Перебежками

Жизнь зависла. Каждое утро Ева выходит из спальни в комнату, как на охраняемую территорию. Каждое утро ей кажется, что сегодня грянет гром. Ева с детства боится грозы, поэтому передвигается тихими перебежками, чтобы пореже попадаться на глаза Василисе, и только по вечерам, когда Денис с грохотом скидывает ботинки в прихожей и идет выкуривать ее из норы, Ева приходит на кухню пить чай.

В доме все переставлено, компьютер унесли в комнату Евы. Комнату Евы Василиса зовет логовом и носа туда не кажет, но вся остальная территория пропахла Василисиными тапочками. Каждое утро Ева с трудом открывает ленивые глаза, слыша, как Василиса весело поет Марке детские песенки про умывальников начальника и мочалок командира. Как варит кашу и кормит Марку. Василиса отменила разноцветные творожки и покупные соки. Василиса отменила халяву. Халява, оказывается, слишком разжилась в Евиной квартире. Почему бы ей не заняться собственным сыном? – думает Ева. – Почему я не говорю ей об этом сама? Ева не говорит Василисе ничего, потому, что Василиса и так несчастна.

Это видно. Этот вкус ощущается в каждом кусочке разнообразной и тяжелой еды, которую Василиса беспрерывно готовит утром, в обед и вечером. Это слышно в голосе Василисы, в те моменты, когда ласковый Денис досасывает свое пиво и уходит играть в игры на Василисином ноутбуке, а Василиса просит Еву: давай маленько покурим? Ева говорит: ну конечно. До поздней ночи Василиса задает Еве один и тот же вопрос:
- Почему он до сих пор не снял нам квартиру?
Она задает этот вопрос, и слушает ответы Евы. Она задает этот вопрос и отвечает на него сама. Она рассказывает притчи, истории из жизни «счастливых женщин»; она вспоминает несчастливых подруг и проводит работу над ошибками. Она анализирует поведение Дениса, как настоящий психолог. Она находит десять причин и двадцать решений. Все, что она говорит – по сути один, тот же, безответный и больной вопрос:
- Почему он до сих пор не снял нам квартиру?
К полтретьему она уматывает Еву и отпускает ее спать. Но Ева не может спать, ведь там, за стеной, мышиная возня и шепот, шепот, шепот. Из кухни снова тянет табаком. Ева выключается и просыпается разбитая, поздно, неохотно. Василиса весела, как юная кошечка. Каждое утро Ева ждет, когда Василиса найдет виноватого и вцепится ей в горло.

Вечером в комнату к Еве стучится Денис. Он входит, оглядываясь, топчется в темноте, заглядывает через Евино плечо в сияющий экран монитора, зачем-то читает вслух очередной Евин рерайт. Только после ее раздраженного «Ну?!» он задает вопрос.
- Евка, скажи честно, мы тебя очень напрягаем?
- Я что-то сказала? – интересуется Ева.
- Ну так я вижу, что Василиса тебя достает.
- Это я ее достаю – отвечает Ева.
- Почему ты нас не выставишь? – обиженным голос спрашивает он. – Что за христианство, я не понимаю?
- А почему ты не снимешь квартиру, кстати?
Он отворачивается и смотрит в сторону.
- Ну, все-таки?
- Если мы тебя заколебали, скажи прямо, и я сниму квартиру.
- При чем тут я? Это мне что ли надо?
- Скажи прямо: тебе надо, чтобы я тут был, или уже нет?
Ева хочет ответить «конечно, нет» и внезапно понимает, что не скажет. Потому, что ей нужно, чтобы и он, и Василиса были непременно здесь, с ней рядом. Как будто они – мои мама и папа – понимает Ева. – Мама и папа спят вместе, мама готовит папе ужин, а что они иногда ругаются – это обычное дело. Я… я не хочу. Я не могу.
И Ева говорит:
- Мне нужно.
Он легко трогает ее за коленку и выходит из комнаты.
Выходит, Василиса во всем права, виновата я – растеряно думает Ева.