призрак саванны глава из романа африканский мешок

ПРИЗРАК САВАННЫ
(Пролог)
Вьющаяся, изъезженная джипами дорога огибала склоны и взбиралась на небольшие возвышенности. С высоты птичьего полета она была удивительно похожа на пересохшее русло маленькой африканской реки,  по прихоти природы существующей считанные недели или даже дни сезона дождей. Внезапно рождаясь после ливней, река неизбежно умирала при первом появлении солнца. Но она всегда оставляла после себя след на карте саванны, ревниво окрашивая его очертания в красный или бурый цвет, не пуская в свои сезонные владения чужаков с корнями. Вот и дорога, во всем походя на своего близнеца – речку, не вторгалась в ее высохшие и кажущиеся мертвыми владения, а проходила невдалеке, конкурируя с ней только в низинах и господствуя на склонах маленьких и больших возвышенностей… Сейчас и река, и дорога были в полной гармонии друг с другом, и если бы не одинокая фигура кажущегося призрачным путника, медленно бредущего по разбитой колее, было бы очень трудно, мимолетно взглянув, определить предназначение каждой из них. Река и дорога были похожи на две артерии, одна из которых несет в себе жизненную силу для всего живого, встреченного на ее пути, другая – делает дорогу идущего более короткой и быстрой, не давая ему заблудиться в бесконечных зарослях буша и пропасть в неизведанных просторах саванны. Но даже приближая путника к конечной или промежуточной точке путешествия, она не могла сделать его дорогу безопасной, и появление одинокого человека на просторах дикой саванны казалось странным и отчаянно рискованным поступком. Африка не шла на компромиссы с безумцами и не рнаказывала подобных смельчаков.
Невесть откуда взявшийся человек продолжал неторопливо идти, не оглядываясь и не пытаясь прислушиваться к окружающему его миру. Казалось, он даже не догадывался, что своим беспечным видом бросает вызов, дразнит, пренебрегая вековыми законами этики, сложившейся между дикой природой и человеком, негласно установленными эволюцией. Можно было даже не гадать, как, когда и чем закончится путь этого странника — он был похож на муху, попавшую в сети паука, который еще дремлет, но уже готов к встрече со своей жертвой.
Саванна изучала своего нежданного гостя, взявшегося ниоткуда и идущего в никуда. Она посылала к нему своих гонцов, исследующих и определяющих статус путника, подбирая ему ступень большой лестницы своего животного сообщества. Они оценивали человека глазами, то и дело мелькающими по сторонам кустарника, прилегающего к дороге, втягивали ноздрями новый запах, интуитивно определяя меру опасности.
Это была женщина – белокожая, почти голая, если не считать небрежно надетой на худое, изможденное тело длиннополой рубашки в бесчисленных зияющих дырах. Босоногая, с распущенными длинными волосами, она даже не шла, а с трудом перебирала ногами, поминутно спотыкаясь о какие-то несуществующие кочки. Женщина то и дело падала, вставала и снова продолжала свой бесконечный путь. Какая-то странная отрешенность от мира и дикость ощущались во всем облике путницы. Интуитивно почувствовав это, притихшая поначалу саванна вдруг очнулась — и продолжила жить своей обычной жизнью, окончательно уверившись в безобидности идущего человека. И если бы не манящий, провоцирующий запах свежей крови, витающий над бредущей по дороге измученной женщиной, присутствие чужака не возбуждало бы острого интереса у большинства обитателей придорожных зарослей. Но предчувствие легкой добычи создавало некоторую нервозность и суетливость. Запах крови сводила с ума и толкал все ближе и ближе к обессиленной, но еще живой жертве. Осмелевшие хозяева саванны то и дело перебегали дорогу прямо перед путницей, необъяснимым образом до сих пор не чувствующей смертельной опасности. Ее обреченность и покорность притягивали– было ясно, что женщина не окажет сопротивления и схватка будет короткой. Хищники распределяли роли и места, с каждым разом все больше сужая круги.
