Лики Кавказа. Часть вторая 6

       27.Князь Барятинский


«Воины Кавказа! Смотря на вас и дивясь вам, я вырос и возмужал. От вас и ради вас я осчастливлен назначением быть вождем вашим и трудиться буду, чтобы оправдать такую милость, счастие и великую  для меня честь. Да поможет нам во всех предприятиях на славу государя»
                Обращение Барятинского к солдатам Кавказской армии по случаю его назначения наместником Кавказа.

Восточная война закончилась поражением России. На Кавказе все еще шла кровопролитная война с горцами. Измученные затяжной бессмысленной бойней, народы Кавказа (дагестанцы и чеченцы и т.д.) требовали мира. Политика Муравьева, который наладил с имамом временное перемирие,  закончилась удачно для России. Имам Шамиль сдержал обещанное Муравьеву слово. Горцы не ударили в тыл занятой войной с Турцией России. Подавленная поражением Россия, в лице Государя Александра Второго, требовала, пусть скромной, но победы. Надо было как-то отметить свое вступление на трон. Поражение в Крымской войне омрачало начало его царствования. Путь, избранный наместником Муравьевым, считавшим, что горцев лучше иметь в кунаках, чем во врагах, не отвечал интересам правящих кругов империи. Еще в самом начале Кавказкой войны Ермолов озвучил требование России к кавказцам в письме императору Александру Первому: «Мужикам, проживающим между Тереком и Сунжей и прозванными мирными, я установил правила и службу, которые дадут им ясно понять, что они подданные Вашего Императорского Величества, а не союзники, на что они рассчитывали». Время показало, что горцы не хотят быть крепостными, как  русские крестьяне. Тяга к вольной жизни для кавказцев была сильнее неволи и даже смерть во имя свободы была для них предпочтительней чем находиться в положении бесправных крепостных крестьян. 
С назначением на должность наместника Кавказа князя Барятинского наступает новая веха в кровопролитном противостоянии в Кавказской войне. Веха, ознаменовавшаяся громкой победой русского оружия, русской армии. Упавший было престиж армии, после поражения в Восточной войне,  был вновь поднят.  Барятинский сделал то, что не могли сделать все его предшественники. Отныне Кавказ уже не был кладбищем русских солдат. Однако говорить о Барятинском как об абсолютном триумфаторе было бы не эстетично и не интеллигентно. Да,  ему принадлежат лавры, взятие в плен имама Шамиля и замирение всего непокорного края, но Барятинский всего лишь завершил дело, начатое его предшественниками. Лавры победителя должны были получить не только Барятинский, но и Воронцов, который по сути и положил начало замирению Кавказа, и Муравьев – Карский, который не только продолжил дело Воронцова, но и выиграл столь бесценное для России время в период Восточной войны и сумел привлечь на сторону России симпатии местного народа, сделал все для того, чтобы сами горцы стали относиться к России не как врагу, а как к защитнице от вечных столкновений и бессмысленной братоубийственной войны. (Как видно из истории войны, по сути Кавказская война во многом для кавказцев была братоубийственной, можно сказать, гражданской войной.) Но, увы, как часто это бывало в истории России, истинные герои «замирения» неспокойного края во многом остались в тени.
Родился Барятинский Александр Иванович в 1815 году и происходил из знатного рода. Предки его вели свое начало от Рюриковичей, где-то в двадцатом колене. Отец будущего героя Кавказской войны владел богатым имением Ивановским в Курской губернии. И своего наследника он готовил и воспитывал в духе обычного помещика, владельца имения. Отец мечтал видеть сына финансистом или агрономом, но вопреки воле отца, которого Саша Барятинский потерял слишком рано, будущий герой Кавказской войны выбрал стезю военного.
После рождения сына Барятинский-старший составил программу его воспитания. В основу воспитания был положен принцип: нравственность – опора личности, а ложь и неумеренность – главные пороки человека. Любопытно и вместе с тем оригинально звучит завещание отца: «Я прошу как милость не делать из него ни военного, ни придворного, ни дипломата. У нас и без того много героев, декорированных хвастунов, куртизанов. Россия – большой гигант, долг людей, избранных по своему происхождению и богатству, действительно служить и поддерживать государство».
Завещание отца Саша Барятинский не выполнил. В 1825 году судьба свела   десятилетнего Александра Барятинского с проезжавшим по пути в Таганрог императором Александром Первым. Семья Барятинских вскоре переехала в Петербург, где к 16 – ти годам у юноши созрело желание поступить на военную службу. После упорной борьбы с родственниками, которые, разумеется, не одобрили его желания пойти на службу, Александр определяется в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров с зачислением в Кавалергардский полк. Впереди его ждала долгая служба на благо Отечества. Поначалу  служба у Барятинского не заладилась, что  вызвало неудовольствие самого императора Николая Первого. В ноябре 1832 года в школу гвардейских юнкеров и подпрапорщиков поступает юнкер лейб-гусарского полка М. Ю. Лермонтов. Юный Барятинский не был обойден вниманием начинающего поэта Лермонтова, который, вероятно, сильно ему завидовал. Рассказывали, что однажды молодые люди всерьез поссорились. Причиной тому стал спор из-за излюбленной идеи корнета Лермонтова о том, что человек способен подавлять лишь свои душевные страдания, но не физические. Барятинский молча подошел к столу, взял горячее стекло лампы, прошелся по комнате и поставил стекло на стол,  не раздавив его. Рука была сожжена до кости и два месяца держалась на повязке. За подобные шалости и неуспеваемость Александр Иванович был выпущен не в кавалерграды, а в гатчинские кирасиры.  Приключения продолжались и здесь. Перечислить все шалости юного Барятинского нет времени и смысла. Обращает на себя внимание лишь один проступок, из-за  которого организатор Трубецкой был разжалован в рядовые и отправлен на Кавказ, а юный Барятинский несколько месяцев находился под арестом и в марте 1835 года все же угодил к горцам на Кавказ.
Во время праздничного гулянья высшего петербургского света на Черной речке во флотилию празднично украшенных лодок и яликов врезался черный челн с гробом. Под крики возмущенного общества челн вдруг резко наклонился, и гроб соскользнул в воду. Раздались крики: «Мертвеца утопили!» - и началась жуткая паника. «Пиратский» экипаж за сорванный праздник получил на всю катушку.
В апреле 1835 года причисленный к конному полку черноморских казаков А.И. Барятинский представлялся генералу А.А Вельяминову.  В первом же «деле», в битве с горцами во время экспедиции под командованием генерала Вельяминова, в одном из битв во главе сотни казаков Барятинский бросился в атаку, обратил противника в бегство, но и сам  получил ранение в бок. За этот подвиг был отмечен наградой, золотой саблей с надписью «За храбрость».
1 января 1836 года, после лечения, Барятинский служит лично у императорского наследника великого князя Александра Николаевича, будущего императора Александра Второго. Следуя за своим шефом, наследником престола, Александр Иванович отправляется в трехгодичное путешествие по Европе. За это время он старается пополнить свое образование и собирает богатую библиотеку. Светская жизнь оказалась не по нраву молодому Барятинскому, она ему, образно выражаясь,  претила.  И вот, наконец, в 1845 году он вновь, уже в чине полковника, отправляется на Кавказ. Батальон, в котором Барятинский был назначен командиром, участвует в «знаменитой» Даргинской экспедиции. Доблестно проявил себя в ожесточенной схватке при занятии Андийских высот, чем вызывает восхищение наместника Воронцова.  Наградой за отвагу ему были орден святого Георгия 4-й степени и ранение.
