Локальные утехи богемы

Зал бывшего Дома Политпросвещения в городе N., что возле ЗАГСа сверкал праздничным убранством. Это расстаралась виновница торжества Марина Книппер. Три воздушных шарика, написанный доброжелателями плакат «Марину – в массы!» и изданный небывалым тиражом поэтический сборник «Вольный ветер» венчали убранство зала.

Фееричный выход сборника тиражом в тридцать три целых и три десятых экземпляра, на который ушло пять месячных зарплат воспитателя и все отложенное на покупку дров, совпал с юбилеем Марины.

Марина выглядела молодо и не задумывалась о годах, справедливо полагая, что дело не в них,  ибо писала стихи о небесах и весях, сама витала в облаках и, как все творческие натуры, привыкла жить одним днем. Отбросив грустные мысли о том, что тираж фееричного сборника уступает количеству прожитых лет, отданных  Эфтерпе и, что, скорее всего нечем будет топиться зимой, она тряхнула светлыми кудряшками и еще раз пробежала список гостей.

Первыми по списку шли мэтры.

Горе тому поэту, который не знает, что, если на презентации не будет мэтров – она обречена на провал. И не так-то просто будет отдаться массам и стать широко известной в узких богемных кругах, пока кто-нибудь из мэтров не скажет о поэте пару-тройку непристойно-ласковых слов. Марина об этом знала.

Мэтров в городе N. было двое. Первый носил фамилию Папик, звание профессора, седую окладистую бороду и желтый кожаный портфель. Он (не портфель) страстно любил литературу, еще сильнее себя в ней и строчил оды. Безостановочно. Оды покоились в портфеле. Это было полбеды. Беда в том, что он их читал. По поводу и без повода. Но вслух. Выдерживали не многие. Многие выходили покурить и не возвращались. Иногда Папика заносило, он зачитывался и не замечал, что все давно уже ушли.

Второй мэтр, хотя и имел должность доцента и хорватские корни (его звали Евгеньич), был более близок массам. Ему надо было быстро и вовремя плеснуть. Принявший на грудь  Евгеньич тут же начинал убеждать присутствующих, что перед ними настоящий поэт. И этот поэт не он. Получалось убедительно. Правда, иногда его тоже заносило.

Говорят, что однажды, после презентации сборника прозы поэта Шутина, принявший больше обычного Евгеньич, был замечен стоящим в полночь под луной у свежеокрашенного фонарного столба, которому пытался что-то втолковать. Беседа длилась минут двадцать. Для пущей убедительности доцент грозил перстом и размахивал початой бутылкой коньяка, и угомонился только тогда, когда фонарный столб согласно мигнул фонариком.

Марина подумала и, для верности, решила пригласить обоих мэтров.

Далее в списке значились барды. Путевых бардов было трое. Непутевых столько же. Причем это были одни и те же люди. Первый бард пел песни на чужие слова, второй – на чужую музыку, а третий – воровал то и другое у первых двух. В среднем получалось неплохо, несмотря на то, что первый бард знал три аккорда, второй – четыре, а третий, соответственно, семь. Зато барды никогда не подводили – являлись строго в назначенный день и час, как черти из табакерки.

Завершали список человек двадцать интеллигентов-бездельников. Это были тертые калачи. Нипочем не хотели работать, сновали с презентации на презентацию, первыми просачивались на банкет, и ловко орудовали вилкой.

Когорту бездельников возглавлял мнимый редактор несуществующего альманаха «Заборная площадь» по фамилии Мнимый. По совместительству Мнимый занимал несуществующую должность замредактора заводской газеты «Лошадиная фамилия» мнимого конезавода. На балансе конезавода числились престарелая кобыла, такая же старая бричка и серп, посредством чего и осуществлялась доставка тиража из типографии. Серп в доставке газеты не участвовал. Он ржавел в сарае.

Замредактора тоже ржавел, но не подозревал об этом, ибо суть издания была проста. На первой странице Мнимый публиковал стихи своего редактора (кстати, по фамилии Несуществующий), а на второй – свои. Просто как веник, потому как страниц было две.
Мнимый с Несуществующим не баловали читателя наличием здравого смысла и рифмы, но газета все равно выходила. Вопреки всему.

Таким образом, вместе с интеллигентными тунеядцами набиралось человек сорок.
«Что ж, массовка тоже нужна», - трезво рассудила Марина и решила утроить количество малосольных огурцов.

Только часам к одиннадцати вечера ей удалось смежить веки. Завтра презентация.
«Только бы Мнимый приехал не на бричке, а то опять нагадит возле ЗАГСа» - успела подумать Марина, прежде чем провалиться в сон, имея в виду, конечно же, кобылу.

А презентация удалась. Барды от души потерзали гитары, а Марина – пианино. Почитала свои стихи, выдавая за чужие. Местные поэты во главе с Чекуновским почитали чужие, выдавая за свои.

И вообще было весело. Не обошлось без танцев и без драки. Мэтры не поделили сферы влияния и решили начистить морды друг другу, но в итоге начистили Мнимому. По их мнению, он опять нагадил возле ЗАГСа. Их еле растащили подоспевшие барды. При этом Несуществующий трусливо прятался за бричкой.

Забыл сказать, что было продано три целых и три десятых сборника «Веселый ветер» по цене в тридцать три целых и три десятых рубля, и, что осталось столько же малосольных огурцов.

Все истории когда-то заканчиваются. Главное, чтобы они заканчивались так же хорошо, как и начинались. Заканчивается и эта.

Усталая и отягощенная тяжеленными букетами и думами чем топиться зимой, Марина возвращалась домой. Открыв знакомую калитку, она наткнулась на гору свеженаколотых дров и целую кучу кузбасского угля.

Затянув пояса, на топливо скинулись барды.