Детство. Калейдоскоп. Большая дура

               
                3

        Детский сад для братишки расположен рядом с нашим двором, часть площадок углом, можно сказать, вписывается во двор. Сюда наконец-то перевели брата из детсада в центре города. Теперь забирать его – пара пустяков. Расслабились родители, поручая нам с сестрой это дело. Расслабились мы, всегда ведь можно примчаться, за пять минут получить разрешение воспитательницы и бежать гулять дальше. Иногда, заигравшись во дворе, мы забывали узнать, который час, и тогда Сережка оставался в садике последним. Уходили воспитатели, вручая его сторожу. Стоя за рейками деревянного забора, как за решеткой тюрьмы, видя нас во дворе, Сережка кричал, надрываясь: «Заберите меня! Заберите меня!» Нас, детей, в доме много, практически в каждой квартире, и не по одному. Только в нашем классе училось семь ребят из нашего дома. Мы носимся, играя в «штандер», «вышибалы», прятки, еще какие-то массовые игры, галдим и часто не слышим призывного голоса Сережки. Хорошо, если очнемся от вопроса с балкона кого-то из пришедших родителей, чаще мамы: «Сережу забрали?» Да, сейчас! Мчимся в садик, извиняемся перед сторожем, уводим брата во двор и продолжаем нашу беготню. Сережка очень не любил оставаться последним, его это почему-то печалило. Наверное, воспитатели срывали раздражение на дитяти. Да и вообще быть последним – последнее дело. Со слезами он выговаривал нам: «Я остался последним», а мы не могли понять, что ж здесь ужасного. Не на ночь же оставили.
      Летом – раздолье, наш небольшой двор – целый мир! Весна и осень помнятся плохо. Зима радовала большими сугробами, чистым пушистым снегом. Зимой после уроков – на горку. Горка на школьном дворе, он не огорожен, это почти рядом с домом. Забирая Сережку из садика, я не приводила его домой, а везла на санках на школьную горку. Однажды, изрядно нагулявшись, в обледенелой одежде, я привезла его на горку, а самой гулять уже не хотелось. Свято помня, что оставлять его одного нельзя, уговариваю, немного покатавшись, пойти домой. Сергей, истомившись в садике по снежку, по воле вольной, сухой и довольный, не соглашается ни в какую. Никакими коврижками его не заманишь. Я жду, жду, когда же он накатается-наваляется всласть. Мерзнут ноги, варежки давно стоят колом, промокли и обледенели, задранное на спине (от катания с горки на пятой точке) пальто изнутри тоже покрыто коркой льда, кофта в снежных катышах. На улице темно, как ночью, и холодно (или только мне?). Всем вокруг весело. Одна я хочу домой, непременно сейчас! Я не могу больше терпеть и ждать. Таинственно оглядываясь, я ловлю братишку за руку и шепчу ему, делая страшные глаза: «Волк! Волк!» - «Где?» - пугается он. «Вон, вон, видишь – уши торчат из-за сугроба? Видишь?!» - «Да…» - растерян он, ему и вправду видится, что за синими сугробами в темноте что-то есть. «Быстрей! Домой! Волк! Волк!» - подгоняю я. Он бежит по сугробам, маленький, закутанный, еле передвигая ноги. Торопится, напуган страшно. В подъезде меня начинает мучить совесть: «Не беги, Сереж, сюда он не сунется». Он взбирается по ступенькам, торопясь, оступаясь, неуклюжий, весь в снегу. Мне становится его жалко: «Да не беги ты! Волки никогда не входят в дома». Он очень боится, он не верит мне, оглядывается назад, на ступени, на окна. Всю жизнь корю себя за эту жестокость. Никогда больше не пугаю его ничем и никем. Никому не рассказываю об этом, пока не становимся взрослыми. Чувство вины остается на всю жизнь. Большая глупая дура напугала маленького человечка из чистого эгоизма, из-за того, что просто захотелось домой.

* * *