Повесть о шлюшках. 4. Знакомство с Гуччи

Анна АХМЕРОВА


Начало здесь:
1. Люди – редкостные скоты. http://www.proza.ru/2011/01/17/591
2. Незаконченная история с топором. http://www.proza.ru/2011/01/19/429
3. Почему не прыгнул с Крымского моста.  http://www.proza.ru/2011/01/20/320




ЗНАКОМСТВО С ГУЧЧИ

Звонок. Ксюха хватает мобильник: мамочка! Наконец-то вспомнила, что у неё есть дочь. И совсем невероятное: приглашает в гости! Ехать или нет? Если ехать, возникнут два варианта: поскандалят они при встрече или нет. Если поскандалят, то опять же два варианта: с дракой или без. Если с дракой, то два варианта: они обе попадут в больницу или только кто-то одна из них. Если попадут обе, есть два варианта: там они снова подерутся или помирятся. Если подерутся, есть два варианта: их положат в разные палаты или одну из них выпишут. Если обеих выпишут, есть два варианта: они опять не будут общаться месяц, или Ксюха мамочке позвонит сразу после выписки. Если они начнут общаться, есть два варианта: ехать или не ехать. А если ехать, то два неизбежных варианта: поскандалят они или нет. Ну, и так до бесконечности.
И решает Ксюха: не ехать. Так безопаснее.
Тут же звонок Гуччи. Будто подстерегал момент, когда она примет решение отказаться от визита к любимой мамочке. Приглашает в «Аркадию». На всю ночь. Ожидается удалая кампания. Где Гуччи – там веселье. Хотя Ксюха не знает, кто он такой, чем занимается. Познакомились они невзначай. Был такой момент, когда Ксюха увлеклась тантрой. Это, кто не знает, учение о том, как ярко и исчерпывающе проживать каждый фрагмент бесконечной мозаики жизни. К тантре Ксюху привлек Пахом - её виртуальная любовь. Сначала присылал книги, кассеты об Индии, потом позвал на лекции. Когда впервые увидела Пахома в реале, у неё открылся рот, и в подсознание зазвенело: «Вау!» Вот это сочетание ума, красоты, обаяния и чувство юмора! Она часами сидела и смотрела ему в рот. А его лекции! В помещение до отказа набивались старики, дети, студенты. Слушали, смеялись, задавали вопросы.
А кончилось занятие теорией тантры тем, что они с Пахомом незаметным образом очутились в ресторанчике «Бочка» - там бродила его тусовка. После чего тучей двинули продолжить веселье к знаменитому киносценаристу, которого наградили то ли «Оскаром», то ли «Никой», то ли «Золотым орлом». Прибыли, а там компания - многолюдная, шумная, говорливая, каждый третий – гей, каждый четвертый - гений.
Пообщавшись с оскароносцем, Ксюха сделала вывод: все творческие люди психи! Он первым делом спросил Ксю:
- Ты видела, как плачут лошади? – и сам же ответил: - Они плачут совсем, как люди.
Надолго упёрся взглядом в стену, будто по ту сторону как раз и лили слёзы лошади.
- Я видел, как плакал Вася. Это ужасно. Ты не представляешь, какой это ужас - видеть плачущего Васю.
Ксюхе  было всё равно, что за Вася и почему он плакал. Сценарист вдохновенно держал паузу, а потом навзрыд стал рассказывать:
- Снимали мы фильм на Дону. И побывали на конезоводе, где разводят дончаков. Вот там и жил конь Вася. Вот ты же не с каждым будешь трахаться....
- С тобой точно нет, - честно предупредила Ксюха сценариста.
А он, кажется, не расслышал, что она ляпнула, продолжил:
- Так и кобыла: не каждый день подпустит к себе коня. Если не желает трахаться, то бьет коня копытом в морду. А племенному дончаку не положено получать копытом в морду. Это дурно сказывается на его характере. Поэтому к кобыле подводят беспородного коня Васю. Каждый день подводят, к каждой кобыле, чтобы он схлопотал копытом по морде. А если кобыла не бьет Васю копытом в морду, вот тогда-то его в сторонку, а взамен Васи аккуратно подводят к ней племенного жеребца. Так и живет простой беспородный конь Вася. Получая каждый день раз десять по доброй своей морде. Вот и я такой: что ни день - то по морде. По морде! По морде!
Сценарист разрыдался.
Ксюхе  его совсем не жалко. Плачущих мужчин она не выносила. Сказать, что мужики козлы - это правда. Сволочи, суки - тоже правда. Несмотря на несоответствие родов. И вообще, одно только слово «мужик» само по себе должно быть ругательством..
