Я ухожу. Прощай навеки. Твоя душа

- Какой вдохновенный трагик! - прошептала Изи.
- Да что вы, милочка, это же  комик, - возразил Гольц. - Я хорошо его знаю, он  играл вчера в фарсе... Кажется, в «Инфанте».
-Тогда, может быть, - шепнул чей-то голос из темноты, - тогда, может быть, вы знаете и то, чем трагедия отличается от фарса?
(Рай прокаженных)

Клиническая смерть — процесс умирания, переходное состояние между жизнью и биологической смертью.
(Энциклопедия)


Он явился утром. На голове его торчала копна рыжих, как солома, волос; посреди лица красовался огромный красный нос шариком; над глазами кустились брови, напоминающие две зубные щетки; красной же краской было густо намазано вокруг рта. Красная кепка в желтую клетку, дурацкие желтые штаны, зеленый сюртучок. Типичный клоун.
Собственно, он не просто явился. Он ураганом ворвался в мой кабинет, где я спокойно готовился просмотреть утреннюю почту и покуривал любимую сигару. Явление его было крайне стремительным и бурным. В другое время я, наверное, был бы шокирован, но сегодня день с самого утра был не такой, как всегда, так что чего-нибудь подобного я ожидал. Если утром ты находишь на столе вместо завтрака записку от жены со словами «Я ушла. Надоело врать. Прости», то почему бы в полдень не заявиться и клоуну.
Ни слова не говоря, он бросился к стоящему у стены столитровому аквариуму и, задрав рукав, запустил в него руку.
- Цып-цып-цып, - поманил он напуганного неона.
Потом поймал за хвост телескопа, меланхолично проплывающего между его пальцев, и бросил его на кресло у окна, в котором дремал мой кот. Рыбка была сожрана немедленно проснувшимся животным прежде, чем я успел удивиться.
Кот благодарно и выжидающе посмотрел в глаза сумасшедшему клоуну, но тот уже метнулся от аквариума к полке с книгами. Зверь, сообразив, что добавки не будет, рухнул обратно в кресло и, облизнувшись, устало смежил очи.
Между тем, безумный паяц схватил с полки фотографию моей жены и со словами «О счастье мое!» жадно припал к ней поцелуем. Поцелуй длился в полной тишине не менее трех минут. Когда же он наконец оторвался от фотографии и бросил ее в угол, я успел заметить, что на лике моей супруги остались жирные красные следы пламенного лобзания. Моя бровь удивленно дернулась вверх, но мне хватило секунды, чтобы вернуть ее на место. Дабы немного отвлечься и прийти в себя, я сделал пару быстрых затяжек, хотя обычно курю медленно и вдумчиво.
Клоун, однако, не прекратил свои выходки. Он схватил одну из книг, - это был Дюма, - извлек из кармана шаровар огромный красный фломастер и, диктуя самому себе, размашисто написал на титульном листе: «До-ро-го-му дру-гу на ве-е-ечну-ю па-а-мять от а-ав-то-ра. Ан-ту-ан».
- Дюма звали Александром, - холодно произнес я.
Но он, не реагируя на мое замечание, бросил книгу в камин, а фломастер вставил себе в ухо.
Далее все происходило с еще большей быстротой и безумием, на фоне моего нарастающего раздражения. Но я держался до последнего.
Когда он одним махом выпил остатки моего кубинского рома, я молчал.
Я молчал, когда он выдернул из моих пальцев недокуренную сигару и небрежно поместил ее в свой огромный размалеванный рот.
Я стерпел даже когда он начал жонглировать двумя антикварными вазами, - шестнадцатого и восемнадцатого веков, - и, разумеется, разбил их.
Но когда он выстрелил из хлопушки в моего моментально утратившего остатки флегмы кота, я не выдержал.
- Потрудитесь объяснить, что здесь происходит, - потребовал я тоном, не допускающим возражений.
Он, кажется, только теперь заметил мое присутствие.
- Happy birthday to you! - пропел он самым омерзительным фальцетом, какой мне только доводилось слышать. - Happy birthday to you!
- Прекратите паясничать! - сказал я. - И извольте ответить по существу: что? здесь? происходит?
