Спокойных дней не будет - часть 15

Соня не потрудилась постучать, просто нажала на холодную ручку, толкнула дверь и оказалась на пороге знакомого кабинета. Илья курил в приоткрытое окно и не повернулся, когда она вошла, словно не пожелал поощрить незваного визитера в тайной надежде, что тот уйдет. Но она не ушла, молча пересекла комнату и остановилась возле стола. Фигура у окна не шелохнулась. Рука с тлеющей сигаретой покоилась на подоконнике возле пепельницы, и только суетливая струйка дыма, втягиваемая сквозняком в кабинет, свидетельствовала о том, что перед Соней не фотография или акварель.
Соня легонько забарабанила ногтями по сияющей крышке стола, но не смогла привлечь внимание Ильи, упорно сосредоточенного на привычном пейзаже за окном. Не дождавшись его реакции, она села в повернутое к столу хозяйское кресло, и оно едва заметно скрипнуло и повернулось на четверть оборота к окну.
- Не ожидал я этого от тебя, - сказал он и поднес руку с сигаретой к лицу.
- Я сама от себя не ожидала.
- Кто угодно... Я уже привык. - Его глухой голос частично терялся в звуках с улицы, и Соне приходилось прислушиваться. - Роза всегда на их стороне, даже если говорит иначе. Сплошное лицемерие. Но ты...
- Я такая же, как все, - вздохнула она.
- Ты была другая.
- Ты ошибся во мне.
Он крутанул в пепельнице догоревший окурок и обернулся. Она смотрела в пол у своих ног и водила ладонью над инкрустированной поверхностью стола, как будто от узора шел жар, и она опасалась обжечься. Почувствовав его взгляд, она остановила руку и в три приема подняла глаза: сначала в поле зрения попал подлокотник кресла, потом - расстегнутый пиджак со сбившимся на сторону галстуком и в последнюю очередь твердо сжатые губы над гладко выбритым тяжелым подбородком.
Посмотреть выше она не решилась. Между ними было всего пару шагов. Он сделал шаг к столу, она медленно поднялась с незаконно занятого места. Расстояние сократилось куда больше, чем она рассчитывала, и отступить было некуда, если только упасть обратно в кресло. Она качнулась назад, предчувствуя, что эта единственная возможность избежать неотвратимого, но он тоже понял, что она ускользает, и остановил ее бегство. Ее напрягшиеся плечи под его руками опали. Твердые пальцы медленно подползали к ее шее, на ходу решая, взять ли на себя роль палача или погладить и ободрить. Но, не приняв окончательного решения, замерли у выреза платья.
- Соня?
Она все еще не смела заглянуть ему в глаза. Илья смотрел сверху вниз, и она почти физически чувствовала его вопрошающий взгляд.
- Прости меня, я виновата, - прошептала она, робея собственного голоса.
- Ты, правда, так думаешь?
- Что я виновата? Конечно, я не должна была...
Она заторопилась объяснить, чего ей не стоило делать сегодня за обедом, попыталась защититься стеной извиняющихся слов, увести разговор в область непредумышленного преступления и условного наказания.
- То есть тот вечер в горах был твоей ошибкой. Все случилось, потому что я напоил тебя?
Его пальцы дрогнули и угрожающе преодолели шелковый край выреза, но вовремя остановились, задумчиво погладили одну ключицу, потом другую.
- Не надо, прошу тебя. Не вспоминай об этом.
Соня запаниковала, переступила с ноги на ногу, словно нащупывая путь к отступлению, и поняла, как Илья близко, когда наткнулась носком туфли на его ботинок. Места для маневра не осталось.
- Компания была неудачной? И мой приезд? И когда я...
- Когда ты? - переспросила она, возводя новую стену взамен только что рухнувшей. - Это я вынудила тебя. Ты не был виноват, а я оказалась безответственной девчонкой, которая не хотела думать о последствиях. Мне очень жаль, что тогда мой эгоизм...
Она перестала следить за собственной мыслью и выстраивать фразы, складывая слова по кирпичику, как того требовали каноны беседы. Она набрасывала их бесформенной кучей, как возводят хлипкую баррикаду неумелые рабы. Только бы не замолчать, не позволить себе лишнего. Не позволить ему...
- Мы говорим о разных вещах, - прервал ее Илья голосом раздраженного экзаменатора, вписывающего "неуд" в зачетку лодыря.
"Если сейчас кто-нибудь войдет... Господи, пусть кто-нибудь войдет!" Еще одного экзамена на целомудрие она не выдержит.
- Наверное, но ты просил меня забыть.
- И ты, конечно, забыла?
- Нет.
Темно-синий галстук придвинулся ближе, потерял светлые вкрапления, расплылся. Теперь терпеливые руки уже гладили ее шею, ласкали подбородок. Он вынудил ее поднять голову, произнести это "нет" еще раз глазами, губами. Одна его ладонь скользнула по ее застывшей спине, словно приглашая на танец. Сонины глаза метнулись в сторону и вниз, надеясь остановить его руку, и снова вернулись к его лицу, моля о пощаде. Он покачал головой, отказав ей в этой просьбе, и с этим движением на нее накатила волна знакомого запаха. Сигареты, одеколон, его собственный запах, который она узнала бы даже с закрытыми глазами. Его пальцы неторопливо прошлись по ее нижней губе, с настойчивостью исследователя вернулись обратно. Она до последнего момента не хотела закрыть глаза, но тут сдалась, и он убрал руку и поцеловал ее, но через несколько секунд отпустил, почти оттолкнул, чтобы, ничего не поясняя, потребовать немедленного решения.
- Когда?
- Сегодня вечером, - не задумываясь, прошептала Соня и открыла ясные глаза. - В девять.
- Где?
- На углу Большой Никитской и Никитского бульвара.
- Почему там?
Она смогла его удивить, разбавила торопливый диалог тягучей паузой.
- Не знаю. Там хорошее место. Я люблю...
Он, не дав ей договорить, снова стиснул ее в объятиях, теперь увереннее, сильнее, исполненный надежды и вожделения. Но на этот раз она первая прервала поцелуй, заторопилась домой, словно могла приблизить далекий вечер.
- Ты не обманешь меня? - спросил он, наблюдая, как она вытирает рот тыльной стороной ладони, избавляясь от следов греха, чтобы не быть случайно разоблаченной.
- Я и раньше не обманывала. Просто... Раньше я боялась.
- А теперь что изменилось? - усомнился в ее искренности Илья.
- Все изменилось, - уклончиво сказала она.
- Ты хочешь, чтобы я удовлетворился этим ответом?
- Это будет больше чем ответ, - пообещала Соня.
- Ты уже уезжаешь? Может, останешься на вечерний чай?
Илья, до конца не поверивший словам, пытался удержать ее при себе, проследить ее путь из этого кабинета до самого перекрестка Никитской и бульвара. Она отказалась и сразу заговорила о другом, вернув его к утратившему оттенок обиды и горечи семейному обеду.