Кавказ произвел на Барятинского сильное впечатление и, несмотря ни на что, сразу после лечения,  он из Петербурга отправляется на службу, на Кавказ. По прибытии в 1847 году Александр Иванович получает под свое начало ставший ему родным Кабардинский полк. В следующем 1848 году полк Барятинского отличился в бою под сильно укрепленной крепостью – селом Гергебиль. За что был удостоен чина генерал-майора и зачисления в свиту его императорского величества.
В начале пятидесятых годов девятнадцатого века Барятинский попал в немилость к Его императорскому величеству Николаю Первому. Причиной тому были не военные неудачи боевого генерала, а отказ жениться на М. Столыпиной, кандидатуру которой предложил сам император. Вскоре «богатый жених» был отстранен от командования полком. За время вынужденного бездействия Барятинский много времени посвятил изучению вопросов, связанных с Кавказом: того, каким способом и как можно будет добиться окончательного замирения неспокойного края. К концу того же 1850 года царская опала вновь сменилась милостью. Вернее, за него слово замолвил не кто иной, как сам цесаревич, будущий император великий князь Александр Николаевич.
Барятинского назначают командиром Кавказской гренадерской бригады. Зимой следующего года Александр Иванович становится начальником левого фланга Кавказской укрепленной линии. В последующие годы Барятинский проводит две крупные экспедиции против Большой Чечни – главного района действий имама Шамиля. Разумеется, операции эти Барятинский проводит в наступательном духе, можно сказать, чрезмерно жестко. В ходе этих операций русские войска впервые за много лет прошли через всю Большую Чечню. Неприступной оставалась лишь часть ее с восточной стороны, с лесистого и крутого Качкалыкского хребта. Самое главное достоинство этих экспедиций заключалось в том, что Барятинский потерял незначительное количество солдат. Тому способствовало то, что Александр Иванович в отличие от всех своих предшественников перед тем, как выступить в поход, провел разведку, и к тому же умелые боевые действия сопровождались прокладкой  новых дорог и лесных просек. (Как описывалось в главе о Воронцове, со второй половины пятидесятых годов девятнадцатого века наместником Кавказа был выработан план так называемой «войны  с деревьями», то есть вырубка лесов и прокладка дорог. Ф.Д.)  За умелое командование в ходе двух последних экспедиций Барятинский приказом наместника Воронцова назначается на должность начальника главного штаба русских войск на Кавказе с повышением в чине, пожалован в генерал-адъютанты.  Крымская или Восточная война отвлекла Барятинского от дел кавказских на границу с Турцией. Корпус Барятинского участвует в поражении турков под Кюрук-Дарой, сам он был награжден орденом святого Георгия 3-й степени.
С новым наместником Муравьевым у Александра Ивановича отношения сложились не в лучшую сторону. Энергичный и волевой Барятинский не смог ужиться с педантичным и требовательным Муравьевым. На время Барятинский покидает Кавказ. В 1856 году умер император Николай Первый. Новый император Александр Второй, на службе у которого находился когда-то Барятинский и которого Александр Иванович заслонил собою в стычке с горцами, во время пребывания на Кавказе цесаревича, получив при этом серьезное ранение, сместил с должности Муравьева и на его место назначил Барятинского.  (Назначить на эту должность Барятинского еще в 1854 году предлагал не кто иной, как сам Воронцов. Николай Первый счел нужным вместо пылкого и агрессивного Барятинского назначить  спокойного и даже чересчур осторожного Реада. Мотивируя свой выбор тем, что излишняя горячность может повредить России накануне грядущей  войны.).
За проигранную Крымскую войну нужен был реванш, хоть какая-либо победа. Нужен был новый герой. Муравьев со своей политикой примирения  с горцами, с Шамилем, для этой роли не подходил. Произведенный в связи с назначением на должность наместника в генералы от инфантерии Барятинский оправдал доверие своего государя. Он получил возможность поставить точку в многолетней кровопролитной войне. При вступлении в должность Барятинский произнес полную патетики и героизма речь к своим солдатам. Но справедливости ради нельзя не отметить и тот факт, что к тому моменту сила имамата была уже не та, что при предшественниках Барятинского. Кавказцы сами были измучены долгой и бесконечной войной. Если раньше у имама была какая-то надежда на помощь от Турции, Англии и Франции, то теперь после перемирия в Восточной войне эти иллюзии рассеялись. Вопрос о независимой Горской или Черкесской стране участники мирных переговоров с Россией в Париже даже и не ставили. Вернее, Россия сумела, воспользовавшись извечным соперничеством Англии и Франции, уйти от решения этого вопроса. Теперь и сам имам Шамиль понимал, что если кто и проиграл в Крымской войне, так это он. Экономически выдержать столь затяжную войну народы Кавказа уже не могли. Местное население теперь открыто стали переходить на сторону России. К тому же вовсю начала работать политика, начатая еще Воронцовым, поддержанная и продолженная Муравьевым. На смену отсталому раннефеодальному укладу жизни на Кавказе внедрялись более прогрессивные капиталистические экономические отношения. Натуральное хозяйство и меновая торговля вытеснялись промышленностью и развитой торговлей с Россией.
Чтобы покончить с  претензиями Англии и Турции, нужно было поскорее закончить войну на Кавказе. Барятинскому решить эту задачу удалось с успехом. Экспедиции, предпринимаемые русской армией, заканчивались  победами русских.  За время с 1856 по 1859 год имам Шамиль не смог одержать ни одной победы. Крепости и укрепления имама, которые штурмовал Барятинский либо терпели поражения, либо сдавались русским без боя. 
Некоторые историки считают, что Барятинский реально переоценивал возможности и силу имама. И потому Александр Иванович не отверг, а продолжил политику, начатую Воронцовым. По-прежнему велась «война с лесам»,  русская армия все увеличивала площадь вырубаемых лесов, селения, попадавшие на пути этой грандиозной рубки, либо переселяли на плоскость, поближе к укрепленной линии, либо жители сами убегали все дальше в горы.  Исподволь перетягивались на сторону России бывшие наибы имама Шамиля. Когда в 1859 году Барятинский осадил последний оплот имама - село Гуниб, верными Шамилю остались лишь около полтысячи мюридов.               
25 августа 1859 года имам Шамиль сдался в плен командующему Кавказским корпусом Барятинскому. В целом, несмотря на небольшие очаги сопротивления, война закончилась. В судьбах горцев произошли коренные изменения. Барятинский в числе первых понял и оценил эти изменения. В обращении, выпущенном 27 августа 1860 года к народам Дагестана, он писал: «Вся Чечня и Дагестан ныне покорились державе российского императора». В целом это была не голословная, рассчитанная на усмирение горцев прокламация. Эта была констатация факта. В тот же день в рапорте военному министру Д.А. Милютину главнокомандующий писал: «Итак, мюридизму нанесен последний удар. Судьба Восточного Кавказа решена окончательно… Полувековая война на Восточном Кавказе окончена… Я сделал распоряжение о немедленном устройстве во всех новопокоренных общества нашего управления». Теперь перед наместником стояла задача гораздо боле трудная, чем вести войну. Из генерала войны Барятинский превращался автоматически в генерала мира и гражданского обустройства.  Теперь ему предстояло сделать то, чего не удавалось до сих пор ни одному его предшественнику, выработать план сосуществования горцев с русскими, пусть пока с представителями военно - административного руководства.  Ни Ермоловский жесткий план, ни либеральный план Паскевича, как показала практика, на деле не  сработали. Свое видение управления непокорным краем фельдмаршал видел в следующем: «Прочность завоеваний каждого великого народа зависит от двух главных условий: хорошей системы военных действий и мудрой политики в управлении страной. Менее всего можно устрашить войной людей, которые от колыбели привыкли к ней и в ней же видят себе славу и честь; следовательно нужно, чтобы к завоеванию оружием пришла на помощь цивилизация и торговля. Непримиримая борьба возникает тогда, когда существует убеждение, что цель завоевателя есть уничтожения веры, обычаев и прав собственности. Очевидно, что нужно употребить все меры, чтобы не дать повод зародиться этим причинам. В России это тем более возможно, что Государь, очевидно, не желает отнимать земли у туземцев, ни уничтожить их веру и обычаи, а напротив, желание царя – упрочить благосостояние туземцев и возвысить его на ту же степень благоденствия, которыми пользуются другие народы России. Все это должно быть принято основными правилами покорения. Между тем до сих пор отношения наши к непокорным племенам, а также система управления и войны, так часто менялись, что не только неприятель, но даже большею частью лица составляющие управление, не знают хорошо, чего держаться. Основание системы управления краем должны быть по возможности применены к быту и правам туземцев, вводя в эту систему даже те порядки, которые введены правителями племен непокорных, если только эти порядки не противны нашим интересам". 
