Слово о Свирской дивизии

От одного до другого берега карельской реки Свирь будет, пожалуй, с полкилометра, а глубина её местами доходит до 10  и более метров. На другом берегу финны - обжились, вросли корнями в землю за два с половиной года обороны. Ни черта их не выковыряешь снарядами из траншей и дзотов  - надо форсировать Свирь.
Ранним утром 22 июня  1944 года в районе города Лодейное Поле началась артподготовка к атаке.
Наши артиллеристы, - рассказывает ветеран войны Иван Афанасьевич Перепелкин, - три с половиной часа палили изо всех орудий. Казалось, на том берегу не осталось живого места. Но когда  12 тысяч бойцов, начали форсировать Свирь, финны открыли  стрельбу из миномётов. Деревянные лодки и плоты, на которых плыли  солдаты, разлетались вдребезги. Многие бойцы ушли на дно реки, и вода над ними окрасилась кровью.
Были у нас при форсировании и американские вездеходы - амфибии. Передовым нашим частям пришлось вступить в рукопашный бой с финнами. Сломив сопротивление противника, мы захватили плацдарм и отбросили врагов на 10-15 километров.
Видно, долго жить собирались финны на берегу этой реки:  траншеи, были обиты толстым тёсом, в некоторых добротных землянках остались женские тряпки - офицеры жили с жёнами.
Каждой  дивизии нашего корпуса за форсирование реки Свирь приказом верховного главнокомандующего было присвоено почётное наименование «Свирская» и объявлена благодарность всему личному составу. А 16-ть воинов  удостоены звания Героя Советского Союза.
Моя сотая гвардейская воздушно-десантная дивизия  на Карельском фронте участвовала в освобождение Старой Слободы, штурме Самбатуксы, Мегреги, Слонца, Ильинской, Видлицы, Большой горы и других населенных пунктов. 
Мы трое суток без сна и отдыха продвигались с боями  в глубь территории.  Вокруг были леса да болота, снабжение отставало, да и подъехать по таким топям машины не могли. Голод нам буквально сводил животы,  силы  были на исходе. И вот мы с товарищем увидели убитую лошадь. Под июльским солнцем она  вздулась, в ране  ползали черви. Острыми финками мы вырезали из туши наиболее чистую часть мяса, порезали его на мелкие куски, прополоскали их в каске и стали есть. Первые куски прожевывали долго, но так и не смогли разжевать и стали проталкивать их пальцем в горло. Таким образом, мы съели полную каску мяса.
Костер разводить было нельзя. Да что там костер! Даже курить не разрешали. Любой маленький огонек противник мог бы заметить за 2-3 километра и тогда бы шквальный обстрел обрушился на всю дивизию. А если б финны и не заметили костра, так свои могли б расстрелять за нарушение приказа.
17 июля 1944 года, когда дивизион форсировал речку  Тулемаёки, я был ранен - пуля на выходе взорвалась и разорвала сухожилие под коленным суставом. Нога сразу согнулась и залилась теплой кровью.
Солдат меня оттащил в свежую воронку, и я, не спавший трое суток, сразу же уснул, как убитый. Когда проснулся, солнце уже стояло высоко. Я разорвал нательную рубашку на полоски и перебинтовал рану. Голова кружилась от большой потери крови, и опять страшно мучил голод. Недалеко от меня лежал застреленный в бою фин. Я подполз к нему, пошарил в его ранце, нашел галеты, съел их, и вроде бы сил прибавилось. Опираясь на винтовку, встал на одной ноге, другую, согнутую в колене с разорванным сухожилием, поставил на оптический прицел винтовки, воткнутой стволом в землю, и прикрутил ивовыми прутьями. Получился своеобразный протез-костыль. Преодолевая боль, я продвигался вперед. Пройду метров десять и останавливаюсь - круги перед глазами, земля под ногами, как плот, качается. Слышу вдруг впереди голоса. Свои, чужие - не разобрать. Несмотря на то, что мне было тяжело идти, я захватил с собой автомат, противотанковую гранату и две лимонки. Думаю, если наткнусь на финнов, буду отстреливаться до последнего патрона, а потом подорву себя гранатой. Так нас учили. Считалось: сдался в плен - изменник родины.
Но когда подошёл поближе, оказалось, что это наши. Вижу, к студебекеру прицеплена дымящаяся кухня. Повар мне кричит:
- Солдат! Хочешь кушать!
Полную каску набросал мне пшенной каши с американской тушенкой и дал булку хлеба. Впервые за три дня я наелся досыта.
Потом на попутной машине, которая шла в тыл, меня доставили до ближайшей деревни, где на скорую руку был организован медсанбат. В длинном сарае на соломе лежало человек сто раненых солдат. Лекарств не было - не успели подвезти. Вместо операционного стола - две  скамьи. Меня положили на них. Одна медсестра крепко держала мою голову, другая ноги, чтоб я не дергался - вот и всё «обезболивающее». Хирург удалил из ноги мелкие осколки разрывной пули, сделал первоначальную обработку раны. Меня погрузили на студебекер и отвезли в Лодейное Поле в  походный госпиталь. Там мне сделали вторую операцию. А потом  в Вологодской области - третью. Вот такой  сложной оказалась эта рана - слишком много мелких осколков от разрывной пули вонзилось в тело. Но врачи меня все-таки поставили на ноги. Я прыгал уже на костылях,  когда до меня донеслась весть о том, что финны капитулировали.
В середине августа 1944 года дивизии 37 гвардейского воздушно-десантного корпуса возвращались с Карельского фронта  в тыл для короткого отдыха и пополнения: из 36 тысяч бойцов личного состава в трёх дивизиях в строю осталось только 12 тысяч .
К своему полку привыкаешь, как к родной семье. И вот когда я узнал о дислокации наших дивизий, сердце дрогнуло. Вместе с двенадцатью другими однополчанами, лежавшими со мной в госпитале, мы решили сбежать к своим.  Ночью на костылях, в нижнем белье и тапочках я тайком ушел с товарищами на вокзал станции Чагода Вологодской области.  Оттуда со своим полком в товарняке мы доехали до города Могилёва. Сорок дней я долечивался там в госпитале. Документы нам из Чагоды выслали через месяц. И опять я встал в строй десантников, и опять начались тренировки - прыжки с парашюта, учебная стрельба, походы по азимуту…