Последние минуты страдающего человека были сочтены, и саванна готовилась освободить его от мук. И как бы подтверждая это, впереди высился гигантский черный баобаб, сбросивший листву и предоставивший свои могучие ветви большому сообществу птиц. Среди них были стервятники, по заведенному в природе порядку завершающие пиршество, и птица вой, оплакивающая погибших в саванне, извещающая мир духов о появлении новой души, ищущей свое место в ряду теней.
Но с хищниками, готовящимися к последнему прыжку, происходило что-то странное. В последний момент они вздрагивали, на мгновение каменели, словно почуяв в своей жертве еще более сильного хищника, и с ужасом устремлялись вглубь саваны, уступая место другим. Так происходило бесчисленное количество раз. Женщина-призрак медленно плыла над саванной, обладая необъяснимой властью над теми, кто поначалу видел в ней свою жертву.
Внезапно все преобразилось — разноголосый крик птиц и зверей разбавился новым звуком, доносящимся издалека – откуда река несет свою дождевую влагу, а дорога приводит путников. Этот звук не принадлежал какому-либо обитателю саванны или буша – он был из другого мира, из мира людей и машин.
С каждой секундой звук усиливался, разносясь громким эхом по лежащей впереди долине. Раскатистый гул приводил в волнение всех жителей африканских просторов. Еще мгновение — и могучий, чудовищный исполин-баобаб вновь стал одиноким, черным скелетом ветвей словно подчеркивая свою незыблемость и значимость в этом мире. В саванне все вернулось на свои места. Привычная осторожность вновь овладела животным сообществом, заставляя его покинуть опасное место. И только одинокая фигура недавней жертвы оставалась на дороге, непоколебимо бредя в свою неизвестность — ее не беспокоил и этот звук.
Вдали появился окутанный облаком пыли туристический микроавтобус, каких много снует по бескрайним просторам Африки. Перевозя разноязычных туристов со всей планеты, эти маленькие и юркие машины преодолевали, казалось бы, непреодолимые препятствия, непроходимые африканские дороги. Самые пытливые и бесстрашные путешественники умудрялись проезжать на них даже по звериным тропам, тем самым увеличивая шансы неожиданно столкнуться с грациозными или свирепыми обитателями саванны и пополнить свои фотоальбомы редкими снимками.
Приближающийся микроавтобус ничем не отличался от своих четырехколесных собратьев, перевозя в своем салоне группу восторженных туристов, обвешанных фото- и видеокамерами. Они то и дело щелкали затворами фотоаппаратов, снимая пасущихся вдоль дороги зебр и крупных антилоп. За долгие годы существования туристического сафари дикие обитатели саванны привыкли к этим машинам и не отождествляли их с людьми. Между животными и машинами установились определенные отношения — микроавтобусы замедляли свой ход рядом со стадами животных, как бы отдавая дань уважения их покою, а пассажиры тем временем могли вдоволь налюбоваться местными представителями животного мира. Те, в свою очередь, реагировали на вторжение железных гудящих монстров со странным запахом в свой первозданный мир совершенно спокойно и нехотя отходили, как бы создавая буферное пространство. Иногда они проявляли любопытство к проезжающим мимо машинам и долго смотрели им вслед, помахивая многочисленными хвостиками и потрясая рогатыми и безрогими головами. Довольные путешественники весело переговаривались, смеялись — сафари доставляло им массу удовольствия.
Бредущая по середине дороги путница никак не реагировала на приближающийся микроавтобус и даже не думала уступать ему место для проезда.  Казалось, она была абсолютно глухой.
Изумленный необычной для этих мест картиной, чернокожий водитель нажал на сигнал и, не дождавшись реакции от идущей впереди путницы, осторожно притормозил, интуитивно почувствовав что-то неладное. Обернувшись к примолкшим пассажирам, он понял, что напряжение и предчувствие беды овладело и ими – они уже не смеялись, а настороженно наблюдали за происходящим.
Не  говоря им ни  слова ,  водитель  остановил  автобус  и,  высунувшись  в  окно, прокричал:
— Мадам, что с вами? Вы заблудились?
Женщина молчала и продолжала, пошатываясь, идти…
           — Может, она не говорит по-английски? — предположил седоволосый пассажир.
