Их надевают на только что родившегося ребенка. Я застыла у окна, боясь потерять то ощущение тревоги и нечаяной радости. У нас родился еще один сын. После Нового года, спустя двадцать дней. Бессонные ночи, подогревание бутылочек и молочных смесей? Нет! Я вновь кормлю грудью, укладываю своё дитятко рядом с собой ночами и мы уютно сосуществуем до следующего кормления.

В такие минуты, как эта, перед моими глазами непроизвольно встаёт картинка, - огромная картина- панно в фойе женской консультации, где приходилось подолгу сидеть на лавчонках, ожидая своей очереди. Ребенок в короткой рубашонке бежит вперед, и потому видно его  только сзади: ручки подняты навстречу солнцу, что вне сомнения радовало воображаемый небосвод, волнистые локоны напоминали локоны ангелочков со старых открыток, какие я видела в бабушкином сундучке; и весь он настолько настоящий, с перевязочками на ногах и руках, настолько реальный, что я гордо несу свой живот (если так можно сказать, конечно), шагая по улице рядом со своим мужем. Меня прямо распирает от собственной значимости. Впрочем, это чисто женская особенность.

Спустя двенадцать лет я вновь видела это самое панно в женской консультации. Стояла и как полоумная улыбалась этому малышу и солнцу над его головой: я снова беременна!