                *   

18 января 1945 года 37 гвардейский воздушно-десантный корпус выехал на 3-й Украинский фронт. Вместе с ним Иван Афанасьевич Перепелкин, рассказавший эту историю,  в составе 98-й воздушно-десантной дивизии прошел большой победоносный боевой путь по Европе. На 2 и 3 Украинских фронтах воевал сначала снайпером, потом, в конце апреля, его назначили на должность командира отделения.
 7 мая,  он был легко ранен осколком снаряда, но весть о Победе, прозвучавшую 8 мая, встретил в строю.
 Ликование было полное, - улыбается он, - мы салютовали из пистолетов, автоматов, кричали «Ура!», обнимались.
10 мая наша дивизия у города Страконитце встретилась с союзниками - американскими войсками. Многие  из нас тогда впервые увидели негров.
- Вы, что пешком сюда пришли? -  совершено серьёзно спросили они у нас.
- Да, - пошутили мы в ответ, - А вы, как продвигаетесь?
- Сначала авиация, потом артиллерия пробьют путь, потом танки пройдут, бронетранспортеры, а потом мы с автоматами и пулемётами едем на студебекерах.
Да, наши солдаты так комфортно не воевали, и поэтому сегодня, когда некоторые зарубежные «историки» пытаются приписать победу в Великой Отечественной войне себе, наши ветераны войны только с иронией улыбаются.
За участие в разгроме группировки немцев в составе 11 танковых дивизий в районе озера Балатон и освобождения ряда венгерских городов 98-я Свирская дивизия была награждена орденом Красного Знамени и орденом Кутузова. Личному её составу объявлена благодарность верховного  главнокомандующего, особо отличившиеся бойцы были награждены и получили высокое почётное право участвовать в параде Победы на Красной площади. Шаги, которые они впечатали в брусчатку у Кремля, остались навсегда в мировой истории.