Вместо ответа он достал из штанов еще одну хлопушку и пальнул куда-то вверх, над моей головой. На меня пролился дождь разноцветных конфетти, а на стол передо мной шлепнулась сложенная бумажная маска — типичный вкладыш подобного рода вещиц.
Кот не мог перенести повторного салюта — он сначала взмыл вертикально вверх над креслом, а потом рванулся к выходу из этого сумасшедшего дома.
Рыжий безумец, между тем, одним прыжком очутился возле меня и тут же рухнул мне на колени, обнимая за шею. От него пахло моим ромом, моей сигарой, дамской помадой и идиотизмом.
Он быстро выдернул из уха свой дурацкий красный фломастер и несколькими движениями нарисовал что-то над моей верхней губой. В тут же извлеченном им откуда-то зеркальце я увидел у себя под носом развязно-придурковатые кошачьи усы.
- Какой милашка! - бросил этот наглец.
- Потрудитесь слезть с моих колен! - потребовал я.
Но это не возымело никакого действия. Чокнутый арлекин схватил со стола еще не разобранную мной утреннюю почту и стал один за другим вскрывать конверты и просматривать их содержимое, комментируя:
- Так, что тут у нас... Ага, счет из прачечной на тридцать две кроны... Угу... Уважаемый господин Фергюссон, клуб любителей бриджа извещает вас... Фи! Бридж... Та-а-ак, а тут... Счет из ресторана... Здесь... Штраф за просроченную стоянку...
- Да ты тот еще злостный неплательщик! - развязно выпалил он, комкая и бросая всю кипу бумаг в камин.
Одно письмо в голубом конверте осталось незамеченным на столе. Теперь он схватил его, вскрыл и начал читать.
«Милый Арчи!..»
- О! - прокомментировал он тут же. - А вот это уже интересно! Милый Арчи... Хм... И почерк женский... Хм!
«Милый Арчи! Тебя, наверное, удивит, что я решила написать тебе...»
- Послушайте, милейший! - сделал я попытку перебить его, уже начиная выходить из себя.
Но на него это не произвело ни малейшего впечатления, он продолжал читать.
«... но я не могу, слышишь, не могу больше молчать!»
- Да ты проказник! - бросил он мне. - Довел женщину до крайности!..
- Какого черта! - взорвался я. - Какого черта вы уселись ко мне на колени и читаете мои письма?! Какого черта вы испугали моего кота?! Какого дьявола вы вообще здесь делаете?!
Его лицо страдальчески морщилось при каждом моем возгласе.
- Я тебе не нравлюсь? - спросил он жалобным детским голоском.
- Ничуть! - отрезал я. - Что за бред...
Из глаз его, вернее откуда-то из бровей, брызнули струи слез, заливая мое лицо, рубашку, костюм. Он громко заорал, изображая плачущего.
- Прекратите немедленно! - крикнул я вскакивая и стряхивая этого недоделанного клоуна со своих колен. Из нагрудного кармана я достал носовой платок, чтобы утереться. Но он не дал мне сделать этого. Он выхватил платочек из моих пальцев и принялся громко сморкаться в него, бормоча в перерывах между всхлипываниями и вздохами:
- Не нравлюсь... я ему... не нравлюсь... Ох!... Какой ты жестокий, Арчи!.. Обидеть клоуна может всякий... а вот понять... пожалеть... Ах!..
Я отошел к окну и утер лицо портьерой. Это было мерзко и унизительно, но что оставалось делать.
Ситуация становилась все более и более ненормальной. Я ничего не понимал, я чувствовал, что выгляжу со стороны идиотски — в мокром костюме, с нарисованными над верхней губой кошачьими усами, взволнованный и ничего не понимающий. Все, что происходило в моем кабинете, напоминало то ли бред сумасшедшего, то ли дурной сон. И главное, я не представлял, что мне в этой ситуации делать. Единственное, что пришло мне в голову — это вызвать полицию. Но вызов полиции сейчас был далеко не лучшим вариантом улаживания какого бы то ни было конфликта. Имелись определенные обстоятельства, которые не позволяли мне сейчас прибегать к помощи властей. Тем не менее, можно было по крайней мере попытаться припугнуть его.
- Если через минуту вы не исчезнете из моего дома, я вызову полицию, - сказал я.
- Это вряд ли, Арчи, - ответил он странным, уже низким и грубым, голосом.
