И последние станут первыми...

...И ПОСЛЕДНИЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ.

I. ТРУДНЫЙ ПАЦИЕНТ.

Доктор Мортом смотрел сквозь очки на малышку, выглядывающую из-за стола, который оставлял от нее только глаза. Самые обыкновенные детские глаза. “И чего они хотят от этого бедного ребенка? - думал он. - Ну, боится ребенок леса, ну и что в этом такого? Я и сам ночью в лес неуютно себя чувствую. Корни с природой мы уже утратили и давно. Рисует монстриков и говорит, что это ее друзья? Может, она карикатуры рисует на своих друзей? Может, она талантливый сатирик? Пусть девочка дальше развивается”. Он тяжело вздохнул и выдавил из себя:
- Ну, и что мне с тобой делать?
Девочка отшатнулась от очков, нависших над ней.
- И говорить ты тоже не любишь, - заключил дипломированный психотерапевт.
Потом он протянул ей листок и карандаши. Ни слова не говоря, пациентка, со вздохом усталости от постоянных тестов, послушно взяла карандаш и начала рисовать. Она нарисовала холм, под ним океан, фонари вокруг и на самом высоком месте огромные часы: циферблат и стрелки разукрасила смешанным красно-фиолетовым цветом, но все остальное осталось не закрашенным.
- Они светятся, как витрины, - пояснил тонкий детский голосок.
- Мэйган, а остальное сделано из стекла? - поинтересовался доктор Мортом.
- Я не знаю, но сквозь них все видно.
- А насколько они большие? Нарисуй рядом себя.
- Я не знаю, как себя. Я нарисую тетю и дядей. Два дяди. Они там есть, - пояснила Мэйган и принялась рисовать.
- А ты где?
- А меня там еще нет. Я сон смотрю.
- И что они делают там? Зачем пришли?
- Ну, откуда я знаю?! - возмутился ребенок. - Я только вижу сон. Вот, - она протянула листок с рисунком: в лодке плыли три человека, и они были значительно ниже цифр.
- Разве бывают такие часы?
- Быва-ают, - растягивая слово, настойчиво заверила Мэйган.
- Где? - провокация.
- В Австралии, - четко ответил ребенок.
- Такого в Австралии нет, - твердо заверил доктор.
- А у меня было, - настояла Мэйган.
- Нету!
- Ну, я же видела!
- А я нет!
- Ну, и дурак! - твердо заключила Мэйган.
- Леди, вы забываетесь!
- Я ничего не забываю!
- Почему ты со мной споришь?!
- Потому что мы с вами спорим, - конкретно ответила Мэйган.
Мортом заткнулся. Поправил очки, развел руками и протянул:
- У тебя одна проблема: ты слишком умная для своих лет. Скажи своим родителям, что видеть сны - это здорово, это не болезнь. И пусть они оставят тебя в покое. Ясно?
- Ясно, - кивнула белокурая головка.
- Иди. - Мортом рукой указал на  дверь.
Маленькие ножки затопали к двери... Дверь закрылась... Мортом упал лицом на стол - он точно знал, что сейчас будет весело... Дверь с шумом грома распахнулась.
- Мы платим вам не мало денег! - возмущался отец Мэйган. - А вы ничего не делаете! Я требую, чтобы вы сейчас же взялись за лечение моей дочери!
- Ну, что вы от меня хотите? - взмолился Мортом. - Она обыкновенный ребенок, с детскими страхами и фантазиями. Что вы хотите от ребенка?!
- Я хочу, чтобы мой ребенок был нормальным, как все.
- Запросто! Положим ее в клинику для душевно больных, напичкаем таблетками, и ее развитие затормозится, она станет такой же глупенькой, как и все четырехлетние дети.
- Что? О чем вы? - возмутился отец. - Что вы несете? Отчего вы лечили ее? Вы хоть помните, с какой проблемой мы к вам обратились?
- Дети бояться - это нормально. У каждого своя фобия. И оставьте меня в покое и Мэйган тоже. Если бы это был мой ребенок, я бы каждый вик-энд приносил жертву богам в благодарность! Как вы не поймете всей гениальности вашего ребенка?!
- Вы мне зубы не заговаривайте! Мы заплатили деньги и хотим результата!
- Как же вы меня достали, - он обратился к единственному здравомыслящему человеку в этом кабинете. - Мэйган, иди-ка сюда, - он посадил ее к себе на колени. - Давай с тобой договоримся: ты засунешь подальше свои странности и будешь вести себя, как все остальные дети. Идет?
- Нет, - замотала головой Мэйган. - Я не пойду в лес.
- Ну, думаю, это тебе разрешат, - он посмотрел на отца, и не найдя поддержки, перевел взгляд на маму. - Я говорю о твоих снах и рисунках. Просто перестань об этом всем рассказывать. ОК?
- Ну, они же всегда спрашивают? - удивилась Мэйган.
- А ты говори: “Я имею права на невмешательство в мою личную жизнь”. И молчи, не рассказывай ничего, - он “закрыл” ей ротик на замок.
- Что вы себе позволяете? - возмутился отец.
- Я имею права на невымы… мыши…ство в мою личную жизнь, - твердо заявила Мэйган и скрестила ручки, насупившись.
- Я подам на вас в суд, и вас лишат лицензии, - рассвирепел отец.
- Нет. Это я подам на вас в суд, и вас лишат родительских прав, за такое истязание ребенка.
Только отец хотел достойно ответить, как вмешалась мама Мэйган:
- Успокойся, Крис. Этим делу не поможешь.
- Вот за что я люблю женщин! - расцвел Мортом. - Милостивая миссис Старлинг, урезоньте вашего мужа: ребенок должен быть со странностями и только тогда из него вырастет гений. Двадцатый век, двадцать первый на носу, что вы хотите? Мир меняется, и вскоре все дети будут такими. Мэйган просто ребенок будущего и не надо строить проблемы на голом месте.
- Боюсь вас разочаровать, доктор Мортом, но я согласна с мужем. Наш ребенок не просто боится леса, она впадает в истерику, теряет сознание. Как сильно я не боялась пауков, - я до сих пор их боюсь, - но таких истерик я не устраивала, и давление у меня не поднималось. Наш ребенок нездоров. Нормальный ребенок не сможет целый день сидеть на одном месте, смотреть в пасмурное небо и умирать то счастья. Вы говорите, что Мэйган - гений, а мне кажется, что в ее сознание перепутано добро и зло. Она дружит с монстриками, которых рисует, но не очень любит общаться с детьми.
- Потому что они глупы для ее пытливого мозга, - ответил Мортом. - Со мной она даже не стесняется спорить...
- Вот! - в один голос закричали родители. - Вот, пожалуйста! Разве нормальный ребенок будет вести себя так грубо?
- А вы ведете себя не грубо? Угрожаете мне, обзываетесь?
- Мы защищаем нашего ребенка! - оправдался отец.
- А она сама себя защищает, - твердо заявил Мортом. - Ей не нужны адвокаты - она уже взрослая.
- И к кому нам прикажите обратиться, когда наша Мэйган выколет кому-нибудь глаз? - еле сдерживалась мама.
- К тому, кому выколет. И спросить: за что? - спокойно ответил доктор. - Мэйган никому не причинит физического вреда. Если вы, родитель, этого еще не заметили, то я констатирую: Мэйган не способна никого ударить, она, если и “атакует”, то на расстоянии. Вот бросьте ей что-нибудь. Она когда-нибудь ловила предметы? - родители задумались. - Мэйган не поймала ничего летящего на нее, потому что прикрывалась, и отталкивала от себя эти предметы. Она не способна ударить. Ну, только если не останется другого выхода при защите. И я думаю, это будет один удар, но мощный. Знаете, когда воины Тибета собирают всю силу и энергию в один кулак? Если хотите развить вашего ребенка, отдайте в китайскую школу йоги или чего-нибудь такого. У нее получится - она здорово умеет сосредотачиваться.
- Вы - шарлатан! - заявил мистер Старлинг.
- А вы - паникер, фаталист и тайга дремучая! - активизировался Мортом.
- Пойдем, Крис, - заявила его жена, - На свете есть не мало хороших врачей, а с этим пусть суд разбирается.
Семья спешно покинула кабинет психотерапевта, не забыв хлопнуть покрепче дверью - хорошо хоть стекла не посыпались.

***

От суда Мортом отмазался. Мэйган занялись другие специалисты и, типа, добились результатов. Мэйган усвоила урок и перестала вести себя, как того хотела, а вела себя, как хотели другие. И даже смогла ездить вместе со всеми в лес на пикник – она просто смотрела на траву (трава ведь везде одинаковая) и никогда не смотрела вверх. Когда дома никого не было или все разбегались по углам, Мэйган звонила Мортому, они общались с удовольствием. Когда Мэйган пошла в школу, Мортом наставлял тамошнего психолога, по совместительству однокашника, чтобы тот “не забивал” ее, а давал волю для полета. Иногда они вместе беседовали и выяснили, что простые вещи для Мэйган оказывались диковинкой, непонятной ее разуму, но теорию относительности она почти сама всю вывела, мужчины ее только подтолкнули. Когда компьютеры вошли в домашний обиход, Мортом надеялся, что Мэйган расщелкает их, как орешки. Но для нее это было слишком сложно... пока не появились более сложные программы, и вот тут - ее никто не учил - она сама докопалась до сложностей, которые для “позднего” мозга Мортома были откровением, которого понять простому смертному невмоготу. Приборы на ультрозвуках и микроволнах для Мэйган были, как глоток чистого долгожданного воздуха.
- Я склонен считать, что ты не просто ребенок будущего, ты – ребенок из будущего, - однажды заявил Мортом, в очередной раз ошарашенный невесть откуда взявшимися знаниям Мэйган. - Ученые только взялись за исследования, а ты мне уже сообщаешь результат!
- Может, я телепат или предсказатель? - попыталась отвертеться она.
- Жаль что не волшебник. А то бы наколдовала сейчас ящик пива.
- Я серьезно, а ты все шутишь. Я хочу разобраться в себе. Почему я не понимаю чего-то простого, а в сложном просто купаюсь? В основном во всем новом, чем новее продукция, тем лучше я это понимаю. Этому  может быть научное объяснение? - озаботилась Мэйган.
Мортом почесал свою новомодную стрижку в районе висков и предложил:
- А как насчет прошлой жизни?
- Ха! В прошлой жизни я могла только на лошадях скакать, в лучшем случае, летать на вертолете Да Винчи.
- Ну, если нам говорят, что мы рождаемся и снова умираем, это еще не значит, что мы жили только в прошлом, а родимся только в будущем, ведь время для Бога, который собственно и наделяет нас жизнью, не существует? И, может, даже тот самый Да Винчи сначала жил в наше время, а потом родился в прошлом, почувствовал, что в мире не хватает того, к чему он привык и начал создавать эти штучки?
- Ну, я ведь ничего не создаю.
- Может, не будем мучиться, а попробуем гипноз? Массовый? - Мортом рассмеялся. - Я видел по дороге объявление от какого-то медиума. Сходим?
- Когда?
- Прямо сейчас. Повеселимся!

Они вошли в заамулетезированный дом, пройдя очищение пирамидой и колоколом по голове. В большом зале собралось такое количество народа, что просто поражаешься, сколько людей страдают наивностью.
Вошел Маг и Великий Гуру во всей положенной амуниции. Он попросил всех сесть в круг и взяться за руки. Потом последовали напевы, впадения в транс, высокопарные восклицания. Мортом скептически мурлыкал от удовольствия массового влечения и вливания. В его правой руке покоилась ладонь Мэйган. Он посмотрел на нее одним глазом - она спала! Она точно спала! Ровное дыхание, теплые руки. Да, еще ни на одном сеансе гипноза Мортому не  удавалось ее даже слегка убаюкать! Это задело его профессиональную гордость. Он открыл второй глаз и осмотрел присутствующих: большая половина – притворялась, остальные – упорно пытались вспомнить свою пошлую жизнь - эти усилия отражались на их лицах напряженными морщинами на лбу и глубочайшей сосредоточенностью. Спал только один человек - молодой мужчина лет двадцати. Гуру что-то начал восклицать, а потом как крикнет! Тело Мэйган встрепенулось. Мортом обеспокоился не на шутку и обратил все свое внимание на нее, отцепившись от соучастника слева. И вдруг прозвучал голос:
- Сомкните цепь, не разрывайте!
Мортом решил, что это ему, но, повернувшись, он увидел, как суматошно люди сцепляли руки на другом конце круга, где минуту назад мирно спал двадцатилетний. Теперь он полз к ним. Рука Мэйган выскользнула из ладони Мортома. Она открыла глаза, видя ими какой-то другой мир, другую обстановку. Мортома схватили за руки, шепча: “Не размыкайте цепь”.
Мортом следил за Мэйган. Она явно заигрывала с парнем. Он явно ей потакал. Парень потянул ее за ногу и вытянул в центр круга. У Мортома забилось сердце: “Тринадцать лет - не самый подходящий возраст для сексуальных опытов на публике, да еще под гипнозом! Если он только посмеет, я вырву у него... все вырву!”
Парень заговорил. Все опешили - его язык был смесью испанского, немецкого, китайского, английского и французского. Мэйган отвечала ему на той же несуразной сумятице языков, вплетая слова из славянских и арабских языков. Мортом знал три языка из тех, на которых они говорили, и это позволило ему уловить некоторый смысл:
Она: “... когда-нибудь найдем удобное место...”
Он: ”Я... привык…”
Она: ”... око всевидящее... зеркало...”
Он: ”... по шапке... замкну когда-нибудь...” долгая галиматья и дальше: “... Это были не птицы...”
Она: “... выбор (или выбирать)...”
Он: “... галка... сосны... (какое-то химическое соединение) нам легко...”, и показал свою руку, продолжая что-то увлеченно рассказывать. Мэйган смотрела на руку, борясь с недоверием и с восхищением одновременно.
Она: “Дитя будет... словно...”
Он: “... и мы тут не причем...”
Она: “ Мы ведь... жить... просто...”
Он: “Ты и я... спать (нет, не спать - уснуть)... чисто... я сделаю...”
Она: “... я не уверена... смерть (или умереть)... быстро...”
Он: “(явно споря и переубеждая) ... жить... чистые... можно...” (черт! что они несут? О чем они вообще говорят? - пытался сообразить Мортом.)
Она: … слова…
Он: … просто другие… (он закрыл ей рот рукой).

Спор закончился... Они смотрели друг на друга с явными сексуальными аппетитами. Мгновение - и они уже две змеи в одной веревке. Столько страсти Мортом давно не видел, с тех пор как прекратил смотреть “клубничку”. Все смотрели на их странные попытки снять с друг друга одежду самым неправильным образом: он пытался поднять ей рубашку в районе бедер, хотя рубашка была заправлена в джинсы. Мэйган в свою очередь пыталась расстегивать пуговицы на его свитере, где их не было даже на выкройке. Это навело Мортома на мысль, что и одежду на себе они видят другую.
Это было зверским испытанием для нервов Мортома и он... разомкнул цепь, да еще и свистнул для пущего эффекта - транс, как рукой сняло. Молодые люди в центре круга оба потеряли сознание, но Великий Гуру что-то пошептал, и они открыли глаза с немым вопросом: “Что я здесь делаю?” Их сразу растащили по углам. Мортом не дал Мэйган оклематься, и унес оттуда подальше, она даже не успела посмотреть на того, с кем так странно и просто общалась
Дома, на кушетке Мотром спросил:
- Ну, и что ты помнишь?
- А что было?
- Я тебя десять лет пытался загипнотизировать, а ты - ноль. А тут какой-то Кришна-Вишна-Будда-Мата Хари...
- Из другой оперы чуть-чуть, - поправила  его Мэйган.
- То, что вы там устроили еще почище Маты Хари будет. Я еле вырвал тебя из лап этого... распутника, блудливого кота!
- Так что же было?
- Вы разговаривали.
- О чем?
- Понятия не имею. Я знаю только три языка из тех, на которых вы общались. Вы, кажется, смешали все языки мира в один. Говорили о каких-то птицах, соснах, детях, оке всевидящем, что-то о смерти, или сне, я так и не понял. Спорили о чем-то. Он тебя словно в чем-то очень яро переубеждал, и для него это было, судя по его лицу, вопросом жизни, последней надеждой, желания единственного на всю жизнь. А потом вы начали целоваться... страстно... Не дело это в твоем возрасте, - оправдал свое вмешательство Мортом.
- Я даже не успела его разглядеть, - пожалела Мэйган. - Ты можешь его найти? Для меня. Может,  он что-нибудь помнит?
- Просто удивительно, как вас двоих угораздило притащиться на один и тот же сеанс?

***

Поиск таинственного человека в Нью-Йорке оказался напрасным, он был явно приезжим. Но произошли кое-какие изменения с Мэйган. Во-первых, она выросла еще на четыре сантиметра, во-вторых...
Она смотрела МTV, клип “East - 17” на песню “Steam”. Мэйган смотрела на солиста, которого уже знала давным-давно, как кролик на удава. Она видела белую рубашку и милые кудряшки на челки... “Белая одежда... Я в белой одежде, как кришнаит... Нет, как ученые... Да, ученые или врачи: брюки и рубашка без пуговиц. Откуда это?”
Что-то резануло ее сознание, и она увидела себя, сидящую в этих белых одеждах, слегка загрязненных, на большом сером валуне, смотрящей в серое небо. К ней подходит старик, примерно в такой же одежде, только рубашка до колен, как ряса...
Мэйган пошла к телефону, чтобы рассказать обо всем Мортому. В поле зрения попали чистые простыни, Мэйган сразу вспомнила, что должна их разложить в шкаф. Нехотя, она взялась за них и потащилась к шкафу... “Стоп. Белая простынь?... - промелькнуло в мозгу и крепко за что-то зацепилось. - Мы ложимся на белые простыни, на безжизненной земле... Мы готовимся умереть... Все ложатся умереть, но почему-то шутят, словно, спать ложатся?.. - появилось лицо с милой кучерявой челкой: высокий, тонкий, тоже в белом... - Он что-то задумал. Он ложиться со мной...” И больше ничего.
- Ничего?! - Мортом обалдел. - Да, ты представляешь, что ты вспомнила?! Это твоя прошлая жизнь! Ты, словно, после амнезии. Мусоль эти картинки, и ты вспомнишь больше.
- Но мы все там собрались умирать, мы последние. Я чувствую это, - напомнила Мэйган. - Я что, жила при конце света?
- Я не Бог, меня не спрашивай. Как, ты сказала, выглядит тот, что “что-то задумал”?
- Высокий, тонкий, но мясо есть, такой темно-русый, с кудряшками.
- Глаза серые?
- Не знаю. А что?
- Примерно так и выглядел тот, с которым ты занималась публичным развратом два года назад.
- Так, может, это мое подсознание подшутило надо мной? - усомнилась Мэйган
- А ты не думай об этом. Просто скажи, какого черта вы решили умереть? Найди ответ на этот вопрос.

***

Скоро Мэйган возненавидела MTV.
- Я, кажется, уже помешалась на музыке! - сетовала Мэйган.
- Ты не размахивай руками. С кушетки все равно не улетишь. Давай-ка, лучше расскажи, что новенького? - Мортом положил ноги на стол.
- Я смотрела MTV. Там какая-то новая бой группа. Я даже песни не запомнила. Но там много-много телевизоров, повсюду, куполом. Зуб даю, что я видела подобную комнату. Только там еще столик из металла и пластика стоял, пульт управления в углу и лестница винтовая выходила в центре круга. А еще со мной и с тем, пусть будет Джон, был еще кто-то. Я видела этого пацана в детских снах, мы с ним играли. Но это не Джон. Он черный, то есть черные, как смоль, волосы и он... крутой что ли?.. Он старше нас. Он следит за камерами... И те, бой группа, назвали себя. Среди них есть Howie D и A.J. - J.D. ... J.D.! - меня просто разрывает. Я уверена, что того, черноволосого, зовут J.D. ... потому что... Джедай.
- Кто?
- Джедай... Кто-то так его назвал, а он решил, что J.D. - это круче... Он с техникой возился всегда... Нас трое молодых... моложе нет... Что это значит?! - испугалась она.
- Я не Бог, меня не спрашивай, - отряхнул руки Мортом, как всегда. - И где четвертый?
- Кто?
- Если у тебя есть Джон, то у этого Джедая должна быть своя пассия.
- Я не знаю. Я ее не помню.
- А что ты помнишь? Нет, скорее, что ты чувствуешь?
- Большую пустоту мозаики. Сложен только правый нижний угол, разбросы в некоторых местах островками. И все - серая пустота, но там точно что-то есть.
- Ну, что я могу предложить? Смотри MTV, может, увидишь пассию Джедая? А, может, это Мадонна?

***

К 17 годам Мэйган больше ничего не вспомнила. Она стала посещать школу йоги и медитации - ничего не помогло, если не считать, что она вспомнила, когда была какой-то амебой в начале зарождения жизни, и кроме голого базальта, моря и неба ничего не было. А еще она вспомнила, что во времена инквизиции ее мужа забрали в матросы и он, типа, погиб, ее обвинили в колдовстве, и она отдала свою семилетнюю дочь другим людям на воспитание, чтобы уберечь ее от костра. И в этом случае не обошлось без MTV - она осознала с помощью Гуру, что ее дочь, это никто иной, как John Bon Jovi, переродившийся. После этого она твердо уверовала, что это ее фантазия плюс подсознание мешают в ее голове всю эту дурь, и ей действительно пора лечится. Она обыкновенный человек, с обыкновенным прошлым.
- А жаль, - вздохнул доктор Мортом. - Могла бы получится сенсация.

II. РАЗБУЖЕНЫЕ.

В 21 год обычные люди имеют цель в жизни, а некоторые ее уже достигают. У Мэйган не было ни цели, ни планов. Она больше не могла выдерживать непонимания своих родителей и, окончательно разругавшись, ушла из дома. Работала, кем придется. Личная жизнь тоже не складывалась. Единственная отдушина и островок света - доктор Мортом... Попал под колеса грузовика во время гололеда... Мэйган осталась одна.
Очередной выговор ни за что, очередной счет в оплату черт знает чего, очередной дождь, очередная дыра в бюджете! И тогда, с горя, Мэйган пошла в супермаркет и набрала килограмма два апельсин. Она вся была комок нервов - одно громкое слово в ее адрес и она взорвется. “Шоколад, чипсы, соки - обожрусь и помру молодой! - думала Мэйган, сваливая в тележку все, что привлекало ее взгляд. - Йогурт, булочки, вафли...”
Ба-бах! - все фонтаном вылетело из тележки. Мэйган взмахнула отчаянно руками и выругалась про себя. Давясь слезами, она начала собирать рассыпанное. В сбор включился тот, кто ее подбил своей тележкой.
- У вас большие неприятности? - учтиво поинтересовался он. - Чувствую, что стал последней каплей. Простите, я не хотел.
- Замяли. - Мэйган даже не посмотрела в его сторону - не хватало еще показать свою зареванную рожу.
- Мне очень жаль, - не унимался тот. - Я сам все соберу. Встаньте здесь и не мешайте.
Он твердой рукой отодвинул ее к полкам, а сам начал все собирать,  неся всякую чушь при этом. Потом поднял глаза на Мэйган, смеясь, - должно быть, он казал какую-то шутку и ждал от Мэйган хотя бы улыбки. И она постаралась ее выдавить... На Мэйган смотрели серые глаза. Кудрявой челки не было - ближе к 30-ти годам ее уже не носят, но она точно красовалась на нем прежде. Он выпрямился - высокий и тонкий. “Его губы... Меня всегда притягивала такая форма губ: немного вытянутые, как две волны. Такие встречаются чаще у англичан”. Как раскат грома перед Мэйган замелькали картины: она встречает его в какой-то лаборатории, у него обожжена рука паяльником; они в роще, между деревьев, она почти умирает; они у моря с третьим - Джедаем; он кричит, они в пещере, там ужасно; они в какой-то сфере, целуются и скользят по неудобным стенам; они ругаются, она уходит; они умирают...
“Все так реально! Я все вспомнила. Разве так бывает? - спросила себя Мэйган и тут же ответила себе, - Я не Бог, меня не спрашивай”.
- Вы меня не помните? - робко спросила Мэйган.
Он остановился, почувствовав себя не уютно, и, пожав плечами, ответил:
- А должен?
Мэйган сразу смутилась: “Дура! Все это фантазии!”
- Нет. Я думаю... Просто мне, вдруг, показалось... Бывает. Простите.
Он смотрел на нее, пытаясь что-то вспомнить... Неловкое молчание... Мэйган протянула руку:
- Мэйган Старлинг... Просто Мэйган.
- Просто Доминик.
- Это “просто”? - удивилась Мэйган. - Такие имена только монахам дают. Ой, прости, пожалуйста. Я не то хотела сказать. Доминик - это очень красивое имя.
Мэйган смотрела на Доминика и чувствовала, как ее тело, душа и все ее существо наполняется теплотой, нежностью и спокойствием. За долгое время она почувствовала что-то родное, близкое, дорогое. Ей хотелось прижаться к нему и разреветься, рассказывая все, что с ней случилось, что ее преследовало с самого рождения. Мэйган впервые за все свои годы захотела остаться с кем-то всерьез и надолго. Другие бы сказали: “Любовь с первого взгляда”, но для Мэйган это было похоже на ... на встречу двух давних, вечных супругов. “Ведь он мой, - говорила сама с собой Мэйган, пока Доминик пытался говорить с ней. - Я точно помню: я была невестой, а он моим женихом. Ну, вспомни же меня! Ты ведь меня любил. Только вспомни”, - молила она.
Доминик был не проницаем для всех взглядов Мэйган. Они подошли к кассе... Они вышли из супермаркета... А он все говорил и говорил, он был счастлив и доволен жизнью - это было сложно не заметить.
- Где твоя машина? - спросил он.
- В полиции, - ответила Мэйган.
- Хочешь, я тебя подвезу?
- Да. - Мэйган просияла, словно ее осыпали золотом.
Они подошли к черному “Форду”. Из машины выскочили две девочки.
- Папа, а мама сказала, что пульт у нас заберет, и мы будем спать. А мы не хотим, - начали они на перебой.
Мэйган горела со стыда: “Какого черта, он предложил ее подвезти, если у него тут целое семейство?!” Именно сейчас она хотела умереть - она действительно была одна в этом мире. Теперь точно совсем одна.
- А как тебя зовут? - спросила старшая девочка.
- Мэйган, - еле выдавила она.
- У тебя машина сломалась? - поддержала ее младшая.
- Вроде того.
- А у нашей мамы тоже всегда все ломается, - радостно сообщила старшая.
- Можно, я сяду к тебе на колени? - напросилась младшая. - Ты как принцесса, как ангел!
“Ты - ангел? - у ее ног сидит черноволосый мальчик, она сидит на коленях у мужчины. - Я видел тебя в книжке”. Воспоминания прорываются так неожиданно и так импульсивно, что Мэйган боится потерять реальность.

***

Прошло несколько недель с того времени. Доминик почти забыл о случайной знакомой. Они были в гостях у родителей. Пока взрослые банкетировали за роскошным столом, дети рылись в верхних комнатах в старых вещах. В разгар празднования две сестры подбежали к родителям.
- Папа, папа, мы у дедушки нашли принцессу! - заявили они в один голос.
- Какую? - Доминик привык к их идеям “фикс”, но еще не научился их понимать.
- Ну, ту, у которой машина сломалась, - объяснила младшая.
- Она там маленькая, но мы ее все равно узнали, - добавила старшая.
- Кого? - Доминик  и на этот раз ничего не понял - это вообще редко кому удавалось.
Малышки только вздохнули и, переглянувшись, потащили его за собой.
- Вы тоже идемте с нами, - почти приказала старшая сестра остальным.
И все послушно поднялись наверх. Девочки деловито усадили, кого смогли перед экраном и включили старую запись. От увиденного некоторые сразу рассмеялись, а Доминик пояснил своей жене:
- Это сеанс массового гипноза. Какого черта я туда потащился, уже не помню. Но папа прихватил с собой камеру. Смотри, это Гуру...
- Вон она, вон она! - затыкали пальчиками в экран неугомонные сестрички. - Все. Но она еще будет.
На экране в районе пальцев мелькнуло светлое создание, совсем юное и слегка угловатое.
- Не знаю, что там такого случилось, но на меня явно подействовало.
Камеру отложили, и ракурс зрителям показался не удобным: снизу вверх. Все люди сели на пол и протянули руки друг другу. А девочки опять протянули пальцы к экрану, тыча в далекую точку:
- Вот она! Ну, помнишь, папа?
- Папа помнит. - Доминик вспомнил, чем все это закончится, и покосился на жену. - Дорогая, тебе лучше этого не видеть.
- Почему?
- А они там целуются! - моментом доложила младшая, не стесняясь.
- Так ты ее знал? А сказал, что в супермаркете познакомились.
- Честно, я ее не помню. Вот почему она тогда спросила, помню ли я ее? А когда я сказал, что нет, она извинялась и говорила, что это чушь, ничего важного. Я даже не успел ее разглядеть. Ее так быстро унесли тогда. Там записано?
- Да, - ответил счастливый отец. - Веселенькая сцена была!
- А ты что, не видел эту кассету? - спросила жена.
- Нет. Я сразу уехал назад в Англию к бабушке, учиться, и не успел посмотреть, а потом все как-то забылось, - ответил Доминик. - Но мне успели рассказать ког...
- Тихо! Смотрите! - закричали дети.
Доминик подполз к принцессе и потянул ее за ногу. Камера приблизила картинку,  но звук был не идеальным.
- Я не могу понять, что вы говорите, - прислушалась супруга.
- Они говорят на каком-то странном языке, смеси языков, я бы сказал, - пояснил отец. - Мы все замерли, ошарашенные. Это была не шутка и не трюк - это уж точно!
- А принцесса придет к нам когда-нибудь? - спросила старшая. - Она такая красивая, как Барби!
Сцена страсти выкатила глаза Доминика на два метра вперед.
- И это я делал?! - изумлению не было придела. - Понятия не имею, что меня могло так завести?
- А чего вы вдруг ринулись друг к другу? - задалась вопросом жена.
- Должны были бы вспомнить прошлую жизнь, - промямлил Доминик.
- Бросьте дурью страдать, - заявила вошедшая мама. - Торт заждался, - внучки завизжали от удовольствия.
Все вернулись к столу. Бабушка вынесла торт со свечами. Довольный отец-дед загадал желание и, набрав побольше воздуха в легкие, задул свечи.
Доминика словно ветром обожгло, он увидел себя в другой обстановке: больше похожей на лабораторию, чем на банкетный зал, хотя его попытались украсить бумажными фигурками. Стены были металло-пластиковыми, мебель в комнате такой же. Вокруг стояли люди в белых униформах, как врачи или исследователи. Он стоял перед тортом со свечами, рядом стояла Мэйган. Они разом задули свечи...
- Что с тобой, Доминик? Ты где летаешь? - улыбнулась жена. - Вот твой кусочек.
Доминик улыбнулся, но не согнал с себя необъяснимое чувство чего-то важного, необычного.

***

Свет свечей успокаивал и вдохновлял. В кое-то веке Мэйган зашла в церковь. Она не понимала, что делают здесь люди, кому они ставят свечи, какие молитвы читают, кому нужно поклониться? Все это было так грубо для нее и так ненужно для мироощущения. Разве можно говорить с Богом, когда вокруг снуют люди и изучают тебя и твое несчастье? Мэйган просидела в церкви на дальней лавочке, пока все не разошлись. Ее заметил священник и подошел к ней.
- Я могу вам помощь, дитя мое? - очень учтиво по-доброму и мягким голосом спросил он.
Мэйган почувствовала всю слабость этого человека перед Вселенной. Его, а не свою. Чем может помочь человек, который ничем не наделен, кроме сана, который дали ему такие же ничем не наделенные люди? Он не знает ни одного ответа.
- Нет. Вы бессильны, - ответила Мэйган и отвернулась.
- Обратись к Свету и тебе станет легче, - продолжал настаивать падре.
- Обязательно. - Мэйган поняла, что он так просто не отвяжется - исполняет свое святой христианский долг.
- Обратитесь к нему через мои молитвы, - не унимался святой отец.
- Падре, я знаю, что это храм Божий, - начала Мэйган, как можно учтивее. - И хотя Богу не нужны дома, чтобы общаться с нами, а нам с ним. Но только из-за уважения к Нему, я стараюсь не грубить вам, а вы в наглую мне навязываетесь.
- Но вы здесь давно сидите, дитя мое, и я, как священнослужитель и как человек вижу, что вы в смуте. Мой долг помочь вам. Не отталкивай руку дающего, не отказывайся от помощи людей.
- Падре, я просто жду, когда меня оставят одну с Богом. Это понятно? Я сама поговорю и с Богом, и с тем, с кем хочу. Оставив меня наедине с ними, вы исполните свой христианский долг.
- Я думаю, вы заблуждаетесь...
- Беспомощный человек, оставь решать сложные вопросы сильным мира сего, - кто-то незнакомый проснулся в Мэйган, не злой, но могущественный, какая-то сила.
Священника даже затрясло, он присел, схватился за сердце. Мэйган успела его подхватить и усадила на скамеечку.
- Дышите глубже, - посоветовала она. - Лучше бы вы были птицей, все равно глупы и не хотите думать своим умом, действуете по программе, которую в вас заложили в вашей семинарии.
Священнику стало хорошо. Он просто просиял, подпрыгнул и попытался взлететь. Даже после неудачной попытки, он весело подпрыгнул и, напевая какую-то мелодию, подражая соловью, удалился.
Мэйган смотрела в дверь, стараясь понять, что это было, что это вдруг в ней проснулось? Она чувствовала, что может двигаться своим сознанием, внушать любые мысли и менять действительность. Она чувствовала эту силу, но где-то глубоко, как что-то забытое.
- Надо испробовать, - решила она и вышла на вечерние улицы в поисках жертвы для своих экспериментов.
Но чем дальше она уходила от церкви, тем менее ощущалась новая сила. Люди не реагировали на нее. Уйдя за три квартала, она совсем утратила то чувство. Люди снова стали жестокими, опасными, чужими. Стало холодно, больно, страшно, одиноко.
Потоптавшись на углу, Мэйган вернулась в церковь. Силы не вернулись к ней. Что-то сломалось или замкнулось. Теперь уже не важно. Ей и не нужна больше эта власть, эта сила - она просто хочет быть с кем-нибудь родным по душе. И она обратилась к нему.
- Я все вспомнила, кроме одного верхнего левого угла, мозаика не завершена. Есть кто-то еще, четвертый. Может, ты прав и это женщина J.D. Какую она играет роль в этой истории? Понятия не имею, но что-то очень важное для меня... - Мэйган перестала сдерживать слезы. - Ты ведь теперь там?.. Ты, наверное, уже нашел все ответы на мои вопросы?.. Да, я знаю: ты не Бог, но, может, ты ангел? И, может, ты попробуешь мне хотя бы подсказать, хоть что-нибудь?.. Я не знаю, как дальше жить... Не вижу смысла, не могу его найти... Но ведь если я родилась, то зачем-то, для чего-то? И если я еще не с тобой, значит, что-то должна еще сделать. Но у меня сил нет жить. Я не могу найти ничего в этой жизни, за что бы могла зацепиться. Разве ты со своими связями не можешь хоть как-нибудь посодействовать? Я знаю, что не умру раньше времени, но дай мне хоть какую-нибудь цель... и сил... дай мне сил жить в этом мире. Здесь такие все чужие, все лицемерные, все всезнающие и... все они глупы, слепы и нелепы. Они не живые, хотя у них больше смысла жить, чем у меня. У каждого есть своя мечта, хотя бы та, чтобы завести семью и жить в счастье в своем доме. У меня нет даже и ее. Я не хочу жить так, как они, такой семьей. А другой не будет, ведь других людей не бывает, их нет. Откуда же тогда взялась я, непохожая на всех? Может, меня действительно надо лечить? Я хочу стать как все: любить то, что любят они, желать того же, не думать о том, о чем нормальный человек не думает. Разве я многого хочу?..
Через пару недель стало совсем плохо - Мэйган начала понимать все языки.
- Я совсем сума схожу! Зачем мне это? - недоумевала Мэйган. - Куда мне это засунуть? Что мне с этим делать?!
А потом успокоилась и пошла вольнонаемным переводчиком. Финансовая сторона ее жизни пошла в гору.
- И мне это дал Бог и Мортом? - удивлялась она. - Надо же такому случится. Вот уж: “пути Господни неисповедимы”! - а потом задумалась. - А почему мне дано понимать все языки? Достаточно было бы и двух-трех.