- Ты ждешь Левушку?
- Да, нам надо обсудить...
- Я знаю. Позволь ему самому решить.
- Что? - Он изумился, как быстро женщина готова сменить второстепенную роль робкой наложницы на уверенное амплуа повелевающей госпожи. - Это еще почему?
- Посмотри на меня. - Он воззрился на нее, как будто искал в ее фигуре объяснение этой перемене, но она пояснила: - На мою жизнь. Не заставляй его совершать ошибку. Пусть он выберет сам, пусть мучается, страдает, любит, ругается. Пусть ошибется, если на то воля свыше, но, по крайней мере, не возненавидит тебя. А ты не потеряешь сына.
Илья не хотел думать о предстоящем разговоре, потому что думал о женщине, которая будет ждать его в машине вечером. И спросил о ней.
- Ты ненавидишь меня, Соня?
- Иногда хотела бы. - Она ответила так быстро, что это не могло быть неправдой. - Но ничего не выходит. А еще говорят, что от любви до ненависти один шаг, но именно он мне никогда не удается.
- Мне порой казалось, что тебе удалось.
- Это просто знаковая система. У тебя она одна, у меня другая.
- Что это?
Он наморщил лоб, пытаясь уследить за ее образами.
- Кошка и собака. Одна машет хвостом, приглашая поиграть, другая ощеривается в ожидании нападения.
- Ясно. Значит, ты кошка? И все твои слова...
Но она не согласилась с таким однозначным решением. Изнутри все было куда сложней, но объяснить ему это не представлялось возможным, опять же в силу разных знаковых систем. Осталось только напустить тумана, что она и сделала.
- Иногда были правдой, иногда - реакцией на непонимание. Любовь бывает не менее жестокой, чем ненависть. И ты, настаивая на том, чтобы мы подчинялись, бываешь очень жесток. - Она гнула свою линию, вернувшись к разговору о Левушке. - Покажи ему, что ты его любишь и готов доверять, и он постарается оправдать твое доверие, поверь мне.
- Зачем тебе роль миротворца, Соня? - Илья все еще не был уверен в том, что она действительно повзрослела. - Разве мало у тебя своих проблем? Оставь эти мне.
- Затем, что я хочу сегодня увидеть тебя счастливым. - Она перевела диалог в область шутки, улыбнулась, пожала плечами, извиняясь за столь утилитарный подход. - У меня своя выгода. А если ты не отпустишь его...
- Довольно. Я понял.
Он твердо решил не говорить с ней о делах и проблемах.
- Я знаю, ты будешь мудрым. Кто-то должен первым простить обиды и уступить. Он слишком молод для компромиссов. Прошу тебя, милый.
Она вернулась к нему с середины комнаты, приподнялась на цыпочки, прикоснулась к щеке легким родственным поцелуем и исчезла за дверью, оставив его в недоумении и ожидании вечера.

Марина сидела на перилах открытой веранды, выходящей из гостиной во внутренний двор, пока Роза показывала гостю свою оранжерею, и без особых мыслей смотрела на французский парк, разбитый под чутким руководством известного ландшафтного дизайнера.
- Марина, - позвала Соня, подойдя совсем близко.
- Да?
Та вздрогнула, но тут же взяла себя в руки, скользнула по Соне прохладным взглядом и снова уставилась на зеленые стриженые кусты.
- Я хочу кое-что сказать тебе... Прости меня, я вела себя сегодня глупо.
- Да ладно, забыли уже, - отмахнулась Марина, уставшая от конфликтов этого дня.
- Если ты не против, я бы хотела все-таки прийти.
"Как это ты решилась снизойти до простых смертных?" Соня уверенно шагнула к ней и заключила ее в объятья, прервав очередную язвительную реплику. Марина, ошалев от такого явного проявления нежности со стороны холодновато-отстраненной Сони, нерешительно сомкнула руки у нее за спиной. Соня взволнованно дышала ей в висок, и она явственно ощутила запах отцовского одеколона, смешавшегося с диоровским ароматом.
- Так примирение на высшем уровне все-таки состоялось? - подозрительно спросила она, когда Соня чуть отодвинулась, давая понять, что объятия пора завершать.
- Да, я попросила прощения.
- Напрасно. Ты-то ни в чем не провинилась. Он все время давит, ты вынуждена защищаться. Борьба верхов и низов. Или как там у вас это называлось?
- Может и так, но сегодня я защищалась слишком грубо. Использовала недозволенный прием.
После разговора с Ильей, ее не мучили угрызения совести, но показать это его дочери было неприлично.
- Кем недозволенный? Разве в этой игре есть правила?
- Не знаю, может быть.
- Вот и я не знаю. А догадайся почему? - Соня пожала плечами, и Марина выдала ей свое нехитрое открытие: - Да потому что нам не преподавали правил. Может, их, действительно, и нет вовсе. Нас с детства учили подчиняться слепо и беспрекословно, идти за отцом, потому что он знает дорогу. Ты - идеальный ученик, лучший последователь, Лева всегда пытается усидеть на двух стульях, а я...
- Тебя подчиняться он так и не научил, - с неодобрением сказала Соня. - Ты все время борешься с ним, идешь по бездорожью.
- Это такой способ выжить.
- Ты изживаешь его в себе, и не хочешь понять, как вы с ним похожи!
- Брось, это вы с ним похожи. А я вообще сорная трава на дворе.
- Нет, Маришка. Я бы и хотела быть такой, как он, только мне не дано. А ты хоть и упорствуешь в своем противоборстве, а все равно по всем статьям его дочка.
- Неужели?
Это замечание и разозлило Марину и польстило ей. В ответ она воспользовалась любимым отцовским вопросом, с той же самой язвительной интонацией.
- Однажды ты сама увидишь, что вы с ним по-настоящему близкие люди, - с легкой завистью сказала Соня.
- Вот только бы это случилось попозже. Во всяком случае, я не хочу быть похожей на него.
- Главное, чтобы не слишком поздно. А ты уже и так похожа...
- Только я не собираюсь ломать себя ему в угоду, - фыркнула Марина. - Но ты... Посмотри, куда ты загнала себя в этом твоем идеальном подчинении! Разве о такой жизни ты мечтала, когда пересказывала мне любовные истории, которые выискивала в книгах?
- Перестань, я уже давно поняла разницу между книгами и реальностью!
- Хочешь сказать, ты стала реалисткой? Смотришь на вещи трезво... Его и из-за этого должна бы мучить совесть. Он заставил тебя воплощать его представления о жизни.
- Ерунда, у меня был выбор, - поморщилась Соня.
- Не обманывай себя. Твой выбор все эти годы - это его выбор. А если ты не отдаешь себе в этом отчет, тем хуже.
- Все не так мрачно...
