Двадцать три

  Разбитая большая квартира, населенная ордами рыжих тараканов и одним котом грязновато-розового цвета с полубезумными глазами. Хозяйка здесь только ночует.
 Обычно возвращается под вечер. Открывает обитую оранжевым дермантином дверь с  хлипким замком. В руке - пакет с яйцами и хлебом. Скидывает в прихожей туфли, идет на кухню. Включает свет, и мурашки бегут у нее по спине от легкого шуршания сотен тонких ножек – это разбегаются по углам тараканы.

   Здесь им давно уже нечем питаться. На кухне - пустота: ни крошек в хлебнице, ни мусора в помойном ведре. Только сиротливо капает кран, да над кошачьей миской витает запах вареной салаки. Но тараканы не уходят, может, потому, что им здесь нечего бояться.
   Хозяйка всегда  входит деликатнейшим образом: сначала включает свет и немного ждет, переминаясь с ноги на ногу в маленьком коридорчике, ведущем на кухню, пока тараканы  разбегаются по своим темным закоулкам. Бывает, конечно,  что  она прибьет кого-то из них, страдальчески охая и морщась от отвращения, но это если уж он совсем распоясался и забрался, например, под корешок ее любимой книги, которую она перечитывает перед сном.

   Положив пакет на стол, она идет в ванную и включает воду. Смотрит, как заполняется ванна, покрытая потрескавшейся шероховатой эмалью, слушает шум воды: сначала она льется звонко, потом более гулко. Трогает воду, делает чуть горячей, оставляет ее набираться.

   Дел немного. Обязательно надо накормить кота, желательно еще и поесть самой.Яичница с черным хлебом - милое дело. Дешево, сердито и, главное,  быстро. Полежать в тёплой воде - это уже удовольствие, на него не всегда хватает сил. Потом приходится забираться в холодную  постель и ждать, пока напитаются ее теплом простыня и одеяло.
  Лёжа в темноте, она слушает гул в ушах и тихие шаги кота,  крадущегося из кухни. Он мягко запрыгивает на кровать, долго выбирает место и наконец  укладывается в ногах. Они существуют на параллелях, не навязываясь друг другу с нежностями. Однажды  она, причесываясь утром перед зеркалом,  заметила на себе его взгляд: лунно-желтые глаза смотрели широко, испуганно и почти безумно. Такой же взгляд она увидела у своего отражения в зеркале, только глаза были зеленоватые.

   Сегодня ей не хочется включать свет, чтобы почитать о чужих переживаниях. Под закрытыми веками итак мельтешат строчки и буковки: она четыре часа подряд вычитывала корректуру завтрашнего номера. 

  Так она  и засыпает, прислушиваясь к шуршанию лапок за давно отставшими обоями. 

  ...Белый широкий подоконник, распахнутое окно. Внизу - двор, знакомые тополя. Жалобно и противно скрипят качели, но на них никого нет. Она шагает в распахнутое окно и летит куда-то в темноту, в неизвестный город, где её никто не ждет, но куда так надо попасть - заглянуть в освещенные окна, увидеть еще раз  его лицо. Она пока еще ни разу не добралась до места: тело, такое лёгкое в начале полёта, становилось всё тяжелей и непослушней; росла неуверенность: туда ли лечу; земля становилась всё ближе, а цель - всё дальше...

 Но в эту ночь сон был другим. Она шла по  пляжу, ветер гнал легкие облака, раздувал и спутывал волосы, вплетая в них острый солоноватый запах тины.  В песке что-то блеснуло. Она наклонилась и подняла монетку - на одной стороне был отчеканен профиль, на  другой выпуклые цифры 2 и 3. Двадцать три... Монетка была теплой и тяжелой.

 Проснулась она раньше, чем прозвонил будильник. Разжала онемевшую ладонь и вспомнила свой сон. Двадцать три. Столько ей исполнилось совсем недавно.  Прошло два года с той последней встречи. Два года снов и одиночества среди книжных полок и тараканов…

  В этот день на работу надо было после обеда. Она быстренько оделась, сбегала в ближайший магазинчик и купила там четыре баллончика с какой-то едкой жидкостью.  Запыхавшись, взбежала на свой пятый этаж, плотно закрыла все окна,  заперла кота в комнате и, читая инструкцию на баллончике,  решительно пошла на кухню.

  Она поливала и поливала все углы и закоулки этой едкой гадостью, с отчаянием, потом почти с остервенением. Из глаз лились слезы, голова начала кружиться.

  Когда опустел последний баллончик, она  поставила его на стол, заваленный хрусткими трупиками. Некоторые еще дергали лапками. Брррр. противно и жалко. Потом пошла в прихожую, схватила с вешалки куртку, зашла в комнату и взяла на руки кота. Он не был на улице два года -  с тех пор, как его маленьким котенком принесли в эту квартиру.Вцепился ей в руки когтями.

- Ну, глупый ты котище, не бойся, я же с тобой, я с тобой, - шептала она, спускаясь по лестнице.

Она открыла дверь на улицу и остановилась,  зажмурившись  от яркого солнца, а кот, ошалевший от  волны  запахов, птичьего гомона, яркого света, бешено и отчаянно рвался из рук. Он сделал рывок, вывернулся, и она разжала руки. Пригнувшись к земле, втянув голову и прижав уши, кот попытался скрыться в подъезде. Но железная дверь уже закрылась.