Я невольно обернулся и увидел прямо перед лицом черную дыру. Это был ствол пистолета, который он держал в обеих руках, вытянув их ко мне. Черное короткое дуло револьвера смотрело мне прямо в левый глаз. Этот холодный и жесткий взгляд был очень неприятен.
Я человек далеко не робкого десятка, но сейчас я испугался. От этого сумасшедшего можно было ожидать всего. Я нисколько не сомневался, что если я поведу себя не так, как ему нужно, он не задумываясь размозжит мне череп. Я не хотел бы, чтобы он выстрелил мне в глаз. Особенно — в левый.
Словно прочитав мои мысли, он криво усмехнулся и перевел прицел на мой правый глаз. Это тоже было весьма неприятно, хотя прежде мне казалось, что выстрел в правый глаз будет менее неприятен.
- Не могли бы вы целиться в лоб? - попросил я.
Он задумался на несколько мгновений, поводил глазами, пожевал губами и с неохотой перевел ствол чуть выше и левее, так, чтобы черное око пистолета смотрело мне точно в середину лба, над переносицей.
- Так лучше? - спросил он.
- Да, благодарю вас, - кивнул я.
Говорить больше было не о чем. Нет, тем для беседы сейчас нашлось бы немало, я думаю, но я был слишком занят мыслями о том, как успокоить безумца.
Прошло две или три минуты. А может быть и все пять. Я заметил, что ему уже тяжело стоять вот так, с вытянутыми руками. Руки его едва заметно, но начали подрагивать, что я сразу заметил по мелким движениям ствола пистолета.
Еще через пару минут он почувствовал, наверное, что больше не в силах сохранять принятую позу.
- Черт, руки устали! - поделился он со мной.
Если раньше он говорил дурацким полудетским голосом, то сейчас, похоже, - своим естественным. Голос у него был довольно низкий, ломкий.
- Надо что-то делать, - добавил он.
- Да, - согласился я. - Пауза как-то затянулась.
- Ну тогда я стреляю? - спросил он моего совета.
- Кхм... - я прочистил горло, которое вдруг обложило. - Может быть... э-э-э... кофе?
- Кофе? - засомневался он.
Он задумался на минуту, потом покачал головой.
- По дороге к тебе я зашел в кафе напротив. Выпил две чашки кофе с корицей, съел кусок сырного пирога и пирожное. Пирожное было так себе, но кофе — довольно безобразный. Ты ходишь в это кафе?
- Нет, - покачал я головой — я вообще не хожу в кафе.
- А, ну и правильно... - кивнул он и вздохнул.
Прошла еще минута.
- Ну ладно, давай прощаться, Арчи.
Он шевельнул пальцем. Сухо щелкнул взводимый курок.
«Какая глупая смерть! - мелькнуло в моей голове. - Надо же, быть убитым каким-то придурковатым арлекином, у себя дома, не докурив первой утренней сигары! Глупо. Но что делать?..»
Лицо его скривилось. Я понял, что он готовится нажать на спусковой крючок. Очень не хотелось закрывать глаза, выказывать слабость или страх, но инстинкт оказался сильнее — глаза мои закрылись непроизвольно в предчувствии выстрела и смерти.
Раздался щелчок. Хлопок. Странный писк. В мой лоб что-то мягко шлепнуло, уперлось, надавило.
- Падай, ты убит! - воскликнул паяц снова идиотским стеклянным голосом.
Я открыл глаза. Из ствола пистолета торчал надувшийся воздушный шарик, упиравшийся в мой лоб.
Клоун захихикал, ткнул в шарик ногтем, чем породил громкий хлопок, навесом бросил пистолет в аквариум, распугав этим рыбок, потом вольготно развалился в моем кресле, забросив ноги на стол. Достал из коробки сигару, некрасиво отгрыз кончик, отчего мне сразу стало грустно, и принялся раскуривать. Покончив с этим занятием, он бросил спичку следом за пистолетом, блаженно и глубоко затянулся, шумно выпустил воздух.
- Хорошая сигара, - похвалил он. - У Йольсена берешь?
- Троттер и братья, - ответил я.
Он дернул бровью, с видом знатока покачал головой, помахивая сигарой перед своим дурацким носом, наслаждаясь ароматом.