- Ну, хорошо, пусть я преувеличиваю... Но ты пытаешься быть его копией. Ты никого не допускаешь в свою жизнь, любишь трагическое одиночество в этих пошлых виллах у моря. Это же вчерашний день, даже позавчерашний. - Практичная Марина села на своего любимого конька. - Не лучше ли иметь квартиру в современном европейском городе? Я не говорю про Лондон, там действительно поганый климат, но Париж, например, или Швейцария, или какой-нибудь Монте-Карло.
- Нет, это не для меня, - заулыбалась Соня, восстановив в памяти романтические картинки с морскими пейзажами. - Если жить не у моря, то я бы предпочла старый замок где-нибудь в Альпах или поместье с виноградниками на юге Франции.
- В тебе говорит какая-то заплесневелая романтика... Шнурок для вызова горничной, конюшня, псарня, шампанское у камина? Эти твои буржуазные пережитки в худшем проявлении...
Марина с возмущением закатила глаза, став похожей на святого Себастьяна в момент мучений.
- О чем ты?
- Да все эти Лексусы и Мерседесы... Бестолковые монстры шириной в пол-улицы и длиной в переулок. Так и видится карета с шестеркой лошадей в плюмажах. Вот она я, первая леди. Смотрите, любуйтесь.
- Ну, во-первых, эти машины используют новейшие технологии и вовсе не похожи на карету с лошадьми, - возразила Соня, знающая толк в автомобилях. - К тому же они, по сравнению с "американцами", просто детские самокаты. Да и вообще, при чем здесь машины?
- При том, что он ездит на самом-самом, отдавая дань пошлым представлениям о достатке и солидном бизнесе.
- А на чем же тогда ездить?
- Ну, конечно, для вас, главное, не забыть про статус! - съязвила Марина. - В Европе все давно уже ездят на маленьких машинках.
- В твоей любимой Европе все помешаны на экономии, - возразила упрямая Соня, - а Илье об этом нет смысла думать.
- Просто вся ваша жизнь, твоя и его, - чистой воды снобизм.
- Ну, так что? Я - сноб, а ты гоняешься за модой, за последними веяниями, новинками...
- Да, но это, по крайней мере, отвечает принципам современной жизни.
- А я не хочу быть современной, - откровенно заявила Соня. - Мне удобно ездить на классической машине, читать классическую литературу, носить английские костюмы и итальянские шубы. Считай, что я опоздала родиться на пару веков.
- Кисейная барышня... Но живешь-то ты в этом веке. Приспосабливайся.
- Да зачем? - с недоумением пожала плечами Соня. - Если со мной только это не в порядке, то такие причуды, согласись, можно пережить.
- Да я-то переживу. А вот как ты сама? Взять, к примеру, твоего мужа.
- Ох, не надо снова о семейной жизни! - воскликнула Соня. - Дай мне хоть чуть-чуть отдохнуть от этих мыслей...
- Действительно все так плохо?
Марина смотрела настороженными глазами, надеясь услышать в ответ искреннее признание, но она явно недооценивала Соню с ее умением промолчать о своих истинных чувствах.
- Могло бы быть лучше.
- А откуда взяться хорошему? - возмутилась она. - Ты сунула голову в петлю и надеешься, что висеть может быть удобно. Есть разные способы решить эту проблему...
- Но нет универсального рецепта.
- Нет, конечно, хотя развод еще никто не отменил. Но ты, похоже, не хочешь ничего кардинально менять?
- Не уверена, что можно что-то изменить.
- Боишься, что скажет папа? - язвительный тон возвращал их к началу обеда, но Соня не поддалась на провокацию.
- Нет, я и так знаю, что он скажет.
- О, да, уж он выскажется! - Марина прекрасно представляла себе, что думает отец по этому вопросу, но вдруг загорелась какой-то новой мыслью: - Слушай, у меня идея! Есть прекрасный молодой человек, как будто специально созданный для тебя...
- Ты с ума сошла? - Соня с ужасом отшатнулась и помотала головой. - Мне никто не нужен.
- Лучший способ избавиться от депрессии: начать с кем-нибудь встречаться. Если не для секса, то хотя бы для души. Впрочем, почему надо себе и в этом отказывать?
- Я не могу, Мариша. Это не для меня.
- Именно для тебя. Представь, что есть человек, который сможет помочь тебе забыть о проблемах. Тебе нужно где-то выпускать пар, иначе заработаешь депрессию, нервный срыв или еще какую-нибудь гадость. Он давно просит познакомить его с хорошей молодой женщиной, а ты отвечаешь всем его устремлениям. Как это я раньше не подумала!
- Но... Почему ты решила, что я ему понравлюсь?
- Да я не знаю ни одного мужика, которому ты бы не понравилась! - безапелляционно заявила она.
- Ну, нет, я вовсе...
- Не знаю, что ты там о себе думаешь, но у тебя при всех достоинствах есть кое-что, что может затмить все, с какими бы красавицами тебе ни пришлось тягаться.
Она многозначительно замолчала и принялась разглядывать Соню, словно та была выставлена на аукцион на невольничьем рынке. Иногда таким взглядом смотрел на нее Илья. Соня занервничала и перевела разговор в шутку.
- Почему же я о нем столько лет ничего не знаю?
- Потому что не умеешь посмотреть на себя со стороны.
- Ну, не томи! О чем речь?
- Ты у нас умная и хитрая. Откуда в тебе это, я понятия не имею: ты умеешь молчать и слушать, а все мужчины это страсть как любят. А потом можешь легко рассмеяться или расплакаться.
- Ну, насчет ума я бы поспорила, - вяло воспротивилась польщенная Соня. - А вдруг мне просто нечего сказать?
- Хочешь со мной пококетничать? - усмехнулась Марина. - Я знаю, о чем говорю. Лучше скажи, ты согласна? Я вас познакомлю хоть сегодня.
- Нет-нет, что ты! - испугалась ее решительности Соня. - Это не для меня.
- У тебя другое высокое предназначение, да?
- Возможно, - уклонилась от ответа Соня, вспомнив о предстоящей вечерней встрече на бульваре.
- Помнишь, как ты в еще школе мне сказала, что хочешь учиться, чтобы служить красоте, справедливости и истине.
- Нет! - Она на мгновение задумалась. - Я такое сказала? Это слишком высоко для меня, прямо французская революция. А Бастилию я брать не собиралась, не помнишь?
- Ладно тебе, не прибедняйся. Думаю, что в своем любимом Древнем Риме ты бы была жрицей в каком-нибудь храме.
- Ничего себе комплимент! - рассмеялась Соня. - Да они же предавались разврату целыми днями!
- Да? Надо же, ничего не помню из истории! Это ты у нас "ученый муж", а у меня ничего, кроме цифр на банкнотах, в голове не держится. Но тебе бы точно не помешало предаться этому самому разврату. Когда ты начнешь жить?
- Не знаю.