— Нет, нет, здесь что-то не то… Нужно выйти и выяснить, что с ней. Нельзя продолжать ехать и кричать ей вслед, в конце концов, может, ей требуется медицинская помощь? Посмотрите, по-моему, она вся в крови… – обернулась к остальным трем пассажирам светловолосая женщина лет тридцати пяти.
Приглядевшись к идущему силуэту, остальные пассажиры поняли, что, вероятно, речь идет о нападении — по видимости, диких зверей, — и женщина просто находится в шоке.
         — Но  как она оказалась здесь одна? Где остальные туристы?
         Ответ можно было получить только от нее самой…
Приблизившись к странной фигуре, туристы вышли из автобуса и медленно, осторожно, глядя в спину путнице, пошли за ней. Никто не решался первым обогнать женщину и остановить ее. Необъяснимый страх сковал всю группу. Взволнованные неожиданным ходом событий, они понимали, что в любом случае стали свидетелями какого-то ужасного происшествия, которое уже изменило программу их путешествия по бескрайним просторам саванны.
Необходимость что-то предпринять заставляла действовать, и туристы, не обгоняя женщину, стали наперебой на всех известных им языках повторять: «Мадам, вы говорите по-английски? по-французски? по-испански? может быть, по-немецки?.. Мадам,  вы больны? Мадам, вам нужна помощь? Среди нас есть доктор… Мадам, скажите хоть слово — вы нас пугаете… Мадам, мадам… Мы итальянцы — может быть, вы итальянка?»
Не получив никакого ответа, туристы, окончательно растерявшись, несколько минут молча следовали за странной женщиной, судорожно пытаясь понять, что делать дальше…
           — Мгану, —   почему-то полушепотом   заговорила пожилая   полная итальянка, обращаясь к водителю. — Может, вы обгоните ее и постараетесь как-нибудь остановить, а?
          Неловкая пауза повисла в до крайности напряженном воздухе… Все ждали ответа. Растерявшийся водитель, соизмеряя свой страх и чувство долга, попытался что-то сказать.
— А мы с ней еще раз поговорим, — уже более оптимистично предложила пожилая итальянка, своей манерой поведения не давая тому шанса для отступления.
         — Да, конечно… Сейчас, — и Мгану, сделав решительный шаг вперед, отделился от кучки испуганных туристов. Он направился параллельно странной путнице, обгоняя ту сбоку. Находясь от нее в полуметре, водитель ощутил резкую волну леденящего ужаса, исходящего от идущего впереди силуэта, — никогда раньше он не ощущал ничего подобного .
Живой человек не может вселять такого чувства! Только смерть, не нашедшая покоя и умиротворения, в порыве борьбы за потерявшуюся между мирами душу, в своем отчаянии способна вызывать подобный страх у живых, не позволяя им вмешиваться в свою тайну.
Словно получив неведомое предупреждение, Мгану заколебался и сбавил шаг, снова поравнявшись с итальянцами.
         — Что с вами, Мгану? — хором выпалили те.
         — Я… я… — смущенно , не в силах скрыть волнение и страх, прошептал чернокожий мужчина. — Я не могу этого сделать, — и добавил: — Она не хочет…
           — То есть как это — не хочет? С чего вы взяли? Она же ничего не сказала! Что за бред вы несете?— переходя на более решительный тон,   заговорил седоволосый итальянец. Уверенность и напористость говорящего в одночасье воодушевила остальных.
На миг отбросив сомнения и страхи, вся группа, чувствуя поддержку друг друга, одновременно прибавила шаг и в два счета догнала женщину.
Испуганный и растерянный водитель остался позади. Он ничего не мог сделать и только наблюдал.
Первой до идущей фигуры дотронулась молодая итальянка, боязливо взяв женщину за локоть. Путница , словно давно    ожидавшая  этого  прикосновения,  неожиданно остановилась. В следующее мгновение туристы внезапно оказались впереди нее — и оцепенели… Все  сразу увидели нечто, заставившее их остолбенеть.
Мгану  на расстоянии почувствовал степень ужаса, овладевшего туристами – как будто их взгляд был прикован к лицу не человека, а призрака.