***

Доминик вместе с семьей поехал в Англию на свою историческую родину, чтобы навестить могилу бабушки и забрать дедушку в Америку, чтобы ему не было одиноко. Он любил Англию за ее пасмурные дни - в такую погоду ему почему-то лучше думалось, он чувствовал себя спокойнее и увереннее. Это была его земля, и если бы родители спросили его, когда переезжали в Америку, он бы, несомненно, протестовал. Но Доминика никто не спрашивал, и когда он окончил школу, то вернулся в Англию и там продолжил учебу. Но привыкнуть к англичанам, если ты уже американец, сложновато, и он вернулся обратно на новую родину.
Оставаться в Англии больше недели он не мог из-за работы. Когда все дела были сделаны и формальности улажены, вся пополнившаяся семья отправилась в аэропорт на такси. Таксист хоть и в Англии, но такой же, как и везде: по дороге задел развалюшку. Из нее выскочил лихой итальянец и стал трещать на своем языке, что-то пытаясь объяснить руками. Таксист-англичанин не учил итальянского, но языком  жестов владел прекрасно и дал понять, что плевать он на все это хотел. Тут разразилась буря.
- Ездят тут на развалинах, нормальным машинам проехать не дают! - возмутился таксист.
- Это не развалина. Это - его машина. И будет лучше, если мы быстро все уладим, пока не опоздали на самолет, - сказал Доминик.
- А вы попробуйте что-нибудь объяснить итальяшке! Я бы давно все уладил, если бы он на человеческом языке разговаривал, - предложил таксист.
Доминик вышел к итальянцу, молодому, загорелому, по-прежнему орущему и размахивающему руками.
- Сэр... - начал Доминик, потом осекся и попытался вспомнить, как обращаются в Италии. - Дон... Сеньор...
Его явно не хотели слушать. Итальянец заходился слюной и продолжал размахивать руками перед носом Доминика, как ветряная мельница.
- Мы все уладим... - слова Доминика почти не были слышны на фоне итальянских, наверняка, сквернословий. - Вот деньги. Я заплачу... Песеты... Доллары... Фунты... Ну, понимаешь, ты хоть что-нибудь?! - вскричал Доминик.
- Он мне деньги предлагает?! - возмутился итальянец. - Ты мне машину мою верни, которую я собрал вот этими руками! - он сунул ладони под нос Доминика. - Знаешь, сколько я на нее времени потратил? Ты знаешь, на что она способна?!
- Да, плевать мне, на что она способна и сколько времени ты на нее угробил! - взорвался Доминик. - Я опаздываю на самолет! А если я опоздаю на самолет, то я опоздаю на работу, а это мне грозит... - Доминик осекся.
Он смотрел на лица своих родных, которые выражали общее недоумение. Только сейчас Доминик осознал, что говорил вовсе не на английском, и даже не на французском - единственном знакомом ему иностранном языке, да и то не в лучшем виде. Он трещал на итальянском не хуже итальянца.
- Что замер? - поинтересовался итальянец. - Даешь деньги или нет? Тогда мы быстро договоримся.
- Что? - спросил Доминик на английском.
- Эй! Я не жил в Англии, я проездом, я не понимаю английского. Говори со мной по-итальянски, - попросил владелец пострадавшего суперавтомобиля.
- Ты куда едешь? - спросил его Доминик на итальянском.
- В Детройт хочу, на гонки. Моя малютка им всем покажет! - похвалился итальянец.
- Но она же...? - Доминик указал на свежую неслабую вмятину.
- Так вот за твои деньги я ее и починю, - живо отозвался тот. - И да, если я останусь чинить ее в Англии, то я опоздаю на паром и мне придется покупать еще один билет. Так что это тоже за твои деньги.
- А если мы тебя дотащим до парома? - предложил Доминик.
- Тащите. Если не опоздаете на самолет.
- Я заплачу таксисту, и он отвезет тебя в порт, после аэропорта.
- Нет проблем, - согласился итальянец. - А мне говорили, что с англичанами не договоришься.
Машину прицепили к такси и поехали дальше. Итальянец, как оказалось, зовут его Эрос, удобно устроился в своей машине, вытянувшись, как на пляже в шезлонге. Таксист не привык ездить с грузом и вставил крутой вираж. Ну, забылся мужик. Трос оборвался, и калеченная машина вылетела на встречную полосу. Эрос моментально собрался. “Сдохший” мотор зарычал и “не функционирующая” машина, на бешеной скорости стала выписывать такие виражи! Ни одного столкновения и через пару минут Эрос уже ехал по нужной стороне. Но просто так этого он оставить не мог. Сравнявшись с такси, он заорал водителю на чисто английском, не удивился только таксист.
- Ты меня вообще в могилу свести хочешь?! Мало того, что зад конкретно помял, так из-за тебя чуть и лобовое стекло не угрохал! - заорал Эрос абсолютно не замечая, что это уже не итальянский язык.
- А ты лучше вперед смотри, а то еще что-нибудь случится! - ответил таксист, довольный собой.
- Да я в суд на тебя подам, убийца!
- Не надо было врать, что твоя тачка не на ходу! Я просто хотел проверить, так ли это?
- Ты просто хотел меня угробить!
- Врун! Ты утверждал, что и по-английски ни черта не понимаешь, а как приперло, так, - вон, - разговорился!
Резкий скрежет тормозов - и зад многострадальной машины стал еще менее приглядным. Таксист закатился здоровым смехом.
- Так ему и надо! Он хотел с вас деньги взять, а теперь сам другому заплатит! Выскочка!
- Мне он сказал, что не знает английского, - произнес задумчиво Доминик. - Хотя, если судить по тому, как внезапно он затормозил, он сам был удивлен.
Семья уже шла на регистрацию паспортов, багажа и прочего, когда из толпы вырвался Эрос:
- Доминик! Доминик! - он схватил его за рукав. - Черт, парень, я даже не знаю на каком языке с тобой говорить?! Видишь, я знаю английский, как свой родной! А в меня врезался албанец, и мы ругались на его албанском! Я знаю албанский! Что ты со мной сделал? Эй! Давай найдем какого-нибудь француза, они в соседних воротах. Вот увидишь, я и французский знаю! Это чудо!
Искать француза не пришлось. Какой-то франкоязычный дедуля перепутал ворота. Эрос с удовольствием взялся ему помочь. Пока он объяснял деду, что это не те ворота, а его рядом, и что он сегодня прозрел и знает уже английский, албанский и французский, Доминик понимал каждое слово. Вдруг, он увидел Эроса и себя в какой-то странной большой куполообразной комнате, напичканной телевизорами и с абсолютно гладким пластиковым полом: Эрос: “Маленький ты еще”. Доминик: “А она?”. Эрос: “А она читала мои мысли”.
- Что это? - вслух спросил сам себя Доминик, хватаясь за голову.
- Это объявили рейс в Берлин, - ответил Эрос, счастливый, как ребенок с новой игрушкой. - Эй, я понял это сообщение и на немецком! Я знаю немецкий!
- Доминик! - позвала его жена. - Ты скоро?
- Да, уже иду. Пока, Эрос.
- Эй, эй! Мы ведь еще поговорим? Приезжай на гонки в Детройт. Я там возьму главный приз! - пообещал Эрос.
- Да, конечно. Я приду, - согласился Доминик.
В самолете Доминик переключал каналы и понимал разные языки. Понять он не мог только одного: откуда взялась эта способность? Что-то подсказывало ему, что это связано с Мэйган, с его прошлой жизнью или каким-нибудь параллельным миром.
- Хотел бы я все понять, - тихо произнес он.

***

Мэйган сидела в русском ресторане - работая вольнонаемным переводчиком, она очень скоро поняла, что русские платят больше и тратятся на банкеты шикарнее, на всю катушку. Из динамиков звучали русские песни. Ее пытались пригласить подвыпившие гости ресторана, но всем отказывалось. На удивление никто не стал настаивать и приставать, отстаивать свое мужское право танцевать с желаемой женщиной. Что-то внутри Мэйган заставляло их спокойно оставлять ее наедине со своими мыслями.
Потом произошло все, как во сне. Мэйган словно впала в транс. Звучала песня, текст которой Мэйган явно поняла на столько по-своему, что сами авторы бы удивились такой трактовке их творения:
“Здесь когда-то звенели птицы –
Нам осталось от них тепло,
А теперь лишь туман ложится
На расплавленное стекло. 
На земле этой жили люди,
Просто люди, как мы с тобой.
Больше здесь ничего не будет,
Нет здесь места и нам с тобой”.
Именно тогда Мэйган поняла, что эта реальность не ее мир, ни тот к которому она привыкла, память о котором не отпускает ее, и поэтому у нее не получается жить в этом мире. Перед ее глазами стоял ее родной мир: пасмурный, выжженный, пустынный, без лесов и деревьев, с расплавленным стеклом под ногами вместо песка, и только большой купол металла, торчащий из земли. Она вошла в дверь и прошла по коридорам, чистым родным, знакомым до каждой детальки. Впереди ей на встречу шел Доминик, только звали его подругому...
- Кайл, - сорвалось тихое  с губ.
А динамик продолжал надрываться:
“А на что мне небо, да зачем эти звезды,
Если я останусь один?
Кто же мне ответит на все эти вопросы,
Если я останусь один?”
Слезы горечи вывернули истерзанную душу Мэйган наизнанку: “Разве что-то еще осталось в этой жизни?! - спрашивала она себя и Бога. - Все потерянно! Я не могу ничего вернуть. Действительно не могу... Прости меня, Господи, я пойду против тебя и твоей воли. Я больше не могу бороться, мне не хочется. Прости, Мортом, я больше не... Ведь он был мой? И до сих пор никто не тронул моего сердца? Это что-то значит... Никто мне еще не был так нужен...”
Мэйган вылетела из ресторана и сразу же была сбита машиной...
... Люди... Много людей... Кровь... Боль...  Медики начали колдовать над ней. “Как неудачно! Я еще жива”, - сокрушалась Мэйган на судьбу. Минутный взгляд вырвал из толпы зевак одного взрослого полуараба: черные, жгучие прямые волосы, брови, словно нарисовали стремительной тонкой кистью, нос, скорее японский, и обалденные восточные темно-карие глаза. И, несмотря на все это, он был похож на европейца. Он смотрел на нее с тем же интересом и одновременно безразличием к ее судьбе, что и другие. Мозаика сложилась полностью. Мэйган вспомнила... Вспомнила только одну фразу, сказанную им однажды:
- Я буду ждать тебя.
Сердце Мэйган остановилось. Толпа ахнула. Медики взялись за фибрилятор...
К арабу подошла молодая женщина, пышущая здоровьем, энергией и счастьем. Она схватила его под руку и прижалась к его крепкому плечу:
- Что здесь интересного случилось?
- Кажется, кто-то умер, - легко ответил он. - Ну, пойдем?
Кого может расстроить чужая незнакомая смерть, если вы влюблены и счастливы?

III. ПОИСК.

Малик кутался в теплое одеяло. К нью-йоркским холодам он явно не был готов. Джесика не уставала потешаться над ним: после каждой вылазки на улицу, Малик приходил с отмороженными ушами и каменными, протезными от холода ногами, хотя кутался, как полярник. На долгие прогулки на свежем воздухе его не хватало.
- Ну, ничего, - смеялась Джесика. - Это твоя первая зима. Скоро ты к ней привыкнешь.
- Н-н-нет. Н-н-ник-когда, - выстукивая зубами морзянку, констатировал Малик. - Я уеду-ду дом-мой, к-как птиц-цы н-на юг-г.
- Я не хочу жить в Палестине, - категорически запротестовала Джесика. - Я даже не сразу выговариваю название твоего города.
- Наз-зывай его Акка - эт-то старинное назван-ние, наш-ше. А С-сен-Жан-д’Акр - эт-то его в-ваши европ-пейские предк-ки обозвали. Но главное - там-м тепло.
- У нас, в Америке тоже тепло, например, в Калифорнии.
- Хочу в Калифорн-нию, - почти прослезился Малик.
- Забудь, - отмахнулась Джесика. - Я работаю в Нью-Йорке, и мне здесь хорошо платят. В Калифорнии никто мне такого не предложит.
- Мне п-предложат, - с надеждой вынырнул из-под одеяла Малик. - Я об-бязательно найду.
- Ути-пуси. Мы это уже решили, - донеслось из кухни.
- Когда? - удивился Малик.
- Ну, милый, чего хочет женщина - того хочет Бог, - поставила точку всем разъяснениям Джесика.
- А я окажусь в криогенике и без медицинской помощи, - от холода хотелось плакать.
- Я тебя быстро отогрею, - когда Джесика была такой ласковой и нежной, Малик готов был простить  ей многое. - Горячую ванну с ароматом сирени?
- Уже все равно, но главное горячую. - Малик крикнул погромче, чтобы ванна набралась быстрее, а потом проныл себе под нос, - Если не окажусь в криогенике, то плавники и жабры точно выросту.

***

Эрос пришел первым... среди любителей. Доминик, как и обещал, приехал поболеть за него, но ставок не делал. Может, он и не приехал бы, но вот уже две недели его донимали какие-то странные воспоминания.
- Меня тоже все что-то донимает, - быстро сообщил Эрос. - Но понятия не имею что это. Какие-то люди в белых робах, техники полно, и ты с пробирками, как ботаник... Девчонка какая-то светловолосая... Странная она какая-то, словно летать умеет, что ли? Медитация, что ли или как это называется?
- Левитация, - подсказал Доминик.
- Во, оно. В воздухе весит. Красивая такая, с тобой все обнимается.
- У меня есть ее фотография - я с ней когда-то сталкивался - но здесь она еще маленькая. - Доминик протянул фото Мэйган, снятое с видео.
- Эй, что значит маленькая? Я ее еще и не такой видел, - ответил Эрос, глядя на снимок. - По-моему, я ее знаю с самого детства. Где она живет? Она тоже, как и мы, видит все это?
- Я не знаю. Не уверен, - ответил Доминик. - Но она явно помнит больше нашего. Она меня узнала.
- Ну? - Эрос ждал подробного рассказа. - Что это с нами? Рассказывай!
- Я ничего не могу вспомнить хоть что-то внятное. Ничего не могу рассказать. Может, ты что-то конкретное вспомнил?
- Ха! Я даже не знаю, откуда это.
- Я думаю,  это наша прошлая жизнь, - предположил Доминик.
- Эй, спятил? - не поверил ему Эрос. - Как я могу помнить прошлую жизнь, если я даже не верю в эту... как ее?.. ре... карнация какая-то? Я простой человек!
- Я тоже. Но это почему-то с нами происходит. Нам нужно найти Мэйган. Она должна быть где-то в Нью-Йорке.
- Кто такая Мэйган? Медиум?
- Нет. Это она. - Доминик указал на фото.
- Не-а, - не согласился с ним Эрос. - Ее зовут Ли. Лия или Лилея. И знаешь, если бы ты не сказал, что тебя зовут Доминик, я бы назвал тебя по-другому. Еще тогда, в Англии, на дороге, мне все хотелось назвать тебя Кей. А ты оказывается Доминик.
- Кей? Что за странное имя?
- Да, Кайл, - пояснил Эрос. - Просто я вас всех посокрощал. Ты - Кей, она - Ли.
- А ты?
- Не помню, - радостно сообщил Эрос. - Тебе, вот, не хочется назвать меня как-то по-другому?
- Нет, - подумав, ответил Доминик.
- Может, Ли знает? - вздохнул Эрос - Ну, поехали что ли, поищем?
Они встали и направились к выходу из кафе. Эрос поспешил вперед, дабы помочь хорошенькой девушке с пакетами. Доминику только оставалось ждать, пока он налюбезничается. Девушка уехала, а Эрос был доволен, как слон:
- У меня есть ее телефон, я ее уломал, - широко улыбаясь, сообщил он, приближаясь к Доминику. Вдруг резко остановился. - У меня был ребенок... не рожденный... в банке, - он покрутил в руках изображаемую банку. - Ли была его мамой. Точно. А у вас с ней столько детей было! И один, как живой, только тоже в банке, но большой.
- Что? Дети в банках?! - Доминик покрутил пальцем у виска.
- Что увидел, то и рассказал, - пожал плечами Эрос. - Что тут такого? Искусственное осеменение. Даже я об этом знаю. Поехали.

***
Малик просто готовился к смерти, а не к знакомству с родителями Джесики, ведь они жили на Аляске в Сьюарде - еще чуть-чуть и Северный заполярный круг. Он замерзал уже заранее.
- Ну, почему они не могут приехать сюда? - он скорее молил, чем спрашивал.
- У папы много работы в клинике. Он никогда не оставит своих пациентов.
- Я замерзну, - обречено опустил голову Малик. - Вымру, как мамонты.
Но все равно поехал. Малик с ужасом наблюдал, как мороз вырисовывает узоры на стекле их теплого купе, и его пробирал озноб. Он кутался в одеяла, а Джесика умирала от жары.
И вот, она, смерть: Малик должен выйти из вагона. Джесике пришлось его подталкивать. От Малика остались только обалденные восточные глаза, выглядывающие на мир из-под мехов и теплого шарфа. Но даже в эту щель морозом прихватывало так, что первая его фраза на Аляске оказалась:
- Новый век я не встречу, а очень хотелось, - от мороза глаза заслезились.
- Шевели поршнями и не успеешь замерзнуть, - посоветовала Джесика и дала легкого пинка для скорости. В такси не было тепло, и зубы продолжали стучать.
- А нельзя включить печку? - взмолился Малик.
- Она включена, - ответил водитель.
Малик хотел пожаловаться Джесике на то, что водитель ему явно хамит, но она уже расстегивала  куртку. Значит, действительно топят.
Их встречала мама Джесики Долорес и вкусный запах яблочного пирога.
- Отец, опять не смог покинуть своих пациентов, - извинилась Долорес, улыбаясь и обнимая Малика. - Ой, да ты весь дрожишь.
- И уже давно, мэм. - Хоть кто-то его пожалел и посочувствовал.
- Мама, не обращай внимания, он всегда мерзнет, - вмешалась Джесика. - Скоро привыкнет.
Джесика по-хозяйски зашагала по дому.
- Мам, расстегни его, а то у Малика, наверняка, пальцы свело. Я - в ванную.
- Только очень горячую, - попросил Малик.
Долорес ни столько помогала ему раздеваться, сколько любовалась красотой восточного жителя, который начал показываться за слоями одежды, как капуста. Не дожидаясь ванны, она отпоила его горячим чаем и заботливо укутала в теплый плед. Малик был благодарен ей по гроб жизни. К зову Джесики: “Ванна готова”, он уже согрелся, и все что ему сейчас хотелось, так это поспать. Постель была теплая и мягкая. Он быстро погрузился в объятия Морфея.
Джесика и Долорес вместе готовили ужин.
- По-моему, ты к нему очень жестока, - посетовала мама. - Он же совсем, как ребенок. Ему здесь холодно и для него это серьезно.
- Мам, я тебя умоляю. Если бы ты только знала, как часто мне приходится слышать эти отмороженные жалобы!
- Если бы ты оказалась в Африке, ты бы тоже каждый день умирала от жары и ныла.
- Но он же взрослый мужчина! - возмутилась Джесика. - Мог бы и потерпеть.
- Если тебе нужен крепкий, стойкий мужчина, то стоило обратить внимание на потомков викингов, а не арабов.
- Викинги не такие красивые. А Малик...! Мам, я просто не могла устоять, когда его увидела! Я сразу решила, что он будет моим, и я его увезу с собой. В конце концов, археологом можно работать везде.
- Ты говорила, что он - учитель?
- Ну, да. Так получилось. В Америке своих археологов некуда девать, а за преподавательскую деятельность хорошо платят. Но главное, что он со мной.
- Главное, не заморозь парня.
А Малик крепко спал. Ему снились теплые просторы Палестины. Он шел по каменистым равнинам и вдруг оказался в совершенно незнакомом месте: выжженная земля, серое небо. На руках у него оказался ребенок, совсем грудной. Он стоял один посреди поля и смотрел в небо, где что-то светилось. Потом раздался сильный взрыв в полукилометре от него. Малик почувствовал жуткую горечь утраты, но надежда заставила его бежать к тому месту. Пламя огня сжигало обломки самолета. Он не мог близко подойти, жар не подпускал, но он продолжал попытки. Он искал... искал глазами, обходя огромный костер. А потом закричал:
- Ниша! Ниша!!
Это было почти напрасно, но очень хотелось верить в чудо. Малик продолжил кричать, надрывая связки. Потом появился какой-то старик; он пытался успокоить Малика и забрать плачущего ребенка.
Малик проснулся. Возле него стояли Джесика и Долорес, в руках крепко прижата подушка.
- Что с тобой? - забеспокоилась Джесика. - Ты весь вспотел. Кто такая Ниша?
- Кто? - не понял Малик.
- Ты звал Нишу, - пояснила Джесика.
- Я не знаю никакой Ниши.
- Я знаю, - вдруг отозвалась мама с энтузиазмом. - Так звали героиню индийского фильма, про двух братьев, которые стали ее мужьями...
- Что? - Малик еще не проснулся.
- Мама обожает индийские фильмы. Но кричал ты здорово.
Джесика попыталась забрать у него подушку, но Малик вцепился в нее со страшной силой и вдруг заявил:
  - Это мой ребенок!
Долорес забеспокоилась и положила ладонь на его лоб:
- Ну, вот, я же тебе говорила! Ты его совсем заморозила своим безразличием. Нельзя же южного жителя да на Аляску. Я бы настояла, и мы бы сами к вам приехали с отцом.
- Нет. Новый год должен быть со снегом, морозом и елкой, - заявила Джесика. - В Нью-Йорке снег счищают, мороза из-за машин не найдешь и елки крашенные.
- Пережили бы! - категорически уверила Долорес. - А вот у бедного Малика теперь весь Новый год превратится в сплошной жар и насморк!
Долорес прижала Малика к груди, как родного сына и начала нежно поглаживать по плечу.
- Ну, что стоишь, смотришь? Неси мед и горячее молоко - будем лечить.

***

На следующее утро Малик чувствовал себя намного лучше и не только из-за меда и горячего молока - забота Долорес его согревала намного больше. Он уже любил ее. И когда его за завтраком познакомили с отцом Джесики, Джорджем, Малик понял в кого уродилась его невеста. Джордж, казалось, не замечал других людей и не замечал, как наносил им болезненные удары своими словами.
- Так значит, ты и есть отмороженный Альмалик? - похлопал Джордж его по плечу.
- Я не аль-Малик, мои родственники никогда не были такими высокородными и мне неоткуда взять приставку “аль”, - ответил Малик.
- О чем он? - обратился отец к Джесике.
- Это национальное, - отмахнулась она. - Просто называй его Малик. Ясно?
- Ясно. Только скажи, так, на будущее, правильную фамилию.
- Заман, - поспешил ответить Малик, чтобы его не успели произвести еще в какого-нибудь халифа не умело поставленной приставкой.
- Моя дочь будет миссис Заман?! - недовольно скривился Джордж. - Нет. У меня, конечно, нет сына, но чем такая фамилия, так лучше уж наша - Мильтон! Как звучит, а?!
Вмешалась Долорес:
- У твоего брата два сына и ваша фамилия успела продолжиться. А Джесика Заман звучит даже как-то экзотически.
Малик сидел молча за столом, переводя глаза на того, кто держит слово. Такое чувство, что он тут как бы вообще не при чем, все будут решать за него. Джесика была действительно красавица, но чем больше он ее узнавал, тем меньше она ему нравилась. В компании отца Джесика проявилась ярче и полнее. Такая агрессия его пугала. Утешали только самые добрые и отзывчивые глаза Долорес. Малик невольно подумал: “А не затерялась ли у них где-нибудь еще одна дочь, похожая на маму?”
- А я говорю: нет и нет! - стучал по столу Джордж. - Я не желаю, чтобы мой внук носил фамилию Заман, еврей какой-то!
- Заман, - поправила его Долорес с ударением. - Малик из Палестины, а это очень близко к Израилю. Да, к тому же места библейские. Обязательно туда съездим, и ты мне все покажешь, - Долорес взяла за руку Малика.
Малик не мог отказать, он просто цвел от общения с этой очаровательной женщиной.
После завтрака Джордж потащил Малика за елкой. Малик сразу стал приверженцем защиты окружающей среды и членом “Грин пис” - покидать теплый дом ему не хотелось.
- А я думал, ты леса боишься. У вас же там, в вашей пустыне, лесов нет.
Малик не ответил - бесполезно спорить. Хотя, конечно, оазисы не сравнить с лесами Аляски.
- Есть у меня одна такая пациентка, - продолжал Джордж. - С детства боялась леса, а сейчас, вот, дошла до ручки - бросилась под колеса. Вот родители и забросили ее сюда, поближе к природе, - он обратился к Джесике. - Кстати, из Нью-Йорка! Вот и тебе так будет: отлучишься от природы, и сума сойдешь, под колеса бросаться начнешь.
- Я сильная, - беззаботно ответила Джесика, собираясь за елкой с отцом. - Нью-Йорк - это не то, что меня может сломить. Меня вообще ничего не может сломить, я же твоя дочь.
- Вот! - загордился Джордж, тыкая пальцем в грудь Малику. - Вот! Это моя дочь! Ты за ней будешь, как за каменной стеной. Какого человека я вырастил!
А Малик подумал про себя: “За мягким, теплым одеялом приятнее находиться”, - а вслух сказал:
- Жаль, что у вас нет сына.
- Ладно. - Джордж  приложился мощной ладонью по плечам Малика. - Сиди дома, грейся. Мы сами с моей Джесикой справимся.
Джесика и Джордж уехали. Долорес взялась за приготовления к празднику, а Малик изучал дом. В кабинете он нашел небрежно положенные рисунки. Они были удивительными: был нарисован какой-то остров, закрученный, как галактика, с высоты геостационарной орбиты. Были нарисованы звездные скопления, спутники на фоне звездного неба, совершенно фантастические космические корабли. А потом пошли рисунки с оторванными краями, словно их сдирали со стен. Эти рисунки показались Малику до боли знакомыми. На первом была отображена комната: кровать, столик, кресло - все из пластика и металла, большой белый ковер с высоким ворсом и искусственный свет луны в окне, которое не выходит наружу, а просто висит на стене, как телевизор. В комнате, возле стены стояла молодая особа без лица, в белой блузке и брюках. На другом - большой, длинный коридор с дверьми так же из пластика и металла. Он смотрел на эти рисунки и узнавал эти места: и большой купол, торчащий из земли, и поляну с диковинными растениями, в основном низкорослыми и мхами, и даже обрыв над морем. Он помнил все эти места... Но где все это он мог видеть?
А потом он вдруг увидел это... Он даже уронил листы от неожиданности. Перед его глазами промчалась вся жизнь... “Но чья? Что это за воспоминания? Откуда? И почему так больно?”
На затертом, перегнутом листе, который был измят больше всего, Малик увидел себя, свое лицо, там еще была она, которую он почему-то забыл. Малик пытался вспомнить, где же он видел это лицо, но ему не удавалось. На картине они сидели ни в комнате, ни на поляне - они просто находились посреди голубого пространства, словно сна, засыпанного фейерверками и зажженными свечами. Цвет по краям переходил в фиолетовый и продолжал темнеть. В глазах Малика засверкали серебряные струйки, которые превратились в поток и понесли их двоих в другие миры, на облака. Они любили друг друга, совершенно абсолютно: и страсть, и глубокая нежность, и уважение, и забота, и... счастье. Сумасшедшее счастье!.. А еще они были далеко друг от друга... Слишком далеко.
Малик вбежал на кухню, сжимая в руках рисунки:
- Откуда эти рисунки? - спросил он у Долорес, забыв о приличиях и вежливых манерах. - Я нашел их в кабинете.
- Ой, подожди, - Долорес присела от неожиданности. - Ты меня напугал.
- Долорес, пожалуйста, это очень важно, - взмолился Малик.
- Должно быть, это рисунки пациентов моего мужа, - предположила она.
- Где? Где он работает? Мне срочно нужно туда! - почти потребовал Малик.
- Но там мороз, а у тебя все еще жар, - запротестовала Долорес.
- Я уже пережил криогенную заморозку, переживу и мороз.
- Когда это ты успел пережить это? - решила отшутиться Долорес.
- Не важно, - быстро нашелся он. - Главное сейчас - поехать. Мне нужно поговорить с автором этих работ. Умоляю!
Они ехали по снежным улицам. Что-то побуждало Малика ехать быстрее, но гололед, снегопад тормозили их продвижение. Оказавшись в клинике, Малик и Долорес попытались вежливо объяснить, что хотят видеть пациента доктора Мильтона, который нарисовал эти рисунки.
- Не уверена, что могу вам помочь, - вежливо и честно предупредила медсестра. - Это сложная пациентка. Без особого разрешения вас к ней никто не пустит.
- Почему? - спросил Малик.
- Она опасна, - пояснила сестра. - Нам даже приходится ее привязывать, прежде чем впускать к ней. Ее даже санитары боятся. Она тут уже двоих чуть на тот свет не отправила одним ударом.
- Ужас! - Долорес действительно испугалась. - Бывают же такие! Откуда только берутся?
- Ее просто с детства запустили. Родители обращались ко многим специалистам, но один из них что-то с ней сделал, и лечению она перестала поддаваться. А когда она выросла, ушла из дома, и родители не могли ее больше контролировать. Она попыталась покончить жизнь самоубийством, но выжила. Вот, тогда-то родители и обратились к нам. Она стала абсолютно неуправляемой. С детства рисовала монстров и жуткие пейзажи разрухи. Мама сразу все разглядела, но время упустили, и вот результат - жестокость ее дочери проявилась.
- Ну, можно хотя бы посмотреть на нее? - попросил Малик.
Медсестра не успела ответить, ее перебило любопытство Долорес:
- А она до этого многих убила?
- Нет. Вообще никого, - медсестра вдруг задумалась. - До попадания сюда, она ничего такого не выкидывала, - и тут же оправдала все происшедшее. - Но тем лучше, что мы вовремя изолировали ее от общества. Вы приходите после праздника вместе с мужем, и, думаю, доктор Мильтон поможет вам в общении с ней.
- Она отказывается говорить? - спросил Малик.
- Нет. Просто понять ее не возможно. Счастливого Нового года, миссис Мильтон.
Долорес потянула Малика к выходу.
- Постойте, - остановился Малик, как вкопанный. - Что значит “не возможно понять”?
- Она специально говорит на всех языках сразу. Мама ее утверждает, что кроме английского ее дочь никакого другого не знает. Но, видно, после того, как она бросилась под колеса, ее здорово шарахнуло, у нее что-то прорезалось. Такое случается, особенно с психическими больными.
- Машина?.. - Малик вспомнил, где он ее видел. - Конечно, эта та самая девушка, у которой остановилось сердце. Я вспомнил! Я думал, она умерла. Я ее вспомнил. Где она? Я хочу ее видеть! Прямо сейчас! Всю ответственность беру на себя! Умоляю! Припадаю к вашим стопам!
Малик опустился на пол. Ему до смерти необходимо было увидеть эту девушку. Он уже любил ее, хотя и не знал ее. Что-то проснулось в нем. Наверняка, он выбрал Джесику только потому, что она была первой натуральной блондинкой, которую он встретил. Он всегда хотел иметь светловолосую жену, любимую и не мог понять, почему он родился среди черноволосого населения, если его так безудержно тянет на блондинок. Может, именно поэтому он не женился до 36 лет... “Боже! Стоп. Та, что лежала там была совсем молода. Я же... я же... Насколько же я ее старше? Она меня может не принять!” Малик закрыл глаза, казалось это нестыковка в возрасте сведет его сума: ведь он уже нашел то, что искал, он даже согласен на буйное помешательство, хотя, уверен, что это все не так, он чувствовал всей кожей, что его поиск завершен, что это именно она, такая, какая ему нужна. Что-то родное и близкое согревало его душу, лишь только он думал о ней. И он просто умрет, если именно она его отвергнет. Сердце сжалось и заболело, стало тяжело дышать. Малик застонал и упал на пол лицом вниз.
Его приводили в чувство в кабинете медперсонала. И как только он очнулся, то сразу выпалил:
- Или я ее увижу, или опять упаду в обморок!
- Если вы будите упорствовать, вас поместят в соседнюю палату.
- Согласен. По крайней мере, я смогу ее увидеть.
- О.К., - сдалась медсестра. - Я вам позволю посмотреть на нее через стекло, но в палату не пущу.
По коридорам Малик бежал на шаг впереди всех, сжимая рисунки в крепкой руке. “Я покажу их ей и скажу, что я все помню, что я пришел за ней, что я сделаю все, чтобы ее отсюда забрать. И мы вместе уедим домой, в Акку, где всегда тепло”.
- Вот ее палата, - медсестра открыла окошко.
Малик сразу увидел стены, завешанные рисунками, пейзажи которые он сразу же узнавал... В палате никого не было.
- Где она?!
Медсестра удивилась и посмотрела сама. Изумление на ее лице было совершенно искреннее. Она взяла себя в руки и обратилась к дежурному по этому отделению:
- Ее увели на процедуры?
- Смеетесь? - ответил дежурный. - Когда ее оттуда выпускали в последний раз? Дураков нет. Она там.
- Ее там нет.
- Значит, спряталась. Пойдем, поищем.
Дежурный вооружился электрошокером, открыл дверь и осторожно вошел в палату. Малик поспешил за ним и быстро осмотрел все углы, а потом беспечно полез под кровать - нигде никого не было. Специальные ремни перевалились через край кровати на голову Малику.
- Что это? - растерянно спросил он.
- Нам приходилось привязывать ее, - спокойно ответил дежурный. - Она не слабо буянила.
- А теперь она, что, выскользнула из этих ремней? Где она?! - взмолился Малик.
Все силы местных органов были брошены на поиски беглянки, но никто ее не видел. Больше всего Малик боялся, что она снова умрет раньше, чем они встретятся. Ну, почему он не почувствовал это все тогда, на дороге?! Хотя, даже там она умерла, почти. Неужели это их судьба - всегда любить и всегда расставаться, когда так хочется прикоснуться?
Все это время Малик неустанно бегал по лесам и снегам вместе с полицией, не чувствуя холода. Говорить о реакции семьи Мильтон на выходки будущего зятя не приходится - даже Долорес этого не одобрила. Малик не стал ничего объяснять и доказывать, он просто переехал в гостиницу.

30 января 2000 года в клинику вошли два молодых человека, примерно одного возраста. Они столкнулись с Маликом в длинном коридоре: он стоял на одном конце, а они на другом. Эрос остановил Доминика и указал на Малика.
- Карим.
Малик посмотрел на знакомые лица, которые жили только в его странных видениях. Он медленно подошел к ним и аккуратно спросил:
- Кайл? Ты вырос. Я помню, ты был младше.
- Я вас не помню, - честно признался Доминик. - Но сейчас меня зовут Доминик.
Малик осекся и тут же попытался все замазать:
- Извини. Просто мне вдруг показалось... Должно быть, ошибся, бывает...
- Эй, не убегай, - остановил его Эрос. - Ты ведь что-то помнишь?
Малик посмотрел на него. Это тот мальчик, которого нашли - глаза остались такими же озорными и “братья все”, он успел полюбить через экран этого парня, когда он вырос, который прекрасно сочетал в себе простоту и проницательность.
- Я помню маленького мальчика. Его нашли в развалинах. Это был ты?
- А черт его знает? - беззаботно ответил Эрос. - Что-то у меня в башке крутится, но кто бы мне это растолковал? Мы вот тут ищем...
- Я тоже, - перебил его Малик. - Здесь все ее ищут. Она сбежала. Никто не знает как и куда. Остались только рисунки. Хотите взглянуть? Может, вспомните что-нибудь, как я?
- Правильно, - поддержал Доминик. - Вместе мы больше вспомним и, может быть, сумеем понять, что с нами происходит.

IV. КОРОЛЕВСТВО

Все сразу узнали “Королевство” - так называли лабораторию, где, собственно, все и жили. На картинке это был купол, выглядывающий из-под земли. Но никто бы из простых людей никогда не подумал и не поверил в истинные размеры этой сферы. Это действительно была сфера, причем двойная: внутренняя вращалась независимо от внешней.
- Я помню старика... - только успел произнести Малик.
- Джарод! - в один голос закричали Эрос и Доминик.
- Ага, - кивнул Малик, слегка ошарашенный. - Так вот, он мне рассказал...
- Что видел Землю до катастрофы! - опять перебил его Эрос. - Он всем об этом говорил. Как начнет расска-азывать —  так до утра! Эй, я быстро вспоминаю! Мне стоит только слово подсказать!
- Еще был “Замок”, - вспомнил Доминик. - Где-то далеко.
- Я помню его, - подтвердил Малик. - Наши люди его построили.
- А еще там была роща, в которой Ли чуть копыта не отбросила из-за аллергии, - заявил Эрос. - Она потом от деревьев и от высокой травы шарахалась.
- Что? - прикинул Малик. - Врачи утверждают, что Мэйган боялась лесов с детства. Я не помню этого факта.
- Еще бы! - не удивился Эрос. - Ты же в то время к звездам летел.
- Подождите, - остановил их Доминик. - Я хочу, чтобы мы попробовали все восстановить хронологически. Малик, ты появился раньше нас. Ты первый и начинай. И Эрос тебя не перебивает! - он пригрозил пальцем гению воспоминаний.
Эрос недовольно хрюкнул. Малик перелистал рисунки...

