cаке это саке
Но саке, это и не пиво, и не вино. Скорее, брага, рисовая бражка. Но сложнее, одако, в изготовлении. Вобщем, саке - это саке, и не фиг тут спорить!
Мне саке понравилась сразу. Горячая, мутная, двадцатиградусная - в белых фарфоровых кувшинчиках ее подавали. В японском ресторане, что в Старой Риге. Считается хорошим рестораном, и даже повара там вроде бы японцы, дорогие повара, а не дешевые - китайцы или монголы.
Меня туда пригласили - брать интервью у знатного японца. А его пригласили наши каратисты, поскольку японец - основатель их школы карате. Наши каратисты дружили с издателем некоего глянцевого журнала, и когда к ним в гости приехал их японский "дедушка", они договорились с издателем об интервью. А издатель поручил это дело мне.
И вот я сижу впервые в жизни в японском ресторане. Напротив меня - пожилой интеллигентный японец с застенчивой улыбкой, который в юности был одним одним из лучших турнирных бойцов киокушинкай (он обучался у самого Оямы). Причем при своем весе в 70 кг дрался в абсолютной весовой категории, то есть, с тяжеловесами дрался, и побеждал их. А потом он ушел от Оямы и сам стал кормчим в собственной организации.
Этот японец и есть - мой объект. Меня уже предварительно осведомили, что он из древнего аристократического рода, что его дедушка служил при дворе Императора министром, а отец-летчик погиб во Вторую мировую войну.
По бокам - два его телохранителя. Ибо негоже ему самолично опускаться до разборок со всякой прохожей гопотой, если у таковой вдруг возникнет охота его обижать. Справа от меня - переводчица с японского, студентка Латвийского университета. Остальные места за широким столом занимают наиболее почтенные представители нашего карате-комьюнити. На столе - кувшинчики с саке и разнообразно-затейливые суши. Я еще подумал: "Вот, ездит уважаемый человек по всем странам, где есть филиалы его организации, и везде его, наверное, в японские рестораны водят! А ему, может, местных блюд хочется отведать.... Но из вежливости он стесняется попросить. Приехал бы я, допустим, во Францию, мечтая о настоящих жюльенах и круассанах, а меня бы - в пельменную! Жри, мол, пельмени на Монмартре, дорогой наш русский гость..."
Каратисты переговариваются взволнованно, трепещут перед авторитетом. Я их понимаю: этот скромный японец для них, как для соло-гитаристов - Ингви Мальмстем, живая легенда. Но мне-то они своим восторженным гудением мешают! Но я такой человек: приспосабливаюсь к тем условиям, какие есть. Поэтому сосредотачиваюсь и задаю вопрос. А переводчица мне говорит: "Это невозможно перевести на японский!" - "То есть, вы - не можете перевести? Для вас - слишком сложно? Давайте, я попробую то же самое сформулировать попроще..." -"Нет, - говорит студентка, - дело не в моей кваллификации - если вы на это намекаете! - просто для японского национального сознания не существует таких понятий, о которых вы завели разговор!"
Ну, ладно, может и так. Задаю следующий вопрос, студентка опять: "Это невозможно перевести...."
Я начинаю сердится, японец недоуменно смотрит на нас и трогательно, доверчиво улыбается.
Тогда один из наших каратистов заявляет мне: "Чего это вы все об отвлеченных каких-то материях? Спросите его лучше о чем-нибудь конкретном: о его семье, о его предках, о его спортивной карьере, о его организации!"
Я уже начинаю раздражаться: "Послушайте, какой смысл мне его спрашивать о том, о чем и так вдоволь информации на вашем сайте. Я, готовясь к интервью, уже прочитал все о его семье, предках и карьере! И я эту информацию, скорей всего, использую. Но сейчас я его хочу спросить его том, чего я о нем еще не знаю! Неужели это так непонятно?" На лицах наших каратистов отразилось именно это - непонимание меня. Что мне было делать? Встать и с гордым видом уйти, отказавшись от интервью? Заявив напоследок, что не могу работать в таких условиях, когда вокруг все трындят да еще и лезут с поучениями, как мне делать свою работу? И что, не найдя опытного переводчика, взяли какую-то первокурсницу?
Я посмотрел на явно смущенного конфликтной ситуацией японца, на наших морально напряженных каратистов, на богато накрытый стол и подумал: "Ну и ладно! Это будет халтура, но фанаты сами не желают, чтобы я сделал хорошее интервью с их кумиром. Умываю руки!"
И я задал японцу десяток "правильных" вопросов, а он мне подробно на них ответил. Я понял, что у меня получится "правильное" интервью, гладенькое такое, какими полны все СМИ. А мне-то хотелось сделать не правильное интервью, а живое!
Ну и ладно... Рабочая часть закончилась, и я налег на выпивку и закуску. Саке мне, повторю, сразу понравилась, хотя я даже не знаю, с чем можно сравнить ее вкус? Да, ни с чем нельзя сравнить! Саке - это саке.
Я часто поднимал фарфоровую рюмочку в знак приветствия, и все три японца тут же оставляли свою еду и, сложив ладони домиком, начинали мне усиленно кланятся.
Один из наших каратистов, захмелев, стал играючи тыкать меня кулаком в плечо, приговаривая: "Эх! Эх ты.... Чего ты, а?" Другой нагнулся ко мне и забурчал: "Сначала ты мне, извини, абсолютно не понравился. Но я рад, что мое мнение о тебе изменилось в лучшую сторону!" - "И я тоже этому, представьте себе, очень и очень рад!!!!" - ответил я, подняв в очередной раз рюмку, как бы приветствуя ею собравшихся. И японцы в очередной раз отложили свои палочки и стали мне с большим уважением кланятся.
Свидетельство о публикации №211012000794