Потрясенные  увиденным , онемевшие  итальянцы  не  сводили  глаз  со  стоящей  в разорванной, окровавленной рубашке женщины.  Первой очнулась пожилая полная итальянка.
— Иезус Мария,— дрожащим голосом произнесла она. — Этого просто не может быть! Она же не че… — В этот момент ее дыхание перехватило, и итальянка, не договорив, проглотила остаток слова, закрыв ладонями рот. — Я не могу в это поверить, я не могу в это поверить,— продолжала  бессвязно шептать она. — — Господи… Помогите ей кто-нибудь, сделайте что-нибудь…Господи… Луиза, — вы же доктор… Сделайте что–нибудь… — не поворачивая головы, все еще шептала потрясенная итальянка, обращаясь к молодой девушке, стоящей рядом.
Луиза не могла слышать свою ошарашенную спутницу — она была в таком смятении, что даже самый сильный гром прошел бы мимо ее слуха. С ужасом она смотрела в глаза женщины, стоящей перед ними на дороге, да и ее собственный взгляд испугал бы любого. В это мгновение Луизе казалось, что она находится в другой реальности и всё, что сейчас происходит, — всего лишь страшное видение, которое вот-вот исчезнет, стоит только отвести глаза или просто подумать о чем-нибудь другом. Но исходящий от женщины-призрака холодный ужас, смешанный с нечеловеческим страданием, усиливал впечатление от увиденного, и сразу становилось понятно, что это не просто видение и что-либо изменить уже невозможно. Это чувствовали все, кто стоял рядом с женщиной-призраком.
Находившийся поодаль Мгану невольно осознавал невидимую магическую власть над стоящими плотным кольцом людьми. Весь их облик указывал на присутствие чего-то потустороннего и необъяснимого. И это исходило от возникшей из глубин саванны странной женщины. Мгану пересилил страх и подошел ближе.
Увиденное в одночасье изменило его представления о мире живых и мертвых, произведя взрыв в его сознании, разрушивший все старые образы обитателей ада.
Сейчас он точно знал, как выглядит Смерть. Он смотрел ей прямо в лицо. Смерть сковала тело человека, вцепившись в него своей мертвой хваткой и безжалостно изуродовав лицо и тело жертвы. Она безраздельно царствовала, но словно чего-то ждала, давая возможность своей избраннице дышать и куда-то идти.
Глаза путницы были абсолютно безжизненны. Невозможно было определить даже их цвет— они не выражали абсолютно никаких чувств. Все стоящие вокруг интуитивно понимали, что перед ними — страшное порождение какого-то невиданного эксперимента.
Люди вглядывались в искаженное и бескровное лицо женщины, испещренное густой сетью неестественно глубоких морщин, пробороздивших каждый сантиметр кожи. Иссушенная кожа отчетливо выделяла острые углы скул, носа, глазниц, отчего лицо приобретало еще более ужасающее выражение. Время от времени по нему пробегали  судороги, обезображивая лицо сменяющими друг друга гримасами, не свойственными мимике человека, а взгляд женщины, проходящий сквозь толпу людей, казалось, уносился в неведомый мир призраков. Внезапные редкие порывы ветра развевали спутавшиеся пряди длинных седых волос, которые то и дело закрывали лицо, попадая в полуоткрытый рот, застревая между бесцветными губами. Тихая, не реагирующая ни на что, женщина-призрак продолжала пребывать в своем задумчивом спокойном мире.
Итальянцы медленно оправлялись от шока. Ужас уступал место здравому смыслу, и они начали судорожно пытаться анализировать ситуацию, уже более внимательнее рассматривая стоящую перед ними женщину.
По ее внешнему виду невозможно было определить возраст, но было понятно, что путница уже немолода. На остатках ее одежды не было никаких карманов, которые могли бы содержать хоть какие-то свидетельства о ее происхождении. Ни документов, ни вещей, говорящих о ней, — абсолютно ничего.