Оставила плачущего сценариста и побрела по квартире, которая вокзал вокзалом от толпы разгоряченных людей с бессмысленными глазами. Пахом исчез. Да он и не интересовал Ксю. Она не знала, чем заняться. В углу приметила двух классных парней, и уж двинулась в том направлении, чтобы подцепить хоть кого-то. Но на полпути застыла: геи! «Не моё», - сказала Ксюха сама себе. Оба загорелые, в штанах, туго обтягивающих, что положено. Один, высокий блондин, мужественной загорелой рукой с золотистыми волосками обнимает другого за талию, а тот, что пониже, так и ластится к первому, заботливо-тревожно заглядывая ему в глаза, в то время как объект его обожания мужественно смотрел вдаль, задумчиво поигрывая другой рукой по трепетным ягодицам своего сладостного друга, как бы проверяя - на месте ли они? А если не на месте, то не стоит ли прервать этот бессмысленный и уже немного надоевший роман?
Ксюха крутанулась на месте. Во попала! Скуууууука! Но окружающие не позволяли себе скучать. Вот трое с шизоидным блеском в глазах, ожесточенно вправляют мозги друг другу, так что слюни сверкают.
- Ну и как, истина помогла тебе убедиться в богатст¬ве своего духовного мира? – оказывается, это опять сценарист. Слёзы высохли, умничает. И намека нет, что он только что рыдал, и так рыдал, что слезы низвергались с дряблых щек Ниагарой.
- Перестань! У тебя искусство имитации мрачного скепсиса и мировой скорби — и тем не менее ты совершенно без¬душен! – не сдавался его собеседник.
- Прислушайся к голосу разума! Слышишь? Слышишь, какую чушь он порет? – настаивал сценарист.
- Ах, какое, я бы сказал, глубочайшее проникнове¬ние в тайны моей психологии, - иронизирует другой.
- У тебя — психология? Ты не сложнее амебы… - оскорбил его сценарист.
- Ну да! И земля такая круглая, что рюмашки со стола срываются! Держи! Держи! Упадут! – не смутился собеседник.
- Кстати — о психологии! – поднял палец третий. - Не встречался ли вам, господа, тип людей, сознательно бегущих счастья и обрекаю¬щих себя на страдания, которым мысль о том, что только его сознательные действия превратили его в страдальца и что он был бы счастливым, если бы предусмотрительно не лишил себя счастья, — дает ему почти физическое на¬слаждение?
- Это проституция жалости! – завизжал сценарист.
- Мастурбация страданий! Ха-ха! – подавился деланным смехом другой.
- Я не жалуюсь, но надо иногда и в мастурбации делать перерывы, - собеседник изобразил на лице мудрость.
- А я убеждён, что в половой акт следует вступать только с целью зачатия ребёнка, а удовольствие следует искать в науке и искусстве, - и сценаристу захотелось выглядеть мудрецом.
«Что за зверинец? Куда я попала? - ужаснулась Ксюха. - Что за уроды! Где нормальные люди?»
- Вас мучает неопределенность? – раздалось у неё над ухом. – Вы разочарованы в человечестве?
Повернулась: перед ней коротышка. Стараясь выразить симпатию Ксюхе, раззявил рот в улыбке, а зубы! Зубы! Как кукурузины – желтые, кривые, прорежены. Очевидный псих.
- Самый умный способ выжить в этой чудовищной жизни, - начал псих доклад, размахивая рукой с сигарой, - это уметь притворяться дураком.
- У вас замечательно это получается!, - улыбнулась ему Ксюха. И покинула человечка с кукурузой во рту.
В соседней комнате что-то грохнуло, будто с верхнего этажа грузовик провалился. Выяснилось: оскароносец сверзился с катушек.
- Обо мне на Западе говорят, что я последний гений, живущий в России! - орал он неизвестно кому. - Только я надежда всего мира на возрождение России. Меня еще сто лет будут изучать и догонять, как творца. Если б существовала номинация Нобелевской премии за сценарии, то её присудили бы мне… Мне! Вы думаете, что живете по Шопенгауэру – добрые, если не делаете зла? Вы глубоко ошибаетесь! Достоевский был прав: если кидать камень в каждую лающую собаку, то никогда не дойдешь до цели… Мои сценария – это не киношка на потребу, это произведения искусства. Это – откровение! Но все они искромсаны, испохаблены пошляками режиссерами. Потому я ненавижу писать! Ненавижу!