- Он тебе поможет.
- Кто?
- Да тот человек, - с легким раздражением пояснила Марина.
- Он что, мужчина по вызову?
- Что? А, нет, конечно. Он просто пару лет назад потерял жену, ударился во все тяжкие, но так и не смог задержаться ни у одной юбки. Денег у него достаточно, но ему нужны душевные отношения, а ты это умеешь.
- Нет, я не хочу соревноваться с его покойной женой.
- Да ты затмишь ее в два счета.
- Покойника не затмишь. Он всегда будет лучше.
- Тем, что умер? - хохотнула циничная Марина, и Соня обрадовалась тому, что воспитательный процесс закончился на такой оптимистической ноте. - Так что ты будешь делать? - отсмеявшись, спросила Марина, заметив в окно приближающихся Виктора и Розу.
- Вернусь домой.
- Нет. Со своей жизнью?
- Не знаю пока. Может, еще не пришло время что-то делать?
- Соня, не трать понапрасну годы. Все равно ты придешь к этому.
- К чему?
- К тому, что придуманную другим человеком жизнь прожить не сможешь. Придумай ее себе сама.
- И она пойдет так, как я захочу? - скептически поинтересовалась Соня.
- Ну, конечно!
- Не думала, что ты у нас идеалистка. - Она снова шагнула вперед и обняла Марину. - Еще почище меня. Спасибо тебе, Мариша. Я тебе очень благодарна.
- Да за что?
Марина прижалась к ней щекой. Остался только диоровский запах жасмина, отцовский одеколон выветрился, а вместе с ним и острота обиды за испорченный обед. В этот момент дверь в гостиную открылась, и обе девушки поспешно отодвинулись друг от друга, словно их поймали за каким-то сомнительным занятием.
- Я пойду, - быстро сказала Соня и направилась к двери.
- Вы уже уходите? - вежливо поинтересовался Виктор, и она протянула ему на прощанье руку.
- Да, мне пора.
Потом поцеловала Розу, еще раз поблагодарив за прекрасный обед и пообещав заехать на следующей неделе, махнула от двери рукой Марине и вышла из дома. Окна кабинета главы семьи выходили на другую сторону дома, и она представила себе, как отец и сын с трудом продираются сквозь принципы и упрямство, чтобы заключить, наконец, мирное соглашение. Но мысли ее тут же сбились на вечернюю встречу на бульваре, и заторопились в гардеробную. "Господи, что же надеть?" Потом они снова вернулись к поцелую в кабинете, к разговору за столом, к выпускному вечеру много лет назад.
- Стоп! - вслух сказала она себе, остановившись перед автоматическими воротами и кивнув в стекло охраннику. - Еще раз сначала: что же надеть?

Машины подкатили к перекрестку одновременно и остановились у полустертой белой черты. Соня опустила стекло пассажирской двери и помахала рукой улыбнувшемуся водителю. Одинаковая мелодия из двух приемников наполнила пространство между ними. Загорелся зеленый, и они стартовали колесо в колесо, пересекли площадь, притормозили у ближайшего тротуара, пропуская друг друга к свободному месту парковки. Сзади недовольно загудели, и Соня проехала чуть дальше, втиснулась между двух иномарок, заглушила двигатель. Через минуту Илья открыл ее дверцу, наклонился и вместо приветствия указал рукой вглубь салона.
- Перебирайся туда. Я сам поведу.
- Почему это ты? - слегка обиделась она, но послушно отодвинула сиденье и, перебросив ноги через ручку переключения передач, скользнула в пассажирское кресло, одернув задравшуюся выше дозволенного юбку.
Илья проследил за ее ловким движением, которое показалось ему подозрительно привычным, но ничего не ответил, не посчитав это восклицание вопросом, и сел за руль. Соня во все глаза смотрела, как он устраивается на ее месте: поднял до верха стекло, отрегулировал кресло и только потом обернулся к Соне.
- Как ты?
Она неопределенно пожала плечами, ожидая других слов, поцелуя, ласки, но он не заметил возникшего напряжения или проигнорировал его.
- Что ты сказала дома?
- А ты?
- Соня!
Илья с раздражением посмотрел на нее, настаивая на ответе. Она на долю секунды заупрямилась.
- Я сказала, что еду к Насте и могу задержаться.
- А что ты сказала Насте?
- Какая разница, а? Сказала, что встречаюсь с друзьями с работы, а Николаю это не нравится. Поэтому, если он вдруг спросит...
- В общем, обманула всех, - жестко подвел итог Илья.
- Кроме тебя, - парировала она и улыбнулась, сведя весь диалог к шутке.
Он неопределенно кивнул, притянул к себе ее голову за подбородок, поцеловал и отпустил, все еще слегка обиженную, но уже не разочарованную. Она взглянула за окно на знакомые улицы с неожиданного ракурса - с пассажирского места.
- Куда мы едем? В гостиницу?
- Нет, в квартиру.
- К тебе?
У него была квартира в городе, огромная, шириной в целый этаж и высотой в два, шикарная и на Сонин вкус не слишком жилая. Там изредка ночевала Роза, и частенько он сам оставался неподалеку от офиса перед утренними переговорами. Не может быть, чтобы он вез ее в этот дом. Илья свернул на Садовое, и она поняла, что не ошиблась. Похоже, у него на уме была другая квартира, о которой Соня ничего не знала.
- Я недавно купил еще одну.
- Зачем? - удивилась Соня.
- Считай это вложением капитала.
- Ясно. Для женщины?
Он нахмурился и кинул на нее неодобрительный взгляд.
- Я купил ее для себя.
- Для себя, конечно! - В ее голосе явственно звучала обида. - Чтобы иметь возможность встречаться со своими...
- Ты делаешь выводы на ровном месте.
Соня недовольно поморщилась и посмотрела на Илью, как учитель на завравшегося пятиклассника.
- У тебя кто-то есть, я знаю.
- У меня всегда кто-то есть. Я так живу.
Илья вскользь посмотрел на Соню и встретил в ответ ее недоверчивый взгляд, мерцающий в свете проносящихся мимо огней. Она быстро отвела глаза, поджала губы, удерживаясь от комментария, и принялась искать другую радиостанцию, сделав вид, что тема ей наскучила. Он подумал, что теперь придется разубеждать ее. И почему женщины так хотят расставить все точки где не надо?
- Глупо ревновать меня. Между тобой и другими женщинами целая пропасть.
- Не сомневаюсь: любая из них свободна любить тебя, - не удержалась от сарказма Соня. - Я правильно улавливаю разницу?
- Они любят мои деньги и возможности, которые дают деньги. С ними все ясно с самого начала. А относительно тебя, я, видимо, заблуждаюсь...
Он ответил холодно и сухо. Соня с преувеличенным интересом смотрела в свое окно на мелькающие неоновые вывески, он закурил, привыкнув управляться с ее машиной.