Пытаясь найти хоть какое-то объяснение увиденному, Луиза, как доктор, стала осторожно осматривать тело путницы, не без волнения притрагиваясь к ней руками, отыскивая кровоточащую рану или что-нибудь еще, указывающее на причину ее состояния. Несмотря на ужаснувшую их картину, люди интуитивно чувствовали безмерное страдание и душевную боль, оставившие неизгладимую печать на облике женщины. Великая драма, очевидно пережитая повстречавшимся на их пути человеком,  вызывала в сердцах туристов отклик жалости и сострадания.
Страх окончательно рассеялся. Милосердие, ставшее единственным чувством, испытываемым в этот момент всеми, подталкивало людей к действиям.
— Надо дать ей воды… Бедняжка! Она, наверное, давно ничего не пила… — уже более уверенно проговорила полная дама. Пожилая итальянка окончательно пришла в себя и сейчас лихорадочно соображала, чем  помочь измученной путнице.
— Луиза, кажется, в машине есть аптечка. Может, надо ее перевязать? — вторил ей седоволосый итальянец, имея в виду кровь на рубашке странницы.
Каждый пытался что-то предпринять, и делал это от чистого сердца.
— Господи! — раздался вдруг взволнованный голос Луизы — она держала в своих руках кисть руки женщины. — У нее отрублен палец!
Доктор бережно повернула кисть ладонью вверх, словно принимая на себя чужую боль, и снова вздрогнула, скользнув взглядом по поверхности испачканной засохшей кровью ладони.
В то же мгновение стоявшие рядом туристы одновременно увидели еще одну странную деталь, до сих пор скрытую от глаз людей. Рука, вернее ее часть,  была отмечена непонятной и жуткой тайной. На поверхности ладони четко угадывался страшный, выжженный клеймом, силуэт семиконечной звезды, концы которой простирались от пальца до пальца. И как бы поверх  нее виднелись контуры обвитого нечеткими извитыми линиями католического креста, перечеркивающего своими гранями всю ладонь. Это ужасное черное клеймо, расправив все свои углы на открытой ладони, сразу бросалось в глаза, словно крича и предупреждая о чем-то страшном. Люди интуитивно ощущали необъяснимую магию этого знака, но все же не могли понять его значения.
Новое событие усилило общую нервозность, и тайна призрака из саванны затуманилась еще сильнее. Но оно не способно было изменить пришедшее на смену страху настроение людей, тут же логично объяснивших случившееся неожиданной встречей путницы со свирепыми местными жителями, по счастливой случайности закончившейся сравнительно малой жертвой…
Единственное, чего они не могли себе объяснить, — происхождение страшной отметины на ладони встреченной ими женщины.
Но был среди них человек, думавший иначе.
Услышав резкий возглас Лизы и увидев беспалую руку путницы, отмеченную страшной печатью, Мгану, до сих пор хранивший молчание, внезапно похолодел. Невероятная, страшная догадка резанула мозг чернокожего водителя…Он, рожденный племенем масаев, аборигенов африканских просторов, единственный знал ответ… Но этот ответ мог стоить ему жизни.
— Не трогайте ее! — почти прокричал перепуганный насмерть Мгану.
Луиза, услышав резкий взволнованный возглас водителя, инстинктивно отдернула руку, и только что заботливо осматриваемая рука путницы безжизненно повисла вдоль ее тела. Словно получив какой-то неведомый приказ, женщина-призрак беспрекословно подчинилась ему, снова сделала шаг вперед… и медленно пошла.
Ничего не понимающие итальянцы ошарашенно смотрели на своего чернокожего водителя, пытаясь угадать смысл его слов.
— Мы не должны ее трогать… Мы не можем ее трогать… Нельзя, ни в коем случае нельзя! Вы не понимаете… — Мгану выкрикивал отрывистые, бессвязные слова, глотая в порыве странного возбуждения куски непонятных фраз. Он то и дело мешал английский с суахили, отчего туристы окончательно растерялись и уже не понимали, что делать дальше, переводя взгляды с, казалось, потерявшего рассудок водителя на медленно удаляющуюся фигуру женщины и обратно.
— Да что с тобой случилось, Мгану? — с недоверием в голосе резко спросил пожилой итальянец.