А дальше такой бред нёс, что понять его было совершенно невозможно. В конце концов гений потребовал, чтобы на него надели смирительную рубашку и отправили на Канатчикову дачу. Ксюха любит ставить мужиков на место, и она такое выдала, что гений забился в угол, а потом заплакал. Опять слёзы. С одной стороны, ей сценариста стало жаль, живет одинокий своими сценариями, с другой стороны, завидно - ему больше ничего не надо от жизни, только творить.
И вот тут появился Гуччи! Откуда он возник, Ксюха до сих пор не выяснила. Бронзово-смуглый, будто только что с пляжа где-нибудь на Адриатике, живые карие глаза – смотрят смело, а уголки глаз волнующе приподняты, точные черты лица, рот вычерчен гордо и чаще всего на нем брезгливая улыбка. Нагл, спокоен, но в то же время добр и весел. Высокий, крепкий, надежный. «Этот меня покорит», - смутилась Ксюха. И точно: Гуччи (и имени его она тогда не знала) взял Ксюху за руку и вывел, покорную, из дома. 
Они сели в машину, которая была заполнена щемящей душу музыкой. Шофер мягко тронул «линкольн» с места.
Утреннее солнце уже пробивалось сквозь дым и пыль Москвы. Лучи его блестели на зеленых крышах. Есть у солнечного луча утром особенность, когда он мягко стекает по металлу на макушках домов в центре, ласково гладит многоугольные стекла башенок, рассеянно и быстро проводит теплой узкой рукой по остальным окнам и успевает позолотить каждую редкую каплю дождя. И капли становились похожими на серебряные осенние паутинки. Ксюха подумала: этой осени не хватает дождей. Они делают асфальт зеркальным, листья и крашеные поверхности домов сочными. И сырая земля вокруг и чистота дворика и суета, которая вне. Улицы становятся просторнее, дома расслабленно вытягивают колени и прикрывают глаза, позволяя машинам спокойно обтекать себя.
Гуччи привез её домой - отпадная квартира на Кутузовском. И такая огромная, что и за три дня не обойдёшь всех комнат и закоулков. Посередине зала огромный медведь коала. Плюшевый. Ростом в две Ксюхи.
Сидели на кухне, болтали – не с медведем, с Гуччи. Он сделал ей ванну с солью озера Иссык-Куль, поцеловал в щечку и сказал: «Мне надо ехать, жди днем. Не скучай». Показал, где что лежит, да еще и не поленился – послал шофёра купить ей мороженного. И укатил. Даже не притронулся к ней. Оставил Ксюху одну. Так просто? И ему ничего от неё не надо? Она носилась по квартирище, бесилась, танцевала, прыгала на безответном терпеливом медведе.
Днем он не приехал. И вечером не объявился, но позвонил: «Оксана, я тебе шофёра прислал, на всякий случай. Если куда надо – приказывай ему». Ей никуда не хотелось. А Гуччи звонит каждые полчаса и говорит, что скучает.
Приехал почти в полночь. И тут же повез в уютное заведеньице. Их ждал накрытый стол, и чего только на нём не было. Они неторопливо ели, пили вино и разговаривали. О чём говорили - не так важно, важно то, что вокруг тишина, из невидимых динамиков струился тихий джаз, под ними стеклянный пол. Гуччи пошел в туалет на первый этаж. Уже внизу поднял глаза верх, и увидел Ксюхины трусики из-под мини-юбки. Ему это нравится и он возвращается назад. И подходит к столику с такой хитренькой улыбкой... Ксюхе хотелось, чтобы он вышел взглянуть именно на трусики и так улыбнулся. Он взял её руку и поцеловал… Ксюхе безумно приятно… Она покраснела, а краска на её лицо выпадет редко. Однажды призналась Лушке: «Когда целуют мне руки, я краснею, а когда имею анальный  секс, то нет. Почему?» Лушка лишь глупо улыбнулась: она и представления не имела о простом сексе, не то что анальном…
Ксюха думала, что вполне достаточно яблочного сока, но Гуччи заказал потрясающее шампанское, в которое они добавляли черносмородиновый ликер. Ксюха, слегка опьянев, под музыку стала представлять, как его руки находятся у неё на талии, переходят ниже, ниже… «Я сейчас!» - она вскочила с места и ринулась в туалет. Запустила руку в трусики и, представляя его губы, его шею, его соблазнительные руки, мастурбировала. Она вообразила, как его руки касаются её груди, как разгорается огонь в его темных глазах... Ксюха с диким стоном кончила, помыла руки и вновь окунулась в атмосферу ресторана, в котором приятными волнами накатывалась музыка Тони Брекстона.