Клоун сидел и с удовольствием курил. Я стоял перед ним. Так продолжалось минут десять, не меньше.
В жизни у меня не было ни более глупого дня, ни более дурацкой ситуации. В моем кабинете, в этом храме философской мысли, по всему полу было насыпано конфетти, в камине давно уже догорели и Дюма и моя почта, в аквариуме плавали пластмассовый игрушечный пистолет и спичка. Через минуту к ним присоединился и окурок сигары. Сам же я, еще не просохший, стоял и смотрел на какого-то непонятного клоуна, ожидая, когда он выкурит мою сигару.
- Как чувствуешь себя в пятьдесят, Арчи? - неожиданно спросил паяц.
Голос его вновь стал обычным — серьезный, задумчивый, немного усталый.
Только тут до меня дошло.
А ведь действительно, ведь у меня же сегодня юбилей! Черт, хороший же подарок сделала мне жена!.. Может быть, и этого клоуна тоже она для меня заказала?
- Я продолжаю ничего не понимать в происходящем, - проговорил я вслух. - Кто вы? Что вам здесь нужно? Откуда вы знаете про мой день рождения?
Вместо ответа он поднялся с кресла, прихватив какую-то вещь со стола. Подошел ко мне. В его руках что-то прошуршало, а потом на мое лицо легла бумага. На затылке щелкнула резинка, припечатывая маску, - конечно, это была маска из хлопушки, - к моему лицу. Потом передо своими глазами, сквозь прорези в бумаге, я увидел знакомое маленькое зеркальце. Арлекин крутил им у моего лица, вопросительно подняв брови до тех пор, пока я кивком не подтвердил, что вижу свое отражение.
В зеркале передо мной маячила маска... меня. Да, это несомненно было мое лицо. Вернее, это было не то мое лицо, которое я каждый день видел в зеркале. Мой портрет, изображенный на маске, был моложе меня лет на пятнадцать как минимум.
Клоун несколько минут любовался изображением, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, отойдя на пару шагов и снова приблизившись, и даже зачем-то обойдя вокруг меня.
- Отлично! Вот в этом лице ты и пойдешь туда, - произнес он непонятную фразу.
- Вообще-то, я никуда не собирался, - возразил я.
- Надеюсь, собраться — это не очень долго?
- Э-э-э, как бы вам сказать, дело в том, что я не намерен никуда идти.
- Но нас ждут, Арчи! Ты не можешь подвести того, кто тебя ждет!
- Ничего не понимаю, - устало произнес я, поднимая руку, чтобы сорвать эту дурацкую маску с лица.
Но арлекин не позволил мне сделать этого. Он схватил мое запястье и сжал его так крепко, что кисть враз онемела. Он, оказывается, обладал недюжинной силой.
- Собирайся, Арчи, - произнес он спокойно, но голосом, не допускающим возражений,  - собирайся, дружище.
- Не бери с собой многого, - добавил он через минуту, отойдя к аквариуму и наблюдая композицию из пластмассового пистолета, окурка сигары, огарка спички и рыбок. - Только самое необходимое: пара сигар, - себе и мне, конечно, - свежий носовой платок, то письмо, которое мы не дочитали, - думаю, тебе будет интересно его почитать да и мне, признаться, тоже.
- Я в последний раз требую объяснений, - произнес я по-возможности жестко. - Или вы сейчас же отвечаете на все поставленные мною вопросы, или я... или я... я не знаю, что сделаю.
Он вдруг приподнял мою маску и с минуту вглядывался в мои глаза.
- Ничего ты не сделаешь, Арчи — сказал он наконец. - Ни-че-го... Ты не можешь понять одной простой вещи, дружище...
- Не называйте меня «дружище»! - оборвал я его.
- Хорошо, дружище, - немедленно согласился он, резко отпустив маску, так, что она шлепком впечаталась в мое лицо. - Так вот, ты не можешь понять одной простой вещи...
Он сделал паузу, явно для того, чтобы спровоцировать меня на вопрос.
- Ну и какой же вещи я не понимаю? - поддался я на провокацию.
- Ты давно мертв, Арчи, - ответил он, гнусно улыбаясь. - При всех твоих, прямо скажем — недюжинных, способностях к философии, созерцанию, анализу и самоанализу, ты, как глупый мальчишка, прохлопал свою собственную смерть.