Мгану мгновенно переключился на   мужчину и снова быстро и непонятно залепетал:
— Мы должны уехать… Мы не можем ее тревожить… Она должна идти туда, куда идет. Она не такая, как мы… Она не принадлежит нашему миру, — и снова перешел на суахили.
Мужчина резко одернул перепуганного чернокожего водителя коротким и ясным вопросом:
— Мгану, ты хочешь сказать, что мы должны оставить ее, раненную, здесь одну, а сами просто уехать? Так?
Все смотрели на перепуганного водителя.
— Да, — уже коротко и тихо ответил тот и замолчал.
Этот его бессмысленный ответ, лишенный каких-либо аргументов, окончательно вывел из себя сразу всех, и хор из трех гневных голосов обрушился на голову бедного водителя: «Вы в своем уме, Мгану?.. Как вы можете такое говорить? Да вы совсем сошли с ума!..» Выкрикивая это, туристы бросились догонять удаляющуюся фигуру призрачной женщины, оставив рядом с Мгану не на шутку разошедшуюся пожилую итальянку, которая отчаянно жестикулировала руками и отчитывала потупившегося и потерявшего самообладание проводника.
Его растерянный вид свидетельствовал об одном: он что-то знал и не мог этого объяснить европейцам — какая-то преграда явно ему мешала.
— Мгану, я никак не ожидала этого от вас… Вы оказались совершенно бесчувственным человеком! Как вам не стыдно? Неужели вы в вашей Африке настолько жестоки и слепы к бедам чужих для вас людей, которые нуждаются в вашей помощи?!
Водитель продолжал стоять, опустив голову, и что-то методично бормотал. Создавалось впечатление, что он вообще не слышал, что ему сейчас говорили.
— Нужно быть прежде всего христианином, — протяжно и наставнически продолжала итальянка. В этот момент к ним вернулись остальные туристы. Они осторожно вели за руку послушную молчаливую путницу.
— Мгану, возьмите наконец себя в руки и подгоните автобус к нам ближе — пора ехать! — четко  и  холодно  скомандовал  седоволосый  итальянец , обращаясь к снова разволновавшемуся водителю.
Чернокожий мужчина не заставил себя ждать и неожиданно быстро зашагал в сторону автобуса, бросая на ходу непонятные фразы: «Он все видит, он знает, что мы сейчас делаем… Он отомстит!
Но уже никто не обращал внимания на казавшиеся бредом слова водителя, похоже, окончательно потерявшего рассудок.
Через несколько минут туристы уже сидели в салоне автобуса и перевязывали раненую руку ничего не чувствующей безымянной путницы, продолжающей смотреть своим немигающим взглядом куда-то вдаль за линию зеленого буша и уходящего солнечного света. Саванна прощалась со своей странной повелительницей, и тысячи глаз диких обитателей придорожных зарослей пристально следили за сидящими в машине людьми. Но туристы этого знать не могли, как не знали они и того, что среди провожающих их сейчас были не только звери.
На невысоком холме в небольшом отдалении, скрываемый густыми ветками степной акации, стоял еще один, никем не замеченный, маленький джип. Он появился здесь давно, и сидящие в нем два человека были молчаливыми свидетелями всего произошедшего на пыльной африканской дороге. Они единственные знали страшную тайну призрачной путницы и сейчас с грустью прощались с ней.
Темнело… Саванна надевала свое вечернее платье, прощаясь с яркими дневными краски и приобретая густые, насыщенные темные оттенки. Менялись господствующими ролями и ее обитатели, уступая друг другу места своей охоты и промысла. И только этот вечный порядок не менялся никогда. Каждый живущий в этом большом пестром сообществе четко знал свое время суток и повиновался природному инстинкту. Даже пересохшая речка и вьющаяся между холмами дорога убегали куда-то вперед к уходящему солнцу, исчезая из вида на границе света и тьмы. Но сейчас они уже не разделяли друг с другом гармонию одиночества — одна из них провожала уезжающий в пустоту саванны микроавтобус, указывая ему правильный путь в мир людей и машин. Неестественный для саванны гул понемногу стихал вслед за исчезающим за холмами автобусом, уносящим с собой нераскрытую тайну саванны.