***

Когда-то умные люди серьезно взялись за разработку и развитие генной инженерии, евгеники, вирусологии, медицины и экологии. Ради этого приходилось проводить рискованные опыты. Потом прибавилась новая ветвь - развитие космонавтики давало свои плоды: на Землю доставлялись космические “подарки”, часто небезопасные. Чтобы защитить жителей Земли от всего этого, была построена станция-лаборатория. Это была сфера в сфере: не пробиваемая, титановая, огромная, жароустойчивая. Даже если бы внутри сферы произошел мегатонный взрыв, ни грамма не вырвалось бы из сферы. Вырваться из этой сферы никто и ничто бесконтрольно не могло. Но для еще большей безопасности люди поместили ее под землю на 3 километра от тоннеля под Ла-Маншем.
Мир защищался от этой лаборатории, но оказалось, что сфера спасла ученых от мира.
Что точно произошло, никто не знал. Записи сохранились только на спутниках с ночной стороны планеты. Те, что находились на солнечной стороне, исчезли бесследно. По счастливой случайности орбитальная станция находилась на ночной стороне. Космонавтам только осталось наблюдать, как огненная волна поглощает и переворачивает Землю. Никаких комет или астероида вблизи не было, не наблюдалось. Никаких сообщений с Земли о ядерной угрозе не поступало. Все заволокло серыми тучами и черной пылью и пеплом. Космонавты остались отрезаны от мира, они не знали что твориться там, за облаками. Радио эфир был чист и пуст. Было принято решение спуститься на Землю.
Камеры Сферы отражали одну картину: в лабораториях спокойно трудились люди, потом все затрясло. Люди быстро разбежались по своим безопасным креслам под защитными колпаками, все колбы и препараты закрылись автоматически такими же колпаками. Два дня не утихал сигнал опасности. Обитатели станции чувствовали движении Сферы, словно ее носило по волнам. Первое, о чем они подумали, так это о том, что произошел взрыв в тоннеле или случилось землетрясение с отзвуком, и они попали в магму вулкана. Идея казалась бредовой, но других, по показаниям датчиков температуры за оболочкой Сферы, выводов не делалось. Люди ждали сообщений сверху, но так и не дождались. Вскоре движение прекратилось, остались только легкие покачивание.
Шатл преодолевал жуткую плотность атмосферы, из-за пепла и пыли ничего не было видно. Приборы не могли обнаружить материки там, где они были раньше. Похоже, что тверди не было вообще.
- Мы летим на ощупь, - рапортовал пилот. - Я даже не знаю, где мы? По градусной сетке, мы должны быть над Флоридой, скоро Канаверал, но на радаре нет земли. Я не узнаю ни одного очертания материка или хотя бы острова.
- Температура поверхности планеты 3000 градусов, - сообщила астрофизик. - Практически магма. И судя по показаниям приборов, кругом и сплошь.
- Земля не может стать даже Юпитером, не то что бы Солнцем! - протестовал бортинженер. - Что могло врезаться в Землю, чтобы разогреть ее до такой температуры?!
Облака немного рассеялись. Земли не было видно, ни одного твердого участка суши - сплошной огненный океан раскаленной магмы.
- Радиация и токсичность в 600 раз выше нормы, - сообщил биолог. - Планета погибла. На ней уже никогда не возможно будет жить... Мы последние.
Космонавты пролетели еще несколько километров - никаких изменений пейзажа и надежд на жизнь. Топливо было ограничено.
- Возвращаемся на станцию, - принял решение капитан. - Подумаем там спокойно.
На другом конце света, где-то в районе бывшей Австралии, ученые пытались связаться хоть с кем-то. Молчание.
  - Мы идем наружу, - решил профессор Ишиба. - Подготовьте снаряжение и прощупайте состояние экологии, на сколько это возможно в наших условиях.
- Выход не возможен, - доложили ему через некоторое время. - Состояние окружающей среды - просто сдохнуть, а температура нас просто изжарит, и пикнуть не успеем.
- Что же там такое произошло? - Ишиба пытался сохранять спокойствие.
- Конец света, сэр, - обречено произнес Итьен, который по совместительству еще занимался и делом священнослужителя.
- Этого не может быть, - Ишиба сразу отвергал эту версию. - Наверное, мы просто каким-то образом попали в вулкан. Да, скорее всего. Надо выйти наружу и посмотреть.
- Сэр, - спокойно настаивал Итьен. - Мы живы, мир погиб. Пророчество об огненном дожде сбылось - это наверняка конец света.
- Но ведь мы живы! Ты сам это сказал. Значит, это не конец света. И вообще, как может наступить конец сейчас, когда мы живем? - не мог поверить Ишиба. - Конец света - это миф. Глупость какая-то... глупость...
-Успокойтесь все, - решительно вступил Мэт Салеван, эколог. - Пока ничего не ясно и не надо строить выводы на религиозной почве. Сам, Итьен, подумай: какой же это конец света, если остались живые? Ведь после Судного дня не будет никого, так? Значит, какой вывод следует сделать?
- Мы на Ноевом ковчеге. У нас полный запас ДНК всех представителей земной жизни, и флоры, и фауны - мы все можем восстановить. Возродить. Поэтому мы и живы.
- Логично, - Мэт опешил от такого неожиданного вывода, но согласился с Итьеном. - Но все мы цивилизованные люди и к тому же ученые...
- И все же там что-то случилось. Масштабное и страшное, - ответил Итьен.
- Там должны быть люди. Уцелевшие люди, - Ишиба не находил себе места. - Мы должны их найти. Мы должны им помочь.
- У нас нет весел, - охладил его рвение Итьен. - Мы бессильны перед природой на этот раз. Мы должны принять это.
Через некоторое время поверхность планеты остыла и стала быстро затвердевать. Земля зажала Сферу в тиски, оставив только макушку с выходом наружу. Как только ученые это поняли, тут же воспользовались представившейся возможностью и вышли на белый свет. Свет оказался не белым: солнца не было видно из-за густых черных туч, не было видно ни деревьев, ни травы, под ногами был только пепел. На костюмы налипала всякая мерзость, которой был теперь заполнен воздух. Вокруг было слишком тихо, если не считать порывов ветра. Это был мертвый мир.
- Мы не сможем его восстановить. Это не возможно, - молодой ученый генетик Рихард был поражен и раздавлен. На его защитном костюме оседала пыль быстрее, чем снег зимой, на стекле проявились химические растворы самого мерзкого вида и стекали. - Это ужасно! У меня сейчас случится истерика. Я ухожу, - он нырнул в люк.
- Что скажут экологи? – сдавленным голосом поинтересовался Ишиба, оглядывая мрачным взглядом окрестности.
- Я не знаю... - Мэт ошарашено смотрел на серый закопченный мир, - Нам нужно придумать что-то новое. Это единственный выход. Но для начала можно воспользоваться старым, уже разработанным и проверенным, - он собрался с духом. - Мы сейчас же займемся этим, сэр.
- Мэт, - Ишиба чувствовал, что ему необходима поддержка, - Джарод еще увидит солнце.
- Да, конечно. И другие дети тоже. Я постараюсь. Мы все постараемся.
- Вот, и хорошо, - похлопал он его по плечу. - Давай обсудим все, но внутри.
Они вернулись в лабораторию.
Пока взрослые обсуждали планы действия, маленький Джарод играл в компьютерные игры. Больше детей, к сожалению, не было - все они оставались с кем-нибудь из родителей на Земле вне станции, из-за опасности многих опытов, но родители Джарода были оба заняты на важном секретном проекте, и Ишиба, в виде исключения, позволил остаться мальчику на станции, при условии, что он не будет выходить из жилого уровня - защищенного от лабораторий так же хорошо, как и Земля от Сферы. Компьютер завис, и Джарод, не долго думая, отправился к другому. Он точно знал, что в каждой комнате есть компьютер, а в каждом компьютере должна быть игра. Джарод зашел на “капитанский мостик”, так в шутку называли ученые место, откуда вели связь с внешним миром. Сюда Джарода раньше никогда не пускали, но после последних событий всем было не до дисциплины, и поэтому никто не следил за этой комнатой. Джарод никогда не входил в тот сложный компьютер, но пытливый мозг пятилетнего ребенка, подпитываемый любопытством, методично тыкался то в один, то в другой файл, и, наконец, мальчик увидел на экране знакомые буквы, которые смог прочесть и понять: “Введите сообщение”. И Джарод написал то, что знал: “Мама любит Джарода. Папа любит Джарода. Джарод любит маму и папу”, и, как его учили, нажал на enter... и быстро смотался, когда на экране что-то замелькало и исчезло то, что он написал.
На космической станции тоже наблюдали за планетой. Приборы показывали, что Земля затвердела, но экология все такая же невыносимая, не пригодная для жизни. Появились новые очертания материков, теперь их было уже 9. Они напоминали застывший воск на поверхности холодной воды. Космонавты не видели поверхности Земли из-за густых, темных облаков - всю информацию считывали с приборов - один материк застыл в виде завернутой галактики.
- Предлагаю назвать его Млечный путь, -  высказалась астрофизик Надин.
- Вам бы, женщинам, все романтика, - подразнил ее Джеймс - капитан экипажа. - Для материка нужно конкретное название.
- Например, Буравчик, - пошутил бортинженер Саша.
- А русским только бы выпить, - обиделась Надин.
- Почему же “только”? Женщин я тоже люблю, особенно астрофизиков.
- Придумал! - возвестил Андрей. - Централия.
- Централия? - скривились все.
- Да. Ведь подумайте, судя по тому, что он закручен, явно, что центр завихрения был здесь, и вокруг него все крутилось.
- Это верно, - поддержала его Гюльнара. - Но я бы не хотела жить на материке Централия. Давайте просто вернем прежние названия материкам.
- Каким? - протестовал Андрей. - Ты видишь здесь хоть одно знакомое очертание? Я нет.
- Я тоже нет. Но если мы сравним особенности почвы, то сможем выделить, определить какой материк куда переместился.
- Ты всерьез полагаешь, что после этой каши можно будет что-то выделить? - спросил Андрей.
- Всегда можно попытаться... - не успела договорить Гюльнара.
Раздался сигнал вызова. Команда замерла - уже никто не ждал сообщений - все, как загипнотизированные смотрели на лампу, которая, мигая, вызывала на связь. Первым очухался Джеймс и потянулся к заветной клавише. Экран зажегся: “Мама любит Джарода. Папа...”
- Что это за шифр? - опешил Андрей.
- Это не шифр. Это писал ребенок, - опередила Надин. - Взрослый человек никогда бы не сделал бы таких ошибок. Наверное, ребенок нашел передатчик...
- Ой! - Гюльнара схватилась за голову. - Он ведь там, значит, совсем один. Маленький. Мы должны его спасти. Определите откуда сигнал!
Работа закипела. Быстро определили координаты - материк №4, по градусной сетке раньше там  находилась Австралия.
- Стойте. - Джеймс задумался. - У нас топлива только в один конец. Стоит рисковать из-за одного ребенка? Если он до сих пор жив, значит, он научился выживать сам, или о нем есть, кому позаботится.
- А если нет? - настаивала Гюльнара. - Все равно нам нужно спуститься на Землю. На орбите мы ничего не сможем сделать. Мы не сможем прожить здесь долго, хотя бы потому, что у нас еда кончится. А земля - это земля. Там есть океаны, можем рыбы наловить или мы найдем еще что-нибудь.
- А почему бы нам не полететь на Венеру? Там тоже дышать нечем, - не сдержался Саша. - Радиации - во! - по горло!
- А может и есть, - вступился за нее Андрей. - Ведь ребенок жив. Полетели, посмотрим?
- Мы не сможем вернуться! - настаивал Джеймс. - А если там ничего нет? И никого нет? Может, это сообщение случайно вырвалось, замкнуло какой-нибудь компьютер, вот он и выдал. Там ничего не может выжить такой срок в условиях радиации и тем более такой температуры.
- Стойте, - прекратила спор Надин. - Я знаю что делать. Все очень просто. Мы пошлем ответное сообщение и выясним, что там. Если нам ответят, значит, там кто-то есть, а если нет... Все просто.
- Действительно, - Саша прозрел. - А чего мы вообще сорвались лететь?
- Гуля решила спасти ребенка, - напомнила Надин.
- Мы все хотели его спасти, - стал на защиту Андрей. - Мы хотели этого, признайте. Кого-то нового, живого, доказательство жизни. Мы все хотим этого... Давайте сообщение.
Сигнал повторили несколько раз. Ответа не было ... Отчаяние... Молчание...
- Продолжайте, - короткий приказ Джеймса. - Это все-таки ребенок, ему нужно время разобраться. Может, он испугался? Пусть постоянно посылается сигнал.
Джарод вернулся на “мостик”. Он видел, что на экране что-то пишется. Он не знал, что делать и боялся кому-нибудь об этом рассказать. Ему стало совсем страшно, и он убежал, заливаясь слезами. В коридоре его встретила Джамеля. Она попыталась узнать причину его слез, но Джарод молчал и только всхлипывал.
- Хочешь, я отведу тебя к маме?
Джарод закивал головой, размазывая кулачком слезы по лицу. Оказавшись в объятиях любимой мамы, он стал затихать. Мама нежно гладила русую голову сынишки и целовала в щечки. Она ни о чем не спрашивала. Джарод почти успокоился и сам заговорил тихо-тихо, чтобы больше никто, кроме мамы его не услышал.
- Мама, мой компьютер завис, и я пошел играть во взрослую комнату, меня туда никогда не пускали. Там я искал “Скайвокера” - он есть во всех компьютерах, я уже знаю, а в этом нет. Я искал, искал, а потом он мне написал, как у папы: “Введите сообщение”. Я прочитал, я уже ведь большой, я умею. И я написал.
- Что ты написал?
- Как ты меня учила: “Мама любит Джарода.”
- Ты мое солнышко, - мама прижала малыша к груди. - Ну, что ты, это не страшно. Зачем плакать?
- Да, но оно... Я испугался и убежал. А потом пришел. А оно... а оно пишет что-то и лампочка так: блиськ, блиськ...
- Что?! Ты уверен?! - мама чуть со стула не упала.
Джарод снова заревел:
- Я больше так не буду!
- Успокойся, маленький. Господи, Джами, беги на “капитанский мостик” и посмотри, что там. Быстрей! Солнышко мое, если это то, что я думаю?!.. - мама забросала его поцелуями. - Я не могу ждать. Побежали с тобой.
Сообщение на экране гласило: “Космонавты с орбитальной станции вызывают Джарода. Мальчик, ответь нам”. Мама Джарода Сисиль и Джамиля визжали и обнимали друг друга и целовали Джарода.
- Теперь пиши, мальчик Джарод, - мама усадила его на стул. - Тебя вызывают, ты должен ответить.
- Я не знаю что? - развел руками малыш.
- Пиши: “Я - Джарод. Привет!”
Пока малыш медленно тыкал пальчиком по кнопкам, Джамеля вбежала в кабинет главного, где обсуждались основные вопросы.
- Мы не одни!!! - закричала она.
- Что? - обернулись все к ней.
- Джарод забавлял... А, к черту! Космонавты на орбитальной станции. Они живы! Они на связи!!!
Всех, как ветром сдуло из кабинета и вихрем понесло на “мостик”.
Никто особо ни на что не надеялся уже. Уже никто не смотрел на экран, кроме Андрея, но и он обхватил голову руками. Надин оторвала взгляд от своей обуви и посмотрела на экран... Она подумала, что это пишет ее воображение. Она тронула осторожно Сашу, который сидел рядом, спрятав голову в коленях. Он посмотрел на экран, и тихая радость проявилась ошарашенной улыбкой.
- Привет! - помахал он ручкой экрану.
Все подняли головы на Сашу. Потом перевели взгляд на экран. Гюльнара просто подпрыгнула и завизжала. Она подбежала к монитору и написала: “Привет! Меня зовут Гюльнара. С кем ты, Джарод?”
Сообщение пришло быстро: “С мамой”.
“Где вы?”
“Здесь”, - и последовало сообщение в звуковой форме:
- Говорит профессор Ишиба. Я здесь главный. Мы находимся на исследовательской станции “Сфера”. Все живы.
- “Сфера”? Та, что была под землей? - переспросил Джеймс.
- Совершено  верно, молодой человек. С кем я говорю?
- Капитан Джеймс Кат.
- Спускайтесь, капитан. Слава Богу, теперь мы есть друг у друга, - профессор не мог сдерживать слезы.
- Уже, - Гюльнара повисла на шее у Джеймса. - Мы летим! Встречайте.
Перед отлетом команда оставила позывные и предупреждение для двух дальних экспедиций, которые рано или поздно вернуться. Это сообщение должно разъяснить астронавтам ситуацию еще на подлете к Марсу и сообщить координаты “Сферы”.

Все стали жить вместе, делясь опытом и знаниями. Первые попытки очистки среды не были особенно успешными, но воздух стал чище, ничего не налипало на одежду.
- Вы  только посмотрите, профессор! - восхищался Джеймс. - Когда мы вышли из шатла, нас сразу облепила какая-то мерзкая слизь, а теперь - хоть скафандр снимай!
- Я бы вам не советовал, - забеспокоился профессор.
- Если так и дальше пойдет, то мы сможем не только скафандры снимать, но и открыть курорт.
- Не так быстро, горячая молодость, - придержал энтузиазм Ишиба. - Что-то случилось, что придется долго исправлять. А вы не знаете, что же произошло? Мы были под землей, отрезанные от мира, а вы все-таки над Землей и вам должно было быть все хорошо видно.
- Мы ничего не знаем, не успели понять, - честно признался Джеймс. - Все, что мы видели, так это как пламя объяло всю планету, а потом заволокло черными облаками. Рядом с планетой не было ни комет, ни астероидов. Мы не знаем, что могло произойти? Из центра ничего не успели сообщить, но те несколько минут связи, что мы еще видели их после взры-ва, они сами ничего не понимали и пытались выяснить... до последней минуты. - Джеймс помолчал. - Честно сказать, у меня была мысль о том, что это ваших рук дело, что это ваша станция взорвалась. Но когда я услышал вас по  радио, вас живых... Вы бы не смогли устроить взрыв, не погибнув сами.
- На этот счет вы ошибаетесь, - разоткровенничался Ишиба. - Мы могли бы взорвать мир, защитив себя, если бы захотели. Но почти у каждого из нас остались родные люди на поверхности.
- Вы бы могли устроить взрыв такой мощности?
- При желании... Если расставить заряды по всей Земле, то могли бы. - Ишиба задумался. - А ведь это вероятно. Кто-нибудь из наших людей мог бы такое устроить, во время отпуска.
- Нет. Взрыв шел из одной точки. Я ясно это видел. Словно кусок Земли выбили изнутри. Я видел осколки, вылетающие на орбиту.
- Вы уверены? - спросил Ишиба.
- Это сложно забыть, - ответил Джеймс Кат.
- Слава Богу, - облегченно вздохнул Ишиба. - Вы сняли камень с моей души.
Через полгода средства улучшились, наступил значительный прогресс - людям удалось рассеять облака над их территорией. Этот день Джарод не забудет никогда. Он видел солнце, его специально вывели на поверхность планеты впервые за все время после катастрофы. Он прекрасно знал, во что превратилась Земля - экспедиции снимали все на камеру и все имели возможность ознакомится с записями. Когда его вывели из шлюза, Джарод не видел ничего, кроме солнца. Было светло, что глаза заболели, но ему это нравилось. На территории людей радиацию и загрязнения свели к возможному минимуму и поэтому на воздух люди выходили уже без скафандров.
Через некоторое время неугомонный Саша впряг Андрея  и призвал вскопать землю, а Гюльнару обязал стащить несколько зерен из запасов для гидроппонной лаборатории. Он хотел всем доказать, что все может вырасти на этой земле. Как ему не доказывали, что чтобы в такой экологии что-то выросло, надо это что-то приспособить к этой среде, адаптировать.
- Моя бабушка говорила, что когда взорвался Чернобыль, выросли во-о-от такие яблоки и помидоры, и никто их не адаптировал. А сейчас у нас столько радиации, что и не такие помидоры попрут.
- Как ты не поймешь, голова садовая? - пытался ему вдолбить Мэт. - Здесь не только радиация. Все токсины, что люди похоронили в земле за все это время, после катастрофы вылетели в атмосферу. Земля отравлена.
- Я дышу, ты дышишь, Джарод гоняет тараканов - значит, все может снова жить, - отрубил Саша.
- Я не дам ростков, - поставил свои условия Мэт.
- А я и не прошу, - “Я просто сворую, - подумал про себя Саша. - Как говорила бабушка: “Все вокруг колхозное - все вокруг мое!”.
Посевом урожая занимались ночью за дальним холмом, чтобы никто не засек.
Саша просто поставил всю станцию на уши, бегая по коридорам и вопя от радости:
- Они взошли!!!
На удивление главного эколога Мэта Саливана, пшеница, посаженная Андреем, Сашей и Гюльнарой, взошла.
- Осталось посмотреть, что вырастит. - Мэт не желал зла, он просто в это не верил.
Мэт положил все силы на то, чтобы как можно больше очистить этот кусок почвы. И выросла пшеница, правда, не такая хорошая и богатая, как до катастрофы, но все же это была настоящая пшеница. И был большой праздник!
К этому времени изобрели новое средство очистки. Для его испытания было выбрано отдаленное место - два дня ходу. Эксперимент подготавливался долго - нужно было построить новую лабораторию, для этого разбирали панели в ненужных помещениях “Сферы”. В результате получился не плохой крепкий дом. Саша, как инженер, старался превзойти свой гений и особенно тщательно все продумал на счет прочности и герметичности.
В день эксперимента люди закупорились в этом доме, Саша  польстил себе и назвал его Замком. На некотором расстоянии от Замка поставили ящик с распылителем.
- Ну, с Богом, - перекрестился Мэт и нажал кнопку запуска.
Струя газа-538 вырвалась из баллона, разбрызгиваясь во все стороны.
- Теперь 93 секунды до реакции, - сообщил Мэт. - Оденьте очки.
Через 93 секунды все озарилось невероятной яркой вспышкой, которая длилась 2 минуты 46 секунд, постепенно угасая.
- Проверить показания.
- Токсичность - 2% выше нормы, радиация - 0,009. Это чудо!
- Что с почвой?
- Если не считать пепла, показания превышают норму на 3%. Нам удалось!
Радости людей не было придела. Саша первым выбежал на улицу, за ним выбежали еще два человека - все они были без защитных костюмов. Мэт просто стоял у окна и не мог поверить в ЭТО! Он смотрел на то, как трое мужчин носятся по улице, словно малые дети... 93 секунды... На глазах у всех эти три веселых, счастливых человека вспыхнули, как спички и сгорели...
Никто не мог двинуться с места. Никто не мог этого понять сразу. Все просто стояли и смотрели на то место, где три здоровых мужика выплясывали канкан. Теперь там никого и ничего нет.
- Что же это? - губы Джамели дрогнули.
- Реакция... - прошептал Мэт. - Газ рассчитан на вступление в реакцию с радиацией и уничтожение ее и токсинов. Мы токсичны и радиоактивны. Мы заражены этим. - Мэт упал в кресло. - Я уничтожил нас. Немедленно сообщите в “Сферу”, чтобы закупорились и не высовывались, облако может дойти и до них.
- Теперь мы не выйдем отсюда? - спросила Жюстин, обречено глядя в окно.
- Успокойся, выйдем. Газ уйдет, а через месяца 3-4 эта порция израсходует себя и его больше не останется. Его просто не будет. У нас есть запасы провизии. Мы выживем.
- В этом Замке?! В этой душной комнатенке?!
- Успокойся, здесь есть все, что есть и на станции: фильтрация воды, очистка воздуха, еда, гидроппоника - мы сами можем себя обеспечить.
- Я не смогу. Здесь слишком тесно для 12 человек на 4 месяца.
- Ну, - Мэт развел руками. - У тебя есть выбор, - он махнул в сторону окна.
Жюстин села на пол, обняв колени, тихо зарыдала.

V. ВТОРОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Ученые на станции понимали, что еще не время для детей. Но Андрей и Гюльнара этого не опасались. Точнее они об этом и не думали, просто так получилось.
Рождение ребенка омрачило всех - это был безжизненный серый уродец. В целях эксперимента еще несколько пар забеременели. Ультразвуковое и другие обследования показали такие же отклонение у эмбрионов. В срочном порядке всем сделали аборт. Королевство погрузилось в траур.
- Что же, значит, Джарод последний человек, рожденный на Земле? - спросил Джейсон, химик, который мог бы стать отцом. - И вы, генетики, ничего не можете сделать? Тогда какого черта мы вообще остались живы?
- Есть кое-что, - медленно начал Рихард. - Но все это еще в стадии разработки. Моя группа работает над искусственным развитием эмбриона и очистке ген, но все это еще очень сыро. Боюсь, как бы не получилось того же поворота, что и у Мэта с его газом. Мы до сих пор не выходим наружу, и люди из Замка не спешат вернуться. Они там уже прижились! - начал сердиться Рихард.
- Рихард, не заводись, - успокоил его Ишиба мягким, но властным советом. - Джамеля никуда от тебя не денется.
- Там с ней Акмаль! - попытался отстоять свое право на беспокойство Рихард.
- Есть такое слово: “Судьба”! - пресек все споры Итьен. - Давайте о деле. Что вам нужно для решения проблемы? Конкретно.
- Для опытов нам нужны сперма и яйцеклетки, - четко ответил Рихард. - И мы еще хотим провести эксперимент по совместимости генов нашего штата. Может, получится так, что чьи-то гены при соединении дадут здорового ребенка - мы хотим это проверить.
- Значит, все должны сдать сперму и яйцеклетки, - подытожил Итьен. - Нет проблем. Жюстин сможет ставить все эти опыты в Замке. О.К.?
- Да, пожалуй, - согласился Рихард.
На станции жило 547 человек: 309 мужчин и 238 женщин. Станция, или как теперь ее стали называть Королевство, была огромна и спокойно могла вместить еще такое же количество человек. Работы было море, и работа кипела... Особых результатов по совместимости не было - все люди были отравлены экологией и еще бог знает какими космическими и инерционными потоками в результате катастрофы планетарного масштаба, - их клетки изменились. Оставалось только одно - вернуть клетки в прежнее состояние или сложить человека, используя чистые клетки от каждого человек.
Как только люди из Замка осмелели и набрались мужества выйти наружу, перебрались в Королевство. Соединив усилия генетиков и экологов, ученые смогли достичь своей цели: с миру по нитке - голому рубашка - так создали первый чистый целый эмбрион. На всякий случай создали еще 4 эмбриона. Для чистоты эксперимента решено было поместить эмбрионы не в матку женщины, а в искусственную или, проще сказать, колбу. Ее стенки сделали из прочного эластичного прозрачного материала, за разработку которого в былые времена, они наверняка получили бы нобелевскую премию. Генетики создали «полуживой» материал, к которому мог прирасти эмбрион, оставалось только заполнить его специальным физраствором и подключить к кислороду. Это дало возможность наблюдать за развитием и ростом ребенка ежечасно. Эксперимент удался - родилось 4 мальчика и 1 девочка. Удачу решено было отметить рождением еще 200 детей: получилось почти поровну. На очищенной земле Замка стали выращивать пшеницу и попытались вырастить лес. Но вскоре разрушились все радужные надежды на налаживание жизни: деревья, вдруг, отказались расти, а листья очень быстро скрутились и осыпались, и вместо пышного леса стояли столбики.
- Показания загрязнения снова повысились и значительно, - доложил Мэт после очередной пробы.
- Но ведь вы очистили участок? - попыталась выяснить причину Надин.
- Все очень просто, - пояснил Ишиба. - Здесь мы очистили, но больше нигде. Вам наверняка известен круговорот воды в природе: берется в одном места, переносится в другое.
- Дождей я уже давно не видела. 
- А грунтовые воды? А ветер? Все это несет нам загрязнения из других мест и забирает наш чистый воздух.
- Но вы ведь постоянно проводите очистки. Разве этого недостаточно?
- Нет, - твердо заявил Мэт. - С таким загрязнением справиться только газ-538, но люди его не хотят, честно говоря, бояться.
- Я тоже, если честно, - поежилось Надин. - Это самоубийство.
- Нет, если мы закупоримся в Сфере, - ответил Мэт.
- И сколько мы должны сидеть так? - заинтересовался Ишиба. - Только, я имею в виду глобальную очистку.
- Глобальную? - задумался Мэт. - Это навряд ли получится. Для этого нужно слишком много газа. А такое количество этого вещества и высокая концентрация химических элементов, из которых он состоит, может вызвать еще один мощнейший взрыв. Я не знаю, кто после него выживет, и через какое время элементы распадутся. Это могут быть годы, десятки лет, а то и за сотню перевалит.
- Значит, мы задохнемся в собственной атмосфере?.. - Надин жалела, что сунула свой нос в это несанкционированное совещание. - Лучше бы я ничего не знала.
- Может, у вашей группы есть еще какие-нибудь разработки, Мэт? - Ишиба пытался найти выход.
Мэт вздохнул и, хлопнув себя по колену, выдавил:
- Есть некоторые идеи, но ... это может быть не принято людьми.
- Давай обсудим, - Надин была готова рискнуть.
- Мы можем развеять газ-538 на отдаленных участках. Вы сказали, что на Земле уже девять материков. Можно начать очистку дальних материков. Их ветер и грунтовые воды очистятся и к нам поступят уже в чистом виде и без опасной концентрации элементов. Но все надо делать медленно, аккуратно, если мы хотим выжить. И самое главное не распылять газ сразу в двух местах - если две порции смешаются, это только продлит реакцию, и ждать придется в два раза дольше. Никакой спешки.
- Я это сделаю, - вызвалась Надин. - Мы с ребятами немного поправим и научим летать шатл на другом топливе. Это не сложно - здесь собрались чертовски сообразительные и изобретательные личности. На шатле мы долетим до любого материка.
- А теперь самый важный вопрос, - Ишиба серьезно посмотрел на членов мелкой тусовки, - Стоит ли говорить людям об этой очистке? Для многих газ-538 - это враг № 1 и смерть в одном лице. Будет много протестов. И проект придется закрыть.
- А если проект закроется, мы все подохнем, - заключила Надин. – «Счастье - в неведение» - золотые слова. Если мы не будем спешить и будем предельно аккуратны, ничего не случится.
- А как объяснить людям, для чего переделывать шатл? - спросил Мэт.
- Для исследования других материков и выявления опасностей или чего-нибудь положительного, - Надин развела руками. - Это же так очевидно.
- Мэт, займи лабораторию 16\209.
- Это же внизу, девятый уровень, там же...
- Там тебя никто не найдет и не достанет, - пояснил Ишиба. - Но ты должен работать днем, как все на своем рабочем месте. Газ будешь производить ночью. Спешить некуда, будешь работать, когда будет настроение, чтобы никто ничего не заподозрил.
- Ясно.
- Надин, разберись внимательно в течениях, ветрах, ведь вы записываете эти показания со спутников. Теперь это пригодится. От точности зависит наша жизнь.
- Я все поняла. Я все разберу по косточкам.
- А теперь улыбнемся и расходимся, - Ишиба одарил всех нежной интеллигентной улыбкой и пошел проведать детский сад.

***

К моменту полового созревания второе поколение детей сдало нормативы докторских диссертаций, но оставалось все теми же подростками с их сдвигами, заскоками, любовью и проблемами. Все прекрасно были осведомлены в каком мире и каким способом они родились. Все дети знали, что от них потребуется. И все они были готовы положить все силы на восстановление здорового мира. Все эти годы детей не выпускали из Сферы, дабы  они не загрязнились. Но первый же эксперимент выявил всю бесполезность данной предосторожности: дети, “собранные из кусочков” ген, на половину оказались бесплодны, на половину не целостны. Более-менее подходящий генетический материал был получен только от Джарода, который спокойно разгуливал по окрестностям Королевства и Замка.
- Значит, их надо выпустить? - спросила Жюстин. - Я не понимаю, как это повлияет?
- Проблема не в атмосфере, а в том, как их сотворили, - Ишиба говорил совсем медленно и тихо, он был действительно стар, но еще держался. За прошедшие 15 лет за холмом к югу от Королевства уже разрасталось кладбище. - Надо что-то придумать, чтобы усовершенствовать их генетическую сетку. Мы это не просчитали тогда, теперь мы это знаем, и пока вы еще способны к воспроизводству детей, должны серьезно подумать над этим, прежде чем зачать еще одну группу. Наши первые дети, может и не полезны в генном понятии, но все они чертовски умны и их свежие мозги полны идей и вариантов. Обязательно подключите их к разработке этой проблемы.

***

- Был разработан новый препарат, - вспоминал Малик. - Но я не помню, что это было.
- А че ты на меня смотришь? - затараторил Эрос. - Я вообще в этом деле не бум-бум. Ты лучше на нашего ботаника посмотри.
- Я не помню, - честно признался Доминик. - Я вообще, похоже, помню меньше всех.
- В конце концов, - всплеснул руками Эрос, - это что так важно вывести эту дурацкую формулу? Какой в этом толк для нас сейчас? Наши ученые еще не до конца разобрались с самими генами, а вы уже лезете вперед батьки в пекло. Давайте, дальше. Коню понятно, что эксперимент удался. Родились новые, здоровые и плодовитые, я прав?
- Да. - Малик пытался вспомнить, что изменили в генах, что люди спокойно ходили по открытому воздуху, и при этом не страдала их генная структура. – Что-то в наших организмах рождало особенные антиоксиданты…
- Которые не позволяли свободным радикалам разрушать наши гены? – Спросил Доминик.
- Да если бы только свободные радикалы! – ухмыльнулся Малик. – Им приходилось воевать со многими негативами, мы разваливались. Второе поколение умирало быстрее своих родителей.
- Доминик, ты это сейчас вспомнил? – оживился Эрос. 
- Нет. Я «Дискавери» смотрю.
- Кого?
- Подождите, - проснулся Доминик. - Я помню, что людей делили на чистых и измененных.
- Да, нас очищали, - поддержал Малик. - Кто не поддавался очистке, того просто адаптировали,  они уже были измененные и считались другим видом. Они развивались своей группой и были не совместимы с нами. Меня тоже очистили. Я был чистым. Я был четвертым поколением, Джарод уже тогда относился к старшим. Первые обитатели станции уже к тому времени умерли. Я помню, он рассказывал мне о прилете первой экспедиции. Они учинили практически погром в инкубаторе. Астронавты прибыли в состоянии нервного истощения и обвинили ученных во всех смертных грехах. А когда увидели, как выращивают детей, начали разбивать колбы. Джарод рассказал мне об этом потому, что он спас тогда мою жизнь, выхватил мою колбу просто из-под палки. Тогда много погибло. Ученые еле усмирили астронавтов, их почему-то не брали сильные средства снотворного и успокоительного. Потом выяснилось, что они спали под действием какого-то неизвестного нам препарата в своем путешествии, вот их ничего и не брало. Ученые хватали колбы и переносили в безопасные помещения - это было опасно для нас, ведь мы на время отключались от кислорода. Другие ученые боролись с астронавтами. Эти ребята были крепче наших. Это понятно - ну, вспомните, что мы там ели? Практически одни таблетки, а вы так вообще, то, что осталось, вам даже хлеба не досталось. Я имею в виду нормального.
- У нас была прекрасная гидроппонная лаборатория, - запротестовал Доминик.
- А толку? - ввязался Эрос. - Ты все равно порошки глотал - они тебе больше нравились. Ух, что ты только не мешал, даже алкоголь сотворил порошкообразный! А брало как! Гений! А вот мяса у нас не было, это точно. И было же по барабану! А сейчас попробуй лишить меня окорока - убью! Без мяса я голодный. Что с тобой, Доминик?
- Вы знаете, - задумчиво улыбнулся он. - Я с детства люблю порошки. Обожаю их ощущать на зубах и языке. Я покупаю витамины и расталчиваю до состояния порошка. Хотите? - Доминик достал из кармана пакетики с порошками и угостил друзей.
- Мэйган боится леса, Доминик ест порошки, а ты чего вытворяешь, Малик? - поинтересовался Эрос.
- А я не  люблю холод. Просто ненавижу.
- Это-то тут причем? Жару я помню, а вот холод как-то нет. У вас там, что, до нас Ледниковый период был? – вытаращился Эрос.
- Нет. Я много лет провел в криогеной заморозке, - ответил Малик.
- Стоп, - подал голос Доминик. Опять перепрыгиваете через события. - Куда дели астронавтов?
- Я точно не помню, но на станции их не было. По-моему их перевезли на другой материк в очищенную зону, пока они спали. Там тоже было подобие Замка, но собранное из останков разрушенных домов.
- Это место назвали Нью-Йорком. Я помню, я там был, - обрадовался Эрос. - Самая чистая зона. Там меня и нашли. Ой! - он осекся. - Я что, потомок одного из этих троглодитов?
- До тебя мы еще дойдем, выскочка, - на этот раз его остановил Малик. - Я помню только, когда они вернулись в Королевство много лет стпустя. Тогда, после погрома,  из 200 детей уцелело 102, родилось 89, а выжило 68. Вот так. А ведь ученые готовились встретить их с цветами. Тогда думали, что пришло спасение, надежда на светлое будущее.

VI. ПРИШЕЛЬЦЫ.

Крайтон медленно просыпался. Болело все: и руки, и ноги затекли, шея замлела, тело ныло от синяков. На руке обнаружился гипс, грудь была заклеена в двух местах, боль резала правую щеку, он прикоснулся - пластрь, под ним здоровый рубец аккуратно зашитый.
- Что это? Где я?!
Он находился в незнакомом помещении, очень похожем на больницу - все было стерильно. Он лежал на кровати в каком-то белом балахоне. Крайтон осмотрелся вокруг: рядом лежала его команда, все спали. Нога Гаяните покоилась в гипсе. Тофвор храпел громче всех, но это никого не волновало. Чен стонал во сне и дергался. Арина напротив не подавала никаких признаков жизни. Кристаль стала задыхаться.
- Врача! Врача, мать вашу! - заорал Крайтон, плюнув на свою боль.
- Что случилось? - раздался голос из динамика.
- Какого черта?! Немедленно сюда!  Моему человеку плохо. Она задыхается!!!
- Это ваши проблемы, - спокойно ответила Эсмиральда - брюнетка с оболденными зелеными глазами за пультом в Королевстве. - Если вы можете орать, значит, можете и встать. Помогите ей сами. Я буду инструктировать...
- Шлюха! Мне больно! - орал Крайтон. - Помоги ей!!! Ты обязана!!!
- Вы хамите. Я не буду с вами разговаривать и помогать, если вы не успокоитесь.
- Вот только доберусь до тебя!
- Не выйдет, придется плыть через океан. Лучше попробуйте добраться до постели той, что задыхается, должно быть, это Кристаль Родье. В шкафчике возле ее кровати лежат шприцы с нужной дозой препарата. Используйте пока только один шприц. Мы ожидали такой реакции от ее состояния. Быстрее!
- Уже бегу, но ты не пропадай. - Крайтон еще надеялся поскандалить.
Когда Кристаль снова начала дышать, Крайтон тихо спросил:
- Ты еще здесь?
- Да. Хотите скандалить или поговорим по-людски?
- Где мы?
- На Земле. Добро пожаловать домой.
- Я что-то слабо соображаю... Что-то смутно помню... Какие-то ученые-экспериментаторы взорвали Землю, сучьи дети! Мне это приснилось? У меня был бред на почве стресса? Почему у меня все болит?
- Ученые ничего не взрывали, во всяком случае, не мы. У вас все болит потому, что вы ворвались в инкубатор и убили невинных младенцев. Чтобы спасти хоть кого-то мы были вынуждены защищаться! - голос Эсмиральды сорвался, слезы залили горло. - Вы убили почти сотню малышей! Если бы была моя воля, вы бы просто сдохли! Я бы выбросила вас в самую отравленную зону!
Крайтон сел на кровать и зажал голову руками:
- Погоди. Подожди. Дай я соображу. Я не мог убить детей!
- У меня было шестнадцать малышей от 30 до 40% и даже 4 на 62%, а теперь нет ни одного! Вы разбили все пробирки с детьми, в которых была хоть капля моей крови!
- Подожди... Так эти дети в пробирках есть? Это не бред?
- Нет.
- Постой. У вас мужики еще остались?
- Естественно.
- Что, бабы разучились рожать?
- Грубости нет придела. Ладно. Слушайте и внимайте. Что-то на Земле взорвалось. Выжили только астронавты на орбите и ученые в Сфере. Когда вас отправляли в космос, этой лаборатории еще не было. Люди защищались от опытов, проводимых в ней, и сделали ее непробиваемой, даже если там, т.е. здесь, взорвется вся плазма. Но благодаря этой прочности только наши предки и выжили. Но все было отравлено...
- Чем? Радиацией?
- Всем. Земля просто вскипела и расплавилась, все токсины вырвались наружу, дышать было нечем. Наши предки-ученые очистили планету, насколько смогли. Вы находитесь в самой чистой зоне... как лучший материал.
- Для чего? - Крайтон напрягся, ему это не понравилось.
- У нас не рождаются здоровые дети. Мы можем создавать их только искусственно. Вы - здоровые люди. Совет принял решение, что раз уж вы уничтожили половину нового поколения, то вы создадите новое.
- Ни хрена я не создам! - Крайтон рычал, абсолютно ничего не обдумав. - А теперь послушай меня, сучка. Сейчас я выйду из этой богадельни, найду тебя, выбью все мозги и вырву язык, чтобы ты не вякала! Как, по-твоему, я должен все это воспринять?! Я улетел с чистой более-менее планеты, а куда вернулся?!! В страшном сне не приснится!!! Я летел, думал, вернусь, а здесь уже сады цветут на Марсе! А на Марсе - не хрена! И планета, моя планета - вдребезги! - Крайтон разрыдался. - Где моя Земля?!!! Куда я вернулся?!!
- Нажмите кнопку вызова на пульте, когда успокоитесь. А если не смиритесь, то вскройте себе вены. Лично я буду этому очень рада! - Эсмиральда поспешила выйти из эфира.
- Постой! - взмолился Крайтон. - Поговори со мной. Поговори... - но он просто упал в ладони, глотая слезы. - Я не хочу быть один... Ты должна меня понять... ведь это и твоя Земля тоже. Ведь она была...
- Я родилась в этом мире, - ответила Эсмиральда. - Я не знаю другого. Мне хорошо в моем мире.
- Хорошо? Что хорошего? - тихим голосом горечи спросил он.
- У меня много друзей и я влюблена. Крузо вывел новый сорт земляных орехов и теперь у нас на Новый год будет несколько новых блюд. А Сарита синтезировала новый аромат духов с запахом клубники. Йошика придумал нового бумажного зверька и подарил мне бусы из цветной бумаги странного переплетения, вообще, у него потрясающий “бумажный уголок”! Но самое главное было у меня до вас... – Эсмиральда застонала, - Мы так ждали вашего прилета. Ведь мы совсем одни. А вы нас просто убили! Как звери! Как варвары!
- Нет... Нет... Я не убивал детей... Я не убивал детей. Я не мог... - Крайтон отказывался в это верить. - Я хочу тебя видеть. Где ты? Живая?
- Мы в Королевстве. На другом материке. Мы не хотим к вам приближаться и контактировать с вами, пока вы не успокоитесь. Всем оставлены лекарства. Если что, просто открой их шкафчик и введи им то, что там лежит. Смотрите инструкции.
- Не уходи.
- Спокойной ночи. Еда и остальная команда в соседних комнатах. Найдешь.
Эсмиральда больше не отвечала на его призыв. Крайтон ощутил боль и страх. Он все еще надеялся проснуться и оказаться хоть бы в этом проклятом корабле! Но не так... не здесь. Крайтон выбежал из комнаты. Его остальная команда заявляла о своем присутствии здоровым мужским храпом и тихими стонами. Крайтон бежал по коридорам, пока не вырвался на улицу. Этот его новый дом стоял на холме, а под ним простирались останки крупного города.
- Это правда... - сорвалось с ошарашенных губ.
Крайтон закричал. Завопил… застонал… заныл…
- Это не мой мир! Этого не может быть! Этого не должно быть…

***

Когда команда начала просыпаться, Крайтон уже успел опустошить 2 бутылки медицинского спирта.
- Боже, мне приснился страшный сон, – начал Гарон, осмотревшись. – Мне снилось, что мы прилетели, а на всей планете никого нет.
- Мне приснилось, что я убила детей, – упавшим голосом поддержала разговор о снах Кристаль.
  Что Крайтон мог объяснить команде? Он опустил голову и потянулся за очередной бутылкой спирта.
- Хватит пить, капитал, – попросил Глеб. – Почему у тебя никто это не отберет? Где весь персонал?
- В земле, – буркнул себе под нос Крайтон.
- Что ты там лепечешь?
- А мы - в полной заднице, – не повышая тона, бурчал себе под нос Крайтон. – В полной.
- Уже нажрался! – недовольно буркнула Кара. – Что вы за люди?!
- Покойники. Мы все покойники, – продолжал мямлить Крайтон.
- Что вы к человеку пристали? – Глеб подошел к капитану, осматривая его зрачки. – У него явный шок. Да где же весь персонал?
- На другом материке, – твердо ответил Крайтон.
- Совсем дела плохи с тобой, братец. Отдай-ка бутылку.
- А ты выйди и посмотри. На Земле вдруг стало так много места, аж девять материков, а людей мало, – он залился пьяным смехом. – А мы еще это количество сократили! Приснилось ей! Мы их убивали всех! Все мы! Все мы – подонки!
Штольц сжал губы и выпалил каждое слово.
- Как трусы. Мы все, как последние трусы испугались вида детей в пробирках и разнесли все! Теперь оправдываемся! Я не знаю, что здесь твориться на самом деле, но мне все еще хочется верить, что это не правда, то, что я видел. Страшно от собственной слабости. Я не смогу взять себя в руки. Не смогу, – слезы на глазах Штольца увидели впервые.
- Ну, все, ребята, – присвистнула Кристаль. – Если Штольц сломался, то это точно конец.
- Нет. – Крайтон даже встал. – Я говорил с одной из них. Мы можем все исправить. Их тела отравлены, они не могут рожать здоровых детей. Но они над этим работают. А мы здоровые. Они поместили нас в самую чистую зону. Мы должны им помочь.
- А если это не наша планета? – спросил тихо Чен. – Я это читал. Что-то случается и искажается пространство. Люди оказываются не там, где были. Может, мы сможем покинуть этот мир и вернуться в свой?
Едва затеплившуюся надежду на невероятное, но желанное, разрушила Гаяните. Ее тихий голос прозвучал в ушах команды громче, чем крик.
- Если бы это был не наш мир, то нам бы не оставили послания с нашим именем.
Воцарилась тишина, взорванная воплем отчаяния.
- Да, лучше бы я остался на той планете! Со всеми этими прожорливыми тварями! – Тревор спрятался под подушку.
- Хватит орать без толку! – взорвался женский голос, вперед вышла Кара. – Мы можем не воспринимать то, как живут и размножаются оставшиеся люди, и что произошло с этой планетой. Просто представьте, что мы на другой планете, не дома. И мы должны здесь выжить, наладить жизнь. Нас достаточно, что бы поиграть в Адама и Еву. Мы начнем строить свой город, свою цивилизацию.
- Значит, сейчас я свяжусь с ними, - воодушевился Крайтон, - мы попросим прощения и согласимся на сотрудничество.
- Подождите, – спохватился Штольц. – Сотрудничать – это значит отдавать свою сперму?
- Если понадобиться.
- Теперь понятно, зачем они нас оставили – чтобы выкачать из нас сперму и посадить моего ребенка в пробирку!
- В этом нет ничего страшного. – Крайтон пытался его успокоить. – Я разговаривал с ней, она сама из пробирки. Ничем не отличается. И те люди, что сопротивлялись нам, тоже.
- Отличаются. Они не могут родить сами.
- Но бьются изо всех сил, чтобы спасти жизнь на Земле. Продолжить ее.
- А если и мы такими станем? – вдруг задумался Глеб. – Мы тоже можем отравиться. Я не хочу к ним приближаться. Давайте, останемся здесь. Мы можем продолжать жизнь здесь. Нам не нужны их пробирки для этого.
- Глеб, ты ученый! – Крайтон был ошарашен. – Как ты можешь?
- Я не знаю. Я всего боюсь. Я не подойду к ним. А солдаты точно не пойдут. Штольц – наглядный пример.
- Значит, я пойду один, – твердо заявил Крайтон. – И посмотрим, кто выживет.