Он еще раз поднес зеркальце к моему лицу, чтобы я видел себя.
- Сколько тебе здесь лет, дружище? Тридцать?.. Два?.. Три?.. Как же ты так облажался, м? Что ты делал здесь, в этой комнате, последние двадцать лет?
- Я... Я не понимаю, - выдавил я.
- Вот и я о том же, - кивнул он. - Ты не понял, что умер. Ты не заметил, как тебя похоронили. Не почувствовал собственного разложения... Ну что, идем?..
- Ку... Куда? Я никуда не пойду!
Теперь мне стало страшно, по-настоящему страшно. Пока этот клоун вел себя как клоун, положение было глупым, дурацким, смешным, непонятным — каким угодно. Но теперь, когда совершенно очевидно было, что он серьезен, мне стало действительно страшно. От этого безумца сейчас можно было ожидать чего угодно.
- Не бойся, - улыбнулся он, прочитав, наверное, весь мой страх на моем лице, прямо через маску. - Не бойся, дружище, я не сделаю тебе больно... Ну если только самую малость.
- Вы... вы собираетесь убить меня? - спросил я.
- Тьфу ты! - всплеснул он руками. - Ну и дурень же ты же ты, Арчи! Ну как можно убить того, кто и так уже мертв! Напротив — я дам тебе жизнь!
Я попятился от него, лихорадочно соображая, чем бы можно защититься от этого безумца. Физически он был несомненно гораздо сильнее меня, так что о просто кулачной потасовке нечего было и думать — не смотря на то, что в свое время я брал уроки джиу-джитсу, он уложил бы меня за пару минут, стоило мне пропустить один его хороший удар. Единственный мой шанс — это нож для бумаги, которым я всегда вскрываю конверты и который лежал в верхнем ящике стола.
Его последние слова дали мне догадку: он — сатанист. Он хочет «дать мне новую жизнь», принеся в жертву дьяволу. Именно поэтому он и явился ко мне в день моего пятидесятилетия.
Пятясь, я добрался до стола. Клоун оставался на месте и только, улыбаясь, провожал меня глазами.
Гипнотизируемый его взглядом, я зачем-то взял со стола и сунул в карман недочитанное им письмо. Потом открыл ящик стола.
- Вряд ли он тебе там понадобится, - сказал паяц, когда моя рука потянулась к ножу. - Я же сказал: только самое необходимое. Сигары не забудь.
Моя рука замерла, касаясь металлической рукояти острого как бритва ножа.
Гладкая прохлада стали ласкала кончики пальцев, вселяла надежду и даже почти уверенность.
- Си-га-ры, - произнес клоун. - Оставь нож в покое. Вскрывать почту тебе там не придется, уж поверь мне на слово.
«Что делать?» - билась в мозгу одна единственная мысль. Бред, начавшийся час назад, переходил в уже совсем нереальное действо. Если я сейчас пойду куда-то с этим человеком... Да нет, я даже представить не мог, чем это может кончиться. У меня не оставалось ни малейшего сомнения в его ненормальности. Но... Но откуда он знает про мое намерение взять нож? Про мой день рождения? Откуда в хлопушке взялась моя маска?
Может быть, я сплю, и все это мне снится? Очень хотелось бы верить, что вот сейчас я ущипну себя, помотаю головой, подпрыгну и — проснусь. Но какое-то тоскливое сосание под ложечкой подсказывало мне, что нет, - чуда не случится. Мой разум был слишком трезв, слишком привычен к аналитической работе, чтобы позволить обмануть себя подобными надеждами.
Паяц не сводил с меня глаз. Я нисколько не сомневался, что маска — не препятствие для его взгляда. Он читал все мои мысли через нее, видел сквозь нее всю мою внутреннюю борьбу. А может быть, эта бумажка и правда стала моим лицом?..
Бред! Бред...
Я задвинул ящик стола. Достал из коробки две сигары, глубоко вдохнул их аромат и сунул в нагрудный карман.
- Ну что, идем? - повторил он свой вопрос.
- Идем.
Мы, он впереди, я — за ним, вышли из кабинета, молча проследовали через гостиную в прихожую. Я набросил плащ, и мы ступили на крыльцо.
- Закрою, наверное? - неуверенно спросил я.
Он только пожал плечами.