Барятинский убедил правительство сохранить в Дагестане и других местах расселения кавказских горцев «народное право» (адат) и самоуправляющую общину под контролем властей, иначе говоря, создать военно-народное управление.  (Еще в 1852 году Барятинский, внимательно изучив опыт Имамата Шамиля, предложил правительству свои проекты, одобренные Воронцовым и императором. В крепости Грозной даже был куплен дом для размещения новоиспеченной чеченской администрации и запланированы средства на содержание управления «начальника чеченского народа».) Сущностью этой судебно-правовой системы была следующая: «Система военно-народного управления, созданная на Кавказе в период борьбы русских войск с местными горцами основана на сосредоточении  административной власти в руках отдельных офицеров, под высшим руководством главнокомандующего Кавказской армией, и на представлении населению во внутренних делах ведаться по своим адатам» (граф Воронцов-Дашков И.И. Генерал-адъютант. Последний наместник Кавказского края 1905-1915 г.г.) 
Вообще-то идея такого правления не принадлежала самому Барятинскому. Приверженцами этой идеи были Н.В. Ханыков и А.В. Комаров и другие первые исследователи дагестанского адата. Они увидели в адатах силу, способную предотвратить распространение шариата и основанного на нем движения мюридизма, то есть мусульманского повстанчества, связанного с суфийскими шейхами братства накшбандия. При Барятинском были упразднены вольные общества и ханства, тем не менее территориальные деление на округа остались примерно в тех же границах что и при имаме Шамиле, который в свою очередь разделение на наибства проводил в тех же границах, в каких были вольные общества и ханства до начала Кавказской войны. В большинстве случаях наибами округов после окончательного замирения остались те же, что и были при Шамиле. Среди таковых можно назвать таких, как Мухаммед из Гоцоба, Исмаил, сын Инхов-хаджи Чохского и т.д. Некоторые наибы Шамиля были обласканы новой властью и стали царскими офицерами горской милиции, среди таковых можно назвать и такую, как ныне принято говорить, одиозную фигуру, как Кибит-Магома Тилитлинский. В целом опыт Барятинского в интересах мира и спокойствия края в конечном счете можно считать позитивным. (К примеру, в нынешних чеченских событиях российское правительство по отношению ко многим бывшим полевым командирам Дудаева поступило подобным образом).  План военно-народного управления, примененный в Дагестане, Барятинский в начале 1860-х годов попытался распространить и на весь Северный Кавказ. Однако вскоре его план окончательно был сорван сгоном подавляющегося большинства горцев с их земель. Уже в первой половине 60-х годов 19 века основная масса коренного мусульманского населения края эмигрировала в Османскую империю. Их земли были заняты казаками и переселенцами из Южной и Центральной России.   
Бесспорно, Барятинский в русской историографии занимает почетное место. Нет смысла перечислять все его заслуги во «славу отечества». Однако нельзя не упомянуть о той трагедии кавказских народов, которую они претерпели благодаря «милости» «победоносного»  наместника. После того как предшественником Барятинского Муравьевым – Карским были предприняты беспрецедентные меры по примирению горцев и русских, таких, как например, формирование из горцев отрядов наподобие казачьих войск, которые  стали воевать на стороне России против Турции, началось массовое прекращение горцами вооруженной борьбы против России и переход к мирной жизни. Возник вопрос о возвращении земель, отобранных в свое время и переданных казакам, своим прежним хозяевам, горцам. И вот тогда новый наместник Барятинский поспешил утвердить условия перехода горцев к мирной жизни. Разумеется, отобрать земли у казаков Барятинский не решился. По плану наместника предполагалось переселять горцев не на земли, отобранные у них в свое время, а в другие места, не исключалась возможность их переселения вглубь России. Вот тогда и родилась дьявольская затея переселения горцев в Турцию. А началось все это с усиления, как ныне бы выразились, «паспортно-визового контроля». 23 марта 1860 года генерал-фельдмаршал утвердил инструкцию для окружных начальников Левого крыла Кавказской линии. Эта инструкция закрепляла право выдачи временных билетов - паспортов горцам за русскими офицерами. Согласно этому документу начальник округа мог выдавать за своей подписью билеты туземцам, желающим отправиться по своим делам в разные места Кавказского или Закавказского края и даже во внутренние русские губернии сроком до одного года на печатных бланках, которыми снабжались также и участковые начальники. Вообще подобная система работала и до Барятинского. Наместник лишь окончательно узаконил подобную практику для всех кавказцев без исключения. Если где-либо задерживали горца без вышеназванного билета, то «нарушителя» ссылали в Сибирь или вглубь России вместе со своей семьей. Если «безбилетником» оказывался владетель, или если «безбилетник» укрывался в его владениях, то выселяли все село.  Кроме того, из  труднодоступных сел карательные экспедиции переселяли всех жителей на плоскость в села и станицы в окружении казачьих станиц. Массовое переселение подобного плана предложил командующий войсками Кубанской области генерал Евдокимов Н.И. Инициативу генерала поддержал Барятинский, и разумеется, сам император Александр Второй. Более того, император утвердил план, смысл  которого заключался в том, чтобы «изгнать горцев из их трущоб и заселить Западный Кавказ русскими». В мае 1862 года было утверждено положение о заселении предгорий западной части Главного Кавказского хребта кубанскими казаками и переселенцами из России. Горцы, не пожелавшие переселиться на равнину, вынуждены были покинуть Кавказ и эмигрировать в Османскую империю.  Правда, в истории России эта позорная акция носит название мухаджирство, то есть добровольное переселение. Само название вызывает горькую усмешку. Кавказцы, известные своей приверженностью и привязанностью к родной земле, вдруг стали просить о переселении? Тогда возникает вопрос, какой был смысл воевать на протяжении полустолетия?  Мухаджирство, как бы оно не называлось, было самой настоящей депортацией мирного населения. Об этом красноречиво говорят реляции и доклады царских генералов, которые в своих рапортах хвастливо заявляли о том, сколько обошлось казне переселение тех или иных народностей. Более полумиллиона людей (огромная цифра по тем временам) оказались на грани полного физического истребления. Как писал из Трапезунда царский консул Мошнин: «Из прошедших через Трапезунд и его окрестности 247 000 переселенцев к 10 июня 1864 года умерло 19 тысячи. К данному времени осталось там 63 290 человек; средняя смертность достигает 180 – 250 человек в день.» Но пусть эти жестокие действия великого русского военачальника и наместника кавказского Барятинского останутся на его совести и на совести тех, которые стараются умалчивать об этом,  воспевая оды и дифирамбы  фельдмаршалу.  (Правда, справедливости ради нельзя не отметить тот факт, что когда Барятинский столкнулся с той жестокостью и бесчеловечностью, с которой проводилось мухаджирство, проще, выселение горцев с Кавказа,  воспротивился этому.  За что вскоре был снят с должности наместника Кавказа.)