Ксюха смотрела на Гуччи, слушала его голос и обнаруживала: с каждой секундой безумно в него влюбляется. С ним необычно - чувственно, нежно, не пошло. Она пьянеет - то ли от фантазий, то ли от шампанского, то ли от его глаз. Увлекательных темных глаз. Но она и боялась в него влюбиться – слишком это было нереально. Но у него такой красивый, такой эротичный взгляд... Она знала, что её глаза блестят, они соблазнительны, как соблазнительна она вся – от макушки до мизинчика на ноге.
Они говорили обо всём: о политике, о жизни, о сексе, вновь о жизни, о вере, о браке... И порой она начинала путаться - где кончается его жизненная мудрость, а где начинаются её выстраданные мысли. Он угадывал её. Он читал её как книгу. Он без труда разгадывал тактику её игры. Он видел, что она пьянеет скорее фантазийно, чем на самом деле. Он всё чувствовал. Как будто, другой жизни не было и не будет. Ксюха решила быть с ним откровенной. Ведь всё возможно в этой жизни, а вдруг она больше его не увидит? Хотя давно выработала правило: нельзя с мужчиной быть открытой - он этого боится. Но, опьянев, она взахлеб выложила ему тайные вещи своей биографии, все вопросы, которые её мучили.
- Моя проблема заключается в том, что я теряю ощущение реальности происходящего: имитация оргазма, специально подорванный голос, зрачки и мокрые щеки. Специально отработанный крик, чтобы воздействовать на человека быстро и убойно… Иногда не понимаю: я ли это? Или я – совсем другой человек? Понимаешь – не понимаю себя? Самое отвратное: я ощущаю себя заполненным доверху сосудом, в который вместится ещё очень много информации. Странно? Ни один человек на земле не знает, что я по-настоящему чувствую. Не знает, как проявляется моя боль. Пугает, что однажды мне захочется больше, больше… И остановиться я уже не смогу… Да и не захочу. Но в какой-то момент, когда мне будет действительно плохо, или наоборот хорошо, я захочу увидеть большее в глазах, чем давалось раньше… Мне покажется всё, что говорил и делал этот человек, то есть я, раньше - было игрой! Игрой! Вот что самое страшное. Хотя он, то есть я, и не собирался играть. В эти секунды я всегда вспоминаю свою подругу Лушку. Она хорошо всё чувствует. Она и не знает, что даёт мне силу боли, силу сострадания. Она не даёт больше, не даёт меньше. Советует не париться над проблемами. Она просто чувствует тонкую грань между всем тем, что происходит во мне…
По выражению глаз Гуччи увидела, что его тяготят её откровения. И её потянуло расплакаться. Даже не расплакаться, а разреветься, заломить руки и сказать: «Знаешь, ты такое чудо, но, блин, я люблю другого человека! Что же ты, мать твою, такой хороший? И где ты был раньше?» Гуччи - иллюзия. Иллюзия, как и всё, что она вообразила себе. Как эти наполненные тупостью джентльмены за соседними столами, как эти расфуфыренные и озлобленные дамочки, что зыркают на неё от барной стойки... «Чёрт! - возмутилась она. - Почему я так быстро опьянела?» И снова, и снова смотрела на его сильные кисти, и ей страстно хотелось ощутить их у себя на ягодицах... И утопала в его глазах, словно одинокая ромашка в море васильков. Она утопала, словно огонь в воде. Она утопала во всем его существе... В музыке, которая звучала у него в машине. В его полосатой майке, или что там у него под пиджаком, под рубашкой?. В его волосах, в которых пробивалась седина. Она растворялась в нем, как корни в земле. Она ощущала его энергию. И не понимала: хочет она его или это детский каприз? Она менялась каждую минуту…
Это было так давно…
И вот он позвонил, именно в тот момент, когда ей так плохо. Так плохо, что хоть вешайся. После общения с матерью и жить не хочется. И его звонок, он сказал только четыре слова, Но каких! Он сказал: «Скучаю. Хочу тебя видеть». Гуччи хочет её видеть! И она хочет видеть Гуччи!
Что надеть? Нескончаемый вопрос. А ответ известен: нечего надеть! Джинсы с бабочками красиво на ней сидят, и вообще их Гуччи подарил, поэтому она в них очень красивая. А наверх? Чёрную майку? Нет, уже надевала на свидание с ним. Белую? Надоела, и быстро пачкается. Какая на улице нас ждет погода? Смотрим в инете. Так… 27-29 в тени, облачно, без осадков. Днем ветер 4-7 м/с. Значит, надо облачиться во что-нибудь полегче. Зелёную что ли одеть? Слишком вызывающая. Может, красную? С джинсами смотреться не будет. Босоножки тигриные, на каблуках, каждый по десять сэмэ. А что всё-таки наверх? Может мexxовскую кофточку одеть? В ней запаришься...