Я пощелкал замком, запирая дверь на два оборота. Потом, уподобляясь в безумии своему спутнику, размахнулся, что было сил, и зашвырнул ключи на крышу.
«Бедный кот! - мелькнуло в голове. - Впрочем, жена наверняка не бросит его».
Паяц только хмыкнул одобрительно и направился к ограде. Я последовал за ним.
Мы вышли на аллею, и он снова двинулся впереди, предоставляя мне шествовать за ним.
К счастью, прохожих здесь не было, так что мы никого не могли испугать своим видом. Хороша картина: впереди идет разноцветный клоун, за ним — человек в плаще и бумажной маске на лице. Цирк сумасшедших!
Утро было осенне-хмурым. Желтая листва под ногами шуршала как саван, заглушая шаги и удушая запахом смерти. Черт меня дернул родиться осенью!
Умирать, кажется, тоже придется осенью.
А может быть, сбежать? Броситься сейчас по улице, кричать, звать на помощь... Нет. Я обречен, это совершенно очевидно. Я буду идти на заклание как агнец — молча, покорно, без всякой надежды на спасение. Сейчас я был почти уверен, что этот клоун — моя судьба.
Он свернул в ближайший переулок, прошел два десятка метров и остановился. Шел он быстро, а остановился так внезапно, что я чуть не ткнулся носом ему в шею (он был заметно выше меня ростом, не только сильнее).
- Так... - произнес он. - Кажется, это здесь. Пришли, Арчи.
Я оглянулся по сторонам.
Перекресток как перекресток, самый обычный, ничем не примечательный. К выщербленному, покрытому трещинами асфальту с двух сторон прислонились серые домишки с черепичными крышами. Метрах в пяти от нас деловито расхаживала по обочине пара хмурых ворон.
Ну и куда же мы пришли? Что, он будет приносить меня в жертву прямо здесь, посреди переулка?
Я услышал лязгающий звук и сдавленный голос клоуна: «Помоги же мне, Арчи, не стой столбом!»
Я увидел, что он наклонился над канализационным колодцем и пытается сдвинуть с него массивную чугунную крышку. Какого черта? Что происходит? Собрания сатанистов проходят в канализации? Разумеется, там им самое место, но чтобы поклонники дьявола добровольно спустились в клоаку — в это верилось с трудом.
Я помог паяцу открыть колодец. Он для чего-то встал на колени и заглянул внутрь, туда, откуда вырывалось в осенний воздух отвратительное зловоние.
С минуту паяц выглядывал что-то в кромешной тьме, потом кивнул и произнес:
- Да, похоже это он.
- А вы сомневались? - вопросил я саркастически. - Да, это он, самый обычный и довольно вонючий канализационный люк. Только не говорите мне, что мы должны будем туда спуститься.
- Увы, Арчи, - покачал он головой. - Другого пути нет.
- Я не полезу туда! - произнес я категорично.
- Надо, дружище, надо, поверь мне, - сказал он. - Потерпи, тебе осталось совсем не много.
- Немного до чего? До смерти?
- До жизни, - ответил он и полез в зловонную трубу.
В голове мелькнула мысль: вот сейчас, когда он исчезнет в этом мерзком тоннеле, взять и задвинуть крышку над его головой. Конечно, я бы не смог сделать это достаточно быстро, но наверняка успел бы. И пусть тогда этот сатанист вечно копошится навозным жуком в этой клоаке.
- Давай, Арчи! - донесся из трубы его гулкий голос. - Смелей спускайся, я тебя поддержу. Тут есть лестница, берись за нее.
Я покорно сел на холодный асфальт у колодца, спустил в него ноги и стал нащупывать  лестницу. Когда ноги почувствовали металлическую опору узкой и тонкой ступени,  стал осторожно спускаться. Браться за поручни этой лестницы было не просто мерзко — это было тошнотворно; желудок бунтовал против такого издевательства над моей утонченной натурой и если бы я успел съесть ланч, то несомненно все съеденное было бы сейчас внизу, возможно даже — на голове моего спутника. Поручни были холодные, скользкие, покрытые какой-то омерзительной слизью.
Зловоние, идущее снизу, душило не только мои легкие и стискивало горло, оно даже мозги мои умерщвляло.