***
- А что, проблема была наделать детей? – вставил свое слово Эрос.
- Нет. Но перед учеными стояла задача не размножаться, а вывести здорового человека, который сам способен бы был воспроизводить детей, вынашивая в себе, – объяснил Малик. – Для дальнейшего, нового этапа эксперимента материала хватала.
- Слышь, материал, для вас всего хватала, – решил подколоть Эрос Доминика. – Тебе не обидно?
- Материалом я обозвал себя. – Малик влепил Эросу дружеский подзатыльник, одарив всех своей улыбкой.
- Но вас было больше, чем осталось. На станции было очень мало людей, и все были одного возраста, кроме Джарода? – задался праведным вопросом Доминик. – Где остальные? Была схватка? Все погибли?
- Нет. – Малик опустил голову, покусывая губу. – Это самое неприятное. Мы выросли. За это время с нами ни разу не связывались люди из Нью-Йорка, они просто сломали связь. Их зона со временем загрязнилась, – эти показания мы считывали со спутника. Мы понимали, что им стоит помочь, все-таки это будущее всей планеты, если наш эксперимент не удастся. Но ехать к ним никто не решался. Со спутника было видно, что они строят город и шатл, чтобы долететь до своего космического корабля оставшегося на орбите. Они не трогали нас, мы не лезли к ним. Однажды Эсмиральда почему-то сорвалась и сбежала. Мы ее увидели только через месяц. Она не отвечала, где была, а потом вообще исчезла на долгие годы, прихватив препараты и необходимое оборудование для инкубатора.

***
Развалины уже не портили окружающего мира. Крайтону нравилось везде, где была Эсмиральда. Он до сих пор не верил, что спокойно, даже любя относился к Кипарису, когда он мирно плавал в колбе. Потом появились Женьшень, или Жу-жу, Олеша и Жасмин, и Тюльпан. Пока они прекрасно справлялись и с урожаями в поле, и в гидроппонной лаборатории. К ним редко приходили гости из Нью-Йорка, так как об их местонахождении знали только две семьи, с которыми Крайтоны продолжали общаться – для всех остальных он просто умер. Люди в Городе жили своей жизнью, а Крайтоны – своей.
Однажды Кара принесла весть о том, что у одной четы из Нью-Йорка родился уродец.   
- Это не хорошо, – забеспокоилась Эсмиральда.
- Наши дети давно начали болеть, – жаловалась Кара. – Наши медики бессильны. Они только разводят руками. У нас загрязнения продолжают возрастать, и никто не знает за счет чего? - у нас нет промышленности особой. 
- Все очень просто: загрязнения приносят ветер и вода. Вы должны периодически очищать вашу территорию. Все-таки вам следует обратиться за помощью в Королевство, – еще раз настоятельно посоветовала Эсмиральда.
- Но ты же знаешь этих зверей! Они скорее умрут, чем обратятся к вашим. Или  убьют всех и возьмут очистители. Вы ведь как-то выживаете без очистителей. Ты бы могла поделиться с нами.
- Я и наши дети не нуждаются в очистителях. Мы генетически адаптированы к самой загрязненной среде на нашей планете и можем употреблять отравленную радиацией пищу.  Брэндона я тоже привила. Но у меня больше нет этого препарата.
- Но у нас есть дети, и они страдают. – Кара блестела чем-то недобрым в глазах. – Где вы берете все для очистки вашего огорода?
- Я обращаюсь в Королевство.
- Тогда возьми и на нашу долю.
Эсмиральда заколебалась. Ей во что бы то ни стало, нужно было заставить этих людей покинуть свою отравленную территорию и жить на обеззараженной земле Королевства. Нужно было спасать будущее человечества.
- Пойми, простым очищением среды вы себе не поможете, особенно вашим детям. Я могу принести сыворотку для всех детей, но все дело в том, что разработана она для наших организмов. Что случится с вашими детьми, мы не знаем. Для ваших детей нужно создать особую сыворотку.
- Это исключено. Мы не собираемся просить милостыню у тех, кто сам не может рожать! – вскипела Кара.
- Обратись к своему разуму, Кара, и отбрось гордыню. Мы дольше, чем вы прожили в этих условиях, у нас было больше времени для экспериментов, мы сумели узнать больше вашего, только поэтому. Но, уверена, будь у вас столько же времени, вы бы шагнули дальше нас. – Эсмиральда давила на гонор. – Но так получилось, что у вас, к сожалению, нет этого времени. В такой ситуации не грех воспользоваться помощью, ведь речь идет о ваших детях. Ради них стоит поступиться гордыней.
Кара судорожно переводила глаза с одного ребенка на другого, которые беззаботно рисовали на песке. Здоровье светилось в их улыбках, упитанных телах и чистой одежде. Они резвились, толкались, подрисовывали что-нибудь другому, делая рисунок забавным. И вспомнила своих троих детишек со впавшими щеками и темными кругами под глазами. Если  бы Брендон и Эсмиральда не делились с ней пищей, семье Кары было бы совсем туго. Солдаты – не пахари, каждый из них хорошо умеет только командовать. Ученные позаботились о них с самого начала, снабдив заранее семенами. Но если сначала урожаи радовали, то теперь хорошая еда есть только у начальников, которые пользуются гидроппонной лабораторией. Крайтон неоднократно предлагал Каре собрать сторонников справедливой жизни и переселиться к ним. Но никто не хотел уходить, никто не верил, что в другом месте можно будет выжить, тем более что начальники умели всех держать в страхе. Удивительно, как свободные люди легко подчиняются другим, более сильным, в условиях кризиса.
- Ты знаешь точное место Королевства? – начала Кара. – Укажи мне его, и я уговорю людей отвезти туда наших детей.
- Нет. – Эсмиральда не была такой наивной. - Ты приведешь детей сюда, мы договоримся  когда. А я приведу сюда ученых. Лучше встретиться на нейтральной территории.
- А если они опоздают с сывороткой, если придется создавать новую?
- Это лучше, чем в Королевство придет отряд мародеров. Так останется много шансов выжить. Я бы даже сказала, гарантированно выживание.
Кара задумалась. Ее глаза бегали по потаенным излучинам мозга и искали там нужного ей решения. Прозрение остановило прищуренные глаза на глазах Эсмиральды.
- О.К. Я приведу детей, но при условии, что ученые заберут наших детей в Королевство, пока нашу землю не очистят. Я уверенна, мы сможем заключить перемирие на время, а, может, и навсегда, кто знает?
Эсмиральда была счастлива.

***
- Мне было лет десять, – продолжал Малик, потирая глаза, которые уже смыкались ко сну. – Вдруг к нам пришла Эсмиральда. С ней был незнакомый человек и еще 5 детей. Мне тогда очень понравилась Жасмин, - воспоминания о ней вызвали у Малика улыбку. – Ей тогда было лишь 4 года, но я был уверен, что это любовь на всю жизнь. Я дарил ей подарки, а она пряталась за родителей и ничего не брала. Для меня это было равносильно отказу и приговору. Я так страдал! Просто до слез! У нее были такие большие, влажные, невероятно зеленые глаза, что их не возможно было спрятать. После их прихода несколько ученых ушли, очень спешно, просто все летало, когда они собирались: хватали препараты, оборудование, еду. А потом привели с собой целую кучу детей: злых, тощих, диких. Правда, некоторые были очень дружелюбны, мы с ними сдружились. Помню, меня очень поразило, что большинство не знали элементарных вещей. Конечно, среди них было несколько человек, которые знали чуть меньше нашего, но и они не понимали много из того, что произносили теоретически. Их планировали наблюдать три месяца, но им пришлось задержаться больше, чем на полгода. Меня это сделало счастливым, ведь Жасмин то же никуда не уехала, но по-прежнему пряталась от меня.
- Эх, девчонки всегда такие! – махнул рукой Эрос. – Ты ей и то, и это, а она…
- Она держалась за ручку с каким-то пятилетним пацаном, – изрек Малик. – Какой удар по моему самолюбию, а особенно по сердцу. Именно тогда я начал встречаться с Нишей, на зло, чтобы Жасмин приревновала. – Малик не удержался от смеха. – Но, похоже, ей эти чувства были не ведомы.
- А почему дети остались? – Доминика, как всегда, интересовали только факты. – Люди-астронавты согласились с этим, примирились?
- Нет. Мы потом обнаружили. На многих детях висели жучки: в сережках, кольцах. Так колонизаторы узнали о нашем местонахождении. Но они не пошли на нас войной, а просто выслали шпионов, которые выкрали наши разработки, не изучив их, как следует… их всех погубил «газ 538».
- Зашибись! – Эрос даже поежился. – Хорошо, хоть детей спасли.
- Как сказать. Им долго не говорили, что случилось с их родителями. Сказали, что здесь они – в школе, на каникулах вернуться домой. А потом кто-то из детей случайно услышал, как между собой ученые говорили об этом, и поднял панику. Пришлось все рассказать. Жуткие были времена. Несколько ребят сбежали сразу. Их так и не нашли. Многие кричали, что мы специально сожгли их родителей. Другие говорили, что их обманывают, а их родители от них отказались. Через полгода Эсмиральда и Брендон вернулись в свой дом и взяли с собой всех детей, кто хотел поехать с ними. – Малик тяжело вздохнул. – Так и закончилась моя первая любовь. Меня, конечно, не пустили с ними, но я сам сбежал. Заблудился. Думал, умру. А потом меня нашла Ниша. Она шла за мной и, в отличие от меня, взяла карту и компас. Мы вернулись обратно и пока шли, я лучше узнал ее и… завязалось.
- Амо-о-ор! – затянул Эрос.
- Да. Это была любовь выше крыши. Мы так и выросли – всегда вместе.

***
Карим сидел за рабочим столом и, не отвлекаясь на шумы за дверью, пытался сложить очередную цепочку ДНК нового животного для будущего, в светлый рассвет которого  верили все. Длинные тонкие пальцы медленно легли на медицинские очки, и напряги зрение. Карим увидел знакомые линии ладони. Ничего не говоря, он протянул руку назад и захватил гибкий стан Ниши, притягивая ее поближе к своей груди.
- Что-нибудь получается? – это был дежурный вопрос, не требующий ответа.
- Он будет грызть непослушных женщин, у них мясо нежнее. – Карим оскалился и клацнул зубами.
- А у Герды голова болит сегодня. – Ниша подмигнула ему. – Я, конечно, не патриот и не трудоголик, но согласилась заменить ее на дежурстве.
- И кто же это тебе позволил? Разве они не знают, во  что может превратиться наше дежурство?
- Я обещала быть очень бдительной, – с наигранной строгостью ответила Ниша. – Да и вообще, за 4 дня со дня инкубации ничего не случилось.
- Эти дети особые. Они новые, и мы не знаем, что можем ожидать, – не смотря на всю нежность, которую Карим испытывал к Нише, сейчас он попытался быть серьезным. – За ними действительно надо наблюдать самоотверженно и ответственно. Тебе лучше поменяться, а Герде выздоравливать быстрее.
- Время заступать на пост, – заметила Ниша. – Обещаю пресекать все твои попытки домогательства. Я ни за что не оставлю тебя с другой.
- Надеюсь, наша дочь не переймет твою ревность.
- Ага? Будет лучше, если она переймет терпение и выдержку Хоука, да?
- И спокойствие Мицуру, – серьезно ответил Карим. – Представляешь, этакая хрупкая восточная красавица, скромная, кроткая, в спокойной величавости, как принцесса!.. - он посмотрел на Нишу. – И у нее твои глаза, сводящие сума. И твои густые длинные черные волосы, – рука скользнула по волосам, опускаясь ниже талии, другая – с плеча опустилась на упругую грудь, радующую своим объемом. – И пусть у нее будет твоя грудь.
- Тогда что ей останется от Сун Ли, Сары и Ша Ори?
- Ум, честь и совесть, – пошутил Карим.
- А у меня, значит, этого нет?
- Особенно совести.
- Будет очень смешно, если девочка будет точной копией Али: очень высокой, очень большой, и очень неловкой, как медведь.
- Какой кошмар. Лучше твои ножки, твой животик, твой ротик… - Карим терял голову от улыбки Ниши. – Чтобы все обзавидоватьлись, и чтобы мальчику было с ней так же сладко, как мне с тобой, – страсть захлестнула и вылилась в долгий поцелуй, грубо прерванный.
- Ага, конечно!
Карим даже не сразу узнал голос Мэтью, так же как и не сразу понял, где он. Так всегда бывало, когда он с Нишей.
- Ребята, готовьтесь к катаклизму.
- Сплюнь, а то сглазишь, – вмешался Хоук. – Ну, как, Карим, может, я пойду в замену, а? – Он оттолкнул Нишу и сам уселся на колени к Кариму, чем насмешил всю братию. – Милый! А как на счет массажа простаты?
Хоук зазывающе похлопал ресницами и кинулся Кариму на шею. Карим принял игру и обнял в ответ двухметровую тушу. Но тут в дверях появился хрупкий силуэт Кончиты, строгого взгляда которой Хоук отрицать не мог. Она только повела бровью, и Хоук быстро вскочил, зажавшись в угол.
- Ну, Кончи, что ты сразу орешь? Мы просто шутили.
Кончи, опять не проронила ни звука, а только пристальнее покосилась на него, скрестив руки на груди.
- Ну, че в истерику кидаться? – потухшим голосом шептал Хоук.
Стройное, с горделивой осанкой, но хрупкое создание, которое еле доходило ему до груди, поманило его пальчиком. Хоук повеселел, подпрыгнул на месте и задорно последовал за ней. Мэтью еще немного посмеялся, но по-дружески напомнил:
- Все мы смертные и со страстями, но все же думайте о детях. Я вам за них голову снесу. Последний шанс поменять дежурство.
- Я все понимаю, Мэтью. Забирай ее отсюда.
- Я тоже не безмозглая дура! – рассердилась Ниша. – Я тоже ученый! И я буду заниматься своей работой.
- Твоя очередь через 2 дня, – напомнил Мэтью.
- И тогда я тоже буду дежурить. Успею выспаться. Почему, кто угодно может заменить заболевшую Герду, но не я?
Мэтью почувствовал стыд за свое поведение и за не профессиональное отношение к Нише. Он помялся у двери и, потупив взгляд, сказал:
- Я, конечно, прошу прощения за свои слова… Оставайся, Ниша… Но все-таки… Очень вас прошу. – Мэтью ушел.
Эти два ребенка были из числа шести детей – единственным продолжением следующего поколения. Запасы кончались, и пополнять количество едоков было не рентабельно, да и не резонно. Вопрос стоял не о заселении планеты, а о создании новых людей и животных, которые смогут существовать в этих условиях и размножаться естественным путем. Для этого пришлось изменить генетический код по новым версиям, адаптированным, но  еще неиспытанным. Вызывало опасение и то, что цепь может рассоединиться.  Если этот проект удастся, то на его основе будут выведены и другие люди и животные. Для чистоты эксперимента доноры – 28 человек, из числа выживших были переселены в Замок, остальные остались в Королевстве. Ставилось три варианта ДНК, три пары: две в Королевстве и одна в Замке. Доноров в замке разделили на две группы, избегая близкого родства: на европейцев и азиатов. Девочку решили сделать восточной красавицей, а мальчика благородным викингом.
Карим и Ниша заступили на дежурство. То, что плавало в колбе, было таким маленьким, что даже разглядеть было невозможно без микроскопа. Экран номер 1 показывал мальчика, экран номер 2 следил за девочкой. Дежурство на удивление было скучным и молчаливым: Ниша старалась быть хорошим ученым… Ничего не происходило… Вдруг, Ниша подошла к колбе с девочкой, и с нежностью потерлось об нее щекой. Потом наклонилась к колбе с мальчиком и замурлыкала колыбельную. Карим оторвался от расчетов и наблюдений за приборами. Он хотел что-то сказать Нише, но не знал что. Поэтому просто смотрел на нее, наслаждаясь ее спокойной, нежной красотой и сладким голоском. Таким сладким… И кресло было таким удобным…
- Не спать! – Щелчок по носу резко разбудил его. – Не спать. Я не тебе пела. Ты уже проснулся?
Руки Ниши трепали его щеки.
- Больше, чем нужно. – Карим схватил Нишу, и они упали под стол.
Ниша поддержала его идею…

Звезды на потолке сверкали ярче, чем на небе. Черный всполох волос мягким одеялом согревал грудь Карима, сон щепал глаза. Мирное дыхание Ниши грело ему шею и соблазняло на такой же спокойный сон, но по ушам бил монотонный слабый писк. Откуда? Карим встал, не потревожив сна любимой, вынырнул из-под стола. Сонные глаза лениво пробежались по приборам… мигала красная лампочка над второй колбой.
«Девочка!!! Моя дочурка!» – Он закусил кулак, чтобы не закричать. Слезы размывали картину, но Карим проверял показания. «Моя девочка погибла… мой ребенок… – билось в голове, - Что же делать? Что же мне делать?» Карим в отчаянии несколько раз перекрутился вокруг своей оси, беззвучно ругая себя и топая ногой. Потом схватился за голову и попытался собраться с мыслями. Еще раз изучил показания и постарался понять проблему. Между тем картинка на мониторе теряла свою привлекательность. Недавно целое начинало разваливаться на мелкие кусочки. И их ничем не удержать, не склеить, не сшить.
«Так, эмбрион распадается. Чего-то не хватает. Надо проверить цепочку. – Компьютер бесстрастно выдавал информацию, Карим внимательно всматривался в цифры и графики. – Да, вот здесь! Точно! Элементы не стабильны в своей связи именно здесь. Я ведь это предположил еще тогда! Я знаю, как это исправить. Да, думаю, знаю. Время против нас. Я не успею очистить новый материал… Думай, где взять?.. «Банк прошлого»! Гены людей взятые еще до катастрофы, абсолютно чистые. Мне не много надо». 
Никого не предупреждая, Карим залез в банковские списки, нашел первую восточную фамилию «Ренат Халматов», сверил номера и забрал из его материала то, что так было необходимо его дочери для восстановления и продолжения развития. Быстро и точно провернув операцию без посторонней помощи, Карим помолился на всех языках, которые знал. А знал он их не мало. Чтобы сохранить на планете как можно больше языков и главным образом их произношение, ученые приняли очень простое решение: они просто смешали языки, кому как было удобно. Так один предмет для всех имел несколько определений на разных языках и, все прекрасно понимали, о чем идет речь, даже если сами не использовали подобного определения для этого предмета. Политика оказалась очень простой и действенной. Не было единого языка, ни интернационального английского, ни эсперанто, и жители разный стран были довольны тем, что их язык сохраняется не только в записи, но и продолжает существовать живым, пусть даже в него вкрапляются чужие слова. В конце концов, скоро люди начали забывать, какое слово родное, а какое вкрапленное. А последующие поколения вообще не чувствовали и не знали разницу. Они были уверены, что так и принято общаться, они с этим выросли, а разные определения одного и того же предмета – это всего лишь синонимы.
Утром, когда Ниша открыла глаза и вскочила с груди Карима, он просто выказал недовольство столь ранним пробуждением. Но одним глазом судорожно следил за тем, как Ниша проверяла состояние эмбрионов. Ее улыбка успокоила бешено стучащее сердце Карима.

***
- Я долго никому не рассказывал, что сделал, – продолжал Малик. – Мы проверили ДНК мальчика, но у него сбоев не намечалось – у мальчиков немного другое строение хромосом, и это его, то есть тебя, Доминик, спасло. Потом случилось то, что повергло всех в недоумение. Все видели, что в колбе плавает не восточная красавица. Кайл оказался темнее нашей восточной Лилии. Меня, конечно, никто не спрашивал и не подозревал. Я сам решил посмотреть на этого нового донора. Он оказался блондином. У него мама была европейкой.
- А как другие это объясняли? – хихикнул Эрос.
- Они решили, что коль уж мир был так перемешан в нациях ко дню катастрофы, то вполне возможно, что кто-то из азиатов схватил и европейские гены – вот они и прорвались. Но все равно у Лии было много и от азиатской внешности.
- Например, цвет кожи, - вдруг выдал Доминик. – И форма носа, и скулы. Даже в глазах было что-то восточное – уголки растянуты и подняты вверх. Она и сейчас так выглядит.
- Как и мы все, - заключил Эрос. – Даже странно. Так ведь не бывает? Ну, чтобы в двух жизнях люди выглядели одинаково. Так, может, мы вспоминаем не то, что с нами уже было, а то, что с нами происходит прямо сейчас в другом измерении?
- Умным ты становишься, - ухмыльнулся Доминик.
- А сам-то ты как это собираешься объяснить? – ухмыльнулся в ответ Эрос.
- Наверное, мы должны что-то предотвратить, иначе, зачем нам это вдруг открылось? И может, случится так, что это всего лишь наше будущее, которое мы увидели так реально.
- Тогда почему мы живем сейчас все вместе, если вы наши дети? – спросил Малик.
- Все! – решительно мотнул головой Эрос. – Теперь я запутался окончательно. Давайте, придерживаться прежней версии: мы помним нашу прошлую жизнь, которая еще впереди…
- И мы можем ее изменить! – прозрел Доминик. – В этом наша миссия! Поэтому мы здесь, в этом времени. Может быть, мы сами смогли как-то переместиться сюда, чтобы предупредить людей?!
- Они тебе так и поверили, - саркастически поддержал его Эрос, который был ближе к народу, чем остальные собравшиеся. – На улице столько пророков! То, что мы что-то помним, еще не является доказательством пророчества для простых смертных. Пошлют нас раньше, чем мы рот откроем. Если мы хотим спасти этот мир, нужно действовать, а не говорить. Выход один: кто-то из нас должен стать ученым и повести науку за собой. Я автоматически пролетаю.
- Я – археолог, имею степень, - оживился Малик.
- А я умею делать только деньги из рекламы, - слегка посетовал Доминик.
- Отлично! – Эрос ткнул в его сторону пальцем. – У меня отличный план! Если ты рекламщик, то ты сможешь людям втюхать любую информацию. Малик что-нибудь откопает сенсационное, типа пророческого камня, и мы сможем это развить в нужное нам русло! Ну, ни гений ли я?!
- Гений, - согласился Малик. – Но ты хотя бы представляешь, где это русло? Что мы должны пропагандировать? Ведь, взрыв оказался неожиданностью для всех. И никто не знал его причины.
Эрос тяжело вздохнул и почесал затылок. Подумав немного и, невнятно пожав плечами, предложил следующее:
- Ну, ты хотя бы сможешь протолкнуть проект Сферы. Это наш ковчег. Без него и нашей жизни не будет. Вот, наверное, мы здесь поэтому?
- Проект «Сфера» разработан целой группы ученных из 3 стран, и из всего списка фамилий я никогда не находил своей теперешней, – заявил Малик. – Так что ее и без нас создадут. Может, все намного проще: нам просто выпал шанс просто пожить и насладиться жизнью. 
- В психушке, - тихо произнес Эрос. – Вот, это и называется насладиться жизнью: закатали порцию наркотиков – и наслаждайся жизнью. Или взять меня. Пожили бы моей жизнью, вы бы поняли, что счастье – это котлета… Натуральная, мясная котлета.
- Она ведь не случайно сюда попала, - начал Доминик. - Когда я ее видел, она была вполне здорова. Самый обычный человек, правда, со своим надрывом. Я тога подумал, что у нее день не удался. Похоже, у нее вся жизнь не удалась…
- Я смотрел материалы ее дела, - тяжело вздохнул Малик, - ее третировали с детства. Им не нравилось ее восприятие мира и ее фантазии, и ее патологическая боязнь леса. Наверное, она хотела что-то всем сказать с самого рождения, но ее не стали слушать. Если бы у нее были мы, все могло бы быть иначе. 
- В сутрах сказано, что все происходит в свое время. – Доминик поднял голову. – И, значит, мы встретились вовремя. Основной смысл скрыт от нас. Но если бы ее не поместили в психушку, мы бы даже не встретились. Разве нет?
- Угу, – гукнул Эрос. – Вот, тут я поддерживаю твои сутры, хотя камы мне нравятся больше. И если сутры сработали в случае с нами и Ли, то есть… Мэг, то они должны сработать и в нашей ситуации. Ответ придет сам собой. Правильно? Пустим все на самотек. Все равно еще не понимаем, что делать?

***
После удачного рождения первых детей крайнего поколения, не тратя времени даром, запустили на поток еще 16 детей. Кайл оказался спокойным, вплоть до безразличия, ребенком. Ему было все равно, кто его брал на руки, он даже невозмутимо принимал все попытки забора анализов. А вот Лилия… Во-первых, она сразу выбрала себе маму, и совсем не ту, кто первая взяла ее на руки и не в первый день. Ша Ори стаяла в последнем ряду толпы и только с нежностью поглядывала на ужасно капризную девочку, которую пытались успокоить всем Замком. Когда у всех кончились нервы, проход к девочке был открыт. Ша Ори взяла ее на руки, и Лия, никого не предупреждая, сладко зевнула, уткнулась носом в теплую грудь и уснула, словно до этого даже и не кричала. Вымотанный Мицуру – самый самоотверженный нянь в утешении младенцев – от неожиданности решил, что он оглох. Но когда понял, что диагноз ошибочный, произнес с доброй усмешкой:
- Если бы мы ее не замучили, она у тебя на руках не уснула.
Но даже когда малышка выспалась и снова попала на руки Ша Ори, то все равно не возмущала спокойствия, пока ее не брал на руки кто-то другой. Еще одни человек, которому Ли позволяла заботиться о ней, был Карим. Но к нему она относилась иначе. Она совершенно по-взрослому наблюдала за его действиями. Кариму иногда становилось не по себе:
- У меня такое чувство, что она меня контролирует, - говаривал он, встречаясь с ней взглядом. – Она критически оценивает даже, как я держу бутылочку.
- Ей нравиться наблюдать за твоими руками, - соглашался Джарод. – И это нам на руку – она позволяет тебе делать ей прививки и брать анализы. Скольких истерик мы избежали!
Вскоре к Ли перестали тянуться посторонние руки и переключились на Кайла. Ша Ори ничему специально ее не учила, Ли сама начинала копировать «мамины» повадки, которые подсматривала за ней со стороны. Когда к девочке приближался «чужой» с протянутыми руками в желании обнять, Ли закрывала глаза за растопыренными пальцами и отворачивала голову в бок, как делала Ша Ори, сидя за компьютером, когда ее доставала работа, отмахиваясь от проблем. Но первым ее словом было требовательное, почти шипящее: «Папа», и маленькая ручка попыталась оторвать уставшую голову Карима с ее любимой книжки, куда он упал лицом, как пьяный в салат. Но когда на нее посмотрели счастливые, но уставшие глаза Карима:
- Что ты сказала?
- Папа, - снисходительно мило улыбнулась она и, жалея, поглаживая по лицу, попыталась уложить его голову обратно спать.
Карим и не думал, что это может быть так…!!! Так необходимо! Даже Ша Ори не любила Лию больше, чем Карим…   
 
Тревожное сообщение ворвалось в Замок посреди ночи чужими детскими криками. Королевство готовилось к встрече гостей: к планете подлетала вторая экспедиция.
Без предупреждений через эфир, группа людей из Королевства перевезли новорожденных детей и их еще не родившихся братьев в Замок. Это место не было указанно в сообщении, оставленном космонавтами для космических путешественников, и теперь было пока еще безопасным для детей. Люди Замка были подняты среди ночи. В абсолютной тишине, редко прерываемой осторожным коротким шепотом, люди переносили всю лабораторию, предназначенную для рождения детей, в подвал. С собой из Королевства люди привезли материалы, которые позволили замаскировать вход в теперь уже подпольную лабораторию под кусок скалы… с невероятной системой защиты от несанкционированного вторжения. Собрался спонтанный совет, и среди последнего поколения для каждого рожденного младенца были выбраны папа и мама, имеющие большую схожесть с ребенком. Задача оказалась не из легких. Карим оказался отцом мальчика, привезенного из Королевства, которого он видел первый раз в жизни. Малыш ни за что не собирался принимать нового отца. А бедную Лию лишили любимой мамы и отдали в руки, терпение которых лопнуло почти сразу.
- Отдайте мою доченьку! – прорвалось истерзанное скуление Ша Ори. – Она же надорвется, если будет  так кричать. У нее головка заболит.
Ша Ори не стала ждать разрешения. Лия затихла только на пару секунд, когда оказалась в руках своей мамы, а потом разревелась от души, жалуясь, ругаясь и причитая.
- Да, я все знаю, милая, - сюсюкала Ша Ори, вытирая свои и дочкины слезы. – Я больше так не сделаю, я больше тебя не отдам.    
Окружающие понаблюдали за ней и быстро обратно поменялись своими детьми. Детских хор быстро стих, малыши успокоились, оказавшись на знакомых руках. Не участвовал в этом хоре только Кайл, ему было абсолютно плевать чьи руки его треплют.  Йошика окинул критическим взглядом «мам» и «пап» с младенцами на руках, почесал подбородок и задумчиво, но с насмешкой, выдал:
- Что-то надо делать… Мы же не  можем спрятать рожденных детей от пришельцев в лаборатории? А непохожесть детей на родителей вызовет у них подозрение.
- А то, что все дети родились в последние 6 месяцев, не вызовет у них подозрений? – если бы Ша Ори не плакала, это бы прозвучало ехидно.
- Она права, - поддержал ее Карим. – Ребенку достаточно быть похожим на одного из родителей.
- К тому же они такие маленькие, - вмешался Лесли, абсолютно сумасшедший ученый и абсолютно безучастный «отец», - они все на одно лицо.
Толпа встрепенулась после таких слов приступом ревности и претензией индивидуальности их чад. Из суматошного хора можно было разобрать только: «Ну, ты сказал!», «Ну, ты загнул!», «Да когда ты в последний раз смотрел на свою!». Но деваться было некуда. Порешили, раз родной отец не в состоянии опознать своего ребенка и отличить его от других, значит, остается шанс, что чужие люди тоже присматриваться не станут. А, Бог даст, и вообще не сунуться в Замок. Несколько крепких мужчин ушли на оборону Королевства. Карим ушел вместе с ними.
Королевство превратилось в крепость: все уровни закрыли, на каждый уровень выставили вооруженный оборонительный отряд. Правда, сами шутили, что пришельцы просто не поймут, что они вооружены, так как их «ружья» больше были похожи на шприцы, и заряжены они были какой-то термоядерной смесью снотворного, выстреливали брызгами. Все были чрезвычайно напряжены… Все хотели выжить…

***
Карим сидел на полу возле компьютера, когда-то связавшего космонавтов с Джародом. В руке он сжимал «ружье». Тело обмякло, от долгого напряжения он просто уснул. Ему снился бой. Тяжелый бой с детьми первых пришельцев. Он яростно сражался, убивая всех, кто попадал под руку, ведь за его спиной стояла Ша Ори с Лией на руках, и все они хотели ее убить. Он обернулся, чтобы посмотреть на них… Ша Ори лежала бездыханной вся в крови, а кто-то в растрепанных лохмотьях уносил Лию. Карим догнал пришельца и схватил за шею руками. Он душил с таким отчаянием и болью, что даже почувствовал, как под его руками хрустнули шейные позвонки. Пришелец издал последний вздох рывком и откинулся назад, теряя с головы капюшон. Карим обомлел – на него смотрели невероятные большие зеленые глаза… Он сам убил Жасмин.
Карим дернулся и проснулся, пытаясь поскорее стряхнуть ужасы сна. А они продолжались… На экране были чужие лица… Они что-то говорили, стучали пальцами по экрану… Карим не мог вернуться в реальность, в ушах стояла звенящая тишина. Что делать? Куда бежать? Кого звать? Почему он тут совсем один? Куда все делись? Неужели это вторжение произойдет через экран? Утешало только одно – лица на экране улыбались и пили шампанское.
В комнату вошел Хоук. Первое, что ему бросилось в глаза, это состояние Карима, придавленного ужасом. Он скрутился у стены, спрятав голову в колени, и исподлобья посматривающего на экран. Хоук перевел взгляд на экран.
- Включи звук! – скомандовал Хоук сам себе, и рванулся к экрану.
Человек на экране подался вперед и доброжелательно спросил:
- Так вы не все сошли с ума?
- Нет, - быстро отозвался Хоук. – А вы…? Вы экспедиция?
- Да! И чертовски соскучились по матушке-Земле! Куда садится? Вы хоть бы подобие космодрома соорудили! Или крестик начертили на земле! – экранный человек светился счастьем. – Ну, быстрей соображай, куда садится? Шампанское скиснет! Из-за этой облачности, ну ни чего не видно, только радар. Вот, как сядем вам на крышу – будите знать, как в следующий раз гостей из космоса встречать!
- Я позову старших. – Хоук рванул в коридор.
Карим остался наедине с экраном. К нему вернулся слух. Человек с экрана посмотрел на него и просто так:
- Твое здоровье, пацан, - осушил еще одни бокал.
«Вот, сейчас напьются и в пьяном угаре всех нас перебьют», - почему-то с ужасом подумал Карим.
- Вижу, тяжко вам после апокалипсиса, сынок? – участливо спросил кто-то на экране.
- Нет. Нам хорошо, - ответил Карим. – Если вы нас не убьете, нам всегда будет хорошо.
Человек по-доброму усмехнулся.
- Меня тоже в детстве пугали страшными инопланетянами, но мы-то свои. Мы просто вернулись домой. Мы никого убивать не хотим. Мы устали сражаться, мы хотим отдыха, - он мечтательно вздохнул. – Солнце, пляжи, красотки в бикини, белые простыни, ванны из цветочных лепестков, знойные мулатки-массажистки…
«Всего этого нет, - ответил про себя Карим. – Теперь за это они нас и убьют».
- Знаешь, я любил отдыхать на Гаити, - продолжил человек за экраном, пока за его спиной все веселились, бросали серпантин и осыпали себя блестками. - … Что-нибудь от этого острова осталось? Хоть какая-нибудь гаитяночка, - в его глазах поселилась грусть.
Карим молча помотал головой. Человек грустно вздохнул. Потом внимательно осмотрел Карима и повеселел:
- А у тебя есть что-то от индейцев этого острова. Кто твоя мама? Познакомишь?
Карима передернуло, и глаза оккупировали непрошеные слезы: «Сейчас они убьют мою Лию».
- Так значит, - тихо запинаясь, подытожил человек, - она умерла?
Карим дернул головой. Топот ног по коридору прервал оцепенение. Теперь он может уйти. Теперь он… хочет спрятаться! Он не хочет воевать. Он боится. Он не знает, как? «А если они разобьются при посадке, нам будет лучше?» Карим не хотел знать, что решат старшие. Чем дольше он не будет знать о вторжении, тем легче ему будет. Он не хочет, чтобы они приземлялись. «Зачем нам чужаки? Нам так хорошо живется всем вместе! Уходите. Улетайте! Оставьте нашим детям жизнь!»