Наконец, Ксюха останавливается в выборе: оденет softовскую кофту, джинсы «Iziz» и туфли «Arabica». А бельё – «Дикую орхидею»? Не подходит! Она в ней на самом деле дичает. Значит, одеваем комплект «Shirley» и не мучаемся.
Ксюха выходит из дома. И обнаруживает: до встречи с Гуччи еще три часа – чем себя занять?
Чтобы избавиться от унынья, заворачивает в «Стойло». Ксюху окутывает светом огромное количество неназойливых светильников и! Ксюха видит Ромку! Радость? Да, Ксюха безумно рада. Он тут, надо подойти. Но что ещё за чувырла крутится вокруг него?! Ксюху начинает знобить, внутри одно слово - «сука». А кто сука - уже не важно. И он сука, и она. Нет, как такое может быть?! Её Ромка в компании с этой драной шлюхой! Да! Шлюхой! И прямо на Ксюшиных глазах. Спрашивается: зачем были объятия, таскания по магазинам, покупка джинсов, поиск ремня, духов? Зачем? Ведь Ксюха верила, что действительно ему нужна! Нет, это, наверно, обман зрения. Звонит ему на мобильник - и он берёт трубку!
- Солнышко, или ты сейчас подходишь ко мне, либо я подхожу к вам. Но имей в виду: твоя болонка останется без скальпа.
Не соизволил даже глазами поискать по залу: а где любимая?
Не подошёл. Ксюха сама подошла. Вид держит спокойный, но колотит её по-чёрному, то есть она дикарь-дикарём. Африканский дикарь, злой и злобный.
- Не подавитесь, девушка. Меня зовут Оксана. Я жена человека, с которым вы трахаетесь.
Чувырла затравленно уставилась на Ксю.
Ксюха Ромке:
- Пойдём поговорим.
- Ксюш, давай попозже? У меня деловая встреча. Я тебе позвоню.
- Мне начинать её выдёргивать?
- Попробуй.
Попытка - первый шаг к скандалу. Ксюха схватила шалаву за волосы. Ромка перехватил Ксюшину руку и отвел в сторонку. Вышли на улицу. Выясняли отношения. Полчаса.
Когда Ромка снова нырнул в «Стойло», Ксюха набрала Гуччи:
- Стасик, мне плохо. Приезжай!
- Ксюшица, я на работе. У меня переговоры. Мы же договорились: в шесть. Не могу вот так всё бросить и к тебе. А что случилось?
- Мне плохо!
- Ты можешь подождать два часа. Ровно два часа.
- Не могу. Приезжай. 
- Через два часа.
Еду и сок оставила на столе. Расплатилась и ушла. На Ромку даже не взглянула.
Как вышла из бара, началась истерика. Никому она не нужна!!! 20 секунд на раздумье: броситься под машину или переждать? За руку схватил какой-то мудила - даже умереть спокойно не дают! «Девушка, что с вами? Вам плохо?» Бля, мужик, чего в чужие дела нос суёшь? Как ошпаренный этот враг народа ринулся в подземный переход. Отвязалось это существо - ещё один враг пристал! Ксюха забилась в истерике:
- Достали, идиоты! Да, оставьте меня в покое! Поплакать девушка хочет, рыдать – вы это понимаете своими безмозглыми бошками! Отвалите все разом!
Не врубаются. Лезут с советами, с сочувствием. Идиоты. Все. Поймала машину - двинулась к Гуччи. По дороге звонит Лушка. По голосу поняла, что Ксюха на взводе.
- Чего такая убитая?
Ксюха аккуратно раскладывает свои горести. Лушка обещает подъехать и поговорить. А потом перезвонила: не может. К семинару надо готовиться.
- Ну и готовься, дура ё…! – отключилась Ксюха.
Крикнула и тут же пожалела: ну, зачем так с лучшей подругой? Лушка такая беззащитная - начинает плакать, если на неё слегка голос повысишь. Набрала Лушкин номер – «Абонент не отвечает или находится вне зоны приема». Обиделась. От того, что обидела замечательного человека, Ксюха совсем вразнос пошла.


(Продолжение ещё последует. Там так прикольно: Денис и Санчес пошли на ограбление, ограбили, но кого – невозможно понять. Кажется, бандюков)