Наконец, я почувствовал как руки клоуна подхватили меня, помогая сохранять равновесие на скользких ступенях. Через несколько мгновений я уже стоял рядом с ним посреди хлюпающей под ногами отвратительной жижи.
- Ну и зачем мы здесь? - спросил я, зажимая нос, чтобы не чувствовать пакостной вони. - Что дальше?
- Дыши глубже, Арчи, - усмехнулся клоун, - что ты жеманишься как барышня! А дальше — вперед и только вперед! Не отставай, дружище, положи руку мне на плечо, чтобы не потеряться.
Мрак впереди действительно был непроглядный. Если стоя здесь, под открытым люком, я еще мог разглядеть его лицо, то дальше, после первого же шага в тоннель тьма проглотила бы его.
- У меня есть спички, - сказал я почему-то шепотом. - Может, зажечь?
- Угу, - произнес он, - хороший будет фейерверк! Здесь же полно метана.
Я сделал, как он сказал — положил руку ему на плечо. Он пошел вперед довольно быстро, так, словно каждый день ходил по этой вонючей трубе или видел в темноте не хуже кошки.
- Успеваешь за мной? - бросил он через плечо.
- Да, - пропыхтел я.
Не знаю, сколько мы шли. Наверное, не дольше пяти минут. Но удушающее зловоние, непроглядная тьма  и страх ожидания смерти растянули эти минуты в часы.
Наконец, я почувствовал, что он остановился.
- Все, Арчи, пришли, - сообщил он.
- Я ничего не вижу, - отозвался я.
- Ну да, так и должно быть, - ответил он. - Это же тоннель. Свет будет в его конце.
- Какой свет в канализации... - пробормотал я. - Хватит заговаривать мне зубы, циркач. Делай свое дело.
- Ого, - хмыкнул он. - Как изменился твой тон, дружище... Нет, это уже не мое дело, это твое дело. Тебе и делать.
- Что делать? - вопросил я, ожидая в любую секунду почувствовать холодную сталь ножа под сердцем.
- Идти вперед, - ответил он. - Я не могу вести тебя дальше.
- Куда идти? - спросил я недоуменно. - Зачем? Что за чушь!
- Вперед, - повторил он, - куда ж еще. - И не снимай маску, что бы ни случилось, Арчи! Прощай.
- Но я ничего не вижу, - возразил я.
Он ничего не ответил. Я не мог видеть, но кожей почувствовал, что рядом никого нет. Если он исчез, то совершенно бесшумно и быстро.
Я знал, что оборачиваться нельзя. Если я сейчас повернусь, то потеряю направление. Идти нужно либо назад, в надежде найти дорогу к люку, либо — вперед, в надежде... В надежде на что?..
Из-за спины донесся какой-то звук — отдаленный лязг и скрежет.
Я понял, что клоун выбрался на поверхность и замуровал меня в этом тоннеле. Значит, назад пути в любом случае нет. Идти оставалось только вперед, что бы там меня ни ожидало.
Я вытянул руки, сколько мог, и сделал осторожный мелкий шаг, услышал, как чавкнула под ботинком разлагающаяся жижа. Еще шаг... Еще...
Голова моя кружилась от невыносимой вони, я вот-вот готов был потерять сознание. Перед глазами, которые были сейчас совершенно ничем не заняты, начали проноситься смутные и невнятные образы. Может быть, я действительно находился в полубессознательном состоянии, и только ноги мои двигались, следуя заданной программе.
- Зачем ты ушла? - спросил я ее.
- Сколько я могла жить с трупом! - ответила она.
- Почему же ты не сказала мне, что я умер? - возразил я.
- Я думала, ты знаешь.
- Я не знал. Прости.
- Что уж теперь... - вздохнула она.
- И еще... За сына... Тоже прости.
- Давно простила. Кажется. Не знаю. Но я поняла.
- Спасибо. Знаешь, я был молод, амбициозен, самовлюблен... А потом... Потом мной овладела гордыня и...
- Да, я знаю, - сказала она. - Прости и ты меня за все. Прощай, Арчи.
- Прощай...
Где-то впереди, или мне показалось, мелькнул едва заметный тусклый блик, словно пролетел светлячок. Но светляков здесь быть не могло.