За успехи на Кавказе Барятинский был удостоен орденов святого Георгия 2-й степени, святого Андрея Первозванного, почетного звания шефа Кабардинского полка, наконец, генерал-фельдмаршальского чина. Приняв под свое начальство и попечительство новые территории, кавказский наместник провел ряд мер, направленных на внедрение новых форм управления краем. Осенью 1862 года, так гласит официальная версия, Барятинский получил разрешение Александра Второго на увольнение с занимаемой должности и на получение отпуска для лечения. По увольнении со службы Барятинский много времени провел за границей, находился на лечении. Сказывались старые ранения. Тем не менее Александр Иванович всегда был в курсе всех событий, происходивших не только в России в целом, но и во всем, что касалось Кавказа. Являясь членом Государственного совета, куда был избран после ухода со службы, Барятинский продолжал интересоваться военными и политическими событиями в стране. Когда надо, мог дать ценные советы и предложения. Правда, иногда в разрез мнению военного министерства. К примеру, во времена Александровских реформ Барятинский вступил в полемику с военным министром Милютиным, кстати, своим бывшим подчиненным.  Александру Ивановичу не понравилась новая система военного управления за его «бюрократизм». Он протестовал против казавшегося ему умаления власти главнокомандующего в «Положении о полевом управлении войск в военное время», однако военная практика показала, что не прав был не Милютин, а сам Барятинский.
Во время австро-прусской войны 1866 года Барятинский  предложил правительству свой план военного Союза с Пруссией, имевший цель разделить владения Австро-Венгрии. План не получил поддержки царя Александра Второго и был отклонен. Трения Барятинского со своим бывшим подчиненным, а ныне министром Милютиным были настолько сложными, что Александр Второй не поддержал мнения авторитетных военных, которые предлагали царю назначить во время русско-турецкой войны Барятинского на должность командующего войсками. Чтобы не создавать афронта Милютину, но чтобы не обидеть и самого Барятинского, пост командующего был вверен брату императора, великому князю Николаю Николаевичу. Но Александр Иванович с волнением следил за событиями на войне. Его сильно разочаровали итоги Берлинского конгресса по окончании военных событий. Барятинский предрек, в связи с итогами конгресса, новый этап борьбы европейских держав. 25 февраля 1879 года, в Женеве, в возрасте 63-х лет, Александр Иванович умер. Тело его было перевезено в Россию и погребено в родовом имении  – селе Ивановском Курской губернии.






   28. Имам Шамиль


«Те, кто обязались защищать меня,
Стали союзниками недругов внезапно,
И стрелы тех, кому всецело доверял,
Пронзивши грудь мою, вернулись обратно.»
Авторство приписывается имаму  Шамилю


...Как бы не относились к личности имама Шамиля исследователи различной ориентации, он навсегда останется героем национально освободительной борьбы, подобно Джавахарлалу Неру, или Хосе Марти для Кубы.
Я.Шустов


«Когда представители царских войск потребовали, чтобы им выдали горцев в качестве аманата (доверии),Газимухаммад сказал, что надо им выдать людей, а имам Шамиль был против, и между ними возникла маленькая ссора. Люди, которые недолюбливали имама Шамиля, подошли к Газимухаммаду и сказали: «До каких пор мы будем терпеть высокомерие этого Шамиля, давай, мы его убьём». На это Газимухаммад ответил: «Убить-то убьём, а кто доставит его тело в Медину?». Газимухаммад знал, что его тело из глины Ясриба (Медина). Каждый из нас создан из той почвы, в которой будет похоронен.»
Из проповеди Казим-хаджи Темирбулатова


В далекой Аравии в 1287 (1871 г.) году хиджры на 74 году жизни умирал Великий имам Дагестана и Чечни Шамиль. Никому не известно, о чем он думал в последние минуты своей жизни. Какие мысли проносились в голове у имама в последний час своей жизни:  далекое  детство в горном ауле   Генуб (Гимры), буйная юность и первые победы и поражения под руководством друга детства - первого имама Кази-Магомеда, неудачи, постигшие его в первые годы священной войны, когда сам стал имамом,  триумф сороковых и  горькие потери пятидесятых,  сдача последнего оплота, крепости Гуниб, почетный плен и поездка в далекий Петербург? Наверное, он умирал с молитвой на устах и верой в правильности избранного им пути. Но сохранилась легенда,  что имам умерна руках своей любимой и верной жены Шуанет (в девичестве Анна ГукасовнаУлуханова). 
В свой последний час, гласит легенда, имам попросил свою жену спеть песню, которую некогда сочинила его мать после взятия крепости Ахульго. Как гласит еще одна красивая легенда, после поражения под Ахульго имам запретил кому –либо из подданных сочинить песню об этой горькой неудаче. Но до имама все же дошло, что кто-то осмелился ослушаться приказа имама. Шамиль приказал найти автора и дать ему сто ударов плетью. Каково же было изумление, когда его престарелая мать сама созналась, что это она нарушила приказ имама. И тогда Шамиль снял с себя верхнюю одежду, сказав при этом: «Слово имама – приказ, за мать должен ответить сын» - и принял на себя положенные за ослушание сто ударов плетью. И вот эту песню имам и попросил свою любящую жену спеть ему в последний час своей жизни….      
Об имаме Шамиле написано так много и хорошего (его последователями) и плохого (его противниками), что трудно добавить что-то новое.  В данной главе речь пойдет о самой значимой фигуре в истории Кавказской войны. Много существует книжных и интернет-версий, рассказывающих о биографии Шамиля. Во избежание всяких разных трактовок: со стороны официальной, российской (русской), которая описывает биографию имама в большинстве случаев негативно, и местной кавказской - которая описывает биографию имама в слишком восторженных тонах, краткая биография имама будет изложена из википедии:
Шами;ль (1797—1871) — предводитель кавказских горцев, в 1834 признанный имамом. Объединил горцев Западного Дагестана и Чечни, а затем и Черкесии в теократическое государство Имамат и до заключения перемирия при штурме Гуниба в 1859 князем Барятинским энергично вёл борьбу против русской власти. Перевезённый в Калугу, а затем в Киев, получил наконец обещанное ещё на Гунибе разрешение совершить паломничество Хадж в Мекку, где и умер.
По национальности аварец, родился в селении Гимры (Генуб) общества Хандалал Кавказской Аварии (Унцукульский район, Зап. Дагестан) около 1797 года. Имя данное ему при рождении — Али — было изменено его родителями на «Шамиль» ещё в детском возрасте. Одаренный блестящими природными способностями, он слушал лучших в Дагестане преподавателей грамматики, логики и риторики арабского языка. Проповеди его односельчанина Гази-Мухаммада (1795—1832) (Кази-муллы), первого имама и проповедника «священной войны» — газавата, — увлекли Шамиля, который стал сначала его учеником, а потом и ярым сторонником. У Шамиля было две жены Шуанет и Заидад, первая была урождённой Анной Ивановной Улухановой, армянкой по национальности
Осажденный вместе с имамом Гази-Мухаммадом в 1832 году войсками под начальством барона Розена в башне близ родного селения Гимры, Шамиль успел, хотя и страшно израненный, пробиться сквозь ряды осаждающих, тогда как имам Гази-Мухаммад (1795—1832), первым бросившийся в атаку, погиб. По совету Са‘ида ал-Аракани во избежание новых возмущений тело имама было перевезено в Тарки, на территорию, контролируемую врагом Гази-Мухаммада — шамхалом Тарковским и русскими войсками. Там его труп высушили и скрытно похоронили через несколько месяцев, так что место погребения было известно лишь немногим.