***
- Это было очень странно. Пришельцы никого не убили, никого ни в чем не обвинили. Быстро ввязались в нашу общую идею очистки атмосферы.
- А когда вы им показали нас? – осторожно спросил Доминик. – Когда они убили всех остальных? Как вам удалось спрятать нас?
- Они никого не убивали, – настаивал Малик. – Они даже обрадовались, что пока они были в космосе, наука так далеко шагнула вперед, и благодаря этому их есть, кому встречать на Земле. Они любили наших детей не меньше, чем мы. Даже больше, они ими восхищались. Всех погубила глупость и паника.
- Их испугали мои предки, когда нагрянули в гости? – насмешливо спросил Эрос. – Они не пережили ужаса их морд и застрелились в панике?
- Я думаю, твои предки даже не подозревали о новых гостях. Взрослых не осталось, а испуганные дети повели себя жестко и постепенно превратились в деградирующее общество.
- Такими я их и помню, - тяжко вздохнул Эрос. – Подумать только, если бы я не родился здоровым, и они не отдали меня вам, я бы был таким же жалким и тупым.
- Я помню Саманту, - вдруг в разговор вмешался Доминик. – Она была очень добрая и отзывчивая, хоть и очень недалекая.
- Э-э! – Эрос пригрозил указательным пальцем. – Саманта – это уже было мое поколение, без обид на жителей Королевства. А мы сейчас говорим о поколении ее родителей. - Он обернулся к Малику, - Так из-за чего была паника?
- Из-за нашего любимого газа. Ведь о том, что газ продолжает использоваться, знали только три человека, чтобы избежать паники. И эта же идея такого использования пришла в голову пришельцам. Они предложили тот же вариант и тоже проводить в тайне от нас, чтобы не вызвать паники.
- Но плохо рассчитали? Ветра принесли газ к нам? – просил Доминик.
- И да, и нет. Просто все произошло в один день. Газ, пущенный нашими, уже почти отработал и его распад почти завершился, именно поэтому пришельцы не смогли его распознать, как газ 538. Они распылили газ в другом участке, где потоки ветра должны были отнести его подальше от нас. Но именно где-то там далеко эти потоки встретились и увеличились силой. Произошла вспышка, которую засекли все приборы. Причина вспышки была быстро распознана. Вспышка спровоцировала сильнейший дождь, изменила структуру облаков, из-за чего поменялось давление и ветер, соответственно, поменял направление. У нас оставалось меньше одного дня. Я помню, Джарод пытался всех утихомирить, ведь наши решили, что это только вина пришельцев, они произвели запретный газ и неразумно его использовали. Тогда, чтобы оправдать пришельцев и не спровоцировать гражданской войны, Джарод рассказал страшную тайну поколений, что вся вина пришельцев только в незнании, что мы делаем тоже самое. И сам Джарод признал, что он виноват не меньше, чем пришельцы. Но Джарод был в Замке, а паника – в  Королевстве. Я тоже был в Королевстве. Я очень боялся. Все двери сначала закупорили, а потом кто-то из пришельцев предложил улетать всем с Земли, оставив ее полностью на «растерзание» газу 538. Переждать это время на новой открытой планете, пригодной для жизни и вернуться на Землю, когда она совсем очистится. Его аргументом была именно эта катастрофа с газом. Он назвал это «подсказкой судьбы». И он был прав: очистка планеты малыми допустимыми порциями газа займет слишком много времени, а грубая интенсивная атака очистит все в 100 раз быстрее.
Мы послали сообщение в Замок, чтобы они срочно эвакуировались к нам, что мы улетаем. Но Джарод сказал, что нельзя взлетать, нужно закупориться и переждать, а потом решать улетать с планеты или нет. Он заявил, что не отпустит ни одного человека из Замка, вверенных ему, потому что при взлете есть вероятность конца света. Царила невероятная нервозность. Одни говорили, что старик прав – лучше переждать. Другие говорили, что если даже мы закупоримся и переждем, газ спалит модуль, и мы никогда не сможем взлететь на орбиту. Надо спасать модуль! И как только решили, что несколько человек выведут модуль на орбиту, начался Садом и Гомор. Все хотели быть этими людьми. Никто не хотел оставаться на Земле. Тогда приняли решение лететь всем. На эвакуацию дали пару часов, и я помчался в Замок за своей дочкой, Ниша осталась собирать вещи.
Когда я взъерошенный прибыл в Замок, я поразился их спокойствию: никто не готовился к концу света, словно, ничего не произошло. Они спокойно говорили: «Наши предки это пережили, и даже до нас очередь рождения дошла, так почему же мы не сможем пережить этого ради последующих поколений?» Я почему-то не поддавался их спокойствию, я был уверен, что мы все погибнем, что газ сможет прорваться даже через закупоренные двери и окна, он их просто спалит! Ша Ори не отдавала мне Лию, а времени до отправления модуля оставалось все меньше. Я знал, что никто не будет меня ждать. Когда рядом с Ша Ори никого не оказалось, я попытался вырвать Лию из ее рук. Ша Ори попыталась позвать на помощь, и я схватив, что попало под руку,  ударил ее по голове… Она стояла с остекленелыми глазами и протянутыми руками… по лбу текла кровь… а потом она рухнула… Тогда я даже не попытался претвориться, что мне ее жаль. Я рванул на всех парах обратно в Королевство вместе с Лией.
Я опоздал… мне это недавно приснилось. Модуль в верхних слоях попал в частицы газа и взорвался. Что не испепелилось сразу, рухнуло на землю… Почему я решил, что после такого, Ниша могла выжить, я не знаю? Но я продолжал искать ее возле горящих обломков, звал ее дурным голосом, пока меня не остановил Джарод. Он поехал за мной и, выходит, спас. Сначала он попытался забрать у меня Лию, но я вцепился в нее мертвой хваткой. Тогда он просто затолкал меня в машину и увез. Едва за нами успели закупорить двери, атмосферу за оболочкой дома поглотила яркая вспышка…
После тишины Эрос завороженный тихо произнес: 
- Блокбастер.   
Еще через минуту тишины Доминик спросил:
- Так значит, в Замке кроме нас с Лией, детей больше не было?
Малик молча кивнул головой. А потом вдруг сказал:
- Джарод долго плакал. Тихо так, только слезами. Когда я его однажды спросил, кого же он потерял в том модуле, по ком так долго плачет, он ответил: «Надежду. Нас становиться все меньше. Мы сами себя убиваем. Я теряю уверенность, что человек когда-нибудь будет жить на этой Земле снова. Бог сказал «Хватит»… Это конец. Самый настоящий. Мы ничего не сможем возродить на этой земле».
Когда мы вышли из Замка, уже сам Джарод предложил… нет, он приказал взять образцы генетического рода человеческого и вместе с собой отвезти их на открытую новую планету. Никто не захотел лететь, никто не разделял утопических идей Джарода. И тогда он просто сказал, что перебьет нас всех прямо сейчас, все равно у нас нет будущего. Не скрою, мне почему-то тогда хотелось оказаться убитым. Я знал, о чем думали остальные – они все боялись улетать в неизвестность, и все верили, что все еще можно изменить на Земле. А Джарод уже взвел затвор автомата. Мы были безоружны. Я вышел вперед и предложил альтернативу. Я беру образцы ДНК и улетаю на новую планету, остальные, пусть даже вопреки здравому смыслу и отчаянию, упорно продолжат борьбу с Богом за существование на этой Земле человечества. Джарод снова заплакал и выронил оружие.  Хоук и Мицуру отвезли меня на шатле на оставленный первыми пришельцами на орбите корабль, настроили автопилот и погрузили меня в долгий сон, настроив аппаратуру, разбудить меня, когда я подлечу к планете. - Малик улыбнулся и развел руками, - Дальше я помню только сны.

VII. ИСПОВЕДЬ В КАРТИНКАХ.

В дверь позвонили. Молодая женщина открыла, надеясь увидеть там внезапно свихнувшегося мужа. Но на пороге стоял не Доминик, а что-то неопрятное, замерзшее существо.
- Добрый вечер, - прошептал женский голос, стараясь быть интеллигентным и твердым. – Простите за столь позднее вторжение, но я бы хотела… Скажите, здесь живет Доминик?.. Это очень важно.
- Его нет. Он уехал, - но почему-то обежать эту несчастную девушку ей не хотелось.
Девушка дернула уголками губ, пытаясь не выпустить слезы из глаз, и дрожащими руками протянула потрепанную папку:
- Тогда передайте ему это, когда он вернется.
Девушка быстро развернулась, чтобы уйти.
- Вы не хотите зайти обогреться? – молодая женщина хотела хоть чем-то помощь.
Девушка на ходу быстро обернулась и, буркнув неразборчивое: «Нет, спасибо», только ускорила шаг, кутаясь в плечи.

Она ее точно узнала, хотя не сразу. Это была «Принцесса». Что с ней случилось? Почему она так выглядит? Почему ищет Доминика? Она стала бродяжкой? Или мне стоит позвонить в полицию, чтобы ее нашли? Попробую еще раз позвонить мужу на сотовый… Все еще отключен. Наверное, спит. Позвоню ему утром.
Женщина посмотрела на папку. Медленно подошла к камину, укуталась в кресле и принялась перелистывать страницы. Сначала были только рисунки хорошо нарисованные:  странные комнаты, странные пейзажи. Потом – рисунки с надписями: женщина с высоким лбом и доброй улыбкой «Мама. Моя добрая мама»; смешной черноволосый парень, почему-то был подписан «Джедаем»; чахлые березки на мшистой земле «Мое гиблое место. Обходи стороной»; Доминик совсем молодой и с другой прической, в странной одежде и почему-то «Кайл». Дальше несколько портретов одного и того же человека с восточными чертами лица и под каждой вопрос: «Кто ты мне?» Потом хрупкие буквы неровного почерка начали бредовое повествование. 

***
Я считаюсь сумасшедшей, поэтому начну без предисловий. Первое, что я помню – себя на коленях у Хоука. У его ног сидит на полу темноволосый мальчик, он смотрит на меня широко открытыми глазами и вдруг произносит: «Ты – ангел?».
В этой жизни он часто мне снился еще с раннего детства. Мы с ним играли в этом коридоре (рядом был нарисован коридор с гладкими округлыми стенами из металла и пластика красно-синего цвета, с протянутыми вдоль стен аккуратно изолированными кабелями, и темный тупик в конце). Этот коридор был нашим местом, где нам позволялось носиться сломя голову, прыгать, там мы ничего не могли порушить. Но потом Джедая увезли. У меня были только мама и Джарод (между букв появились добрые лица женщины и старика). Мне вполне хватала их общества. Когда к нам приезжали люди из Королевства, становилось ужасно шумно, и я обычно убегала куда-нибудь, прячась от чужих объятий. Хотя, что такое по-настоящему шумно, я смогла оценить только в этой жизни. Среди всего множества людей, которые к нам приходили из Королевства, за все мое детство к нам ни разу не пришел Кайл. Мама говорила мне, что во Дворце меня ждет прекрасный принц, но это не Джедай. Тогда я поняла, что все сказки врут, ведь ко мне из Дворца приходит только Джедай. Как же он может быть моим прекрасным принцем, если я его знаю столько, сколько живу, и какой же он прекрасный, если мы с ним вместе мерили грязные лужи? Он просто мальчик. Я не понимала, что взрослые решили сделать нам с Кайлом сюрприз. Они решили, что если мы встретимся, когда вырастим, то, может быть, прекрасное чувство любви поразит нас. Он не видел меня, а я никогда не видела его. Верил ли он в мое существование или нет, я не знаю, но я точно, не верила в его существование.
Но однажды, я все-таки нашла для себя принца. Джедай сказал, что Кайл существует, и еще он сказал, что в компьютере можно найти всех, кого захочешь. Он показал мне, где надо искать, и мы взялись за поиски. Но Кайла Джедай так и не смог мне показать, его там просто не было. Но зато там был кто-то другой среди множества лиц. Очень красивый, и, почему-то, мне он сразу показался каким-то родным. Словно он всегда принадлежал мне. Мне уже было 12 лет, и почувствовала, как взрослею, как начинаю таить от других свои сокровенные мысли. Я ничего не сказал Джедаю, даже виду не подала, но после его ухода могла часами смотреть на распечатанный портрет (меж строк портрет был нарисован, но потом плотно заштрихован). Я надеялась, что мой принц выглядит именно так. Я провоцировала всех подтвердить мою догадку, спрашивая, какие у Кайла глаза, цвет волос? Но все молчали, загадочно улыбаясь. Конечно же, в банке данных о Кариме было написано все, но для меня не стыковалось. Он значился одним из моих отцов, но я его никогда не видела. Я узнала всех из родителей и меня, и Кайла, все они хоть по разу приходили в Замок, но Карима среди них не было. Я решила, что меня специально решили обмануть, специально придумали мне лишнего отца, а на самом деле… Джедай показал мне программу, в которой можно увидеть, каким ты будешь через 5 лет, 10, 30… Я решила и верила в то, что они сделали Кайла старше специально. Моя убежденность укрепилась, когда я случайно застала маму за созерцанием Карима на мониторе. Она заметила меня, посмотрела на Карима и улыбнулась мне, словно что-то желая рассказать, но передумала. Просто обняла меня и поцеловала.

***
- Ну, теперь, по-видимому, моя очередь байки травить, - не стесняясь, Эрос потянулся в кресле, чтобы размять позвоночник. – Значит, вот как я появился в племени…
- Хоук и Мицуру подобрали тебя в развалинах, когда искали место для новой порции 538-го, – поспешил ответить Малик.
- Ты чего вмешиваешься? – по-доброму осек его Эрос. – Ты уже спишь.
- Нет. Уснул я уже после того, как тебя привели, - заметил Малик. – Понадобилось не мало времени, чтобы отреставрировать корабль пришельцев. Мицуру заметил тени в развалинах, а Хоук услышал суетливый шепот. Подошли к месту разлома в стене, и тебя оттуда выпихнула чья-то рука. Ты был одет в старую, но чистую одежду. У тебя в руках был мишка, и Хоук назвал тебя Дэвид, как в книге «Вторая модель». А ты сказал, что тебя зовут Джедай, и что твоя мама сказала, чтобы тебя отвели к ее подружке Вике. Когда Мицуру попытался заглянуть в разлом, то оттуда кто-то просто убежал. К счастью Вика жила в Замке, а не в Королевстве и поэтому не погибла при крушении модуля. Когда тебя привели в Замок, - Малик счастливо усмехнулся, - просто, как подарок, особенно для Джарода, ты пытался делать вид серьезного парня. Ты строго осмотрел всех женщин и точно указал на Вику, и твердо сказал ей, по-хозяйски: «Теперь ты будешь – моя мам».
- Я помню, как мама говорила мне: «У Вики синие глаза и очень длинные ногти. Но самое главное – у нее большой зад».    
- Нуу, - потянул Малик, оценивая свои воспоминания, - я бы не сказал, что большой, там были и побольше.
- Но я-то смотрел на глаза, а действительно синие глаза были только у нее.
- Так мы и узнали от Вики, что, вероятнее всего, ты сын Агнежки. Она всегда была тихой и слабохарактерной. Она хотела остаться, но братья увели ее в приказном порядке. Скорее всего, она хотела лучшей жизни для тебя.
- Не исключено, может быть, и так. Но мне она сказала, что я здоровый и должен жить со здоровыми людьми и помочь здоровым людям продолжить род человеческий. Поэтому я должен учится у них и не капризничать. Скажите, что я не старался! – Эрос вызывающе скрутил из пальцев «веера».
- О, да! Старался! – Доминик повеселел. – Слов нет… одни мысли.
- Салага, молчать, - тоном отца мафии попросил Эрос.
Доминик скрутил те же «веера» и ответил:
- Теперь в этой жизни я старше.
- Подумаешь, на каких-то два года. Я был старше вас на все три! Я уже был взрослый пацан, когда вы крякали в своих люльках.

***
Серое небо, выгоревшая земля, пустошь, насколько хватает взгляда, как называет это Джарод. Трава не растет, остались только засохшие намеки от прежних попыток вырастить ее. Под ногами можно встретить не просто камни, а «остатки роскоши» - куски зданий из пластика, метала и стекла. Стекол особенно много, но они не режут ноги, потому что скручены в шары и всяческие другие формы с закругленными краями. Джарод говорит, что именно это не остатки от прошлой цивилизации, а всего лишь песок. Мир пустыни не любил никто особо, кроме меня. Даже те, кто родились в нем, почему-то «скучали» по тому миру, который они видели в кино и на картинах. Ну, ответьте мне, как можно скучать по тому, где ты не был? Зато, вот, я чувствую невероятную скуку по тому миру. В этом слишком шумно, слишком о многом и о многих надо думать и помнить. И ты никому не можешь предъявить претензий, если тебя обидят, оскорбят, обрызгают, толкнут на улице. Людей так много, что люди сами перестали ценить себе подобных. Они скорее будут сражаться всеми силами за сохранение китов, чем за сохранение человеческого эмоционального спокойствия. Чему учат в этом мире: «Я самый лучший, я единственный достойный всего», только называют это «У меня все получиться, я буду лучше всех!» Я не хочу быть лучше всех, я не хочу рваться ради призрачной идеи быть на вершине мира. Что это дает, если ради этого люди жертвуют практически всем? Так глупо и не понятно. Как все просто и понятно было в моем мире. Я любила смотреть на мое серое небо, я до сих пор любуюсь набегающими тучами, задрав голову вверх, таращась с открытым ртом на хаос перемежающихся серых потоков, и ко мне возвращается прежнее чувство теплоты и счастья. Меня именно поэтому считают сумасшедшей. Они думают, что я перепутала добро со злом. Психологи всегда просят человека представить себя в месте, где им комфортно и спокойно. Для большинства – это райский остров, хотя многие там не были, они просто видели это по телевизору, но они не знают ни тех запахов, ни тех москитов. Просто принято считать, что человеку это приятно, хотя кто-то не выносит даже 25-градусную жару. Расписанные ассоциации – вот, что мешает мне быть нормальной. Если мои ассоциации отклоняются от «общепринятых», значит, меня пора лечить. Но я ведь точно знаю, где мне было хорошо и в каком месте я хочу оказаться, что на самом деле мне греет душу. Доминик, ты меня хоть немного понимаешь? Ты хоть что-нибудь помнишь или хотя бы ощущаешь? Ты помнишь, как мы встретились?

*** 
Лия сидела на камне, большом, своем любимом, и, наблюдая за небом, ждала Джарода. Уже более часа Джарод пребывал в «нирване». Она могла ждать днями и неделями. Джарод вернулся в мир и, глубоко вздохнув, произнес:
- Индейской крови в тебе 3 капли. Вероятно, все три работают на твое терпение.
- Две, - уточнила Ли, - А третья работает на зрение.
- Так долго смотреть в небо… хм… Даже у меня зрение улучшается, когда я просиживаю здесь с тобой.
- Джарод, почему мы должны покинуть Замок и уехать в Королевство?
- Потому что там живут люди. Много людей.
- Тридцать два человека – это много?
- Все-таки больше, чем три, - ответил Джарод и, перебрав в уме, добавил, - Их там 33. Ты забыла Джедая, он числиться в той колонии, хоть чаще перекантовывается у нас.
- И мой принц, - со взрослой иронией произнесла 14-летняя Лия. – Это главная причина?
- Она самая, - честно признался Джарод.
- Как говорит Джей Ди: зашибись! А если  он мне не понравиться?
- Значит, сказка не состоялась. Все очень просто.
- Для вас, - Ли передернуло от страшной мысли. – А если я ему не понравлюсь, мы вернемся в Замок?
- Нет. Мы должны очистить Землю, возродить на ней жизнь, людей чистых, которые бы не питались искусственной пищей, получали витамины не из таблеток, а из овощей и фруктов, выросших из земли. Мы хотим развести коз, кроликов и вообще всех, но при этом, чтобы они не стали мутантами, им нужна чистая среда обитания, иначе не мы их будим есть, а они нас.
- Есть живое?!
- Это называется мясо. Мясо – это железо, рыба – это фосфор. И вообще, все это – чистый белок. Это то, что нам необходимо. Так придумала сама природа. Или ты думаешь, что все всегда питались таблетками, даже неандертальцы?
- Нет. Но мы же не только таблетки едим. У нас полно овощей из гидроппоники.
Джарод глотнул горькую аппетитную слюну и посмотрел на Ли с завистью.
- Искренне вам завидую. Не ели вы того, что я успел попробовать. Не знакома ты с истинным понятием «полно».
- Мы идем в Королевство умирать? – вдруг напрямую спросила Ли.
Джарод изменился в лице и медленно пригладил бороду. Он еще помолчал, покачал головой и ответил:
- Вероятно, так все и закончится.
- Так чего же вы ждете?
- Человек всегда ждет чуда, - у Джарода увлажнились глаза. – Я так долго живу, что уже никто не называет меня старым, меня называют «вечным». Я не знаю, откуда я беру столько жизненных сил, почему я пережил многих младше меня? Но мне кажется… я уверен, что это желание увидеть Землю такой, какой я ее помню с детства. И я живу ради этого дня… Я готов сделать все для этого, даже распылиться. Мы слишком долго пытались очистить Землю с помощью 538-го, но его было так мало, что проку особого не  видно. На этой Земле может существовать кто-то один из нас: или человек или газ 538. Вместе мы не совместимы. И если мы не сможем придумать ничего нового, нам придется предоставить жизнь 538-му.
- Но ведь мы можем законсервироваться.
- И жить 100 с лишним лет в Королевстве? Надо было это сделать раньше, когда у нас было, чем питаться. Запасы на исходе. Страх помешал нам. А, может, и простая человеческая надежда на то, что все будет лучше.
- Вы уже придумали точку не возврата?
  - Я бы сказал, наметили.
- Тогда не понимаю, зачем нужны эксперименты с продолжением рода?
- Так мы чувствуем, что живем. Ничего нет слаще выдуманной правды.
- Глупая правда! Родить ребенка только для того, чтобы спалить его в газе! Я никого не рожу!
- О, милая Лия, вот он твой материнский инстинкт и прорвался. Значит, жить будем.

VIII. ПРИНЦ

Утром прилетел Мицуру. Мы встречали его на взлетном поле со всеми собранными пожитками. Шатл поднялся в воздух, и я впервые увидела свой Замок сверху. Но самое захватывающее впечатление – облака стали ближе. Потом мы вплыли в облака (раньше я видела это только в фильмах), мне захотелось открыть иллюминатор и прикоснуться к этому чуду. Но я не знала, как это делается, поэтому к слепящему солнцу мы вылетели без проблем. И только тогда я смогла понять, что может быть красивее серых облаков. Столько сплошного света я не видела никогда. Облака сверху выглядели еще краше, они не лежали на одной линии, они вырастали и проваливались, они были разных форм и составов: плотные, как комок ваты и растрепанные, как волосы на ветру или, как разрезанный на кусочки лист салата, разложенный на тарелке. Облака не шли сплошной стеной, они формировались в расходящиеся дороги или в цветок лилии, если на него смотреть с боку. Мицуру сказал, что эта «лилия» скоро станет грозой. 
- А где звезды?
- Ночью покажу, - ответил Мицуру, а мама с Джародом только рассмеялись.
- Зачем надо мной смеяться, если вы мне ничего этого никогда не показывали. Даже Джедай везде летал и все видел.
- Совсем забыл, - Мицуру протянул мне сверток, который попытались превратить в подарочную упаковку. – Джей Ди просил передать.
Я, как всегда, с энтузиазмом разорвала упаковку и нашла внутри нее зеленое полупрозрачное стекло, очень похожее по своей форме на вытянутую сосновую шишку, если верить картинкам.
- Ну, я же просила фиолетовый камень, - надулась я. – Он что, дальтоник?
- Ты не вой, а лучше просмотри через него на солнце.
Когда я после приземления смотрела через этот минерал на лампочку, вид был хуже. На солнце он играл, а на лампе просто преломлял свет.
- Он скоро вернется в Королевство? У него вообще совесть была, когда он решил не поддерживать меня в новых условиях?
- Милая, боюсь, это была не его идея, - мама положила мою голову себе на грудь.
  А я летела и думала, что меня просто обманули. Сказали, что Джей Ди на далеких островах, а он и есть Кайл… Или это будет Карим? Мне так мало рассказывали, что я очень скоро перестала задавать вопросы. Обо всем меня окружающем я могла только догадываться или познавать с помощью обучающих программ. Не удивительно, что многие мои догадки себя не оправдали.
Вскоре на горизонте показалась гора четких круглых очертаний. По мере приближения мои глаза увеличивались так же, как и объемы выступающей сферы. Шатл приземлился на взлетной площадке, и оказался совсем игрушечным в сравнении со сферой. Я задрала голову, наблюдая за высотой выступающей из земли части, и чуть не упала.
- Добро пожаловать! – Мицуру пафосно распахнул люк.
Королевство внутри поразило меня, прежде всего, своей чистотой (или это для меня порядок навели?). На лифте мы добрались до 4 уровня, где размещались жилые помещения. Когда я увидела эти размеры, то невольно спросила Мицуру:
- У вас поисковое устройство есть?
Он только рассмеялся.
- На самом деле здесь сложно заблудиться. Коридоры прямые, а если и закручиваются, то, как правило, в спирали. Главное идти прямо, не сворачивая в узкие коридоры, и обязательно выйдешь… куда-нибудь, где есть терминал, у которого можно спросить дорогу.
Нас расселили по разным комнатам.

*** 
К 12.00 к Ли зашел Мицуру.
- Тебе здесь нравиться?
- Вроде бы как, - неопределенно ответила Ли, - Хотя, эти бабочки на стене и бумажные цветы – прелесть! Здесь везде так?
- Нет. Каждый устраивает свое логово, как может. Это я сделал для тебя.
- Только ты обо мне и думаешь.
- Я же твой отец, - улыбнулся Мицуру и коснулся пальцем кончика ее носа, как делал всегда. – Просто другие твои родители с тобой так, как я, не знакомы еще.
- Хоук знает меня столько же, сколько и ты, но он не так ко мне относится.
- Потому что он не такой же, как я. Но он тебя тоже любит.
- Ну, тогда я буду звать папой – тебя, - постановила Лия.
- Не-а, не будешь, - причмокнул Мицуру. – Хотела бы, давно бы назвала, – он потрепал ее по голове. – Пойдем знакомиться с остальными?
У Ли расширились глаза от страха:
- Уже? Так быстро?
- Чего ты так испугалась? Все они приезжали к вам.
- Но они были… их было… ну, ведь, не все сразу!
Мицуру улыбнулся пошире и, зажав ее голову под мышкой, поволок в коридор. В коридоре их встретил Джарод, а Ша Ори уже щебетала во всю со своими подругами. Но как только она заметила испуганные глаза Ли, подбежала к ней, даже не дослушав новости. Ли уже выросла, но Ша Ори была высокой женщиной, и поэтому продолжала разговаривать с ней присаживаясь на одно колено и обнимая дочь за спину и проглаживая рукой по животику.
- Милая, растерялась? – когда мама улыбалась, Ли чувствовала, что защищена, но сейчас почему-то прослезилась. – Давай вытрем слезки, а то я тоже расплачусь. И затопим мы с тобой станцию.
Ли размазала соленую жидкость по щекам.
- Уже лучше, - Мицуру потрепал ее за затылок. – Спрятать тебя в твоей новой комнате или забудем про экспедиции и новые открытия?
- Шантажист, - буркнула Ли. – Ты только обещаешь, но все равно никуда не берешь.
- Вот, взял тебя в Королевство, а ты…!
К ним подошли Вика и Герда, с которыми до этого щебетала и Ша Ори. Они оценили Ли, как мамы сына на смотринах.
- Она выросла хорошенькой, - заявила Герда.
- Если бы не эти светлые волосы и голубые глаза, она бы ничем не отличалась от вас: и глазки змеиные и носик маленький японский.
- Да, что говорить!  - горделиво воспрял Мицуру, - Она вся в меня!
- И рост у нее тоже азиатский, - заметила Вика.
- Я еще выросту, - Ли даже представить не могла, что будет не маминого роста, конечно, она еще вырастит. 
- Суровость и протест остались неискоренимы еще со младенчества, - рассмеялась Герда. – Я же говорила, она будет упрямой, на нее чадру не оденешь. – И Лия много узнала о своем детстве, которого не помнила.
Ли не заметила, что за болтовней, шаг за шагом, они дошли до стеклянных дверей лаборатории. Люди, находившиеся там, дружно отложили свои дела и зааплодировали в знак приветствия. Кто-то бросил горсть серебристых блесток на голову Ли, перед ее глазами пролетели несколько бумажных самолетиков, женщина с ярко-рыжими волосами, чье имя Ли не могла вспомнить, одела ей на голову венок из васильков и травы, ее обступила толпа полузнакомых людей, чья-то рука протянула ей букет из ромашек. Лия прибывала в каком-то радостном шоке. Но потом все начали ее целовать, гладить, и Лия почувствовала приступ неприязни. Очень захотелось убежать от всех чужих рук и губ. Ей хотелось крикнуть, чтобы они срочно оставили ее в покое, но совесть не позволяла испортить радостные минуты общества, которого она не знала. Зато общество прекрасно знало ее. И как только первый из них заметил, как губки скривились на бок, отодвинул всех своими большими руками и усмехнулся.
- Спокойно, или сейчас разразится буря. Кто соскучился по истеричному плачу строптивой Лилии?
- О, цветочек, - вмешалась пухлая низкая женщина, - Мы уже почти забыли, что ты не любишь, чужих рук. Мы просто думали, что ты уже это переросла. – Ли вспомнила ее имя – Самира. – Но ты такая хорошенькая!
Самира подалась вперед с протянутыми руками, а Ли прижалась спиной к маме, и обняла себя ее руками, чтобы спрятаться от всех. Самира всплеснула руками, прижала их к себе и послала губами несколько воздушных поцелуев. 
- Все-все, деточка, оставляем тебя в покое… до вечера.
- Совсем зашугали моего ребенка, - Ша Ори покрепче обняла Ли и поцеловала в голову. – Спасибо за прием, такой торжественный! – Ли не узнавала свою маму, ей казалось, что она визжит от радости, как ребенок. – И все так славненько! И… и, и, и… и я не дождусь вечера!
Кто-то начал подталкивать рыжеволосую женщину. Прокатился суматошный шепот:
- Ну, давай же, уже пора.
- Кончита, что…? – азарту Ша Ори не было придела. – Что вы еще приготовили?
Кончита подошла к Ли и мягко спросила:
- Хочешь увидеть кого-нибудь младше, чем мы?
Ли повеселела. Почему-то она сразу подумала о Джей Ди: «Наконец-то, хоть одно знакомое лицо! Я ему все выплесну! Где он? Дайте мне его сюда! Оставить меня одну на растерзание!»
- По глазам вижу, что хочешь, - не дожидаясь ответа, прощебетала Кончита. - Он, правда, работает усердно и даже не подозревает о сегодняшнем событие, но мы его прервем и сделаем сюрприз.
«Не знает? Джедай все знает! Значит, это не он?» – в панике осознала Ли.
Кончита указала на противоположную дверь. 
- За ней коридор, там еще одна лаборатория, маленькая. Иди.
«Не хочу». А мамины руки взяли и подтолкнули. Ноги по инерции сделали два шага и остановились. Ли повернулась к маме.
- Я же заблужусь. Я потеряюсь. – Ли искала причины, чтобы не пойти, все это ей казалось таким идиотским положением.
- Я тебя провожу! – Кончита схватила Лию за руку и повела за собой.
Они прошли через коридор и оказались возле одной железной двери.
- Он не любит, когда мы вмешиваемся в его исследования, поэтому работает один в изоляции, - пояснила Кончита, она, не стесняясь, распахнула дверь и закричала во все горло, -  Кайл! Бросай все, идем к нам!
Единственный человек, который находился в этом кабинете, стоял спиной и что-то паял. Но когда ворвалась Кончи, он все уронил и схватившись за ухо, стряхивая рукой, запрыгал на одной ноге вокруг своей оси.
- Кончита, еще раз так ворвешься, я сожгу себе все руки! – скуля, заявил он, и тут он замелил еще кого-то…
Она смотрела на него с таким удивлением в глазах, что Кайл почувствовал себя, каким-то неудачным экспериментом. Он замер, стиснув зубы, чтобы не кряхтеть от боли и спрятал руку за спину. Другой рукой неуклюже, как робот, помахал в знак приветствия, и даже попытался натянуть самую нелепую улыбку, которую только видела Ли.
- Ну, я вижу, вы договоритесь, - и Кончита ушла, закрыв дверь.
Ли не могла понять, кого она видит. Только сейчас она вдруг поняла, что и представить себе не могла, что когда-нибудь увидит незнакомое лицо. Перед ней стояло что-то очень высокое и нелепое в висячей одежде. На голове – разбросанные вихры, лицо – никакое, разве что эта непривычная полоска губ… похожих на две волны. «И это мой принц?» – посочувствовала она сама себе.
«Господи, а Джей Ди сказал, что она обычная, что она похожа на Герду. Наверное, он говорил только про цвет волос? Она такая маленькая… или я переросток? Какой же я урод! Я даже не умыт и не причесан! Почему мне никто не сказал?!!!»
- З… дравствуй…те, - каким-то каменным голосом промолвил Кайл.
- И тебе привет, - Ли грустно улыбнулась перспективе и помахала пальчиками.
- А ты ведь Лилия? – голос стал более уверенным.
- Ага. А ты – Кайл?
Она произнесла это с таким разочарованием в голосе, что Кайл впервые в жизни почувствовал свою ущербность и просто, кивнув головой, принялся собирать с пола разбросанные детали. Минута молчания. Ли решила изучить комнату, бесстрастно взирая на все вокруг.
- Ты всегда здесь работаешь?
- Угу, – глухо отозвался Кайл.
- Один?
- Угу.
- И других слов ты не знаешь, - констатировала Ли.
- Угу… - Кайл осекся, поняв, что у него спросили «Вот, болван!». – Извини, но здесь очень хрупкие цепи… Я хочу сохранить хотя бы то, что не удалось разрушить моей тетке.
- Умолкаю. – Ли направилась к двери, потом остановилась. – Можно, я у тебя отсижусь. – Ли села на стул, не дожидаясь разрешения, и вертелась на  нем.
 Кайла ее присутствие очень нервировало, из рук все валилось. Он все бросил и подошел к ней. Остановил стул и повернул ее к себе.
- Не вертись на моем стуле, - твердо сказал он.
- Гостеприимный, - буркнула Ли и попыталась встать.
Кайл рукой вжал ее обратно. Нажатие оказалось для Ли неожиданно мощным для этого доходяги.
- Но сидеть ты можешь, - он посмотрел ей в глаза, внушая эту мысль, и тут же его прихватила дрожь: «это самые прекрасные… что со мной?».
 - Мне уже не хочется, - Ли вызывающе подалась вперед.
Слишком близко… Руку Кайла сковала какая-то новая сила, и он впился в плечо Ли с удвоенной мощью. Вдруг рука Ли схватили его за плечо с явным намереньем причинить ему такую же боль. От руки пахнуло чем-то холодным и железным. «Она пахнет золотом», - решил Кайл. В голове закружилось, дрожь прошла в низ живота и он… сам не понял, как он ее поцеловал, схватил за хрупкие плечи двумя руками…
Когда он это осознал и отпрянул, Ли сидела в оцепенении, и, заикаясь, выдавила из себя:
- Я думала, ты меня есть будешь. Откусишь мой язык, чтобы я не болтала, - Ли с опаской попятилась назад. – Вообще-то я мало говорю.
Она упала со стула. Кайл неосознанно сел на пол, чтобы поднять Ли… Так их и застали взрослые, услышавшие грохот, изданный Ли при падении и поспешили на помощь. Увидев Ли в объятьях Кайла на полу, они усмехнулись, переглянулись.
- Инстинкты работают, - заявил Мицуру, загадочно приподняв бровь.
- Не слишком ли быстро? – забеспокоилась Ша Ори.
А Кайл и Ли одновременно почувствовали какое-то непонятное смущение и вцепились друг в друга.
- Не нам решать, - постановил Джарод, и, вытолкнув всех, закрыл за собой дверь.
Ступор. Кайл покрепче прижал к себе Ли, глядя на дверь. Ли очнулась и ударила его в грудь со всей силы своей ладони. Кайл от неожиданности упал на пол. Ударившись головой, вдруг поумнел.
- Будем ссориться с самого начала? Я не дикий и не странный. Я просто хотел тебя рассмотреть.
- Изнутри? – подцепила Лия.
Кайл сел.
- Тебе обязательно быть такой черствой?
- Наверное, нет, - Ли поджала губу и села напротив Кайла, опиревшись на стол.
Кайл дружелюбно улыбнулся и протянул руку.
- Начнем сначала. Я – Кайл.
Расстояние между ними было не большое, а руки у Кайла были длинные, и Ли не пришлось напрягаться, чтобы дотянуться до его руки.
- Лилия, взрощенная Джародом и ма… Ша Ори.
- Повезло. А меня воспитывали все миром. Достали донельзя. Все эти папы, мамы, тети, дяди – перекидывали меня с рук на руки. В общем, все мое детство было «ручным». Потом я вырос, потребовал себе отдельную лабораторию для личных экспериментов и прячусь здесь ото всех.
- Меня редко брали на руки, я любила бегать. Но мама всегда ложилась спать со мной, пока я не выросла. У меня тоже была своя комната. Мне нравилось, когда мама меня брала на руки и рассказывала сказки.
- Наверное, хорошо, когда это делает кто-то один. А когда каждый садит тебя на колени, теребит, строем приходят рассказывать сказку… - Кайл фыркнул. – И тогда я просто объелся витамина роста, чтобы побыстрее вырасти. Меня, конечно, откачали. Но эффект получился – я теперь самый высокий в Королевстве.
Ли осмотрела его: он был одет, как и все в белые «доспехи» ученых, рубашка была выпущена и разорвана по бокам. На руке висел браслет из чего-то скрученный и, наверняка, самодельно инкрустирован разноцветными камнями. Ли посмотрела на свою ногу: из-под носка выпирали очертания такого же браслета. Этот браслет ей принес Джедай, сказав, что это подарок из Королевства. «Неужели это Кайл спаял его для меня?».
- Так значит ты здесь – принц этого Королевства? – заключила Ли.
- Только, если ты – принцесса, - тихо, почти себе под нос произнес Кайл. – Мне нужно работать, извини.
- Ухожу, - холодно ответила Ли и поспешила встать.
- Нет, я тебя не выгоняю, - поспешил оправдаться Кайл. – Мне действительно нужно доделать кое-что иначе… тут главное не передержать, и… Если хочешь, можешь остаться, но… тихо. Мне сейчас нельзя отвлекаться.
- Ладно, поговорим позже. Мне тоже надо прийти в себя, - Ли просто ушла.