Сделав еще два или три шага, я убедился, что это было не виденье. Действительно, где-то там, в конце тоннеля мелькал и покачивался небольшой источник света, словно кто-то шел мне навстречу, держа в руках фонарик.
- Это что же, - спросил я у клоуна, нисколько не сомневаясь, что он меня услышит, - это он и есть? Тот самый свет в конце тоннеля?
- Да, Арчи, - ответил он.
- Как-то не очень, - попытался я пошутить.
- Кому-то не достается и этого, - серьезно ответил он.
Источник света приближался, понемногу увеличиваясь в размерах. Он слепил мои глаза, которые за прошедшую вечность давно отвыкли от любого света, я не мог видеть того, кто стоял за этим светом. А ведь за ним наверняка кто-то стоял.
Еще через минуту это был уже не фонарик — это было солнце, настолько невыносимо ярким казался мне его тусклый свет после полного мрака.
- Арчибальд Фергюссон, - произнес чей-то голос, исходящий, казалось прямо из центра этого ослепительного сияния.
- Да, - подтвердил я. - С кем имею честь?
- Следуйте за мной, - сказал он сурово, не ответив на мой вопрос.

***

Милый Арчи!
Тебя, наверное, удивит, что я решила написать тебе, но я не могу, слышишь, не могу больше молчать!
Жизнь прошла. Прошла без тебя. Хотя ты всегда был рядом со мной, но тебя как-будто не было. Никогда. Может быть, тебя никогда и не было?
Нет, конечно же ты был, где-то. Ты был где-то там, далеко, на Олимпе своего мировоззрения; разве ты мог оттуда, с такой высоты, разглядеть меня, маленькую, невзрачную и так преданно любящую тебя душу.
Если раньше ты хотя бы изредка вспоминал обо мне, смотрел на меня благосклонно, заботился, то сейчас... Я даже на заметила, когда и как это случилось. Все происходило, наверное, исподволь и медленно. По мере того, как ты удалялся от меня, я все чаще и настойчивей пыталась достучаться, пыталась докричаться до тебя, вернуть наши прежние отношения. Но это только раздражало тебя, и ты отдалялся еще более. Что я могла сделать?!
Ты так долго искал смысл жизни! Но ты искал его где угодно, только не во мне. И если сначала ты советовался со мной в своих поисках, хотя никогда не следовал  советам, то потом и вовсе перестал интересоваться моим мнением. Иногда, мне кажется, ты даже видел во мне врага, настолько методично ты пытался от меня избавиться. И тебе это почти удалось. Последние двадцать лет мы виделись очень редко, почти никогда.
Арчи, Арчи... Быть может, ты просто никогда меня не любил?
Я очень часто задавала себе этот вопрос и никогда не могла дать на него окончательного ответа. Иногда мне казалось, что да, ты вообще не способен любить. В другое время я думала, что любовь твоя просто не укладывается в общепринятые привычные рамки — ведь любовь достаточно многолика, а любовь такого умного и одаренного человека, как ты, просто обязана отличаться от чувств обычных людей.
Не знаю. Я ничего не знаю. Но я устала, милый. Я больше не могу жить с тобой, но в то же время без тебя. В настоящем у меня нет ничего, я тебе просто не нужна. Будущего у меня тоже нет, я тебе просто не нужна. Не нужна, не нужна, не нужна... Как страшно звучат эти слова!
В общем, я приняла решение, Арчи. Думаю, оно не очень тебя огорчит и уж во всяком случае не будет для тебя неожиданностью. Ведь ты сам должен был прекрасно понимать, что бесконечно так продолжаться не может. Возможно, ты даже втайне хотел, чтобы однажды я приняла это решение... Или нет... О, Господи, как мне тяжело! Я запуталась в себе, в тебе, в нашем прошлом, настоящем, будущем... Я тебя совершенно не знаю, я перестала тебя понимать, и — самое страшное — я боюсь тебя разлюбить. Того человека, которого я любила все эти годы больше нет, ты стал другим, ты стал настолько непохожим на себя, что я действительно готова тебя разлюбить.
Арчи, Арчи...
Так много хотелось тебе написать, а вот теперь... Все слова куда-то исчезли. Может быть, они просто потеряли смысл. Давно уже. А может быть, я просто разучилась говорить.
Все. Наверное, все. Я ухожу. Прощай навеки.
Твоя Душа.