Пока Шамиль лечился от ран, новым имамом в конце 1832 года был провозглашён другой близкий сподвижник Гази-Мухаммада — гоцатлинский чанка Гамзат-бек(1832—1834), сын Алискандирбека, везира Ума(р)-хан-нуцала Великого (1775—1801). В 1834 году Гамзат-бек сумел взять Хунзах и истребить династию аварских нуцалов. Однако 7 или 19 сентября 1834 года Гамзат-бек был убит в Хунзахской мечети заговорщиками, мстившими ему за истребление рода Хунзахских правителей — нуцалов.
Став третьим имамом Чечни и Дагестана, Шамиль 25 лет властвует над горцами Дагестана и Чечни, успешно борясь против количественно превосходивших его российских войск. Менее торопливый, чем Гази-Мухаммад и Гамзат-бек, Шамиль обладал военным талантом, и, главное, большими организаторскими способностями, выдержкой, настойчивостью, уменьем выбирать время для удара. Отличаясь твёрдой и непреклонной волей, он умел воодушевлять горцев к самоотверженной борьбе, но и принуждать к повиновению своей власти, которую он распространил и на внутренние дела подвластных общин, последнее для горцев и особенно чеченцев было тяжело и непривычно.
Шамиль соединил под своей властью все общества Западного Дагестана (аваро-андо-цезские джамааты и чеченские). Опираясь на учение ислама о газавате, трактуемом в духе войны с неверными и приложенной к ней борьбе за независимость, он старался объединить разрозненные общины Дагестана и Черкесии на почве ислама. Для достижения этой цели, он стремился к упразднению всех порядков и учреждений, основанных на вековых обычаях — адат; основой жизни горцев, как частной, так и общественной, он сделал шариат, то есть основанную на тексте Корана систему исламских предписаний, применяемую в мусульманском судопроизводстве. Время Шамиля называлось у горцев временем шариата, его падение — падением шариата.
Вся подчинённая Шамилю страна была разделена на округа, из которых каждый находился под управлением наиба, имевшего военно-административную власть. Для суда в каждом наибстве был муфтий, назначавшийся кади. Наибам было запрещено решать шариатские дела, подведомственные муфтии или кади. Каждые четыре наибства сначала подчинялись мюриду, но от этого установления Шамиль в последнее десятилетие своего господства принужден был отказаться, вследствие постоянных распрей между джамаатовскими и наибами. Помощниками наибов были джамаатовские, которым, как испытанным в мужестве и преданности «священной войне» (газавату), поручали исполнять более важные дела. Число джамаатовских было неопределённо, но 120 из них, под начальством юзбаши (сотника), составляли почётную стражу Шамиля, находились при нём безотлучно и сопровождали его во всех поездках. Должностные лица были обязаны беспрекословно повиноваться имаму; за ослушание и проступки их подвергали выговору, разжалованию, аресту и наказанию плетьми, от которого были избавлены мюриды и наибы. Военную службу обязаны были нести все способные носить оружие; они делились на десятки и сотни, бывшие под начальством десятских и сотских, подчинённых в свою очередь наибам. В последнее десятилетие своей деятельности Шамиль завёл полки в 1000 человек, делившиеся на 2 пятисотенных, 10 сотенных и 100 отрядов по 10 человек, с соответственными командирами. Некоторые особо пострадавшие от вторжения русских войск селения, в виде исключения, были избавлены от военной повинности, но обязаны были за то доставлять серу, селитру, соль и т. п. Самое большое войско Шамиля не превышало 30 тыс. человек. В 1842—1843 гг. Шамиль завёл артиллерию, частью из брошенных или трофейных пушек, частью из приготовленных на собственном его заводе в Ведено, где было отлито около 50 орудий, из которых годных оказалось не более четверти. Порох изготовлялся в Унцукуле, Гунибе и Ведено. Государственная казна составлялась из доходов случайных и постоянных; первые состояли из трофеев, вторые состояли из закята — установленного шариатом сбора десятой части дохода с хлеба, овец и денег, и хараджа — подати с горных пастбищ и с некоторых селений, плативших такую же подать ханам. Точная цифра доходов имама неизвестна.
В 1840-х годах Шамиль одержал ряд крупных побед над русскими войсками. Однако в 1850 х годах движение Шамиля пошло на спад. Накануне Крымской войны 1853—1856 годов Шамиль в расчете на помощь Великобритании и Турции активизировал свои действия, но потерпел неудачу.
Заключение Парижского мирного договора 1856 года позволило России сосредоточить против Шамиля значительные силы: Кавказский корпус был преобразован в армию (до 200 тысяч человек). Новые главнокомандующие — генерал Николай Муравьев (1854—1856) и генерал Александр Барятинский (1856—1860) продолжали сжимать кольцо блокады вокруг имамата. В апреле 1859 года пала резиденция Шамиля — аул Ведено. А к середине июня были подавлены последние очаги сопротивления на территории Чечни.
После того как Чечня была окончательно присоединена к России, война продолжалась ещё почти пять лет. Шамиль с 400 мюридами бежал в дагестанский аул Гуниб.
25 августа 1859 года Шамиль вместе с 400 сподвижниками был осажден в Гунибе и 26 августа (по новому стилю — 7 сентября) сдался в плен на почетных для него условиях.
После приема в Петербурге императором ему была отведена для жительства Калуга.
В августе 1866 года в парадной зале Калужского губернского дворянского собрания Шамиль вместе с сыновьями Гази-Магомедом и Магомедом-Шапи принес присягу на верноподданство России. Спустя 3 года Высочайшим Указом Шамиль был возведен в потомственное дворянство.
В 1868 году зная, что Шамиль уже немолод и калужский климат не лучшим образом сказывается на его здоровье, император решил выбрать для него более подходящее место, каковым стал Киев. В Киеве Шамиль дал напутствие для своего народа, которое гласит о том, что русские благородны с ними можно мирно жить, а война с ними пользы не принесёт никому. Данное напутствие называется «Записками».
В 1870 году Александр II разрешил ему выехать в Мекку для паломничества. После совершения хаджа Шамиль посетил Медину, где и скончался в марте (по другим сведениям в феврале 1871 года).Похоронен в Медине на кладбище Аль-Бакия (ныне Саудовская Аравия).
В своих «Хрониках» Мухаммед Тахир аль-Карахи о начале жизненного пути имама пишет:  « Его колыбельной было неизменное "Ля илляха иль аллах…" ("Нет бога, кроме Аллаха"); его первой книгой был Коран. Его имя - Шамиль (родственное с ветхозаветным Шамуил) - было одним из имен Аллаха ("всеобъемлющий"). Помимо прочего оно означало "выпрошенный у Господа". Больше, чем со сверстниками, Шамиль любил общаться с книгами (он начал читать Коран с шести лет). Единственным его другом был односельчанин Кази-Мухаммед, про которого говорили, что он молчалив, как камень: он тоже любил книги.
Присущее  Шамилю стремление во всем становиться первым проявлялось и в учении, и в стремлении к физическому совершенству. Он научился бегать, прыгать и плавать лучше всех, побеждал в борьбе именитых противников, а позже удивлял умением владеть шашкой и с первого выстрела на скаку попадать в цель.