***
Все оказалось достаточно просто: нажимаешь ладонью на стену, и она отъезжает. Я обнаружила отпечаток ладони на стене ближе к ужину. Естественно, не сдержала любопытства, и примерилась к отпечатку золотой ладони. За стеной оказалась еще одна комната. Сперва, я даже подумала, что это вторая моя комната, но включился свет и, сомнений не осталось – здесь кто-то обитал. В комнате царил академический беспорядок. Во всех углах стояли всевозможные конструкции, препараты, механизмы, а на столе разбросана бумага с проектами, чертежами, формулами. В целом обстановка повторяла обстановку моей комнаты, только с той разницей, что кровать не заправлена, монитор скрылся за горой бумаг, а то, что проглядывало, сплошь было облеплено разноцветными камнями. Камни были везде: на стенах, на потолке в виде светильников, даже в обрамлении бывшего когда-то белого ковра с длинным ворсом. Камни, камни, камни… я, кажется, поняла, кто мой сосед по смежной комнате. Но я не смогла найти на его стене такую же ладонь. Может, это устройство сделали только для меня?
Пока я шарила по стене в поисках чего-нибудь подобного, но потайного, вдруг в проеме появился Джарод. Он оценил новую комнату и изрек:
- Миленько, миленько.
- Это ведь не еще одна моя комната? – спросила я.
- Нет. – Джарод делал вид, что ничего не знает. – Определенно здесь кто-то другой живет. Но посмотри, - он хитро улыбнулся, - здесь нет отпечатка. Житель этой комнаты, возможно, и не подозревает о существовании этой двери. Поэтому лучше уйдем отсюда, пока не арестовали за вторжение на чужую территорию.
И мы быстро покинули комнату.
- Тебе здесь нравиться? – спросил Джарод.
- Не знаю. Здесь все такое белое и железное.
- Ну, милая моя, зато, надежное. Тебе не хватает синего и красного?
- Очень. Здесь все ходят в белом. Мне тоже придется?
- Видишь ли, эта униформа – единственное, что сохранилось из одежды в немереных количествах. Ша Ори перекрашивала одежду для тебя, а здесь это никому не нужно.
- Я могу перекрасить свою новую одежду?
- И перекрасить, и перешить. Если тебе этого хочется. Но, похоже, сейчас в моде белый цвет. Я пришел позвать тебя посмотреть кино, этих фильмов ты еще не видела.
Джарод повел меня в зал отдыха… Фильм был действительно новый, но среди зрителей Кайла не было. В тот вечер я боролась с желание увидеть его снова и не видеть его никогда. В последующие дни, мне показалось, что мое второе желание исполнилось: я его не видела, он словно испарился. Я несколько раз порывалась войти в его лабораторию, но всякий раз отступала. Почему это я, девочка, должна бегать за ним? Пусть он придет ко мне. А он делал все, чтобы скрыться с глаз моих долой, если случайно попадался на моем пути. Так скучно и грустно мне еще не было никогда. Я не знала, куда себя деть, чем заняться? Любимого камня не находилось.
Однажды ночью, когда я проснулась неожиданно для себя и долго не могла уснуть, я решила утолить свое любопытство. Я тихо подошла к стене и прислонилась ухом. Внезапно в стене что-то тихо щелкнуло, и она стала прозрачной, словно ее там и не было. Я, с перепугу, шмыгнула под одеяло. Выглянув, я увидела «Кого-то». Он сидел на своей кровати в сокрушенной позе и долбил себя по голове. Я не могла понять, есть стена или ее нет. Дверь в комнату была не больше метра, а теперь комната просматривалась от угла до угла. Кайл пораскачивался, как читающий мантры, потом резко сорвался с кровати и пошел на меня, как танк. Я даже схватила подушку, чтобы защищаться. Но он уперся руками о невидимую стену и… начал биться головой.
- Кретин! Кретин! – сокрушался он, - Кто тебя за язык тянул?!
Тут я осмелела и выползла из-под одеяла. Потом мне стало любопытно, что он там так тихо бормочет себе под нос. Я слезла с кровати, но укутанная в одеяло. Я понимала, если он до сих пор меня не увидел, значит, он меня не видит. Я подошла вплотную и хотела прикоснуться к его щеке, но наткнулась холодную на стену. Кайл продолжал бормотать, что-то вроде: «Ну, зачем я себя так вел? Почему меня не предупредили заранее? Я теперь, как идиот! Я даже не могу к ней подойти прощенья попросить!»
«Странный, - подумала я, - за что ему просить у меня прощенье? Э-как, бедный мучается. Уже два часа ночи, а он все не спит. Столько времени прошло, а он все переживает за что-то».
  Кайл отошел от стены и подошел к «окну», так они называли монитор с подоконником встроенный в стену, который показывал пейзажи. Ночью, как правило, в «окно» светила луна. В лунном свете он мне впервые показался зачарованным принцем, о котором рассказывают сказки. Словно какой-то блик надо снять с его лица и тела, чтобы он стал настоящим очаровательным принцем.
- Надо заставить себя подойти к ней и попросить прощение, - он всхлипнул и закрыл лицо руками.
Так мы и стояли по разные стороны стены… пока я не нащупала отпечаток на прозрачной стене. При нажатии стена снова стала непрозрачной, и открылась бесшумная дверь. Я вошла и не знала, зачем я это сделала. Я стояла возле стены, а он все причитал, что-то себе поднос. И тут меня прорвало на классику:
- Прислушиваться дальше, иль ответить?
Кайл, похоже, не понял, что это было. Он почему-то поднял глаза к потолку и начал там искать источник шума. Я еще немного подождала, а потом, немного спустив с плеч одеяло, сделала несколько шагов на встречу.
- Кайл, я здесь, за спиной.
Он резко повернулся. В комнате был лунный сумрак, но я уверена, глаза у него были испуганными и ошарашенными.
- Как ты вошла?
- Через дверь.
- Дверь заперта, и ты не можешь ко мне войти.
- Но я же вошла.
- Тогда выйди! Ты подслушивала!
- Эй! Ты только что хотел попросить у меня прощение, а теперь снова грубишь?
Кайл замялся, потом сказал мягче, пытаясь прикрыть руками свой голый торс:
- Но ведь это так. Ты подслушивала.
- А, может, я приведение, лунатик? Могу снова исчезнуть, если хочешь.
Я развернулась и пошла к двери, но тут меня ждал большой облом: дверь почему-то оказалась закрытой. Я пошарила рукой по стене – никакого проема. Кайл включил свет. Оказалось, я искала не в том месте, сделай я два шага влево, и эффект призрака сработал бы, наверняка.
- Что это? – указал он на темный проем.
- Не видишь? Это же я дыру прогрызла, так хотела к тебе прижаться, - столько безразличия еще ни в одном признании в любви не присутствовало никогда.
Кайл этого не мог не заметить, его даже скукожило, но он вдруг улыбнулся, воспрял  духом и широким жестом указал на свою кровать.
- Ну, так, может, в таком случае приляжем, обнимемся, как в кино?
- Может, для начала серенаду споешь, как в кино? Или пригласишь в ресторан?
- В ресторан? – Кайл улыбнулся правым уголком губ, - Жди здесь.
Он как-то очень быстро выбежал из комнаты. Я поняла, что на самом деле я не такая смелая, какой сама себе хочу казаться. Я представила, что мне придется его обнять и…! Я просто ретировала в свою комнату, закрыла дверь и даже поставила кресло возле двери, если у него вдруг получится открыть эту дверь. Я дрожала под одеялом, в ужасе прислушиваясь к каждому шороху. В стену постучали. Я вжалась в спинку кровати и молчала. Было еще одно робкое постукивание и все стихло. С этого дня я начала прятаться от Кайла по всем углам.

***
- Доминик, твоя очередь, - беззастенчиво предложил Эрос, подпихивая кулаком в плечо. - Расскажи что-нибудь.
- Я ничего не помню, - опять смутился Доминик.
- Ну, если ты помнишь нас, ты должен помнить еще что-нибудь, - настаивал Эрос.
Доминик смотрел в пол, силясь услышать хоть какой-нибудь внутренний голос.
- Однажды, когда у моего отца был день рождения, и он задул свечи… я вдруг будто увидел себя на его месте. Я увидел, как я и Мэйган дуем на свечи. Очень странно, в тот вечер мои малышки нашли старую кассету с записью этого сеанса гипноза, когда я встретил Мэйган, - он не определенно поводил руками, - Что-то вроде того…
- Тогда вы и помирились, - констатировал Эрос.
- Тогда я ее не заметил среди толпы. Я бы ее и не узнал, даже если бы заметил, мне так кажется. Когда я вышел из транса, я даже не понял, почему я с ней.
- Я не про эту жизнь, - отмахнулся Эрос. – Уж и не знаю, что там между вами было, но когда я приехал в Королевство, вы избегали друг друга. А вот на вашем дне рождении я вас и помирил. – Эрос повернулся к Малику. – Представляешь, они жили через стену, и прежде чем выйти, что один, что другой, осторожно выглядывали: нет ли там соседа в коридоре. Смотреть было смешно. Одно слово – дети.
- Правда? – застенчиво улыбнулся Доминик. – Я этого не помню.
- Ай, все, заткнись, - махнул рукой Эрос, которому очень нравилось то, что вспоминает, его это захватывало с головой. – Ты ничего не запомнил. Зря прожил жизнь.
- Хм, - вдруг подал голос Малик. – А ведь, если подумать, никто из людей не помнит прошлые жизни. Все зря прожили?
- Все – это все. У нас конкретный случай, экстренный, - затараторил Эрос в свое оправдание.
- Да я не об этом хотел поговорить, - прервал его Малик. – В этой жизни, в каждой жизни… То есть будем говорить про эту жизнь. У нас у всех есть родные и любимые люди. Мы считаем их родными. И в следующей жизни у нас будут другие родные, а про этих мы даже не вспомним, как в этой жизни, мы не вспоминаем про наших прошлых родных и любимых… Значит, родных нет на самом деле? Все мы одиноки? Ведь все родные становятся нам чужими.
Эрос почувствовал непонятную дрожь опасности, но прогнал это нехорошее чувство по отношению к Малику. Он только поежился и сказал:
- Холодный ты какой-то… и это меня настораживает.
- Думаешь, я – Шайтан? – улыбнулся Малик.
- Думаю, ты какой-то чуждый. Что-то меня напрягает сейчас.
- Жестокие выводы, - сказал Доминик. – Малик, а почему ты не подумал, что все люди, проживая много жизней, становятся родственниками всем?
- Потому что все больше отдаляются друг от друга. Чем дальше во времени, тем больше количество людей, но меньше количество даже просто знакомых. Все вокруг становятся чужими. Родители не понимают детей. Дети не хотят понимать родителей. Никто не хочет вникать в дела другого, и никто не хочет впускать в свой мир других людей. И никому от этого не становится плохо.
- Что-то мне не хорошо, - Эрос растелился на ковре. – Такое странное чувство… Оно меня сейчас разорвет, - с удивлением обнаружил Эрос.
- Может, ты съел чего-нибудь плохого? – предположил Доминик.
- А, может, и нет, - Эрос прополз по ковру, корчась, и рассмеялся, - Чувствую себя, как мышка: ползаю по коврику, и в животе что-то все крутит.
- Давай вызовем тебе врача, - настаивал Доминик.
- Ты лучше себе его вызове, - огрызнулся Эрос и распрямился. – Фу-у, кажется, отпустило. Беги за психиатром. Будем тебя в гипноз погружать, чтобы прошлое вспомнил. А это ведь идея!
- Расскажи ты, - предложил Малик. – Доминик ничего не может вспомнить, потому что я рассказывал то, чего с ним не было. Ты начнешь рассказывать то, что было с вами, и он начнет вспоминать. Хотя, если ты сам все хорошо помнишь, зачем нам мучить Доминика?
- Потому что эта крыса столько идей в голове вынашивал, что я бы хотел хотя бы в этой жизни узнать о них. Что-то он явно задумал. Что-то сотворил.
Малик незаметно для окружающих скрылся в себе. Он точно помнил некоторые обстоятельства связанные с Кайлом, но раскрывать их даже в этой жизни он не собирался.
- Значит, представь так, - Эрос пытался профессионально подойти к процессу пробуждения воспоминаний, - Ты помнишь день рожденья, про который ты нам рассказывал. Теперь берешь этот момент и… читая мантры, уходишь… Вспомнил что-нибудь?
- Я давно забросил медитации, - отмахнулся Доминик.
- Значит, будем учиться заново, - развел руками Эрос, нависая над подопытным. – Ноги скрестил, руки расставил.  Что лыбишься? Выполняй!
Доминик только поднес руку к виску и почесал его, легко улыбаясь.
- Сам такой! – махнул на него Эрос. – Ладно, слушай, что папка тебе расскажет. Итак, когда я приехал, первого я встретил тебя, потому что знал в какой берлоге ты обитаешь. Помнишь, я тебе всегда камни привозил. И особенно ты любил турмалин. – Доминик широко отрыл глаза. – В тот раз я тебе привез редкий синий… Ты мне тут глазки не строй!
Доминик вытянул из-под рубашки кулон на цепочке.
- Это турмалин, правда, малиновый. Я сам его нашел в Калифорнии.
- Ну, вот, - значимо заметил Эрос, а потом подумал. – Слушай, а может, ты нам просто расскажешь свою эту жизнь? Ты так потрясающе повторяешь свою прошлую жизнь в этой. Вот, спорим, Малик, я сейчас еще что-нибудь о нем расскажу из прошлой жизни, и он опять что-нибудь достанет из кармана.
- Так, может, сразу выгрузить все содержимое карманов на стол? – спросил Доминик.
- Лучше просто поговорить, - предложил Малик.
- Так вот, - по-профессорски откашлялся Эрос. – Я пришел, а он – в истерику!
- Я?
- Ты. И поговорить, говорит, не с кем! И начал мне в жилетку ныть, какая она неправильная. Я - к ней. А она мне тоже – в истерику! – какой он грубый и развратный. Ну, дети!

IX. САМИ

В комнату вошли сразу все, хотя Ли открывала дверь для мамы. Они пришли с песней и бумажными цветами. Ли знала, что у нее сегодня День рождения, но никогда не думала, что такое паломничество случится в такую рань. Стоя в измятой ночной рубашке, с растре-панными волосами, Ли не чувствовала ничего, кроме шока и смущения, пока веселая компа-ния взрослых пела «Хапи бездей ту ю». Песня допелась, ей вручили цветы, расцеловали все, кто успел, пока шок не прошел, и она не начала кривиться и отстраняться.
- Теперь говори, куда спрятала Кайла, - вдруг спросил Мэтью.
- Я?! – испугалась Ли, и сразу почему-то стала оправдываться, - Я его не прятала. Его у меня даже не было. Честное слово.
Ша Ори прижала Ли к себе:
- Не вводите моего ребенка в шок. Милая, он просто шутит. Хотел тебя рассмешить.
- Но, тем не менее, Кайл не найден. Какие будут предположения, куда он от нас на этот раз спрятался?
Джей Ди сразу замотал головой:
- На меня не смотри. Этого я никогда не знал.
- Знаю. – Мэтью повернулся к Ли, - Еще раз с Днем рождения и не забудь, сегодня вечером праздник!
- Ага, - промямлила Ли, нелепо прижимая к себе букет.
Незваные гости покинули апартаменты. Ли только успела немного оклематься от шо-ка, как дверь снова распахнулась, и в ее комнату чья-то рука втолкнула полуодетого Кайла. Потом всунулась голова Джей Ди только лишь для того, чтобы пояснить:
- У тебя они его уже искать не будут.
Дверь резко захлопнулась, оба одновременно вздрогнули. Кайл выглядел не лучше Ли. Похоже, его только что растолкали ото сна. Ли стояла с букетом, как каменная. Кайл отошел быстрее. Он начал с простой улыбки, а потом пояснил:
- Ну, в общем, так каждый год. Врываются с утра с песнями и поцелуями, ввергая в истерику, и до вечера забывают о твоем существовании. Я, кажется, лет с пяти прячусь. Но-чью ухожу из комнаты куда-нибудь, где они меня не сразу найдут. В детстве прятался в воз-духоводах, но сейчас я туда с трудом помещаюсь, поэтому приходится искать новые места. Сегодня так не удобно спал, - он с завистью посмотрел на ее кровать. – Ты уже выспалась?
- Угу, - и голос задрожал.
- Можно, я на твоей кровати посплю? Твоя комната – это единственное место, куда они больше не сунуться до конца дня.
- О-о-ой! – Ли прошлась по комнате, пытаясь удалиться от Кайла и привести себя в чувство. – Давай я дверь открою, ты к себе войдешь?
- Да мою дверь будут сегодня весь день атаковать, пока меня не поздравят.
- Зато поздравят и отстанут, как от меня.
- Как от тебя? – Кайл усмехнулся. – Как от тебя, так быстро не получится. Они меня еще мыть начнут все вместе, и никто не подумает, что я уже мужчина.
- Мыть? Ты имеешь в виду совсем раздетого?
- И их не остановить, - почти смиренно подтвердил Кайл.
- Может, они уже не будут делать так, ты же уже вырос?
- В прошлом году я был не ниже, но их это не остановило, - Кайл развел руками.
- Но меня-то они не мыли.
- У тебя другая репутация. Ты их с детства научила к тебе не подходить, а я… Теперь расплачиваюсь.
- А ты пробовал им об этом сказать?
- Сказать? – Кайл горько усмехнулся. – Да я вопил об этом!
- Тише вопи, - цыкнула Ли, - а то услышат.
Кайл не стал ждать разрешения, махнул рукой и направился к кровати:
- Хочу спать, - лаконично сказал он и рухнул на постель, сладко кутаясь в одеяло.

Ли быстро смоталась из комнаты, стараясь сдержать свое любопытство, чтобы рас-смотреть спящего Кайла в деталях. Когда дверь захлопнулась, Кайл разочарованно выдох-нул. Все это время, несмотря на недосып, он не смог заснуть от странного ощущения чего-то нового непонятного и из-за бешенного биения сердца. Он просек, что ли останавливается возле кровати и замирает даже дыханием. Он понимал, что она на него смотрит. Он еще по-шевырялся на ее кровати, немного помечтал и сам не заметил, как уснул.
Ли бесцельно шаталась по коридорам и знакомым-незнакомым открытым комнатам. Почему-то ей было страшно возвращаться в свою комнату, пока там Кайл. Уже был полдень, Кайл давно проснулся и мечтал о еде. Однако выйти в столовую и что-нибудь взять подкре-питься, значило подвергнуться очередному омовению. И, если с момента пробуждения он ждал прихода Ли с чисто романтическим настроением и мечтами, то теперь он ждал ее с на-дежной, что она вспомнит, что он тоже физическое существо, которому нужно есть. Но сама Ли думала только о том, чтобы он поскорее освободил ее комнату, а то ей просто негде будет спать.
Ли столкнулась с Джедаем. Он сунул ей в руки теплый сверток и прошептал:
- Ты не забыла, что у тебя в комнате голодный человек сидит?
- Он спит, - почету-то Ли не приходило в голову, что Кайл уже мог давно проснуться, у нее было впечатление, что он не спал всю ночь и сейчас должен отоспаться.
- Не дури, он уже давно голодным взглядом молится на дверь.
- А ты откуда знаешь?
- Не сложно догадаться. Иди, а то человек умрет от голода, и ты останешься одна в своем роде. Эксперимент завершат прямо сегодня.
Ли была рассеянной с самого утра и поэтому легко поддавалась обману. Ли вспомни-ла слова Джарода о том, что скоро конец света, если не случиться чуда. Она точно не пони-мала, что это должно быть за чудо, но чувствовала, что она с Кайлом имеют к этому отноше-ние. Умирать ей еще не хотелось. Она сглотнула слюну и попятилась в свою комнату. Перед дверью Ли затормозила и аккуратно, как можно тише, привела в режим открытия свою дверь, пологая, что Кайл еще спит. Кайл ожил, вертясь на стуле в ожидании чуда, когда дверь издала слабый звук. Он сорвался с места и спрятался в шкаф. Ли тупо вертелась посре-ди пустой комнаты, не понимая, чего она, собственно, ищет. Она остановилась и решила посмотреть, что Джедай запаковал в фольгу для Кайла. Когда Кайл в шкафу голодным обонянием учуял запах еды, выбрался из него тихо, как хищник, специально мозгом этот факт не осознавая. Он был уверен, что его слышат, а то, что Ли не оборачивается, так это потому, что она хочет съесть все без него. К своим 15 годам Ли успела вырасти только Кайлу до груди. Он перегнулся через ее голову, чтобы посмотреть, что там в фольге, невольно взяв Ли за плечи. Ли от неожиданности обомлела и замерла.
- Ням! – услышала она чисто плотоядное над головой.
Подняла глаза вверх и встретилась с глазами Кайла, которые все еще уделяли основ-ное внимания пище.
- А я уж думал, ты меня решила голодом заморить.
Руки Кайла потянулись к фольге, а глаза вдруг заметили Ли. Неожиданно для обоих все процессы, и физические и эмоциональные, остановились. Они просто смотрели друг на друга и не ощущали у себя ни единой мысли. Пакет с едой глухо ляпнулся об пол…
…  Кажется, они снова поцеловались… и даже не один раз… Когда к Ли вернулось самосознание, они уже катались по белому ковру. Задыхаясь, она попыталась отстранить Кайла и спросила:
- Это ты меня спровоцировал?
- Что? – Кайл не въехал о чем она.
- Мы катаемся по полу, - фыркнула Ли и освободилась из его объятий. – Не достает еще, чтобы кто-нибудь вошел и опять все это увидел.
- Типа я один этого хотел, - Кайл заглянул ей в глаза.
- Я не осознавала, что делала, - сразу выпалила Лия. – Может, ты меня загипнотизиро-вал!
- Не-а. Это ты обладаешь силой гипноза. Об этом знают все, - напомнил Кайл.
- Ты хочешь сказать, что я сама себе решила навредить? – нелепо оправдывалась Ли.
Кайл не стал искать словесных аргументов, он даже не хотел спорить, он просто по-дошел к ней и, воспользовавшись своей мужской силой, прижал к себе покрепче и повторил процедуру поцелуев. Ли сопротивлялась и пыталась нанести ему физические увечия своими слабыми кулачками. Кайл грубо тряхнул ее, Ли замерла с выпученными глазами, от такого неожиданного хамство с его стороны, и сжалась в комок. Кайл зло посмотрел в ее глаза, пы-таясь внушить ей, что его желания всегда должны быть для нее приоритетнее, чем ее собст-венные:
- Мужчина сказал, и ты, женщина, это сделала!
Смысл этой фразы породил в Лилии такой внутренний протест, что, вложив весь его в удар, Ли свалила Кайла на пол. Вместо ответного удара, Кайл поправил челюсть и рассмеялся.
- Вот видишь, нет у меня способностей к гипнозу.
- Ты думаешь, что если во мне много восточной крови, то я такая же, какими были мусульманские женщины без чувства собственного достоинства, и ты можешь мной поты-кать?! – Ли сочилась ненавистью и презрением, нависая над поверженным врагом, готовая к бою.
- Нет. Я так никогда не думал. Все знают, какая ты строптивая, - лежа на полу, Кайл чувствовал себя вполне вольготно, все так же сиял в улыбке и подергивал бровью. – И толь-ко я знаю, какая ты сочная с этого ракурса.
Ли только успела сделать глубокий вдох, чтобы обломать такую наглость на корню и помощнее ответить, но Кайл оказался проворнее. Он свалил ее на себя одним легким движе-нием руки и сцепил свои руки в крепкий замок.
- Все. Попалась, - тихо произнес он. – Физически я сильнее, по-любому.   
Ли не успела понять, как она вдруг так быстро оказалась прижатой к полу, а Кайл уже терся носом о ее шею, прижимаясь все теснее, обнимая все крепче. Сознание ее покидало без проса. Теплое дыхание Кайла коснулась ее кожи где-то в районе сердца. Она вздрогнула и попыталась его задержать:
- А ты есть не хочешь?
- Нет, - Кайл даже на секунду не остановился.
Ли взяла его голову чуть ли не за уши:
- Меня это пугает. Остановись.
- Поздно.
- Я здесь решаю.
Кайл перестал тянуться к ней губами, но его пальцы въехали в ее тело, как гвозди. Он тяжело выдохнул и, закрыв глаза, упал лицом в расстегнутые пуговицы. Ли гладила его во-лосы, а он слушал биение ее сердца.
Или время ускорилось, или они уснули, но так они провалялись на ковре, пока мони-тор не спроецировал розовый закат.
- Пора вставать, - подумала в слух Ли.
- Не хочу, - еле слышно отозвался Кайл.
- А ты попробуй, - лениво предложила Ли.
Кайл даже не шелохнулся, а, после молчания, констатировал:
- Не могу… не получается… 
- Сейчас как кто-нибудь зайдет…! – ели слышно представила Ли.
- Улыбнется и уйдет… - Кайл не пытался активно работать артикуляционным аппара-том, поэтому слова получались жеванными.
Они глубоко вздохнули в унисон и решили поспать еще немного.

***
- Значит, заползает Ли в банкетный зал, типа, вся такая недовольная, скромная и тихо так в уголочке пристраивается возле своей мамы, и делает вид, что ничего не произошло, - Эрос потянул горячий кофе. – Я, естественно, ни сном, ни духом. И до сих пор толком не знаю, что там произошло. Но, когда я увидел ухмылку Кайла, типа, твою, Доминик, понял, что дело было приятным… - он посмотрел на Доминика, тот молчал, и только улыбался, ожидая продолжения рассказа. -  М-да, видимо, это было не достаточно потрясающе, что он не в состоянии вспомнить. Видать, я ошибся.
- Да, Бог с ним, что дальше было? – Доминику не терпелось услышать знакомый факт, который пробудит в нем хоть какие-нибудь воспоминания.
- А дальше вас подвели к алтарю, - заявил Эрос.
- Чего?! – в один голос спросили Доминик и Малик.
- По-моему, - начал Малик, - они поженились гораздо позднее.
- Ну, что ты лезешь? – фыркнул Эрос. – Я, может, хочу вызвать шок у человека. Мо-жет, с шоковой терапией быстрее вспомнит.
- Ой, сомневаюсь, - потянул Малик. – Если человек и способен что-то вспомнить, то только реально существующие факты. Так что, не ври.
- Так что было-то на самом деле? – не терпелось Доминику.
- Да, в общем, то, что ты тогда сам увидел, то и было. Сначала закидали речами о том, как вас из пробирок вытаскивали, сначала тебя потом ее с разницей в две минуты, о том, сколько вы весили, и как кряхтели, какие истерики закатывала Ли, ну, так далее. Потом под-вели к торту со свечами, и вы загадали желания. И все так радовались, что вы стоите вместе и не фырчите друг на друга! А ты тут возьми, и ляпни.
- Что мы помирились? – Доминик попытался что-то вспомнить.
- Да нет. Ли спросила, съедобны ли свечки, потому что выглядят как органика, а ты, такой всезнающе-юморной, пошутил. Можно, говорит, и ждет, когда она эту свечку на зуб попробует. А потом добавил:  «Если только ты любишь пчелиный экскремент». А у нее уже свечка была во рту.
- Больно она меня ударила? – поинтересовался Доминик.
- Она заплакала и убежала.
- Я побежал за ней просить прощения?
- Точно! И получил по харе, - обрадовался Эрос. – Уже что-то вспоминаешь?
- Если честно, то нет, - признался Доминик. – Просто предположил.
- М-да, туго идет, - посетовал Эрос, а потом воспрянул духом, - Ну, так все-таки идет!

***
- Ты опять заставляешь меня плакать! – выговаривала она Кайла, который уже дер-жался за свою красную щеку, но не собирался уходить.
- Просто я на тебя так влияю, - тихо ответил он.
- А я не хочу, чтобы на меня так кто-то влиял!
- Претензии не ко мне, а к твоему сердцу.
Ли язвительно посмотрела на Кайла:
- А почему я не влияю на тебя так же?
- Потому что я мужчина. Мы, как привило, бьемся головой о стену и изображаем дят-лов, - он улыбнулся.
- Очень смешно. – Ли переменилась в лице. – Нам уже по пятнадцать – пора стано-виться взрослыми, Кайл. Что было, то было. Оставим это как факт, но не более. Не следует давать ему развиваться.
- Ты не можешь решать за двоих, - запротестовал он. – Я ждал тебя всю свою жизнь. Все из-за какой-то дурацкой шутки? Хочешь, я сам съем все эти свечи?
- Дело не в свечах, а в том, что мы не можем мирно сосуществовать.
- Можем, у нас получалось жить и общаться мирно, вот если бы только не твои жен-ские заскоки…
- Вот, пожалуйста! Ты опять меня оскорбляешь!
- Я констатирую факт. Я еще ни разу не разрушал нашего мира! Вся инициатива раз-лада всегда шла от тебя. Ты просто капризничаешь, потому что глупенькая. Ты не можешь контролировать свои эмоции, пытаешься загнать их в какие-то непонятные рамки. А нужно просто принимать жизнь такой, какая она дается. Лия, мы созданы друг для друга.
- Друг для друга созданы наши гены! – выпалила Ли. – А вместе мы только потому, что у нас больше нет вариантов. И все умиляются, ах какая пара!
- А мне и не надо больше вариантов. Меня этот устраивает.
- Это потому что ты другого не видел.
- Видел и не одну.
- Но не одной из них здесь нет, или они уже выросли. Я – единственная!
- Я тоже!
- Ошибаешься!
Кайла как обухом по затылку ударили эти слова. Он попятился назад.
- Джей Ди… Ты с ним?… Ясно… А что? правильно. Вы выросли вместе. Всегда с ним. – Кайл проглотил что-то горькое. – Извините, что не вписался в ваши планы…
Кайл быстро убежал по коридору. Ли сама не поняла, как разговор вывернулся на Джедая, и она молчала и ничего не ответила не для того чтобы подтвердить молчаливое со-гласие, а просто не успела придумать, что ответить… и нужно ли было отвечать? Она шла по коридору в другую сторону и терзалась одной мыслью: «А если Джей Ди обидится на меня за то, что я его так подставила, за то, что втянула во все это? Он перестанет со мной разговаривать? Я останусь одна? Зачем я уехала из Замка?! Как же мне там было хорошо!». Вдруг она столкнулась с Арджуном, одним из своих биологический отцов, хотя таковым она его никогда не считала. Он ей всегда напоминал больше спятившего отшельника, всегда молчаливого, угрюмого, нелюдимого. Арджун увидел ее в слезах и смятении и спросил только одно:
- Тяжело взрослеть?
- Да, - прыснула слезами Ли, и сама уткнулась в него носом.

На следующий день, когда Джедай с шумом ворвался в кабинет, Кайл выползал из-под стола, тихо выругиваясь.
- А, знаю, можешь не начинать. Я опять тебе помешал, и ты все уронил.
- Да, помешал. – Кайл думал не о работе.
- Ты Ли уже видел? Попросил прощения за свой тупой юмор?
- Почему ты зовешь ее Ли?
- Я все сокращаю. Ты – Кей, я – Джей Ди, она – Ли.
- Но ведь у нее такой красивое имя… - вдруг вырвалось у Кайла.
- О-о! – Джедай подскочил к Кайлу. – Кей, это же похоже на… У тебя нет шансов.
- Ты все забрал?
- Я? Ха! Да она их просто не раздает. Посмотри на себя в зеркало – все еще румя-нишься. Сначала – по головке, а потом – по морде. Вдруг осознала ошибку.
- У тебя с ней что-то было?
- И быть не могло. – Джедай не мог понять: это Кайл сам себе проблемы ищет и себя стращает, или кто-то ему предоставил основания? Но решил малость пощекотать нервишки. – То есть мне тогда казалось, что то, что она держит меня за руку, это и есть любовь.
- А потом она перестала держать тебя за руку и ударила этой ручкой по лицу?
- А потом меня уехали. – Джедай решил не затягивать поводья. – Да что ты на этом зациклился? Лучше расскажи, как она отреагировала на твой подарок.
- Никак. Я не успел ей его подарить.
- Ну, ты дятел!
- Я знаю.
- Чего ждешь? Иди сейчас подари.
- Она меня видеть не может.
- Это было вчера, - Джедай тяжело вздохнул, произнося про себя «дети!». – Бегом!
Кайл надулся:
- Не пойду. Она сама меня прогнала. Пусть сама позовет.
- Дети! – на этот раз вслух произнес Джей Ди.

***
Однажды, когда я сидела в своей комнате и жалела себя, раздался голос с небес. Голос принадлежал Джедаю:
- Поднимись ко мне.
  Я знала, что его страсть – электронные штучки. Мицуру успел мне рассказать и пока-зать его логово – это был огромный зал под куполом сферы напичканный экранами по всем стенам и потолку. Джедай поддерживал систему наблюдения в рабочем состоянии, хотя, практического проку в этом не было. Это было его хобби. От нечего делать он понаставил камер, где только дотянулся. Я провела глазами по потолку и обнаружила в углу что-то за-маскированное под горный хрусталь.
- Угадала.
- Ты это должен выковырять сам или я подам на тебя в суд за незаконное проникнове-ние в частную жизнь.
- Как только ты перестанешь хандрить, а то мало ли… Хоть успею заметить, когда ты себе вены вскроешь.
- Я скорее в Замок убегу.
- Замок законсервирован, - напомнил Джедай.
- Буду жить в нашем шалаше. Ночи теплые.
- Когда мы его построили? Тебе, наверное, было что-то около 3 лет? А все-таки как мы с тобой строить умеем! Ты вообще туда поместишься?
- Да. Я там все еще ночую иногда.
- Дите, - усмехнулся Джедай. – Поднимайся.

***
В берлогу Джедая вели лифт до конечной станции и высокая винтовая лестница, по-следние ступени которой не тренированному человеку приходилось преодолевать на карач-ках. Изначально при строительстве станции на ее месте тоже был лифт, но Джедай решил устроить все на свой вкус. Ли была благодарна любой руке, которая затянет ее наверх, и по-этому вцепилась в ту, что протянули ей на встречу, хотя руку Кайла она узнала сразу по оби-лию каменных украшений. Об этом она пожалела, когда отдышалась. Кайл не только не от-пускал ее руку, но еще решил взять другую, чтобы быстрее вытянуть ее на свет. Откуда бра-лись у Кайла силы, Лия не представляла. Кайл не просто легко втянул ее вверх, но еще на-брался наглости под этим предлогом прижать ее к себе и не отпускать, пытаясь задобрить ее улыбкой. В принципе ей не за что было злиться на него, но коль уже он сам просит у нее прощения, нужно непременно покапризничать.
- Хорошее начало, - улыбнулся Джедай.
- Ну-ка, быстро отпустил, - скривила Лия ротик, брезгливо выдергивая свои дорогие конечности из похотливых лап бесстыдника. – Джей Ди, короче, чего звал?
- Чего звал, чего звал? – пробурчал Джей Ди. – Чаи гонять. Прошу к столу.
Джедай по-хозяйски сел за миленький маленький круглый стол с тремя мягкими стульями. Лия быстро заняла свой. Кайл подкатил последним, не торопясь. Джей Ди разли-вал кипяток по чашкам.
- Вот, чего-чего, а запасов чая у нас на станции, слава богу, еще лет на 300 хватит с таким количеством, как наше.
- К делу, пожалуйста, - торопила Лия, потому что ее уже охватывало огнем чувств, которые просыпались в ней при приближении Кайла.
- Значит, к делу, - неторопливо потягивал Джей Ди. – Мы здесь, ребятки, втроем, и сорится нам не к чему. Ли? – он проникновенно посмотрел ей в глаза. – Никого бы из людей не устроило положение подопытного для спаривания. Но все-таки ты должна понять, здесь все такие, все проходили через этот эксперимент.
- Кроме тебя.
- От чего же. Даже обидно. Сун Ли сумела очистить несколько моих проб. Их можно внедрить. Не забывай, я сумел родиться нормальным в грязной среде и безо всякой очистки ген. Я, может, совершеннее вас обоих, чистеньких.
- Но, что ты при этом несешь в своих генах?
- Вот именно поэтому, потому что нас надо чистить прежде, чем давать РНК размно-житься под руководством ДНК. По этому мы все, как подопытные кролики в этом отноше-нии… Кроме вас.
- Ты знаешь что-то больше? – насторожился Кайл.
- Кей, ответить себе, когда начинался забор генетического материала для создания эмбрионов?
- С момента созревания отдельно взятой личности.
- Ты еще не созрел? – спросил Джедай.
Кайл поежился и смутился.
- А у тебя еще ничего не брали, - констатировал Джедай. – И Ли тоже еще не знает, как правильно оседлать гинекологического козла, а между тем запас абсорбирующих мате-риалов в Замке начал уменьшаться с удвоенной скоростью.
На этот раз Ли покраснела и даже непроизвольно натянула рубашку ближе к коленям. Кайл почувствовал, что должен как-то защитить Лию в этой ситуации, но если он возьмет ее за руку, легче ей от этого точно не станет.
- Короче, - настоял Кайл. – Дались мы тебе…
- Расчеты ваших задатков подтверждают, что при естественном сочетании ваши гены не подвержены мутации при данной экологической катастрофе. Но физиологического под-тверждения этому пока нет.
- Это ты сейчас зачем сказал? – Кайл, слегка ошарашенный, ехидно усмехнулся. – Ты на что нас сейчас провоцируешь?
- Не провоцирую, а подготавливаю к факту. Ребята, вам просто не позволят взрослые разбежаться в разные стороны. Вы думаете, нормальный родитель спокойно ушел бы из комнаты, застав своего ребенка так, как в первый день застукали вас?
- Мы ничего не делали! – затараторила Лия. – Я просто упала со стула, а он меня ре-шил поднять…
- И упал рядом, - подколол Джедай.
- Это они себе сами все  придумали, - Кайл не искал оправдания, но просто решил поддержать испуганную Лию. - Ты же знаешь этих взрослых.
- Особенно некоторых и даже очень, - загадочно улыбнулся Джей Ди.
Кайл и Лия переглянулись.
- Что? – опешил Кайл. – Они же старше нас.
- Плохо вы учили историю, - заявил Джей Ди.
- История прошлого мира теперь не имеет значения, потому что нужно творить но-вый, - сказала Лия. – Джарод всегда говорил, что люди из истории выбирают только ошибки, чтобы совершить их заново. Поэтому я никогда ее не учила.
- Я не говорю о войнах и политике. Я это тоже не люблю. Я люблю кино, искусство. Особенно Шопена. – заявил Джей Ди.
- Да уж, - скривился Кайл. – Задрал своим Шопеном, как хорек курицу. Лично я предпочитаю что-нибудь по-динамичнее и по-тяжелее.
- Да что ты вообще понимаешь в музыке?! – парировал Джей Ди. – Бахаешь на своем ситрезаторе, даже в ноты попасть не можешь. Тоже мне “подбераю на слух”. В тебя эту программу не загрузили при создании. А у Шопена звуки легкие, перетекают, струяться. Это   Богом дадено! А вы знаете такую писательницу Жорж Санд?
- Не отвлекайтесь, мы говорили о истории, - напомнила Лия.
- Я и не отвлекаюсь. Она была старше Шопена на 15 лет.
- Это… в смысле… так ты к этому клонишь? – поняла Лия. – Кайл, когда мы родились им был по шеснадцать. Они же все сейчас в полном расцвете сил. Может, они тебя поэтому с таким азартом мыть беруться?
- Даже думать об этом не хочу, - Кайла передернуло. – Как они могут об этом  помыслить?! Они же мои родители!
- Но среди них есть и мои родители, а они тебе никто.
- Лия! Думай, что говоришь! А то сейчас по затылку получишь!
- Ты сначала побей Джей Ди. Его, похоже, уже есть за что бить.
- А ты выкинь эти мысли из головы! – приказал Кайл. – Наши родители воспринимают нас по-другому, у нас никогда не может быть таких отношений с ними.
- Ладно, успокойся. С ними я мысли оставлю, а вот… - Ли посмотрела на Джедая.
Джедай посмотрел на нее. Кайл стиснул зубы.
- Забудь, как страшный сон, - ответл Джей Ди. – Некоторые любят по-старше.
- Значит, все-таки есть что забывать? – Кайл начал пыхтеть, пытаясь скрыть себя за безразличной улыбкой. 
- О-ой! – взвыл Джедай. – Приехали откуда тронулись. Ли, скажи ему, что между нами ничего предосудительного не было.
- Я никому ничего доказывать не собираюсь, - фыркнула Ли.
- Хватет вести себя, как надменная сучка!
- Что?! – Лия даже привстала.
- Да, именно так ты себя и ведешь! – почти выругался Джей Ди. – Сядь. Вы когда-нибудь помиритесь в конце концов? Я хочу, чтобы мы в любое время суток могли так вот просто поседеть, попить чайку, и чтобы вы при этом не фыркали друг на друга.
Свистнула микроволновка, в кторой Джей Ди решил приготовить пирог для друзей. Он плюнул и направился в конец комнаты, которую отвел под жилой уголок, причитая и ругаясь.
- Ведете себя, как малые дети! “Я с ним не вожусь”, “Она мне не нужна”! А я дружу с вами обоими! И не хочу видить ваши смурные роже, когда в разговоре случайно упоминаю ваши имена. – Джей Ди вынул пирог. – Это трудно понять?
Ответа он не дождался. Джей Ди развернулся, готовый потрясти каждого за шкирку. Но… кажется, теперь он был здесь лишним. Кайл и Лия прижимались губами друг к другу.
- М-м… Ну, это, кончено, лучше, - они никак не отреагировали на его реплику, а только теснее прижались друг к другу. - Но теперь, похоже, я буду с телевизорами пирог есть. С вашай-то занятостью…
- Прости, Джей Ди, - улыбнулась Лия уже сидя на коленях у Кайла. – Ты оказался прав. Нас тянет друг к другу.
- Ничего, продолжайте. По крайней мере, вы уже улыбаетесь. И я не вижу твои надутые губки и Кайловой хмурной рожи.
Вдруг он услышал голос Кайла совсем рядом. Хотя точно видел, что он сейчас целуется с Лией.
- Джей Ди, ты с кем говоришь? Что за чушь несешь?
Джей Ди резко обернулся по сторонам, изо всех сил пытаясь хоть что-нибудь увидеть в прозрачном воздухе, но не смог. Ли и Кей сидели за столом и продолжали еще с большей страстью. Джей Ди тряс головой, пытаясь вывести себя из-под чужого влияния, волевые усилия ясно вырисовывались на его лице.
- Что с тобой? Тебе плохо? – слышал он беспокойный голос Кайла и попытался его нащупать в воздухе.
Шаря руками в пустоте и ни на что не натыкаясь, Джей Ди развернулся к Ли прося о помощи. На его глазах Ли предавалась грубому разврату с Кайлом.
- Остановись! Хватит! Это не честно, в конце концов! – вопил он.
- Я просто хочу тебе помощь, - ему ответил Кайл. – Лия, что ты сидишь? Позови взрослых!
Ответа Ли он не услышал. Зато Кайл взвился:
- Ты можешь злиться на меня, но он-то тут причем?
- При всем при том, - тихо отозвалась Ли. – Если он действительно понимает, сам найдет дорогу. Давно пора научиться.
«Экраны, - сообразил Джей Ди. – Они отражают без искажений». Он повернулся к экрану с видом его берлоги: Кайл стоял рядом и тряс его за руку, Ли сидела за столом и мир-но пила чай. Джей Ди повернулся к ней: Кайл и Ли уже лежали под столом.
- Ли!!! Прекрати!!! – закричал Джей Ди, падая на колени и хватаясь за голову.
Вдруг все кончилось. Рядом с ним сидел Кайл с перепуганными глазами. Ли все так же спокойно потягивала чай. Джей Ди хмыкнул носом и упрямо посмотрел на Лию.
- Уже лучше? – спросил Кайл. – Что это было?
- К этому способна только она, маленькая сволочь. Никогда не играй с ней в прядки. Будет стоять рядом, ходить за тобой попятам, но ты ее не увидишь.
- Это был гипноз?
- Угу, - кивнул головой Джей Ди.
- Это так больно? – испуганно спросил Кайл.
- С чего ты взял?
- Ты так кричал.
- Просто он сопротивлялся, - ответила Лия. – Пока он не просек воздействия гипноза, он себя прекрасно чувствовал. Развивается пацан. Уже начинает соображать. Я и тебя научу.
- Оставь парня в покое, - предостерег ее Джедай. – Нельзя ему такое видеть.
  - А что было? – любопытство – главное человеческое чувство.
- Ты еще маленький, - Джей Ди не хотел этого рассказывать неокрепшему сознанию.
- А она? – настаивал Кайл.
- А она читала мои мысли.
Кайл оцепенел и замер. Ли повеселела.
- Действительно. Черт, я совсем забыла, я же умею читать мысли.
Кайл зажал голову и зажмурился.
- И еще заткни уши, вдруг, из них просочится информация, - Джей Ди закатился здо-ровым смехом. – Все, Ли, хочешь поиграться, тренируйся на мне, я уже привычный. Не надо Кея трогать. Хотя, что он пытается от тебя скрыть, я уже не представляю? Об этом знают уже все, – он постучал Кайла по голове, - Улитка, выходи. Пирог будем есть.