- А где квартира? - спросила она, когда машина притормозила на светофоре.
Слева высилась и подмигивала огнями громада сталинской высотки.
- На Малой Бронной, рядом с Патриаршими, - сказал он и снова искоса взглянул на сестру.
- Ты всегда любил воду.
- И ты.
Он наклонился и поцеловал ее, на этот раз в знак примирения. Сзади снова засигналили, рявкнула милицейская "крякалка", требуя освободить дорогу.
- Не возьму тебя в водители, - засмеялась Соня, когда он недовольно обернулся, пытаясь разглядеть нетерпеливого нахала. - Ты не следишь за знаками и слишком близко подъезжаешь к другим машинам.
- Какого черта им всем нужно! Как ты вообще ездишь по Москве?
- Привыкла уже, - усмехнулась выдержанная Соня. - Стараюсь не обращать на них внимания. Особо агрессивных пропускаю.
- Вот куда можно торопиться в выходные в девять вечера?
- Например, на свидание, - по-женски дипломатично предположила она. - Как мы с тобой.
Илья не сдержался и, удерживая руль левой рукой, правой погладил ее колено. Хитрая бестия! Знает, как успокоить и перевести мысли в другое русло. Она тут же поймала его руку, переплела свои пальцы с его, нежно сжала. Он высвободился из ласкового плена, включил поворотник, и через пару минут они въехали во двор, окруженный старыми домами.
Лифт не работал. Илья провел ее по сумеречной лестнице на третий этаж и, открыв неприметную дверь с пошлой серой обивкой, вошел в темноту квартиры первым.
- Подожди немного, я найду выключатель.
Через несколько секунд в коридоре мигнул и вспыхнул свет.
- Черт, тут уже начали...
Любопытная Соня толкнула дверь шире, шагнула через порог и ахнула от изумления.
- Здесь ремонт?
Она никогда в жизни не видела такого погрома.
Казалось, квартира долгое время находилась в состоянии активных боевых действий. Соня подняла глаза вверх, оглядывая стены и потолок над собой, покрутила головой, как сова, перевела вопросительный взгляд на брата. Однако никаких эмоций его лицо не отразило.
- Смотри под ноги, - буркнул Илья, - похоже, здесь прошла вражеская авиация.
Он двинулся в одну из комнат, громко раздавив большой кусок известки, который тут же припудрил его черный ботинок серой пылью. Подавленная и разочарованная, она пошла за ним следом походкой журавля в болоте, осторожно переступая через кучи мусора на полу. Илья стоял посреди огромной пустой комнаты и с каким-то даже злорадным интересом осматривал высоченные потолки с осыпавшейся лепниной.
- Что это, Илюша? - жалобно спросила она, с ужасом оглядывая голые стены.
- Я знаю не больше тебя, - неожиданно грубо огрызнулся он - Сейчас разберемся.
Но у нее пропало всякое желание разбираться. Она повела плечом, вышла в коридор и ткнулась в первый же попавшийся дверной проем. Балконная дверь в центре комнаты была притиснута к косяку грязной доской. Соня прошла между двух куч строительного мусора, оттолкнула доску и ступила на улицу. Мимо нее в квартиру хлынули звуки ночного города и запахи наступающего лета. Унылое шуршание проносящих по улице машин сменилось целой вереницей автомобильных гудков, в соседнем дворе заныла сигнализация, женский голос откуда-то сверху позвал невидимого Сережу домой и сорвался на истерической ноте. Ей послышались шаги за спиной, и она обернулась, надеясь увидеть Илью. Возвращаться в комнату и вмешиваться в процесс обследования этого полуразрушенного убожества ей не хотелось. Она прислушалась. Илья передвигался по квартире, открывая и закрывая двери, зачем-то включил отчаянно завизжавший кран.
Внезапно полная апатия овладела ею. Он купил эту квартиру не для нее, у него далеко идущие планы на это "уютное гнездышко". Интересно, а где он встречался с женщинами раньше, до покупки квартиры? Наверное, держит номер в отеле, постоянные апартаменты для продажной любви. Предупредительные швейцары в шинелях с золотым шитьем, вечно улыбающийся портье, постоянная горничная с выгодно отставленной круглой попкой. Кровать под балдахином, зеркала, забитый выпивкой бар и сменяющие друг друга девицы в кружевных чулках.
Одну такую она однажды встретила в его кабинете. Соня навестила его в офисе через год после замужества, просто забежала, не предупредив заранее. Секретарше были даны распоряжения относительно кофе, а он казался смущенным и нервным, и она не сразу поняла, в чем дело. Сидела в кресле напротив у низкого столика, что-то самозабвенно рассказывала, закинув ногу на ногу. Он то и дело бросал косые взгляды на ее слегка задравшуюся юбку, а она даже не потрудилась вернуть ее на прежнее место, поддразнивая его откровенностью позы. В конце концов, сжалившись, Соня поменяла ногу, и в эту самую минуту без стука вошла она. Эффектная девица, из тех, которые так легко велись на его деньги, прикрывая алчный интерес бурным сексуальным влечением. "Вот и я, дорогой!" Девица в черных чулках, резинки которых выглядывали из-под короткой юбки стального цвета, в блузке с таким глубоким вырезом, что если бы она наклонилась... Он слишком быстро поднялся, не подготовившись к встрече двух женщин на одной территории. Соня осталась сидеть, та, другая, поначалу не знала, куда девать руки, но, в конце концов, подперла ладонями поясницу, задрала подбородок, приняв воинственную позу рыночной торговки, и возмущенно посмотрела на хозяина кабинета. В сравнении с ее броской, удачно выставленной на продажу красотой, Соня явно проигрывала, казалась бледной тенью Офелии. Девица сразу же оценила свое преимущество и наслаждалась замешательством соперницы, бесстыдно разглядывая ее с головы до ног и обратно. Обстановка накалялась. Илья, избегая смотреть на сестру, сказал любовнице что-то резкое, она съязвила в ответ. Соня, не желающая присутствовать при выяснении отношений, поднялась в тот миг, когда он все же подчинил себе ситуацию и представил ее нахальной гостье. И сразу же бледная Офелия стала настолько значительнее, что светская красотка смешалась, бросила на нее ненавидящий взгляд и отступила в сторону, пропуская ее к двери, как собака, поставленная на место грозным окриком. Соня нашла в себе силы тепло попрощаться с братом, прижалась на мгновенье щекой к его щеке, имитируя родственный поцелуй и со злорадством подумала, что он волнуется и сравнивает. Древний инстинкт подсказывал ей, что она выиграла в сравнении. Илья остался стоять на пороге кабинета, пока она пересекала большую приемную под осторожными смазанными взглядами присутствующих. Она знала, что эта девица в его постели задержится недолго.