      В год совершеннолетия Шамиль отправился из родных Гимров в большой аул Унцукуль, чтобы заниматься там под руководством наставников ("у кого нет наставников, у того дьявол наставник"). Там же начал учебу и Кази-Мухаммед. Наставником двух гимринских друзей был ДжемалутдинКазикумухский. Местный хан не любил своенравного учителя, но Шамиль не обращал на это внимания. Его увлекла проповедь истинного пути к совершенству, дарующего в конце концов прямое общение с Богом. Этот путь, тарикат, которому Джемалутдин учил на основании опыта мистического братства суфиев Накшбандийа, предполагал исключительно духовные занятия. Но был на Северном Кавказе и другой тарикат. Его главным проповедником стал Мухаммед из Яраги. Он учил тому, что мусульманин покорен только воле Божьей, и ничьей больше. На основании этого делался вывод о незаконности любой светской власти. Мухаммед Ярагский не боялся обвинять местных правителей в подчинении власти неверных, при котором следование шариату "ничего не стоит". В его представлении тарикат был немыслим без "газавата", то есть без вооруженной борьбы с несправедливостью. Проповедь Мухаммеда увлекла сначала Кази-Муллу, а затем и Шамиля.»
В мусульманских хрониках об имаме пишут…  «Шестой праведный халиф. Поистине, имам Шамиль был любимцем Аллаха (авлия) очень высокого уровня, духовным наставником. Он был феноменом, которого Всевышний одарил ясным умом. Он был очень мудрым политиком, великим полководцем, и его Аллах избрал, чтобы спасти Дагестан от неверия. После Пророка (салляллахуаляйхивасаллям) и сподвижников, можно сказать, имам Шамиль был самим справедливым имамом. К примеру, Шуайб-афанди аль-Багини в книге «Табакат» пишет: «После того как закончился газават имама Шамиля, Шариат осиротел». Великиеалимы прозвали имама Шамиля шестым праведным халифом. Шуайб-афанди пишет, что после Умара ибн Абдул-Азиза в истории не было такого имамата, где так в совершенстве соблюдались бы шариатские правила, как в имамате имама Шамиля. Алимы говорят, что газаваты имама Шамиля были подобны газаватам Пророка (салляллахуаляйхивасаллям). Мы знаем, что имаму Шамилю, как и Пророку (салляллахуаляйхивасаллям), пришлось совершить хиджру (переселение). Шамиль был истинным накшбандийскимустазом. В «Табакате» аль-Багини пишет, что помимо устазов Мухаммада Яраги и ДжамалутдинаКумухи разрешение на наставничество (иджаза) имаму дал ещё и Исмаил Курдумерди. Иногда слышишь утверждение, что имам Шамиль не был шейхом тариката. В действительности же, в те времена переулки селения Гимры были переполнены мюридами, которые приходили к устазамГазимухаммаду и Шамилю. Это подтвержденный исторический факт. Они были на истинном пути, и это подтверждает то, что имама поддерживали со всех концов света. В мечетях Аравии, Азии, Турции просили Всевышнего помочь имаму. Великие учёные Мекки слали ему письма, подтверждая в них истинность пути имама, и предостерегая тех, кто пойдёт против него, опасностью впасть в заблуждение.»
И друзья, и недруги имама утверждали, что Шамиль был человеком редкостного ума, обладал мистической волей и силой управлять людьми.   Для сторонников имама талант имама как мудрого правителя и политика был дан свыше. Тут, как говорится, не требуется и доказательств. Но противников имама это больше всего обескураживало. Описываемый в ранних рапортах и прокламациях как дикий горец, безграмотный бандит Шамиль держал в напряжении и страхе такую великую империю как Россия в течение без малого четверти века. Как это могло быть? Выдвигались даже самые дикие версии. Например, в 19 веке эксплуатировался и был в ходу миф, что имам Шамиль не кто иной, как Наполеон Бонапарт!!! Конечно, разве мог какой –то дикий горец противостоять России? Только Бонапарт мог так долго противостоять ей.
Или такой миф, что Шамиль якобы  является незаконным сыном царя Картли и Кахетии Александра. Сын бедного горца  (его отец Денгау Магомед был узденем (уздень (тюрк.) — свободный крестьянин-общинник на Кавказе, с XVI в. также служилый феодал Ф.Д.)),  не мог быть таким талантливым  правителем.  Некоторые исследователи находили, что талант свой (правителя и предводителя) Шамиль  унаследовал от своей матери Баху Меседу (она происходила из боковой ветви казикумухского правящего рода).  Ну разве мог простой горец  создать такое?  «Заслуги Шамиля в деле организации государственной системы имамата признавались почти всеми западноевропейскими, русскими и местными авторами, занимавшимися данным вопросом. «Шамиль, – писал Эдмонд Тексье, – был не только военным деятелем, но и хорошим законодателем… он сумел объединить враждебные племена и создал у них общие стремления; он создал регулярное войско среди народа вольных воителей, объединив ряд племен под знаменем священной войны; он дал им общий гражданский закон».
Майор Варнер, автор специальной брошюры о Шамиле, отзывается о нем, как о «замечательном воине» и «замечательном законодателе»: «Перед вождем Дагестана стояла задача образовать из множества племен, разделенных религиозной и политической враждой, один народ, дать ему общие законы и одну религию, ограничить справедливыми рамками могущество племенных князей, организовать постоянную армию, ввести в этой армии порядок и дисциплину. Эту задачу он решил. Созданные им учреждения соответствуют духу его народа и потребностям положения».
Барон Гакстгаузен в своих путевых впечатлениях писал о Шамиле следующее: «Он с ранних лет обнаруживал железную силу воли и гордое во всех своих поступках спокойствие, которого ничто не могло поколебать… Природа одарила его увлекательным и пламенным красноречием. В смелости, проницательности и других подобных его качествах никто из горцев не сомневался… Вообще он вел партизанскую войну, но с такой силой и ловкостью, примеры каких мы редко видим в истории… Военные хитрости и удальство Шамиля выигрывали вследствие той организованности и того терпения, которые он сумел завести в своем народе, ведя столько лет жестокую и искусную войну».
По оценке Эдуарда Мерлье, Шамиль был крупным вождем Кавказа, который «одарен был большим умом. Он был не только великим воином, но и крупным законодателем. Он ежедневно проводил много часов за работой в своем кабинете, заваленном книгами и пергаментами».


При упоминании имени Шамиля тут же в сознании обывателя рисуется картина его окружения, то есть его суровые и грозные наибы, способные лишь грабить и убивать. Этакие грозные вояки. Возникает вопрос, а кто же ковал оружие? Кто составлял законы?  (Известен свод законов имама –низам, своего рода конституция).  Но, оказывается…«При Шамиле, в самом деле, было несколько особых персон, схожих, по крайней мере, в трех вещах: все они были кавказцами, кроме одного выходца из Крыма; все они побывали в разных странах Ближнего Востока, включая Египет; каждый был специалистом в какой-то области. Среди этих лиц выделялись Хаджи-Яхья аль-Чиркави, организатор и командующий артиллерией Шамиля, крымский-татаринДжафар, построивший пороховые фабрики и управлявший ими, Хаджи-Джабраил аль-Унсукулуви, наладивший литье пушек и изготовление пороха сначала в Аншале, затем в Новом Дарго, и, наконец, самая видная фигура, чеченец из родного аула шейха Мансура—Алды по имени Хаджи-Юсуф Сафароглы [Сафаров].