***
Хотя, Джедай и просил меня не читать мысли Кайла, я его не послушала. Вовсе не из вредности, и не любопытства ради. Просто его мысли были такими сладкими, его эмоции так захватывали! У меня своих таких не было, хотя, мне казалось, я очень его люблю. Видимо, он любил меня сильнее. Его мечты обо мне были прекрасны, без намека на пошлость, каковыми они были у Джедая по отношению к другим женщинам, да и у большинства обитателей станции не было в мыслях ничего похожего на такую романтику. Должно быть, потому что они уже это однажды пережили, а мы только начали. Но к делу так и не приступили. Мы не шарахались друг от друга, но все-таки держались на определенном расстоянии. Иногда ночью я слышала, как Кайл осторожно призывно тихо постукивал в стену. Я не отвечала только лишь по тому, что меня коробила одна мысль: мы все должны умереть, если не случиться чудо, и наши экологи не придумают другой радикальный способ очистки среды. Я просто не могла найти повод продолжать жизнь. И как только эта мысль засела у меня в голове, я перестала слышать свои инстинкты, даже при приближении Кайла. Однажды, как и следовала ожидать, его терпение лопнуло. Он спросил, и я ответила:
- Я просто хочу иметь права выбора, а здесь уже все давно решили за меня: сколько жить, кого любить, к чему стремиться, ради какой великой цели жить.
- Но ведь можно не принимать все, - Кайл попытался меня эмоционально встряхнуть. – У ангелов тоже была только одна цель и один путь, но все-таки один из них сумел отыскать свой.
- Ты про Люцифера? – тогда я очень удивилась, и не могла понять, или он просто не-сет бред, стараясь найти хоть что-то оптимистичное для меня, или он меня решил сравнить с дьяволом.   
- Я просто пытаюсь сказать, что всегда можно попробовать найти что-нибудь личное для себя. Вот, Джедай, например, построил свое царство видео, у меня есть камни, а Джозеф продолжает славную традицию русских космонавтов – пытается вырастить сад в этой атмо-сфере и всех гоняет на оросительные работы. Тебя еще не гонял?
- Нет.
- Это потому что ты новенькая и маленькая. Пойдем, покажу этот сад.
- Лучше покажи мне море.
Он смутился.
- Это… Ты знаешь, это очень далеко. Нас туда никто не пустит.
- Но ведь Джедай там был. Почему же нас не пустят?
- Взрослые говорят, что из моря все еще выходит много ядовитых паров. Это очень опасно бывать у моря.
- Значит, я попрошу об этом у Джедая.
Я думала, что ужалила его и собиралась эффектно развернуться, но Кайл успел схва-тить меня за руку. В его словах не было и намека на ревность или чего-либо в этом роде, он говорил, мягко намекая, стараясь меня не оскорбить.
- Джедай родился в этой атмосфере, а мы нет. Он адаптирован самой природой, а мы нет. И то, что нас отравит, он это съест и не подавиться. Мы не можем идти к морю. Хочешь увидеть море, лучше посмотри его видеозаписи. Джедай отлично снимает. Если бы у нас был Голливуд, он бы был оскороносным режиссером.
- Ладно. Тогда веди меня хотя бы на пикник в этот сад.

Мы взяли немного еды и сложили в корзину. Когда мама застала нас за этими сбора-ми, она был так счастлива, носилась по кухне и складывала в корзину побольше вкусностей. Она вела себя так, как мамы в фильмах, пытающиеся произвести приятное впечатление на потенциального жениха ее дочери, дабы не упустить такой шанс. Словно, у Кайла могла быть еще какая-нибудь альтернатива, кроме меня! Я здесь, по-любому, была в не конкурен-ции.
Так называемый сад находился далековато от Королевства. Мы затратили больше двух часов, пока до него добрались.
- Почему так далеко? – спросила я.
- Землю нужно очищать. Это иногда не безопасно для тех, кто сам является носителем заразы.
- Ты хочешь сказать, Джозеф применяет 538-ой?
- Нет. Этот газ точно не применяет. Но много другого, что может нас покалечить слу-чайно или отравить.
- А тогда зачем мы туда идем? – я испугалась и хотела повернуть назад.
- Не бойся. Он это делает раз в год, в начале зимы, когда деревья замирают, в это вре-мя туда никто не ходит. А сейчас май – пора цветения. Сейчас там особенно красиво.
Раньше я видела скопища деревьев в зимнем саду нашей станции, но здесь я впервые услышала, что они шумят и качаются на ветру, как в фильмах.
- Никогда не думала, что это так волшебно, - я боялась потревожить этот мир и гово-рила шепотом.
Вокруг было море травы, но жалко было на нее садиться. Еще были желтые пятнышки цветов, и повсюду стоял аромат духов, которые делает Софья, но пахли они все сразу, как на празднике среди женской толпы. Эти духи были лучше. Кайл сказал, что это и есть аромат цветов и из них Софья делает духи.
- А вот, если бы небо было чистым, было бы совсем другое зрелище, как в кино, - зая-вил Кайл, не понимая, что я тащусь от серых облаков и ветра. – Иногда мы попадали на чис-тое небо. У Джедая есть записи, потом посмотрим.
Он безжалостно расстелил одеяла на траву и начал выкладывать еду из корзины, а я таращилась на деревья, на то, как они колышутся. Именно это движение меня и заворажива-ло, как гипноз. Я стояла оцепеневшая, с задранной головой. Кайл, подергивая мою руку вниз, приземлил меня на одеяло.
- Ты здесь был часто?
- Так часто, что можно сказать всегда. Мы летом сюда часто приходим. Иногда уст-раиваем праздники. А вот это дерево называется Ранет. Это такие маленькие яблочки, очень специфические, кисло-сладкие. А там у нас орешник, правда, орехи мы видим крайне редко.
- На станции полно ореховых деревьев.
- Да. Но эти вырастают по-настоящему, с дождем, с ветром.
- А здесь есть бабочки?
- Нет. Здесь только растения. Да, кстати, здесь есть грибы. Их никто не сажал, они сами выросли, когда ветки и листья начали покрывать землю и перегнивать сами.
- Покажи мне.
- Не сезон, - Кайл улыбнулся мне и вдруг сказал. – Может, все-таки поцелуешь меня?
- Что?!
- Ведь мы уже помирились.
- Сейчас поссоримся.
- Нет, - еще тверже заявил он. – Ты уже любишь меня, поэтому всегда хочешь все ис-портить.
- Мы с тобой так мирно беседовали, а ты опять пытаешься руководить мною.
- Потому что я старше, и я – мужчина.
- Ты – феодал недобитый.
- Кто?
- Так мама называла Джарода, когда он позволял себе подобные эпитеты о превосход-стве мужского пола над женским.
Кайл не обиделся, а засмеялся и завалился на спину, потянув меня за собой.
- Это самый лучший ракурс для осмотра деревьев. 
Это было действительно так. Я видела колыхание верхушек деревьев, на фоне вскло-коченных серых облаков, и при этом шея не затекала. Я почувствовала головокружение. Кайл предупреждал меня, что от избытка кислорода такое возможно, и поэтому я не придала этому особого внимания. Я ни придала внимания и тому, что к моим вискам прилила кровь, и сердце стучало где-то в горле. Мое тело обмякло и стало горячим, а я все думала, что это из-за обилия кислорода. У меня заслезились глаза, и нос забился отработанными лейкоцита-ми. Потом я пару раз чихнула, и Кайл проснулся. Лицо его было перекошено испугом.

***
Джарод застал Ша Ори в неимоверно приподнятом настроении.
- По-моему, я тебя еще никогда такой не видел. Что произошло?
- Кайл пригласил нашу девочку в лес! Это настоящее свидание!
- В какой лес? – почему-то «лес» для Джарода оказалось ключевым словом.
- В наш лес.
- А-а, в этот. Два пенечка, три куста. Я уж подумал, что где-то что-то выросло само.
- А ты все ждешь чуда?
- Как только кончится энергия у основного генератора, все наши гидроппоники и искусственные сады загнуться. Я не позволю вам включить дополнительный, его нужно оставить следующему поколению. Им понадобиться много энергии с учетом того, что сначала за них будут работать только роботы, пока они хотя бы на ножки не встанут.
- Я бы подержала их во сне подольше. Хотя бы до трех лет.
- Жаль, что мы не научились делать людей сразу взрослыми. Мне очень тревожно за их развитие. Так много непредвиденного может случиться. Автоматика может  не сработать, когда Земля очиститься, и наши эмбрионы так и останутся лежать в жидком азоте. Клапаны в пробирках могут засориться, несмотря на всю стерильность, мало ли. А физраствор в резервуарах, не смотря на всю герметичность, за такой долгий срок может стать отравой.
- Поэтому нужно оставить двух взрослых, - в который раз мягко настаивала Ша Ори. – Они лучше нас, они чище. Остатки 538-ого не должны их поражать.
- Это не факт. Как только они выйдут за приделы станции, все может случиться.
- По крайней мере, до этого момента они смогут много сделать для будущих детей.
- При условии, что проснуться. А энергия, которая будет затрачена на поддержания работы их капсул, может съесть всю энергию станции. Вот в чем основной риск.
- Солдаты проснулись, вторая экспедиция тоже. Почему ты сомневаешься, что Кайл и Лия…?
- Потому что им придется спать не 40 и даже не 60 лет. Это может занять больше сот-ни лет. А атмосфера, если ты заметила, уже сейчас подает признаки изменений. Есть боль-шая вероятность, что реакция в новой атмосфере значительно удлинится. Так и дети не про-снуться и внуков потеряем без достаточной энергии.
- Даже если внуки проснуться, им обязательно нужен образец для подражания. Кто-то обязательно должен вызвать у них желание начать ходить вертикально и думать, как чело-век. Это странные законы природы: человеком нас делают не врожденные инстинкты, а мышление, общение с себе подобными. Я сомневаюсь, что экранных лиц и голосов будет достаточно для пробуждения сознания у детей. Можно оставить одного.
- Риск нехватки энергии намного приоритетней, чем няньки для детей. Дети отлича-ются от взрослых быстрой адаптацией. Нам только кажется, что без нас они не выживут, но на самом деле это самый живучий класс. Им главное встать на ножки, а это желание у них непременно пробудят сны и наши программы, в которых все мы специально стоим в полный рост и всегда ходим.
- Тогда зачем мы создавали Кайла и Лию?! – Ша Ори заплакала.
- Чтобы продолжать жить. Нас тогда было много. Мы стояли на грани новых откры-тий. Мы верили в жизнь. Но после взрыва… Пришло время глобальных перемен. Больше тянуть нельзя. Или скоро нас вообще не останется. Ты тоже принимала это решение вместе со всеми, - напомнил Джарод. – Хотя, тогда ты была ученым, а сейчас в тебе говорит мама. И я тебя понимаю. У меня тоже умерли дети.
- У тебя остались внуки и правнук.
- Я теряю больше тебя, - грустно ответил Джарод. – Стоило ли мне так долго жить?
Ша Ори повеселела.
- У меня есть предложение. Давай оставим тебя. Ты у нас – вечный.
Джарод засмеялся вместе с ней:
- А что? Может, во мне от всех этих катаклизмов пробудился ген бессмертия?
Дверь с шумом распахнулась. На пороге стояла Герда, бледная, с трясущимися рука-ми.
- Лили, - прошептала она.
- Что?! – в один голос спросили Джарод и Ша Ори.
- Скорее всего, это пыльца. Похоже на анафилактический шок. У Кайла ничего не было под рукой, он принес ее уже без пульса. Кончита пробует ее реанимировать.
У Ша Ори подкосились ноги, вместо того чтобы побежать, она упала на пол и разбила лоб. Она хотела потерять сознание, чтобы очнуться, когда все благополучно закончится, потому что сердцу было слишком нестерпимо. Даже боль в голове не заглушила сердечной. «Раз уж я не потеряла сознание, то добегу до моей девочки через все препятствия!», - решила она и, рванувшись с криком, встала на ноги сама. С рассеченным лбом она помчалась в клинику. Хоук остановил ее у дверей, прижав к себе.
- Пусти меня к ней! – рвалась Ша Ори.
- Не надо! – Хоук плакал. – Ребята лучше справятся без тебя.
- Но я нужна ей!
- С такой истерикой?! – Хоук замахнулся, чтобы отхлестать Ша Ори по щекам и при-вести в чувство.
- Нет! – Ша Ори закрылась ладонью. – Не надо. Я сама приду в себя.
Она глубоко вздохнула и отошла к стене, за которой находилась ее дочь. Ша Ори гла-дила стену, нашептывая молитву.
- Ша Ори… - окликнул ее Хоук.
- Не надо, - она помотала головой. – Я не схожу с ума. Я пытаюсь не мешать. Оставь мне хотя бы стену.
А приборы за дверью издавали тревожные звуки, реанимационная бригада выкрики-вала команды и показания. Наконец добежал и Джарод. Ша Ори повисла на нем плетью и разрыдалась с новой силой.
- Я не паникую, я не истеричка. Я просто не могу остановиться, мне больно, - оправ-дывалась Ша Ори.
- А мне как больно, - ответил Джарод и заплакал.

X. АЛЬТЕРНАТИВА

Я помню темноту. По-моему, она звенела. Но она точно стрекалась, как слабое на-пряжение электричества. Иногда очень больно. А потом я услышала очень тихий и спокой-ный голос:
- Смотри на мою ладонь, - сказал он.
И появился свет. Я прикоснулась к этому свету и почувствовала теплую ладонь. Боль прекратилась, звон прекратился. Меня словно оставили в покое. А потом появилось лицо. Я даже испугалась, что он прочтет мои мысли. Я видела Карима. Он неожиданно так сильно прижал меня к себе, словно я вернулась из мертвых, словно он меня не видел тысячу лет. Я чувствовала любовь, но ничего физического. В этом земном мире нет такого чувства почему-то. Он замер, прижимая меня к себе, словно годы прошли, так долго длились эти объятия. Я чувствовала его счастье. Потом он начал говорить так, будто сам с собой и еще с кем-то, но не со мной.
- Да, я знаю… Я все понимаю… Сейчас верну сознание и здравый смысл…
Но он меня не отпускал. Мне показалось я сижу у него на руках, и он меня убаюкива-ет. Он гладил меня по волосам и всегда улыбался сквозь слезы.
- Скоро все закончится. Мы с тобой вернемся. Просто нужно помочь. Ты справишься.
Я не понимала, что он говорил, но эти слова я до сих пор точно помню, они звучат у меня в голове, кажется, с самого детства, просто я не могла вспомнить, кто мне их сказал. Так бывает, когда вам на язык лезут случайные бессмысленные, но одни и те же слова, когда вы наедине с самим собой.
Вокруг была чернота космоса, но там где были мы, был свет. Он струился из ладоней Карима… Я не хотела возвращаться. Мне было тепло. Я пригрелась на его плече. И вдруг он сказал:
- Теперь тебе пора.
- Я не хочу возвращаться.
- А твоя мама? Ей сейчас очень плохо. Она умрет, если ты не придешь.
- Когда она умрет, то будет здесь со мной, и сама поймет, как здесь хорошо.
- Нет. Здесь ее не будет.
- Она попадет в ад? – это все, что мне тогда пришло в голову.
А он улыбнулся, как глупому ребенку и сказал:
- Ада не существует, если сам человек его себе не придумает.
- Мама не придумает себе ада. Она будет искать меня. Она придумает себе меня.
- Вы из разных миров. Вы не встретитесь здесь. Только на Земле.
Я не понимала его слов, но очень испугалась, что просто никогда не увижу ее. В этой жизни, когда мне плохо, я вспоминаю ее улыбку, и мне становиться легче. Я не понимаю, почему я не встречу маму на небесах. Если я все еще живу, то только потому, что надеюсь когда-нибудь встретить ее среди толпы людей. А иногда мне кажется, что я ее уже встретила, и это мой Мортом. А если он умер, значит, умерла моя Ша Ори. Меня больше некому защитить. Так печально и бесперспективно. Если бы тогда Карим не сказал, что я больше никогда с ней не встречусь, если бы мне не показалось, что время уходит, и скоро моя мама умрет, как и все в Королевстве, потому что остановлен генератор, я бы ни за что с ним не рассталась. Я просто рванулась с места, как бешеная, но не смогла пробить невидимый барьер. Я стала плакать и просить выпустить меня к маме. А Карим все так же улыбался.
- Сначала ты должна починить свое тело, - наконец ответил он.
Карим взял меня за руку и отвел в прекраснейшее место. Под ногами появилась твердь… холмы, деревья, цветы, бабочки и много-много солнца. Там было много других людей, но они выглядели, как духи. Все они словно ждали своей очереди пройти в храм. Это здание не выглядело, как наши храмы. Это был просто купол с тонкими колоннами из разноцветных светящихся камней. Меня пропустили без очереди, и никто не возразил даже про себя. Никто никуда не торопился, а я опаздывала. Меня поставили в круг и осветили всеми лучами. Это было самое великолепное излечение моего тела по ощущениям и красоте.
Когда я открыла глаза, первым увидела Кайла. Он выглядел старше лет на пять. Взгляд стал суровее, брови спустились к глазам, идя точно по кромке выреза в черепе для глаз, на лице поселилась вечная усталость, как у всех взрослых. Сколько ему теперь? Лет двадцать? Я так долго провалялась в коме? Мой организм сможет хоть пальцами шевелить? Но ведь Карим излечил мое тело? Такие мысли первыми меня начали одолевать. Но потом я вспомнила, что по самым радужным подсчетам генератору оставалось работать еще 3 года и 8 месяцев. Но если прошло уже 5 лет, а они еще живы, то, значит, свершилось чудо? Я так увлеклась своими мыслями, что не сразу заметила тонких влажных струек на щеках у Кайла. И, вдруг, неожиданно для себя я заговорила, сама испугавшись своего голоса, потому что помнила из медицинских книг, что из комы так просто не выходят.
- Где мама? Она все еще жива?
Кайл вздрогнул. Вероятно, тоже не ожидал от меня голоса и таких правильных слов, как тогда подумала я.
- Ша Ори сильная женщина, - тихо выдавил он из себя. – Просто она сейчас спит. Мы с трудом заставили ее пойти спать. Она сидела на этом месте почти 70 часов без сна.
Тут я опешила. 70 часов? 70 часов после каких лет? Кайл взрослый… 70 часов? Я не понимала и решила, что мои мозги пострадали, и я никогда сама этого не пойму. Мне нужна была помощь.
- Я плохо соображаю. Послушай мои мысли и скажи, где я не права. Генератор рабо-тает, ты – взрослый. Значит, прошло много лет, а мы все еще живы и генератор работает. Вы нашли новый способ?
- Какой способ? – Он посмотрел на меня самым тупым взором.
Потом я вспомнила «70 часов», и задала первый разумный вопрос.
- Сколько я спала?
Кайл посмотрел на часы и ответил:
- 2 часа и 14 минут не дотянула до 4 дней.
- Дней? – у меня не стыковалась с тем, что я видела.
- Чему ты удивляешься?
- Ты не мог так повзрослеть за 4 дня, - для меня все выводы о времени строились на внешности Кайла.
Кайл почему-то начал приглаживать свои волосы, даже натянул улыбку, не глядя мне в глаза.
- Джедай старался. Наверное, новые появились, - сказал он что-то тогда для меня не понятное, а потом пояснил, не стараясь пояснять. – Но ничего, у нас еще полно всякой хи-мии, – он натянул одну из прядей волос на глаза, быстрым движением отделил волосок и оторвал его. – Да, в принципе, их не много, повыдергиваю и дело с концом, и красить не придется.
Он не понимал, что выглядит старше не только из-за седых волосков, которые я даже не заметила. А потом он взял меня за руку, с глазами раскаявшегося Иуды, и сказал:
- Прости, что повел тебя в лес, не сделав предварительных анализов на аллергены.   
- Их все проходят?
- Нет. Никто не проходил.
- Тогда откуда ты мог знать? К тому же нас мама тоже собирала в лес, и она об этом не подумала. У меня аллергия?
- Да. Но на что именно, это нужно еще выяснить. Но пока просто не ходи больше в лес. Никогда. Просто становиться не понятным, у нас в саду растут те же деревья, что и в лесу, но от них ты даже не чихаешь. Это какой-то элемент, генетически измененный, чтобы деревья выживали в условиях открытого пространства. Там море таких элементов. Никогда не ходи в лес.
А потом позвали маму. Она долго плакала и не выпускала меня из своих объятий. «Совсем, как Карим», - тогда я подумала вслух, сама того не заметив. Мама отпрянула, вни-мательно смотря на меня суженными глазами.
- Ты сказала «Карим»? – переспросила мама. Я кивнула. – Какой Карим?
- Наш, - просто ответила я. – Он значится в базе, как один из моих отцов.
Тут оживились все. Первым высказался, как всегда Мэтью.
- Что именно было?
Я рассказала о том, как он протянул мне руку, как согрел и успокоил меня. О том, как он заставлял меня вернуться, как привел в храм и излечил.
- Лили была в коме, между жизнью и смертью. – Мэтью начал выдумывать. – Если она там встретила Карима, значит, он в таком же положении или умер совсем.
Кажется, задрожали все. Первым с места рванулся Мицуру (он всегда был шустри-ком). Он крикнул: «Я активизирую суперструну», и скрылся в коридорах. Все побежали за ним… или не за ним, но все быстро вышли в дверь. Со мной остались только Кайл, мама, Джарод и Джедай. Тогда я впервые услышала понятие «суперструна», до этого я даже поня-тие не имела о наличии такой штуки у нас на вооружении. Все вчетвером начали мне на перебой рассказывать, что это такое. Из того, что я поняла тогда и помню сейчас, могу пояс-нить только приблизительный принцип действия. Это был способ связи в космическом про-странстве, который разработали уже на станции перед отправкой Карима. Связь через спут-ники на столь длинные расстояния слишком бестолковая по своей сути. Ученые исходили из сути строения Вселенной. Кто-то когда-то предположил, что вся она состоит из тончайших суперструн. Наши ученые нашли эти струны. А действие струны такого, что если ты тро-нешь ее в начала, та же вибрация будет и на конце струны и в тоже время. Только нужно зацепиться за правильную струну. Аппаратура, установленная на корабле Карима, еще на земле была «привязана» к нескольким струнам. Оставалась надежда, что этот, еще ни разу не опробованный способ, сработает, что, может быть, несколько струн все еще «зацеплены» за корабль. Хотя, оптимисты считали, что, возможно, «зацепленные» струны не отходят от ко-рабля и идут по своим направлениям, а продолжают следовать за кораблем, наращивая но-вые нити. Сейчас предстояло это проверить.

***
- Так, кто должен лежать в постели, ты или я? – строго спросил Хоук, когда Лия во-шла в центр связи.
- У меня скоро пролежни появятся, - отмахнулась Лия и, как маленькая девочка уст-роилась у него на коленях,  с энтузиазмом рассматривая процессы на экране.
Хоук был самым высоким и самым крепким из всех в колонии. Многие шутили, что его следовало бы назвать «Медведем», а не «Ястребом». На все это он отвечал, что все верно с именем, что лучше него никто не в состоянии управлять шатлом. Это было правдой. Ма-ленькая Лия, сколько бы не выросла все равно на его коленях смортелась по-прежнему ма-леньким ребенком. Так она себя и чувствовала. Завалилась на его плечо, тупо наблюдая за экраном, по которому ползли непонятные для нее формулы. Интереснее было наблюдать за манипуляциями пальцев Хоука по клавишам.
В комнату вошел Арджун. Ли с удивлением обнаружила, что он почему-то поседел больше Кайла. «Может, время пришло?» – подумала она. А Арджун прятал от нее свои глаза, избегая взгляда.
- Арджун, - улыбнулся Хоук. – Ты во время. Я все уже настроил. Системы в норме.
Арджун сел в соседнее кресло и протянул Ли что-то сладкое, не глядя в глаза.
- Я хотел угостить тебя в палате, а тебя там нет. Чуть сам все не съел.
- Спасибо, - Ли с удовольствием вгрызлась зубами в угощение. – Хорошо болеть.
Отцы рассмеялись, и Хоук потрепал ее по голове. Приступили к работе, как пилоты корабля, внимательно глядя в экран.
- Задействую пучок Д6, – сообщил Хоук.
- Есть Д6. Просчет… - Арджун ждал результата. – Пусто. Дальше.
- Пучок Е40.
- Е40 есть. Просчет… - Арджун вдруг закатился заикающимся смехом.
- Есть? – спросила Лия. – Мы поймали его?
- Нет, - Арджун продолжал рывками тихо посмеиваться. – Мы обнаружили новую жизнь.
- Что нашли?! – изумился голос Мэтью из динамиков.
- Ничего. Это наш эротический фильм заблудился в космосе, а мы его сейчас пойма-ли, – ответил Арджун.
- А почему у нас на экране одни цифры? – почти возмутилась Лия.
- Потому что тебе еще не исполнилось 16 лет, - улыбнулся Хоук.
- Скажи просто: «цифровая информация», и не скидывай все на мой возраст.
- Ну, вот и умница, - Хоук чмокнул ее в макушку. – Пучок Ф19?
- Пучок Ф19. Просчет… Мы близко, но этот луч отдалился. Рядом что?
- Пучок К3.
- Пучок К3. Просчет… В яблочко! Есть связь.
- Отлично! – подал голос Мэтью. – Показания приборов?
- Системы жизнеобеспечения без сбоев. Показания чистые, - констатировал Арджун.
- Карим жив?
- Жив. Никаких изменений, - подтвердил Хоук. – Все как в первый день полета. Таким я его и оставил.
- Есть смысл его будить?
- А, по-моему, - ответил Арджун, - пусть спит.
- Но, может, что-то ему все-таки грозил, что приборы не в состоянии показать? – бес-покоился Мэтью. – Если все хорошо, почему именно он пришел к Лили, когда она была в коме?
Арджун опять усмехнулся, почесал бородку и ответил:
- А, по-твоему, Мэтью, на что похоже теперешнее состояние Карима? Если это не ко-ма, то что-то очень сродни этому. Просто они находились в, примерно, одном измерении вот и встретились.   
Мэтью помолчал, пораздумывал и приказал:
- Будите. Я должен во всем убедиться.
- Есть, - ответил Арджун. – Включить безопасный режим.
- Безопасный режим, - Хоук пробежал по клавишам. – Есть.

***
- И как это, выходить из заморозки? – спросил Доминик.
- Медленно, - ответил Малик.
- И дальше? – торопил Эрос.
- Что дальше? – спросил Малик. – Вероятно, ступорно, если я не могу этого толком вспомнить. Эти воспоминания очень похожи на то, что со мной творилось, когда я впервые напился и на утро должен был встать, а проснуться никак не мог. Меня будили, мне казалось я иду в душ, обедаю, а меня опять будят, и я все еще в постели. И я, вроде, встаю, и опять иду в душ, одеваюсь и даже дохожу до остановки. Но меня опять будят, и я просыпаюсь с носком в руках на стуле. И так весь день. Не можешь понять, где ты, и все повторяется зано-во.
- Короче, ясно, - заключил Эрос, - сплошная бредятина. Это описание для меня самое яркое и понятное.
- А ты действительно встречался с Лией, когда она была в коме? Ты это помнишь? – спросил ничего не вспоминающий Доминик.
Малик задумался. Он не хотел им ничего рассказывать. И у него был прекрасный по-вод этого не делать, сославшись на амнезию.
- Даже если она меня и встречала, то я этого не помню.
- Может, ей просто это нарисовалось воображением? - подтвердил Эрос. – Я же ей уже показал Карима в базе данных, но среди нас его не было, и Ли решила, что он умер. Вот, и эти, - Эрос ткнул пальцем вверх, - приняли вид единственного знакомого Ли на том све-те… по ее убеждению.
Малик осмотрел присутствующих, и что-то в нем вспыхнуло невероятное, не имею-щее отношение к прошлой жизни. Эти воспоминания даже не были зрительными, это была только мысль. Но она промчалась так быстро, что мозг человека в теле не успел ее уловить. Но она точно была.
- Э, Малик! – Эрос двинул его в плечо. – Ты где? Опять ушел в анабиоз?
- Я долго отсутствовал? – удивился Малик.
- Минуты две, - отметил Доминик. – Как-то мы не могли тебя дозваться. Что-то вспомнил?
- Нет, - Малик еще порылся в памяти. – Что-то промелькнуло… что-то непомерно… что-то не логичное… Кажется, воспоминания об этом меня козявят, как Эроса.
Малки опустил голову между колен и начал часто дышать. Доминик растерялся. Эрос спокойно изрек:
- Ё-маё. Еще одна мышь, - перевел взгляд на Доминика. – А когда тебя козявить нач-нет? Малик, ты еще держишься, или «скорую» вызвать?
- Сейчас пройдет.
- И что это за воспоминания такие, от которых тошно? – спросил сам себя Эрос. – В общем, Доминик, как хочешь, но когда тебя закозявит, мы тебе «скорую» тоже не вызовем.
Малик выпрямился, откидываясь на спинку кресла.
- Вот, видишь, это совершенно не смертельно.
- Но темы анабиоза давайте больше не касаться, - тяжело дыша, предложил Малик.
Малик не хотел и не собирался им рассказывать о том, как сладка была эта встреча во сне. Он тогда еще не знал, как выглядит его дочь, он не знал, что встретил именно ее. Он просто почувствовал присутствие важного, любимого и беззащитного. Потом он понял, что именно она – Лия. Ему сказали, что она должна обязательно вернуться. И он точно помнит, что в тот момент он знал что-то большее, чем знает теперь. И еще он помнит, что совсем не видел тогда ее лица. Лицо для Лии он нарисовал сам. Он доставал эти черты из глубин сво-его подсознания. Откуда они пришли к нему туда, Малик понятия не имел. А когда он, наконец, проснулся и начал соображать, увидел именно то, что так старательно рисовал. На коленях у Хоука сидела юная девушка с почти доеденным леденцом в руках. Малик в шоке уставился на нее. Внутри его всего перетрясло, но он нашел силы перевести взгляд чуть повыше, на глаза Хоука.
- «Это кто?» – спросил я тогда, догадываясь, что это и есть Лилия, - Малик предал своей речи налет небрежности и юморка. – Хоук сказал: «Дожили! Родимого дитяти не при-знал!». Все рассмеялись, я тоже. Помню, меня тогда поразило, как постарели все. Я был ближе по возрасту к нашим детям, чем к ним. Потом мне рассказали, почему меня разбуди-ли, поделились новостями, достижениями, сплетнями. Мне нужно было пройти реабилита-ционный месяц прежде, чем погружаться в новый сон. Со мной лялякали все подряд.
- И вот тогда-то, пока ты не уснул, Малик, - включился Эрос, - вас, Доминик, и реши-ли поженить.
- Это просто я случайно обмолвился, что, мол, думал меня для отцовского благосло-вения разбудили, а вы…! Ну, и… подставил молодых под удар.
- Ты хоть свадьбу-то свою помнишь, олух? – высказался Эрос.
Доминик собрался ответить «нет», но что-то его овеяло. Он замер, боясь упустить это легкий ветерок, как ему показалось, воспоминаний. Но ветерок и был воспоминанием.
- Тогда был легкий ветер? – спросил он, глядя в стену.
- Угу, - осторожно подтвердил Эрос, заворожено смотрящий на Доминика.
- У нее фата была короче волос… совсем короткая… Я хотел вшить в ее одежду хру-сталики, а мне не дали… Женщины вшивали… Плохо вшили.
- Ну, это твое мнение, остальные были в восторге.
Доминик услышал шум в ушах, прислушался…
- Это было на море? – удивился он.
- Да, Лия выбрала это место, - подтвердил Малик. – Пригласила меня на свадьбу через видеокамеру.
- Естественно снимал все я.
- А у меня в запасах было даже вино, - сообщил Малик. – Мне было чем отметить.

***
    У меня было белое платье. Мы нашли среди старой одежды много вещей, которые работники станции брали с собой в Сферу, но все они были выношены и истерты первыми поколениями. Что-то приличное выбрать не получилось. Тогда мама сшила мне длинное прямое платье из наших любимых лабораторных пижам. Хорошо, что они были белыми. Мама отрезала рукава, подрезала горловину, и обшили женщины все это хрусталиками. Я звенела при каждом шаге. Мицуру сплел мне фату из синтетической нити, которую сейчас назвали бы очень тонкой леской. Я помню, она была очень не сгибаемая, поэтому сидела на моей голове нелепо. Пришлось ее выпирающие места  подстригать, и эту неровную «стриж-ку» заделывать цветами. Ее долго пытались уложить, а потом просто обрезали, так ее топыр-чатая форма не выглядела взлетным трамплином. Фату расшили еще большим количеством хрусталиков, чтобы она под их тяжестью все-таки клонилась вниз.
В качестве желания невесты, свадьбу разрешили провести на берегу моря, при усло-вии немедленной эвакуации, если хоть один датчик засечет даже малейший выброс. Ради абсолютной сказки этого дня, Хоук разогнал облака. И было солнце везде. До свадьбы род Кайла уехали в Замок, хотя по моей логике вещей, это был мой дом. Но взрослые решили так: невесте нужен простор для творчества и в Королевстве подручного добра навалом. При-готовления шли быстро, за полторы недели. И эти полторы недели я была одна. Я не была ни против свадьбы, ни за, я просто смирилась.
… Должна признаться… в это время я начала жить в двух мирах. Однажды ночью я нащупала незримый путь, который привел меня к Кариму. Карим с экрана не подавал ника-ких признаков, что видел меня прежде. И вот я снова оказалась возле него, но возле которо-го, не могла понять. Он смотрел на меня как-то странно, как смотрит дикий зверь на одино-кого человека, с которым он не собирается воевать, но и не подпускает. Каким-то образом я тогда поняла, что ему нужно время, чтобы решить, как ко мне относиться. Он не шевелил губами, но я слышала его слова: «Ты можешь приходить, но не приближайся, пока я не ре-шу». Так я приходила к нему несколько раз, усаживалась поодаль и ждала. Мне не нужно было его внимание, мне было хорошо и спокойно просто находиться рядом с ним. Когда я утром включала связь, Карим с экрана смотрел на меня по-прежнему по-отечески, смешил меня, забавлялся, прикалывался надо мной, мы даже играли в «Морской бой». Я не понимала к кому я хожу каждую ночь в своих снах, я ждала от него хоть какого-нибудь намека, что это был он, но намеков не было. Я решила, что мне сниться кто-то другой, тот, кто спас меня, кто ждет на другой стороне. У меня была два разных знакомых человека с одним лицом и именем. 