Занятая воспоминаниями, Соня не сразу заметила, как он вышел на балкон и остановился позади нее. Мысли неохотно перетекли в сегодняшний день, и шевелиться было лень, да и незачем. Она вздохнула, но не изменила позы, перевесившись через балконные перила.
- Ну, как? - поинтересовалась она и переступила с ноги на ногу, как застоявшаяся скаковая лошадь.
- Черт знает что такое, - сухо ответил он и положил тяжелую руку ей между лопаток.
Соня недовольно мотнула головой.
- Ты сердишься?
- Я тебя не понимаю.
- Хочешь уйти отсюда?
- Да.
- Я не знал про квартиру.
- И все равно я хочу уйти.
Он рывком повернул ее к себе, приблизил злое лицо, она невольно подалась назад, но кроме боли там, где его пальцы намертво сомкнулись на ее плечах, не добилась ровным счетом ничего.
- Отпусти!
Он ослабил хватку, но совсем не отпустил.
- Идем!
Мужчина сдернул ее с места, провел по коридору мимо ямы в полу и почти втолкнул в комнату, где, как ни странно, был выметен мусор, а прямо посреди чудом уцелевшего паркета стояла огромная кровать с высоким резным изголовьем из красного дерева. Синяя простыня свешивалась с обеих сторон почти до пола, угол одеяла призывно отогнут.
Соня в растерянности обернулась к брату, поискала взглядом стул или вешалку или хотя бы гвоздь на стене.
- А куда мы повесим одежду?
- Бардак! - сказал он, не удостоив ее ответа. - Они сказали, что начали избавляться от мебели. Здесь был какой-то клоповник, рассыпавшийся в прах советский антиквариат, поэтому я распорядился купить кровать.
- Прямо сегодня?
- Да. Но я не думал, что они уже начали ремонт. Прости, Соня, я не хотел, чтобы было так...
Она без особого успеха попробовала казаться веселой.
- Это даже интересно, прямо романтическое приключение.
- Чушь. Поедем в гостиницу.
При слове гостиница повеяло пошлостью. Вовсе не пентхаусом, а дешевым мотелем для случайных любовников из американских мелодрам. Соню передернуло от отвращения.
- Нет-нет, останемся здесь. Мне нравится. Можно только помыть руки?
- Конечно, пойдем, поищем ванную. - Он редко когда не был уверен в правильности принятого решения. - Если, конечно, эти горе-строители еще все не сломали.
Вода в ванной комнате была, хотя на стене не оказалось раковины, а на месте сливной трубы в полу зияла склизкая дыра. Они одновременно наклонились над крохотной, посеревшей от времени и упавшей штукатурки ванной, соприкасаясь руками под вялой струей теплой воды.
- Большая квартира, - желая его ободрить, сказала Соня. - Когда все сделают, будет здорово.
Она посмотрела на шершавую стену с наполовину осыпавшейся кафельной плиткой, а он разглядывал ее профиль на фоне одинокого розового прямоугольника с детской переводной картинкой посередине. На картинке, уложив младенчески пухлые ручки на широкую голубую юбку, прямо на него с ехидной усмешкой смотрела золотоволосая принцесса.
- Что ты увидела?
Она почувствовала его взгляд, повернула голову, смутилась. С повисших над ванной пальцев стекала вода, пока она осматривалась, догадываясь, что полотенца не найти, но Илья забрал ее мокрые руки в свои и приложил под пиджаком к рубашке.
- Что ты делаешь!
Соня высвободила руки, обняла его за шею, тронула губами губы, приглашая начать вечер. Он прижал к себе ее тело, ответил на робкий поцелуй, забрался ладонью под юбку. И снова повел ее через освещенный коридор в комнату с брачным ложем, где, подобно единственному украшению, под высоким лепным потолком слабо раскачивалась пыльная лампочка. Но стоило ему выпустить ее руку возле кровати, как вернулось чувство гадливости, стыд за то, что привел ее сюда.
Они стояли по разные стороны постели спиной друг к другу, стягивая с себя одежду, как подростки, лишенные родительской опеки. Он в какой-то момент захотел обернуться, увидеть Соню обнаженной, но не посмел, вдруг устыдившись собственной наготы. Она первая забралась под одеяло, прищурилась на яркий свет.
- Может, выключим лампочку? - спросил он, предположив в ней стыдливость далекой девичьей поры.
- Нет, не надо, пусть останется.
Он лег рядом, вытянулся во весь рост, повернул к ней голову. Соня все еще смотрела в потолок, натянув на голые плечи одеяло, и ему показалось, что он смог разглядеть голубую жилку, пульсирующую на шее. Под одеялом он нащупал ее замерзшую руку, потянул к себе. Она, словно очнувшись, подалась к нему вся, повернулась на бок, как-то очень по-детски устроилась щекой на его плече.
Как ни глупо, но оказавшись в запланированной ситуации любовной игры с женщиной, о которой мечтал столько лет, он не решался идти дальше.
- Соня, ты злишься на меня?
- Нет.
- Врешь?
- Какая разница, где быть. Главное - с тобой.
Он вздохнул. Оставалось утешаться мыслью, что она была той единственной, которой на самом деле было все равно, где быть с ним. Но ему было далеко не все равно, куда привести ее в их первую ночь.
- Были места куда более удобные, - с практичностью человека, привыкшего к комфорту, вспомнил он. - И мы ими не воспользовались.
- Ты прав, - в ее серьезности ему почудилось что-то подозрительно провокационное. - Но если ты сейчас же не поцелуешь меня, я действительно рассержусь.
- Что же я тогда буду с тобой делать, малыш? - спросил он и, перевернув ее на подушку, оказался сверху.
- Все, что захочешь, - шепнула она, опуская ресницы.
Он годами жил ожиданием этой ночи, но посреди разоренного уюта чужого дома все оказалось слишком обыденно. Они договорились, встретились и должны заняться любовью. Такие не соответствующие страсти моменты не замечаешь в двадцать, не в пятьдесят. Женщина почувствовала его замешательство, открыла глаза и встретилась с растерянностью на его лице.
- Ты не хочешь меня?
- Если ты перестанешь болтать...
- Я непривлекательна? Я разочаровала тебя?
Он почти в бешенстве подумал о том, что тело подводит его в самый неподходящий момент, а она продолжала говорить, не давая сосредоточиться.
- Замолчи!
И тут она собралась заплакать, губы задрожали и между бровей залегла скорбная морщинка.
- Все плохо, ты не хочешь меня...
- Ну, что ты за дура!
Преисполнившись неуместной отцовской нежности, он принялся стирать пальцами мокрые дорожки с ее щек, но они возникали снова и снова.
- Ты красавица. Мало кто сравнится с тобой, - зашептал он, удивляясь собственному красноречию.
Слова брались откуда-то сами, но она не верила, трясла головой, отворачивалась и лила огромные слезы, как маленькая. Когда же запас ласковых слов и утешений был исчерпан, он едва не включил эту пластинку заново, но вовремя остановился.