Хаджи-Юсуф был главным инженером имама, картографом, командиром, администратором, политическим советником и юрисконсультом. Он руководил инженерными работами по укреплению Гергебиля, Салтаха и Чоха. Будучи офицером низами-чедид Мухаммеда Али, он участвовал в создании регулярной пехоты Шамиля — муртазеков. В 1854 г. Шамиль уличил его в тайных связях, согласно одним источникам — с русскими, по другим — с Османами, и отправил в ссылку. Через два года Хаджи-Юсуф бежал оттуда к русским и вскоре после этого умер. Его последней работой была составленная по заказу русских карта владений Шамиля.».
Шамиль был умелым и дальновидным политиком. Он умел привлекать к себе союзников и из лагеря своих врагов. Несмотря на бытующую версию о фанатичности имама своей религии (Исламу)… «У имама Шамиля, как и у Пророка (салляллахуаляйхивасаллям), не было цели уничтожить неверующих. Потому что в Шариате есть такое правило, о котором РамазанБути пишет в книге «Аль-джихад филь-Ислами», что поистине джихад с оружием осуществляется с целью устранения вражды, а не с целью уничтожения неверия. Доказательством служит факт, что имам Шамиль, как и Пророк (салляллахуаляйхивасаллям), перед газаватом своим мюридам говорил: «Не убивайте стариков, женщин и детей, не рубите деревья, не сжигайте поля, если вы заключите мир даже с кяфирами, не нарушайте его». Из этого понятно, что целью имама и его мюридов не было уничтожение неверующих. К своим пленным имам относился с уважением. Он их уважал, не принуждал принять Ислам. Пишется, что пленным имам Шамиль давал свободно исповедовать их религию – Христианство. Также сообщается, что много неверующих, услышав о справедливости имама Шамиля, перешли на его сторону и в их числе двое священников. Царские генералы этого и боялись. Они боялись, что, услышав о справедливости, большинство перейдёт на сторону имама.»
То же самое подчеркивает и М. Гаммер в своем труде «Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Дагестана и Чечни» : «Шамиль понял моральное и пропагандистское значение перебежчиков и дезертиров даже прежде, чем оценил их как лишние рабочие руки. Уже в 1840 г. он писал наибам: «Известно, что бежавшие к нам от русских верны нам и заслуживают доверия. Это наши добрые друзья. Перейдя к правоверным, они очищаются. Давайте им все, что нужно для жизни и нормального существования».
Позднее он велел каждого перебежчика (и пленного) доставлять к нему, лично допрашивал и определял их дальнейшую судьбу. Артиллеристов, кузнецов и специалистов других редких в горах профессий имам оставлял при себе.
Шамиль старался склонить пленников пойти к нему на службу. Если те соглашались, они становились свободными, и Шамиль заботился, чтобы они были как можно лучше устроены.
Наиболее благополучно устраивались те, кто принимал ислам. В этом случае перебежчик или пленник автоматически освобождался от всяких пут, причем имам издал специальное постановление, по которому обращенный в ислам пленник переставал считаться человеком низшего сорта, чем-то вроде крепостного, как это было с пленными-немусульманами. Такие переводились в абсолютно равное со всеми положение, содержание получали из дома имама или наиба, и те, кого обращал в мусульманство сам Шамиль, ставились надзирателями над остальными пленниками. Особое значение имам придавал женитьбе обращенных пленников на горянках. Он даже издал распоряжение, согласно которому девушка, вступившая в предосудительную связь с пленником, освобождалась от наказания, если выходила за него замуж. Эта сторона быта настолько занимала Шамиля, что он лично совершал обряд бракосочетания состоявших при нем обращенных пленников и горских женщин из числа беженок.
Вместе с тем Шамиль никогда не навязывал обращения в ислам. Это противоречило шариату. Все, кто придерживался своей веры, обитали в «русском поселении» вблизи резиденции имама сначала в Дарго, потом — в Новом Дарго. Здесь они имели право жить по своим обычаям и традициям, даже могли курить и выпивать, правда, не на людях. Была там и православная церковь, и священник. Туда же отправлялись пленницы и беженки из русских, которые могли выйти замуж по своему выбору и обвенчаться в церкви…».
Исследователи биографии имама также отмечают «Самое большое внимание имам уделял знаниям, и хотя он воевал 25 лет, нельзя полагать, что имам кроме сражений ни о чём больше не думал. Большое внимание он уделял мутаалимам (учащимся). Из общественной казны (байт-уль-мал) он выделял большие средства на распространение знаний (ильму). В каждом населённом пункте имам создавал медресе. Одарённых людей имам Шамиль освобождал от газавата и отправлял изучать науки. В те времена уровень грамотности горцев вырос в десять раз по сравнению с тем, какой был до газавата. Можно сказать, что среди горцев мало осталось тех, кто не умел писать и читать. Русский учёный, генерал Услар пишет: «Если сравнить население и число медресе Дагестана того времени, уровень грамотности дагестанцев намного превышал уровень грамотности европейцев».

Всю биографию имама охватить в данном повествовании не имеет смысла. О Шамиле написано много трудов. Взлетов и падениев у имама было множество. Однако все же упорство русских взяло вверх. Долгая и кровопролитная Кавказская война пришла к своему логическому завершению. Причину поражения имама как никто другой осветил М. Гаммер: «Чемпион мира по современным шахматам Вильгельм Штениц любил говорить: «Вы проигрываете не из-за прекрасной игры противника, а из-за своих ошибок». Такой ход мысли позволяет объяснить ошибками русских способность Шамиля и горцев по крайней мере четверть века вести с ними борьбу. Часто поведение русских напоминало действия австрийцев в итальянской кампании Наполеона, по поводу которых Б. Шоу иронизировал:
«Даже если австрийцы выиграли сражение, все, что нужно сделать, это подождать, когда они по своему обычаю займутся, так сказать, послеполуденным чаепитием, и все отыграть у них обратно».
Но ошибки противника сами по себе не гарантируют победы над ним. Нужно еще эти ошибки увидеть и суметь ими воспользоваться. Шамиль, как это здесь отмечалось, был большим мастером замечать ошибки русских и обращать их себе на пользу. Ему даже удавалось делать победы русских пустым звуком и извлекать выгоду из своих поражений.
Но этим таланты Шамиля не ограничивались. Он был прирожденным лидером, военачальником, дипломатом и политиком. Он много раз превосходил русских в тактике боя, в политических комбинациях и в переговорах. Русские считали его экстремистом и одержимым фанатиком, но это далеко не так. В его обычаях было осмотрительно пользоваться силой и стремиться к соглашению как с соперниками среди своих, так и с русскими. Беспрерывно сражаясь, борясь за власть и ведя переговоры, он сумел свершить немыслимое — объединить множество разнородных племен и сплотить их в едином государстве.
Ничуть не умаляет его заслуги тот факт, что свое государство Шамиль строил на фундаменте, заложенном предшественниками. Продолжая их политику, следуя их тактике и стратегии, Шамиль все это усовершенствовал и приспособил к изменившимся условиям. Его фигура не становится менее значительной от того, что многие дела были подсказаны ему советниками и помощниками. Для настоящего вождя не так важно обладать оригинальным мышлением, как уметь выслушивать советы и управлять оригинально мыслящими. Величайший дар лидера — уметь поставить нужного человека на нужное место. Этим даром Шамиль располагал сполна, хотя удержать таких людей на ключевых постах ему удавалось не всегда.
Однако ошибки русских, стойкость горцев и таланты Шамиля не могли предотвратить окончательного завоевания Дагестана и Чечни. В конце концов, Россия — могущественная европейская держава, и Николай I, подобно Наполеону, мог похвастаться «ежегодным доходом в 100 000 душ». Шамиль и его предшественники с самого начала видели этот фундаментальный дисбаланс сил. Они понимали, что в одиночку им не выстоять, поэтому и происходили изменения в их стратегии. Когда выяснилось, что они оставлены сражаться с русскими в одиночестве, борьба фактически была прекращена. Постоянное и настойчивое стремление русского правительства, опиравшегося на мощь целой империи, сделало подавление национального Сопротивления простым вопросом времени.
Следует подчеркнуть все же, что окончательное покорение Чечни и Дагестана потребовало «мощи целой империи».
 Летом 1959 года Шамиль, преследуемый русскими войсками и их дагестанскими союзниками, отступил к аулу Гуниб, великолепной природной крепости. По дороге горцы близлежащих аулов разграбили обоз Шамиля. У имама не осталось ничего, "кроме оружия, которое было у него в руках и лошади, на которой он сидел". Гуниб, "гранитная твердыня", мог бы выдерживать осаду очень долго, но для этого был нужен большой гарнизон. А у Шамиля был отряд в 400 человек. В середине августа Гуниб был обложен со всех сторон.18 августа Барятинский предложил Шамилю сдаться, обещая ему за это выход в Мекку на поселение со всеми, кто пожелает к нему присоединиться. Шамиль отказался, не поверив в искренность этих обещаний. 25 августа Барятинский начал штурм. Положение имама стало безвыходным. Вокруг него собрались последние 40 мюридов. Внезапно огонь прекратился и последовало последнее предложение о сдаче.
      24 года 11 месяцев и 7 дней сражался Шамиль за свои убеждения и идеалы. Но теперь, когда даже сыновья Кази-Мухаммед и Мухаммед-Шафи сказали, что прекратят борьбу и покинут отца, когда соратники уговаривали не подвергать гибели женщин и детей из их семей, он решился выйти из последних укреплений навстречу князю Барятинскому. Вера в вероломство русских была у Шамиля столь велика, что он в любой миг ждал подвоха и собирался дорого продать свою жизнь. Но русские на его выход ответили громовым приветственным "Ура!".
      В роще, в полутора верстах от Гуниба, встретил Шамиля князь Барятинский. Шамиль обратился к нему: "Я простой уздень, тридцать лет дравшийся за религию, но теперь народы мои изменили мне, а наибы разбежались, да и сам я утомился; я стар, мне шестьдесят три года… Поздравляю вас с владычеством над Дагестаном и от души желаю Государю успеха в управлении горцами для блага их"
С этого времени начинается новая веха в жизни престарелого имама (бывшего). Царь пожелал самолично увидеть человека,  который столько лет воевал против России. Шамиль в окружении близких людей отправляется в долгое путешествие – в Петербург.
Однако и сегодня в современных религиозных проповедях такие проповедники,  как  Казим-хаджи Темирбулатов,  утверждают: « … не было никакого плена, ведь недаром  Мухаммад-Тахир аль-Карахи пишет: «И в последний час на горе Гуниб имам подходил к каждому мюриду отдельно и просил сражаться до конца, до смерти шахида. Но все отказались и просили имама принять предложение русских, выйти к ним на переговоры и заключить мирный договор». Вот, что мы должны знать. Не было плена. Есть ещё доказательства: во-первых, когда имам вышел к царским войскам, он был вооружён до зубов, а мы знаем, что пленным не оставляют оружие, но имам был вооружён, и даже его мюрид Юнус из Чиркея, который был с ним, был вооружён. Во-вторых, имам поставил перед русскими условия, только после принятия которых он прекратит войну. Русские приняли его условия и вступил в силу мирный договор. Условия были следующими:
1.Не препятствовать Исламу в Дагестане;
2.В Дагестане не распространять Христианство;
3.Не развратничать;
4.Не призывать горцев служить в царской армии;
5.Не стравливать народы Дагестана друг с другом.
Помимо этих, там были ещё очень множество других условий, и все они были приняты. Когда имам пребывал в России, его очень уважали, и он однажды сказал: «Хвала Аллаху, Который дал русских, чтоб я вёл с ними газават, когда я был полон сил и чтобы они почитали и уважали меня, когда постарел и силы покинули меня». АбдурахманСугури, когда услышал эти слова имама, сказал: «Вот этот восхваление Аллаха (шукр) сравнимо с 25-тилетним газаватом».
Как уже выше было описано, после почетной сдачи в плен Шамиль был перевезен в Петербург. Затем последовало назначение Шамиля губернатором Калужской губернии. Но это назначение, скорее всего было формальностью. Имам к тому времени был стар. Единственной его просьбой было, кстати, об этом оговаривалось и во время сдачи в плен в Гунибе, получить разрешение на хадж, паломничество в Мекку. Вскоре имама из Калуги перевели в Киев. «Не прошло и полугода жизни Шамиля в Киеве, как последовало столь долгожданное разрешение на поездку в Мекку (семью Гази-Мухаммеда "на всякий случай" придержали в России).
…И вот наконец шериф Мекки возводит Шамиля на кафедру мекканской мечети, "чтобы видели его и знатные и простой народ". Паломников вокруг столько, что турецкая полиция вынуждена наводить порядок. После Мекки - переезд в Медину. Завидев вдали "купол миров", своды мечети в Медине, имам заплакал. В молельне, где, по преданию, молился Мухаммед, Шамиль просит Аллаха: "О владыко, о, мой господин! если мое намерение, мои страдания, усилие и мое сражение за веру перед тобою чисты и находят одобрение у твоего посланца, то не удаляй меня от соседства с твоим пророком, дай мне умереть в храме твоего любимца…" В Россию летят письма: Шамиль очень болен, лежит в постели и скоро, видимо, покинет этот свет. Стало ясно, что дни свои имам кончит в священном городе: он и болезнь принял как божий дар, как разрешение умереть там, где просил.
Смерть имама породила множество мифов и легенд, изустно передаваемых из поколения в поколение. Его последователи не хотели верить, что такой великий человек мог умереть, как обычный рядовой обыватель: 
«В 1287 году по хиджре 10 числа месяца зуль-каида  (1871 г. 4 февраля) имам Шамиль покинул этот мир. Чтобы совершить за ним похоронную молитву (джаназа-намаз) собралось огромное количество людей. Все старались дотронуться до имама, чтобы получить благодать, а те, кто не смог дотронуться, ложились на землю, чтоб над ними понесли тело имама.
Когда тело имама положили рядом с могилой, оно приподнялось, склонилось над могилой, и сказало: «О моя могила! Будь мне утешением и райским садом, не будь мне адской пропастью». Увидев это, все потеряли сознание. Он похоронен рядом с дядей Пророка (салляллаху аляйхи васаллям) Абасом. Ахмаду Рифаи, великий алим тех времён, собственноручно на надгробном камне написал: «Эта могила принадлежит приближённому к Аллаху муршиду, который воевал на пути Аллаха 25 лет, имам, который следовал пути истины, великий алим, правитель правоверных, шейх Шамиль-афанди из Дагестана. Пусть Аллах очистит его душу и приумножит его благие деяния». Многие, кто недолюбливал имама, увидев, как его возвеличивают русский царь, турецкий султан, шериф Мекки, и узнав о священном месте, где похоронен имам, заплакали и сделали тавбу.» (покаяние –Ф.Д)
Конечно, надо признать и тот факт, что имамат, государство созданное
имамом Шамилем, не было оплотом счастья и равноправия. Да и сам Шамиль, далеко не был таким идеальным правителем, каким представляется он его последователям и поклонникам. Бесспорно одно. Имам Шамиль всегда останется в памяти народов не только Дагестана и Чечни, не только народов Кавказа, но и в мировой истории как борец за свободу и независимость.   



(продолжение следует)