- Нет, все должно было быть не так, не так, - твердила она, и до него, наконец, дошел смысл этой фразы.
- А как? - спросил он, догадавшись, что у нее есть собственный рецепт любовной игры, и для разнообразия можно было бы выслушать и его. - Как должно быть?
- Нет, не спрашивай!
Она вырвалась, закрылась от него рукой. Илья бесцеремонно применил силу и уложил ее на спину, прижал ладонями к кровати.
- Расскажи мне, о чем ты думала.
- Это стыдно.
- Быть с любовником в кровати не стыдно? А озвучить свои фантазии стыдно? У тебя в голове полный бардак, Сонька. Что не так? Эта квартира, грязь...
- Да нет же! - Соня как будто испугалась, перестала плакать и робкими пальцами погладила его висок. - Главное - это ты.
- Что не так со мной?
- Мне... мне хотелось ласки.
- А я что же? - изумился он. - Я был груб с тобой? - Она хмурилась и молчала, и он начал заводиться. - Если я буду из тебя по одному слову вытягивать, мы не закончим и к утру.
- Я представляла...
Она провела указательным пальцем от мочки уха до ключицы, показывая ему правильное направление, и Илья отметил, как она закрыла глаза и сдержанно вздохнула. Он залюбовался ее приоткрытыми губами и рассыпанными по подушке длинными локонами и убрал руки с ее плеч, давая ей свободу.
Соня нашла его ладонь и положила к себе на грудь, легонько надавила сверху, и тут он понял: "Черт возьми, да она же соблазняет меня!", и эта ошалевшая мысль была как нельзя кстати.
- Помнишь, как было в горах?
В ее шепоте звучала робкая надежда влюбленной женщины. Надежда, что мужчина помнит все слова, ощущения, даты, встроенные в цепочку их любовных встреч, как помнит их она. На секунду он встревожился, что они думают о разном. Но внезапно всплыло воспоминание о бесполезной шнуровке, о шелковистой коже под широкой юбкой и, приникнув губами к ее груди, он опустил руку на внутреннюю сторону ее бедра и двинулся вверх, поглаживая, останавливаясь, дразня. Она задышала чаще, обхватила его шею ладонью, закрыла глаза. Он устремился выше, губами к губам, бедрами к бедрам. Она почти сразу поймала спокойный ритм и начала двигаться вместе с ним, словно всю жизнь знала его, знала эти движения, эти поцелуи. Сквозь марево своих ощущений он удивился ее осторожной сдержанности и стремлению угодить.
- Соня? - Он остановился, обхватил ладонью ее лицо, заставил открыть глаза. - Что опять стряслось?
- Скажи, что любишь! Почему ты никогда не говоришь...
На этот раз она не оттолкнула, она была полностью в его власти, но он хорошо усвоил прежний урок.
- Люблю? Да я не знаю, как жил все эти годы без тебя, без твоих губ, без этой груди...
Откуда только снова брались слова! Он всегда обходился без них, разве что в ранней молодости, когда-то в нереальном теперь прошлом. Но эти слова открыли в ней какую-то потайную дверь, выпуская звуки и желания. Она застонала, снова приняла его, на этот раз не только отдаваясь, но и требуя что-то для себя, и он не выдержал страстного напряжения, овладел ею, прижимаясь губами к тому самому заветному месту на шее, между мочкой уха и ключицей.
- Я люблю тебя, - проворковала она, когда он разжал руки и с выпрыгивающим из груди сердцем оказался на соседней подушке, и потерлась щекой о его плечо. - Очень.
- Я тоже тебя люблю.
Он заслонился свободной рукой от прямого света лампочки и умолк. В комнате не было часов, его собственные лежали в кармане пиджака, смятый пиджак - в ногах постели, а подниматься отчаянно не хотелось. Она заговорила первой, и он только теперь обратил внимание, что даже ее негромкий голос бьется гулким эхом о голые стены.
Соня вспоминала детство, говорила о школе, о матери, не требуя его участия в этом монологе. Иногда он кивал, или подтверждал ее риторические вопросы флегматичным "угу", или гладил ее по голове, как послушное дитя.
- Давай выключим свет, - вдруг попросила она. - И сможем увидеть огоньки за окном.
Он не понял по поводу огоньков, но избавиться от режущей глаза лампочки не отказался и проследовал под ее неотрывным взглядом к двери.
- Чего ты смотришь? - недовольно спросил он.
- Я все еще поверить не могу, что у нас все было.
- Ничего еще у нас не было, Сонька!
Она блаженно заулыбалась, принимая его хвастливое утверждением как обещание. Илья вернулся в кровать и снова потянулся обнять ее, как будто боялся выпустить надолго. Она сама придвинулась к нему, прижалась бедром к теплому боку и положила руку ему на грудь.
- Как думаешь, сколько сейчас времени? Первый час?
- Думаю, уже больше. Часы в кармане пиджака. Если хочешь...
- Нет, не хочу. Хочу остаться с тобой в безвременье. Ты не торопишься домой?
- Я - нет. А ты?
- Ну, вообще-то... - Она с неохотой вспомнила о муже и семейном долге. - Нужно вернуться.
- Отвезти тебя домой?
- Как ты легко согласился! - Она вонзила ногти в его предплечье, оскалилась, хищно склонилась над ним. - Торопишься избавиться от меня?
- Это ты заговорила о времени.
- Время любить и время ненавидеть! - вспомнила она. - А я хочу любить.
- Кто тебе не дает? Люби, почти всегда это лучше, чем ненавидеть.
- Ты, похоже, не понял меня, Илюша. Я хочу любить тебя прямо сейчас.
- Неужели?
Он выставил в свою защиту это слово с ехидцей, и она приняла решение действовать на свой страх и риск.
- А теперь ты, милый, расскажи мне, что тебе нравится.
- Ну, вот еще! - возмутился он. - Мы тут в доктора играем, что ли?
Соня смиренно покивала, подтверждая его опрометчивые слова, и заявила, глядя куда-то в сторону:
- Я буду искать, а ты скажешь мне...
- Что искать? - не понял Илья и вздрогнул от первого прикосновения. - Сонька, что ты творишь!
- Скажи мне, что я на правильном пути! - рассмеявшись его испугу, потребовала она. - Дай хотя бы понять!
Он не смел пошевелиться, чтобы не спугнуть обморочный восторг. Напрасно он боялся неудачи. Тело откликалось на ее ласки само, позабыв о времени, возрасте и запретах, столько лет удерживавших его на расстоянии, а она, насмехаясь над условностями, тешилась его изумлением.
- Тебе совсем не нравится?
Ее взлохмаченная голова вынырнула из-под одеяла, горячее дыхание обожгло кожу. Он вздрогнул от неожиданности. Вот паршивка, ведь знает, не может не знать, что ему нравится. В ожидании ответа она равнодушно отодвинулась, изобразила обиду.
- Нравится, - переведя дух после долгого падения, только и смог сказать он, и подтолкнул ее обратно.
Она вернулась к своему занятию творчески и самозабвенно, и он осязал то мучительно долго скользящую прядь волос, то бархатные прикосновения пылающей щеки, то робкие пальцы и неторопливые губы. Он не видел, что происходит, потому что они тонули в каскаде рассыпавшихся волос. Было только упоительное движение, и чувственность, которую оба сдерживали так долго, и неисчерпаемое сладострастие ее фантазий. Иногда она нетерпеливым движением откидывала волосы со щеки, сбиваясь с блаженного ритма. Тогда он открывал глаза и успевал разглядеть сосредоточенное лицо, блуждающий огонек бриллианта, закованный в обручальное кольцо, и опять все исчезало в волне соскользнувших волос, заслоняя невозможную реальность и открывая ему путь в новые миры. В какой-то момент, когда она сама начала обретать чувство беспредельности пространства, и пленительные касания потеряли начальную сдержанность, он успел перехватить хрупкое запястье.
- Подожди!
Соня, потревоженная и недовольная, повернула к нему отрешенное лицо, неуверенно разжала ладонь. Илья, отказавшийся принять в таком исполнении последнюю ласку, приподнялся, потянул ее на себя. Она сразу же угадала его умысел, обхватила его бедра и, помедлив, опустилась сверху, закинув тонкие руки за голову и удерживая на весу тяжелые пряди волос, как нагая купальщица, входящая в темную лагуну. Он обвил ее талию, поторопил. Но она закусила губу и замерла, слушая отклик другого тела. Он дожидался ее пробуждения, и Соня, наконец, очнулась, сосредоточилась и задвигалась над ним, ускоряя темп. Ее глаза были закрыты, а брови и уголки губ подергивались. Чужое, незнакомое, желанное лицо. Ожившая языческая маска, богиня сладострастия, застигнутая случайным путником за исполнением ритуального танца. Если бы он мог думать или сравнивать... Но остатки сознания и воли оставляли его. Внезапно она издала терпеливый вздох, и ему мучительно захотелось обнять ее, и он, поддавшись древнему инстинкту, притянул ее к себе, наклонил с трудом, как упругую ветку, нашел сухие жаркие губы, прошелся ладонью по груди. Ничем не сдерживаемые черные волосы накрыли их обоих, но она оттолкнулась от него: "не мешай!" и спустя несколько мгновений повалилась к нему на грудь. Он обрадовался обретенной свободе, перевернул ее на подушку, осыпал поцелуями и взял уже почти расслабленную, покорную, отдающую остаточный жар страсти.
Позже, когда он вытянулся рядом, соображая, что же это было за наваждение, она дала ему время угомонить сердце и снова устроилась на его плече, утверждая новую привычку.
- На этот раз я была эгоисткой.
Но он вдруг с ревнивым раздражением представил себе, как эти же ласки она дарила пять лет подряд другому мужчине, удачливому сопернику, подхватил ее ладонь, успокоившуюся на его бедре, и прижал к губам. А потом вспомнил девичью спальню в далеком июне и упавшую на пол книжку, звон пастушьего колокольчика и губы вкуса сицилийского вина и затосковал о потраченных впустую годах. Она словно угадала его мысли и тихонько замурлыкала, касаясь губами его плеча.
- Не думай ни о чем. Я все годы берегла себя для тебя.
- Глупости, ты давно замужем.
- Такого у меня не было прежде, - призналась она ему в утешение, как будто услышала сомнение в его голосе.
- Ты не занималась сексом с мужем?
- Не так.
- А как?
- Замолчи! - Она без зазрения совести пользовалась тем, что силы почти покинули его. - Я не стану рассказывать такое, а ты не смеешь спрашивать меня об этом. Ничего не было до тебя, слышишь? Теперь у меня есть только ты.
- Я никогда бы не подумал, что с тобой может быть так.
- Ты разочарован?
- Действительность превзошла мои ожидания.
Он тронул губами ее вкусно пахнущие духами волосы, и она снова замурлыкала и потерлась об него, как кошка.
- Ты лжешь! У тебя было столько женщин... Но пусть, пусть... Теперь у нас так будет всегда.
Она повторила последнее слово, как подвенечную клятву, а он ощутил полынный вкус вечности, обретенной слишком поздно. И хотел сказать ей, что это все, чего ему не хватало в этой жизни, но вместо этого возразил.
- Ошибаешься, девочка. Так больше не будет никогда!
- Почему? - изумилась Соня. - Я не понимаю... Разве тебе было плохо?
- Потому что больше ты никогда не будешь обладать мной, амазонка, - ворчливо сказал Илья. - Это мужское дело - быть сверху и брать тебя.
- Ах, вот оно что! - Она рассмеялась и откинулась на подушку, приглашая его осуществить задуманное. - Все, что пожелаешь, мой господин. Где пожелаешь. Когда пожелаешь.
- Так и будет, - без тени сомнения ответил он, снова привлекая ее к себе.
И подумал о том, что сын был прав, говоря, что ее мог бы пожелать себе любой мужчина. Но теперь она не достанется любому. Он сам будет владеть ею когда пожелает и как пожелает. И никто больше не встанет у него на пути.
- А сейчас сколько времени, как ты думаешь? - прервала она его наполеоновские раздумья.
- Не знаю. Это все было вне времени.
Ее голова согласно качнулась, и тут только он почувствовал навалившуюся усталость и непреодолимое желание закурить.
- Увы, мне нужно ехать, - со вздохом сказала Соня и попыталась удержать зевок.
- Теперь? Даже не думай.
- Нет-нет, - сонно забормотала она и снова зевнула, прикрывшись рукой. - Точно нужно. Завтра на работу.
- Сегодня, - напомнил он, удерживая ее голову. - Ночь уже на исходе.
- Неправда. - Она поерзала рядом, устраиваясь поудобнее, но продолжала думать о том неимоверном усилии, которое требовалось, чтобы оставить его. - Сейчас я встану и буду одеваться...
- Ты кого уговариваешь: меня или себя?
- Просто поцелуй меня, - безнадежно проваливаясь в сон, попросила она. - И я пойду.
- Я тебя не отпущу.
- Пожалуйста... поцелуй... меня...
Он прижался губами к теплой макушке, высвободил уставшее плечо, положил свою маленькую девочку на подушку, укутал со всех сторон одеялом, убрал назад копну волос. Она не пошевелилась, как спеленатая кукла, покорно снесла все его родительские причуды, и только под конец, когда он отодвинулся, любуясь безмятежной картиной, шумно и невнятно вздохнула:
- Поцелуй...
Он улыбнулся ее жадной настойчивости и сел на кровати, нащупывая в темноте брюки, достал из кармана пиджака сигареты и часы и отправился курить за дверь.