Так настал день свадьбы. За мной приехали на украшенной машине. Мы гремели всю дорогу до моря консервными банками. Так далеко я еще не ездила. Ландшафт поменялся. Если возле наших поселений и было что-то отдаленно напоминающее мелкую раститель-ность, то там не осталось ничего, кроме камней и черных застывших вулканических пород. Я была уверенна, что и этот пейзаж должен чем-то незнакомым поменяться, но ничего нового вплоть до берега моря не произошло. Море билось в высокие скалы и заползало на небо в точке горизонта выше, чем земля. Когда волны отступали, склоны начинали слепить солнечным отражением. Тогда я хотела показаться себе умной исследовательницей и решила, раз море отражает от поверхности солнце, то и камни обладают такими же свойствами, после того, как море их смочит. Я продолжила осмотр береговой линии и заметила, что слепит не везде, хотя море облизывает все камни. Наверное, это недоумение очень четко отразилось на моем лице, и Джарод объяснил:
- То, что отражает солнце – есть стекло. Песчаные берега расплавились, вот и все. Так и остались. Теперь пора ехать, а то жених решит, что невеста сбежала.
Мы поехали дальше вдоль берега. Скалистые берега перешли в гладкие черные следы сползающей в океан застывшей лавы.
Место для свадьбы подобрали симпатичнее всего этого черного. Берег был на много ниже, земля – коричневой,  даже желтой. Под ногами был мох с золотыми цветами. Это было красивое место. Его еще и украсили белой пагодой, навязали лент на столбы и выстроили несколько рядов стульев для гостей. Расстелили ковровую дорожку. Мужчины оделись «празднично»: у все из-под синей рубашки выглядывала белая. Кайлу на шею повязали белый платок, вероятно, чтобы он от них хоть чем-то отличался. Женщины попытались превратить свои рубашки в подобие платьев, даже раскрасить попестрее, но по большей части был белый цвет, украшения и духи. Ради такого случая не пожалели срезать живые цветы в оранжерее. Мне вручили букет белых цветов еще в Королестве. Цветы были везде. Даже притащили несколько пальм в кадушках. Я замерла и попятилась назад. Я испугалась колышущихся пальм. Когда они стояли под куполом, они не вызывали у меня опасности. Но это колебание на ветру! То, что мне тогда показалось самым прекрасным и умиротворяющим процессом, неожиданно даже для меня сковал все мои разумные мысли и оставил только инстинкт страха. Морской ветер просто рвал пальмы. Мне стало плохо. Сердце снова застучало в горле, ноги подкосились. Это не было аллергией, теперь это было просто страхом. Мицуру, который вел меня к алтарю, успел подхватить меня и даже удержать в вертикальной положении.
- Вот это эмоции! – он всегда шутил. – Поздно отступать. Говорят, все невесты такие чувствительные. Хотя, я думаю, бояться надо женихам.
- Мицуру, я боюсь деревьев. Они так тянут свои лапы к моему горлу! Они меня опять задушат.
- Они не могут тянуть лапы. Они просто не в состоянии выстоять против ветра.
Мицуру понял мой страх и быстро шепнул рядомсидящему, чтобы убрали пальмы с глаз моих. Шепот прошелся по рядам, и деревья быстро переселили на задний план. Никто не стал меня убеждать, что эти деревья безопасны для меня, что они взяты из нашего сада, где я всегда гуляю. Церемония продолжилась.
Сначала нам прочли строки из Библии, потом что-то из Корана, потом повесели два длинных белых шарфа на шеи, связали их на узел и поводили вокруг костра. И только после всего вписали нас в книгу регистрации, и мы обменялись кольцами. Кайл подарил мне самое потрясающее кольцо. На этот раз он превзошел свой гений. Кольцо было очень тонким, хрупким, ажурным, все эти завитки, переплетения и цветы из разноцветных камней, и даже россыпь чего-то мелкого, отражающего солнце каждой своей пылинкой, просто не могло быть сотворено за неделю. Но оно было точно по моему пальцу. Оставалось только догадываться, как давно он задумал его смастерить. Себя же он нарядил простым кольцом из слияния золота и серебра в перехлесте друг друга. На серебре был черный камень, на золоте – прозрачный.
Мы нажрались до отвала. Праздновали там же, на берегу моря, под шум волн. Чтобы Кариму не было скучно, Джедай расставил по периметру камеры, которыми мог управлять сам Карим со своего корабля через связь с Королевством. Он видел нас, мы видели его. Мы ели – он ел, мы пили – он пил. Его не плохо затарили перед полетом. Он радовался нашей свадьбе, как и все остальные.
К Королевству мы подъехали уже заполночь. Я даже успела увидеть звезды и млеч-ный путь. Кайл нес меня на руках даже в лифте. С его высоты, под давление спиртного, я не всегда узнавала, где мы. А конечным пунктом назначения оказалась его комната. Но в убранном, в кое-то веке, виде и украшенной кроватью длинными нитями драгоценных камешков и стекла, свисающих с потолка, я ее не узнала. Решила, что нас вздумали переселить в одну, новую  комнату. И тут Кайл спросил:
- Ну, тебе мама говорила, что нужно делать?
Я растерялась и ответила: «Нет».
- Вот и я забыл, - печально добавил он.
- А было чего помнить? – я точно не знала, ревновать мне его тогда или бояться, оба эти чувства хорошо во мне тогда вмещались. 
Но он рассмеялся.
- Вообще-то, это был старый анекдот. В остатках интернета откопал.
- Ладно, приземляй, - скомандовала я, и меня поставили на ноги.
Я шаталась. Мне казалось, что пьяная только я одна. Мне стало стыдно за свой алко-голизм, но Кайл друг сам пошатнулся, сел на край кровати и съехал вниз на пол. Он рассме-ялся над собой и сказал, что даже не представлял, как это здорово, не контролировать себя. Я, на радостях родственной души, свалилась рядом. Кайл смял меня в охапку и заявил, что и сейчас он не собирается себя контролировать. А кто его вообще просил в тот момент себя контролировать? Я была на его стороне, но все-таки спросила, так он знает, что делать или нет. Кайл ответил: «Я – исследователь. Если я что-то не знаю, я это исследую и открою. Вот сейчас и займемся исследованиями». Исследования оказались удачными. Я многое о себе узнала. Я вдруг открыла для себя, что на моем теле есть участки, к которым лучше не прика-саться, а то я просто умру от удовольствия. В принципе, зачем описывать дальше, если и так понятно, что было.
Но, не смотря на все это, ночью, когда я уснула, снова отправилась в свой «медвежий уголок». Не для чего. Просто мне это было необходимо, как воздух.
На медовый месяц мы, естественно никуда не поехали, меня никуда не отпускали.

В ночь перед погружением Карима обратно в сон, вдруг он побеспокоил меня в моем медвежьем углу. Я просто сидела где-то возле него. Он все время сидел ко мне спиной. Я занялась созерцанием окружающего пространства, как делала это всегда, но вдруг он оказал-ся передо мной, схватил меня за плечи и закричал в лицо: «Проснись сейчас и приди ко мне!». Я, как полная дура, проснулась, сорвалась с места и пулей прилетела на капитанский мостик. Включила связь с кораблем Карима, а он спит младенческим сном. Я, еще большей дурой, просидела в ожидании полчаса. Карим раза два перевернулся в кровати, но не соизволил проснуться. Тогда я, в сердцах, активизировала его систему оповещения тревоги. Сирена протрясла его, как гром и молния. Я с удивлением открыла для себя, что он спит голым. Он долго крутился, носился по каюте, пытаясь понять, что и где случилось, проверяя показания приборов. Все это время я цинично наблюдала за его потугами, пока он не наткнулся на экран с моим видом. На секунду он задумался, а потом быстро плюхнулся в кресло, спрятав от меня, таким образом, все неприличное. Я была готова к его крикам и нравоучениям, а он почему-то молчал. Поэтому заговорила я.
- Ну, давай, спроси, какого черта я тебя сиреной разбудила?
Карим молчал. Часто опускал глаза вниз, потом начал покусывать пальцы.
- Ну, выдай хоть что-нибудь. Или тебя контузило?
Он словно сплюнул, откинулся на спинку кресла и, наконец, изрек:
- Какой это вообще сейчас имеет смысл? Я усну и проснусь лет через 20 на подлете к другой планете. Ты умрешь на этой земле. В этом нет смысла.
- Ты зачем меня разбудил?
- Хотел понять, это ты мне снишься, или это просто я хочу, чтобы ты мне снилась.
- Вот и проверили.
Я смягчилась. Мне стало понятно, почему он прежде не подавал никаких признаков того, что я ему снюсь. Мы опять замолчали, просто смотря друг на друга и по сторонам.
- А страсти нет, - вдруг изрек Карим.
И ее действительно не было. Было только тепло и спокойствие.
- Меня это не расстраивает, - ответила я.
- А с Кайлом?
- Ну, мне нравиться быть его подопытным кроликом. Он весь поглощен исследова-ниями.
- Да, в общем, правильно. Рад за тебя.
И мы опять замолчали. С Каримом было так хорошо просто молчать.
- А если бы я остался?
- Зря, что не остался.
- Но я ведь твой отец.
- Я бы позволила тебе мыть меня в каждый день рождения.
- Я бы был старым, не таким, как сейчас.
- Красоту ничем не испортишь, так говорит мама.
- Ша Ори со мной особо не разговаривала. Как она?
- Счастлива.
- У нее есть ты.
- Это она у меня есть. И Джарод. Ты путешествовал по Земле?
- Сиди дома. У тебя уже был приступ.
- И тебе уже доложили, - посетовала я.
И тут я многое узнала о своем происхождении. Карим просил никому не говорить об этой его ошибке. Я узнала, что я – носитель не только тех ген, о которых знают все. Когда я была четырех дней от зачатия, я попыталась разложиться, и Кариму ничего не пришло в го-лову, кроме, как взять связующий материал из древнего генетического банка.  Именно то, что во мне есть несмодулированные, неадаптированные гены, и вызвало аллергическую ре-акцию от пыльцы генетически измененных растений. Поэтому мне нужно быть поосторож-нее с приключениями и средами обитания.
Потом мы опять помолчали… до утра. Карим в последний раз перепроверил аппара-туру, показания приборов, сложил все не съеденные консервы в морозильный склад обратно.
Когда часы подали знак «подъем», у меня защемило сердце.
- И это все?
Карим опять молчал, он тоже замер. Он стоял посреди комнаты растерянным и… ка-ким-то контуженым. Я видела, как намокли его глаза. Не сходя с места, он прошептал: «Так не должно быть». Я опустила голову, вытирая нос платком. Что мы могли сделать в такой ситуации? Просто пойти спать, пока нас не засекли.
   
XI. ЗА МЕЧТОЙ

- Ты только глянь, как разошелся! – восклицал Эрос, теперь уже пытаясь заткнуть Доминика. – Только давай обойдемся без интимных подробностей.
- Я разве сболтнул лишнее? – удивился Доминик.
- Для джентльмена малость перебрал, - заметил Малик. – Но для американца – сойдет.
- Но я так четко все это помню, - не мог сдержаться Доминик.
- Кто бы сомневался?! – присвистнул Эрос. – Ты лучше вспомни, как вы решились  втравить меня в преступление? Чья идея была?
- Что за преступление? – вытаращился Доминик. – Надеюсь, никого не убили?
- Вы сбежали в багажнике моей машины.
Малик всполошился:
- Лили была далеко от станции? Я же просил ее не уходить далеко. Ей нельзя было.
- Так, - активизировал внимание Эрос, - отсюда поподробнее. А Кайл, - тьфу, ты, - Доминик тебя не беспокоил в этом вопросе?
- Я уже сказал, мне пришлось Лили «подпаять». Гены были чистые, но не адаптиро-ванные к уже измененной атмосфере.
- Вот, если бы ты тогда рассказал об этом, - вмешался Доминик, - я бы никогда не по-вел ее в лес, и многих проблем можно было избежать.
- Подай на меня в суд, - предложил Малик. – Палата Лили все еще свободна.   
Доминик посмотрел в черное окно и увидел много неожиданных картин и пейзажей. Доминик констатировал:
- Я все вспомнил. Это Лия. Вы же ее знаете. Она сказала: «Претворимся, что мы быст-ро попрощаемся с Джедаем и, типа, нам не терпеться, быстро и весело забежим в свою ком-нату и запремся. А потом – по воздуховоду и под брезент в кузове». План простой, поэтому сработало.   
- План-то сработал, только я чуть не окочурился, когда случайно посмотрел в зеркало заднее вида, а там две головы высунулись из-под брезента.
- Но, все ведь обошлось, - улыбнулся Доминик. – Слава Богу, ни деревьев, ни столбов. Подумаешь, съехали с дороги, если это вообще можно было назвать дорогой.
Доминик полез в карман.
- Что еще покажешь? – усмехнулся Эрос.
- Мобильник, - продемонстрировал Доминик. – Надо жене позвонить, а то она на меня очень обидится.
- Уже два часа ночи, - заметил Малик. – Подумай прежде, чем звонить.
Доминик сбросил дозвон.
- Ты прав. Что-то я вдруг почувствовал себя виноватым перед ней. Это правильно, что люди не помнят своей прошлой жизни. Легко запутаться в двух реальностях. Даже не понимаю, кому из них я изменяю?
- По логике вещей, эта жизнь точно реальная, - твердо заверил Эрос. – А то, что мы сейчас вспоминаем, может вовсе не иметь никакой реальной основы.
- Разве могут 4 незнакомых человек помнить одно и тоже? – спросил Доминик.
- А, может, нас пришельцы похитили и внушили все это? – не унимался горячий итальянец.
Доминик снова взял телефон. Набрал номер:
  - Еще кофе. И лучше покрепче с кофеином. И карту страны, если можно.
- Я решил, ты пришельцам звонить собрался, - подколол Эрос.
- Я тут подумал, - Доминик напряг мозги, - Лия рвалась путешествовать. Эрос, где ей больше всего понравилось?
- В Сахаре, но сейчас там еще не так.
- Вы про стеклянную Сахару говорите? - уточнил Малик. 
- Ага, - просиял Эрос, которого не брал сон.
Малик замотал головой:
- Я ее бью! Это же мало очищаемая зона.
- Угу, - подтвердил Эрос, - Поэтому она и там чуть ласты не склеила.
Малик повернулся к Доминику:
- А ты чем думал, когда согласился путешествовать с ней?
- Не забывай, все были уверены, что мы с Лией генетически устроены идентично. Я уже в той пустыне бывал, и мне плохо не стало. К тому же там не было деревьев.
- А какая красота была там на закате и на рассвете, когда проглядывало солнце! – за-тянул  Эрос. – Я так четко это помню. Раз – и у тебя под ногами все розовое, два – и все зо-лотое, три – и ты слепнешь, столько света вокруг! И каждый лучик под особым углом отра-жается от поверхности плавленно-крученного стекла, куда попадет. Блеск! Сколько я пленки засветил, пока понял, как это надо снимать!
- И невыносимая жара, если нет тени, - поддержал Малик. – В солнечные дни над ней летать было не возможно, и слепит, и плавит.
- И мы до нее добрались в тот раз именно под солнцем. – Доминик закрыл глаза. – Все-таки тот мир был потрясающий на зрелища… временами.
- Гляньте, что я нашел, - Эрос выбрал из стопки рисунков «оранжево-розово-желтое море» с тремя силуэтами на поверхности волн.
- Сейчас бы туда, - мечтательно причмокнул Малик, - Погреться.
Принесли кофе и карту.
- Где будем искать? – спросил Эрос. – Стеклянных пустынь еще нет, песок еще не плавился.
- Я думаю… - Малик рассматривал карту, - я думаю дело не столько в стекле, сколько в необычности природы… Йеллоустоун. Там весьма нетипичные пейзажи. Сера и кальций такого намыли! Хотя бы взять ступенчатые террасы – шикарная неповторимость! Но это только при условии, если она отправилась путешествовать и искать красивые места, на что в нашем случае я бы не рассчитывал.   
- Почему? – спросил Доминик. – Она всегда сбегала с одной единственной целью – открыть новые места для себя.
- Теперь она живет в другой реальности и сбегает от преследования, - ответил Малик, продолжая рассматривать карту. – Если у человека нет паспорта и денег…?
- Доедет автостопом, - заключил Эрос.
- Но ни от одного из дальнобойщиков такой информации не поступало.
- Вы думаете, она заблудилась и замерзла? – спросил Доминик.
- Что-то я сомневаюсь, -  Эрос размял шейные позвонки, - У нее повышенная живу-честь… была. Но с другой-то стороны, глупо сбегать из психушки, чтобы потом замерзнуть и сдохнуть! Можно же и до лета подождать. Нет, Ли не такая. Она найдет выход, она выбе-рется.
- В этой жизни… не уверен, - ответил Доминик.
- Интересно, - Малик задумался. – Помните, гипноз? Как еще она могла выбраться из больницы, если была даже привязана к кровати?
- Точно! – оживился Доминик. – То, что ее не видели дальнобойщики, не значит, что они ее не подвозили.
- В принципе, ее мог подвезти любой транспорт, - пожал плечами Эрос, - Один Бог знает, куда она рванула когти. Только что самолеты отпадают, если люди ее не видели, то камеры наверняка бы засекли.
- Мне подумалось, - произнес Малик, - любой человек, когда ему плохо стремиться туда, где есть люди, которым он доверяет. Ее родители сами ее ищут, значит…
- Она им не доверяет, – перебил Эрос. – Остаются друзья.
- Друзей, точнее ее знакомых, тоже всех опросили. – Малик задумался. – Кому  сейчас люди доверяют все свое наболевшее? Психиатрам. Я подумал о том единственном психиат-ре, что не ломал ее. Все считают, что он ее только испортил, запустил. Она могла отправить-ся к нему.
Доминик опять достал телефон. Эрос косо на него посмотрел:
- Ну, оставь жену в покое, я тебя прошу. 
Доминик набрал номер:
- Три билета на утро в Нью-Йорк.   

***
Джедай рвал и метал, пенная ногами пыль повыше.
- Вы вообще без мозгов оба?! Приключений им захотелось!
Кайл и Лия сидели в кузове, спокойно наблюдая, как Джедай носится по пыльному полю.
- Это же мне потом по шее, - Джедай живописно постучал ребром ладони по своей шее. – Я буду первым отвечать, если что! Все решат, что я с вами сговорился!
- А мы скажем… - открыла рот Лия.
- Да, они вам и поверят! – перебил ее Джедай. – Домой! Все! Точка!
Кайл спрыгнул на землю и стащил Лию.
- Тогда мы просто пойдем пешком, - после Ли Кайл вытянул рюкзак.
- Куда?
- В другую сторону от тебя, тогда никто не скажет, что ты был с нами в сговоре.
- Идиоты малолетние, а ну, быстро в машину!
- Я обратно не поеду, - твердо заявила Ли.
Джедай навис над малолеткой:
- Спорить можешь с мамочкой, а со мной и не заикайся даже!
Ли одарила его таким же строгим взглядом:
- Сейчас как укушу за то, до куда дотянусь!
- Отравишься.
- Боже, как весело, - Кайл устало оперся на машину. – Джей Ди, меня ты брал с собой, а почему не берешь с Лией?
Джедай плюхнулся на землю.
- Да чтоб вы оба сгорели в геенне огненной! Ты думаешь, вас поженили для милого счастья? Все ждут от вас удачного естественного зачатия. А теперь прикинь, она беременная и во всей этой отравленной атмосфере и радиации. Все коту под хвост. Все эти поколения до вас, все их усилия…
- Разве мы не адаптированы к этой среде генетически?
- Ты да. А вот Лия… как-то странно ее организм реагирует.
- Только на лес, - тихо заметила Лия, которой очень хотелось увидеть мир, но которая сейчас многое осознала. – На море мне не стало плохо.
- Не рискуй, девочка, - мягко ответил Джей Ди.
- Хотя бы два дня, - попросила Ли. – Мы ведь не успеем покинуть чистой зоны.
- В ту сторону, куда я еду… там грязно будет уже сегодня ночью.
- А в другую сторону?
- Меня люди ждут, я не могу кататься.
- Люди? Кто? – удивилась Лия.
- А самая не догадываешься? Мое племя.
- А в Королевстве знаю?
- Угу, - кивнул Джей Ди. – И среди моих есть хорошие люди.
- Эта еда для них? Почему мне ничего об этом не известно?
- Зачем тебе об этом знать? Королевство живет своей жизнью, а пещерники – своей.
- Вы их назвали пещерниками? – удивилась Лия.
- В пещерах живут, - пояснил Кайл.
- И ты их видел?
- На нейтральной территории пару раз.
- Их много?
- А черт их знает? – махнул рукой Джей Ди. – Перепись не проводили.
- А… они… тоже погибнут от 538-го?
Кайл и Джей Ди молча кивнули.
- А они об этом знаю?
- Зачем им об этом знать? – пожал плечами Джедай. – Они, по любому, уже обречены. То редкое, что у них рождается, почти не выживает. И без нас им есть нечего будет. Ничего не растет, никто из мясного не бегает, даже с насекомыми туго.
- А что же они ели до того, как вы стали их снабжать?
-Остатки от земледелий их родителей. – Кайл засмеялся. – А еще они наш лес объеда-ли вплоть до листьев и коры.
- Но у них есть пещеры, где растут грибы, - дополнил Джедай. 
- До них далеко?
- Да. До конца нашего материка на север, потом на лодке до ближайшего острова, там мы всегда оставляем еду. Они приплывают и забирают, когда нас нет. Правда, иногда мы оказываемся вместе на острове.
- И давно вы их подкармливаете?
- Да вот, как наш лес объедать стали, так мы с ними и договорились… - ответил Дже-дай.
- Сначала, конечно, пробовали позвать жить с нами, - продолжал Кайл, - но народ оказался гордый, верный заветам отцов.
Джедай встал с земли. Поплевал в воздух и, отчертыхавшись, спросил:
- Вы аптечку взяли?
- Больше, чем нужно, на всякий случай, - заверил Кайл. 
- Черт с вами. Прыгайте обратно в машину. Покажу вам красоты погибшего мира.
- Опять же, - оживился Кайл, - втроем веселее.
Машина запылила по пустоши, оставляя позади себя черные клубы пыли.

В Королевстве исчезновение молодой парочки заподозрили только на четвертый день. Оставленные им порции еды никто не забирал, и из запасов сладостей тоже ничего не пропадало.
- Будем паниковать или придумаем страшную казнь для них? – спросил Хоук, присое-диняясь к организованной толпе в посудомоечной.
- Я думаю, даже на поиски вылетать не стоит, топливо сэкономим, - вставил свое сло-во Мицуру.
- Ты всегда покрывал ее преступления, - махнула на него Ша Ори. – А меня волнует случай с лесом.
- Ну, смысл их искать и волноваться, если они поехали с Джедаем? – Мицуру нрави-лась сумасшедшинка в поступках молодых. – К тому же Кайл не дурак, наверняка, предвари-тельно ограбил медикаментозный склад. Он хороший медик.
- Он хороший ювелир, а медик он… - тяжело вздохнула Кончита, - чтобы не сказать хуже.
- Да, мальчик пошел не в тебя, не гений медицины, но простые анализы он в состоя-нии произвести, и оказать первую помощь, - защищал своего сына Мэтью.
Ша Ори понимала стремление своего ребенка путешествовать, ее любимыми книгами были приключения и странствия. Заставить ее читать другие книги, было просто не возмож-но. Лили всегда говорила, что хочет путешествовать, как Хоук и Мицуру. Мама никогда не была против этого, но только когда Лили вырастет. Только сейчас Ша Ори поняла, что не понимает, когда наступит тот момент и она почувствует, что ее ребенок уже вырос. Лили все еще была маленькой и беззащитной перед стихией, особенно после истории с лесом. Но ведь ее девочка уже замужем, значит, взрослая… но все-таки такая маленькая. Ша Ори вжалась в плечи, больно зажав свои руки. Она не слышала дискуссии, Герда увидела ее переживания, как на ладони… точнее своим отражением в зеркале. Она просто подошла и обняла Ша Ори.
- Если верить в хорошее, все хорошие ангелы притянуться к ним. Давай будем думать о том, как они счастливы и как им хорошо, - предложила Герда.
- Давай, - Ша Ори обняла Герду в ответ.
Ша Ори прекрасно помнила, сколько заботы вложила Герда в рождение Кайла. Хоть у Кайла было слишком много мам, и он между ними не чувствовал разницы, Герда в этом списке для него стояла островком спасения от приставучих нежностей. Маленьким, он часто прятался у нее в шкафу. Герда знала об это, приносила ему еду и игрушки, и никогда не пы-талась навязать свои телячьи нежности, пока Кайл сам не вылезал из шкафа и не садился возле нее на стульчик, чтобы она почитала ему сказку. Но когда Кайл подрос и перестал бояться темноты и одиночества, то перестал приходить прятаться в ее шкаф, а залазил в вентиляцию. Может быть, поэтому он и забыл, что есть мама-Герда, у которой есть уютный шкаф и у которой он всегда может найти спасение от суеты вокруг своей особы. Она всегда была на его стороне, чтобы не случилась, и каждый год просила отменить традиционную помывку на день рождения, но ее никто не слушал. Сдержать их она не могла, но и участие в это не принимала. Но навряд ли Кайл в таком сумасшествии разбирал, кто к нему пришел, а кто нет. Поэтому и к Герде он относился так же, как и ко всем. Но Герда все еще продолжала считать себя ангелом-хранителем Кайла. Состояние Ша Ори было ей понятно, как никому другому.
- … Ну, все. Значит, договорились? – уточнил Хоук. – Соединяюсь с Джей Ди и про-шу информировать по любому поводу, и если что, долечу до них, как ястреб, за пять минут.
- Да, это разумный выход, - качнул головой Джарод. – Они же не пленники, дети должны иметь возможность осуществлять свои желания. Эх, молодость, молодость! Где мои годы?!

***
Как я уже говорила, пейзаж действительно не менялся никогда. Черная застывшая выглаженная лава  везде, даже гор нигде не видно. Я уже хотела повернуть назад, но жажда открытий «а вдруг, за тем холмом», просто рвала меня изнутри.
- Джей Ди, ты специально едешь там, где ничего нет? – однажды не выдержала я.
- А кто тебе Дисней Лэнд обещал? – это прозвучало издевательски над моей мечтой.
Кайл оказался добрее в этом отношении. Он уговорил Джедая свернуть на небольшой круг на запад. Джедай долго бурчал, типа, «навязались на мою голову, дети», но все-таки повернул. Пейзаж все равно не поменялся, но машину остановили у какой-то дыры в невы-соком холмике. Я уже подумала, что мы приехали, это пещера, но оказалось, что всего лишь шахта. И с фонарями мы пошли открывать для меня ощутимое значение слова шахта. Тогда я подумала, что если реально существует ад, то мы как раз в него спускаемся. Вокруг была сплошная чернота и духота, но я самоотвержено продолжала плестись в хвосте. Пацаны внимательно осматривали стены, и что-то увлеченно обсуждали на незнакомых мне терми-нах. Маленький прибор в руках Кайла периодически посвистывал, что-то им оповещая. По-том они вообще остановились и принялись долбить стену. Оттуда что-то выпало.
- Ну, и кто был прав?! – радостно воскликнул Джедай. – Я еще в прошлый раз сказал, что здесь что-то есть.
Я спросила, что это, и мне сказали «турмалин». У меня начало складываться такое чувство, что Кайл больше никаких названий камней не знает, у него все было турмалин: турмалин розовый, турмалин зеленый, турмалин синий, черный, полихромный и так всех цветов радуги. Возможно, я и настоящий псих, потому что временами я помню мельчайшие подробности, словно это было вчера, слова звучат у меня в голове. В руках Джедая был чер-ный кристалл, даже когда он его потер, счищая остатки земли, он остался черным. У меня в голове четко стоит их спор, хотя я не понимаю эти слова:
Кайл: «Черным турмалин делает железо, а здесь кругом двухвалентная медь. С ней турмалин будет ярко-синий. Лия, присоедини свет твоего фонаря… Что и требовалось дока-зать – он синий. При дневном свете это станет еще очевиднее. К тому же, что делать с иона-ми трехвалентного ванадия? Здесь должен быть зеленый цвет! В записях Валери она четко указывает, что сюда саморучно заложила трехвалентный ванадий и трехвалентный хром. Здесь должны быть зеленые камни».
Джедай: «Доказать? На другую стену она «посеяла» двух- и трехвалентные ионы мар-ганца, а значит турмалин будет…»
    Кайл: «… малиновых оттенков. Я знаю».
Джедай: «Ну, так смотри, если знаешь. Вот вмятина, я из нее тебе малиновые камни привозил, сам лично выдолбил».
Кайл: «Ну, не могут кристаллы так быстро созревать! Это просто совпадение. Ведь она здесь посеяла пробы только потому, что турмалин сам по себе здесь рос. Ее турмалины еще не выросли. Железо она точно посеяла, а этот кристалл синий. И зеленого камня ты еще не нашел здесь».
Джедай: «Ну, не прижились хром и ванадий. Но малиновые камни есть? Значит, про-цесс пошел, ионы марганца свою работу сделали. Не забывай, что процессы в земле измени-лись».   
Я: «Ребята, можно я уже в обморок упаду? Задолбали со своей валентностью».
Кайл: «Умеют женщины испортить научный спор».
Джедай: «Им только украшения подавай, а из чего все это берется, весь этот волшеб-ный процесс, в силу отсутствия стремления к истинам, они знать не хотят».
Я: «Меня не учили тому, что мне не пригодиться».
Джедай: «Женщин на востоке тоже ничему не учили. Вот и тебя напрягать не стали».
Я: «Потешил мужское самолюбие? Теперь уходим отсюда. Я думала, вы мне покажи-те, что-то поразительное, а на черноту и камни я уже насмотрелась». 
Кайл: «Есть поразительное. Только нужно глубже спуститься».
И мы углубились. Из-под земли начали вырастать мраморные стены, гладко срезан-ные, почти отшлифованные. Джедай рассказал, что когда копатели этой шахты наткнулись на мраморные стены, решили, что они докопались до метро, но оказалось, всего лишь откры-тая разработка мрамора. Мы вышли в большую пещеру. В центре пещеры было озеро, кото-рое светилось, как лампочка и освещала все, отражаясь переливами волн на всем. Потолок был черный, и с него свисали черные сосульки. Стены были мраморными и гладкими с од-ной стороны, и черными  бесформенными с другой стороны. А в свободном пространстве валялись перевернутые бульдозеры и грузовики, некоторые из них были замурованы в чер-ные стены, расплавленными частями. Я была поражена и сама первая спросила, не дожида-ясь экскурсии, что же здесь случилось?
- Ну, - Джедай опять почесал за ухом, он часто так делал прежде, чем что-то растол-ковать, словно этим жестом включал что-то в мозгу. – Судя по тому, что машины не затопи-ло лавой, их защитил какой-то вакуум. И судя по тому, что тяжелые машины перевернуты и в них мусор с песком и ракушками, перед магмой здесь была морская волна, о чем красноре-чиво свидетельствует озеро с соленой морской водой. Это был всплеск, столкновение двух стихий на бешеной скорости, иначе магма так просто бы не застыла.
Какой ужас меня тогда охватил! Я так ясно представила себе этот момент. И людям некуда бежать: с океана – цунами, с гор – магма. Ад… Вот мы сюда и спустились.
Я вся в шоке, а Кайл так спокойно говорит: «Техника свидетельствует, что мы на тер-ритории Бразилии. Мраморные разработки и цветовая гамма турмалина, свидетельствует о том же».
- Если это Бразилия, то почему мы считаем свой материк Австралией? – спросила я.
- Совпадаем по градусной сетке, - просто ответил Джедай.
- А здесь были трупы? – мне вдруг стало жутко.
- Испарились, при такой-то температуре, - Джедай отвечал очень просто.
- А есть места посимпатичнее?
- Это Дом с Привидениями из Дисней Лэнда, - Джедай даже сотворил пугающую ро-жу. – Хочешь, в дом Белоснежки?
- Такой есть?
Мальчишки заговорщетски переглянулись, ехидно посмеялись и предложили посе-тить сказочный дворец Золушки с часами. Доверие к ним у меня испарилось, но я понимала, что назад они меня не отвезут, и одну пешком не отпустят. Я стиснула зубы и приготовилась к их издевательствам. По крайней мере, мы, хотя бы, выползли из пещеры.
По ночам мы спали, днем ехали по одному и тому же месту, как мне казалось. Мы двигались по бездорожью. Кайл и Джей Ди сменяли друг друга за рулем, бурно обсуждая, заехать за тот пригорок, показать мне очередную казявку-корявку или нет. На компас они никогда не смотрели. Когда я спросила, как они вообще находят здесь ориентир, если все так одинаково, они ответили «по солнцу». Но солнце здесь тоже не частый гость, хотя, прощупывалось через облака и оно временами. Мне стало жутко завидно, ведь если они так хорошо знают окружающий простор, значит, бывали здесь не раз, а я всю жизнь просидела на своем камне.
К морю мы подъехали на закате. Яркий бронзовый свет еще прорывался сквозь обла-ка, и земля отливала розовым. Призраки растительности появились еще примерно в полдень, а здесь на пологом берегу колосился, - другого слова и не найдешь, - мох. Но самым потря-сающим ведением были часы. Огромные неоновые, как мне показалось тогда, часы. Круглый циферблат просто возвышался над морем и отливал цветом заката. Стрелки двигались. Я не могла не подойти и не потрогать. Корпус казался хрупким, стеклянным, но это был сверхпрочный пластик. Стрелки и цифры не отражали солнечный свет, как мне показалось сначала, а сами светились изнутри. Джедай рассказал, что внутри этих часов искусственный фосфор. Конечно, меня распирал вопрос, как среди такого кромешного ада, в котором даже бульдозеры не выстояли, так хорошо сохранились эти часы. И мне рассказали еще одну историю, в очередной раз, запутав в географии. Оказывается, эти часы подняли со дна моря. Прямо под нами, где мы проплывали на лодке, мирно покоиться часть японского материка.  Там сохранились не только часы, но и здания. Джей Ди дал мне трубу, опущенную в воду, через которую я увидела город, дома, дороги с высоты птичьего полета. «Нравиться?» – спросил он. «Нравиться», - ответила я. «Теперь гордись! – заявил он, - Можешь каждому сказать, что ты видела Атлантиду!».
У меня действительно временами было самое потрясающее путешествие по Дисней Лэнду. Хотя, никто мне так и не объяснил, каким образом Япония оказалась так близко от Бразилии. 

***
Эрос швырял рисунки Мэйган, как карты в преферансе:
- … и даже этот бульдозер в скалу впаянный! Она все помнит! – он быстро их пере-листал, - Зацените, часы японские! Что за маляки? Словно ребенок накарябал пальцем. Ой! А эти трое в лодке, должно быть мы! Старые какие-то листы… 
Малик бережно взял стопку в руки.
- Это я нашел в доме доктора. Я думаю, это история ее болезни.
- Так она с детства, что ли, все это уже помнила? – удивился Эрос. – Не то, что мы.
Малик перевернул листок и обнаружил запись от руки:
«- Я нарисую тетю и дядей. Два дяди. Они там есть.
- А ты где?
- А меня там еще нет. Я сон смотрю.
- И что они делают там? Зачем пришли?
- Ну, откуда я знаю?! Я только вижу сон.
Мэйган Старлинг, 4 года».
- Значит, ей все это снилось, – подвел итог Малик. – Она даже не смогла ассоцииро-вать себя с этой тетей.
- Бедный ребенок, - пожалел ее Доминик. – С таких лет такие стрессы переживать. Если бы кто такому подверг моих крошек, я бы точно его по стене размазал.
- Ты этого не знаешь. Если бы твой ребенок начал вести себя не так, как все дети, ты бы тоже отдал ее в руки психиатра, как все цивилизованные американцы, - саркастично за-метил Эрос. – Вы просто помешаны на этих психологах. Вместо того чтобы самим просто выслушать человека и хотя бы попытаться понять, притвориться, что поверил, поддержать, или хотя бы просто не стремиться переделывать человека, вам проще обозвать его невме-няемым и отправить в психушку. Душа – это не математика, однозначность исключена изна-чально. А вы ее втиснули в рамки, грубо отяпав то, что не помещается.
Доминик задумался, а Малик заметил:
- А ты оказывается не такой болван, каким можешь показаться сначала.   
- Я сразу сказал, что я – гений, - заявил Эрос.
Доминик вдруг проснулся:
- А сейчас она все еще думает, что видит сны или…?
- Сейчас ее лечат от склонности к суициду, - пояснил Малик. – Если и затрагивали ее воспоминания, то мельком, как еще одно подтверждение невменяемости. Но о том, что она это не придумала, а вспомнила, ничего не сказано. Вероятно, она научилась все скрывать. Рисование было одним из курсов лечения для нее. Раз картины такие мрачные, значит…
- Дьявол поглотил ее душу, - Эрос состроил страшные глаза, и растопыренными паль-цами потянулся к шее Малика. – Хорошо, что из нее еще не попытались изгнать дьявола. Хотя, повод был явный. Вы только посмотрите на эти скаутские посиделки в пещере у кост-ра из отходов цивилизации. Помнишь, Доминик,  каким он был вонючим этот костер? Глаза порой разъедало. Какую только дрянь они не жгли, чтобы свет в пещерах сделать! – Эрос наигранно полюбовался на изуродованные лица сидящих у костра людей, одетых в тряпье, среди них два обычных молодых человека и спина со светлыми волосами с явно женскими очертаниями. – Вот этих они наверняка приняли за демонов. А этих двух, включая меня, - за грешников. Ну, а нашу любимую пациентку, вероятно, за искусительницу.
  Доминик взял рисунок, присмотрелся к лицам, отшатнулся.
- Что вспомнил? – обрадовался Эрос.
- Страх, - Доминик встряхнул головой. – Какое-то наваждение. Вот это лицо… Пом-ню, что он громко кричал, и я вместе с ним, когда столкнулись в пещере… Герман, верно?
- Точно, это Герман. Мы приплыли на остров к вечеру и решили там переночевать в пещере и лодку спрятали на всякий случай. А утром я проснулся от жуткого крика.
- Кажется, я собрался в туалет. Ты знаешь, каким я бывал сонный. Я бы, может, и не испугался его, но он сам первый как заорет!… С какого перепугу?
- Ну, напрягись еще, вспомни, - пытал его Эрос.
- Я должен догадаться? – спросил Доминик.
- Герману было всего 12 лет. Он впервые приехал на остров и поэтому первый пом-чался исследовать новые места сломя голову, а тут ты. Он никогда не видел таких высоких  людей. А ты еще в белом весь, как призрак. Вот, у мальчика и разыгралось воображение. С ним понятно, но ты-то чего заорал?
Малик посмотрел на рисунок и заявил:
- Я не удивляюсь. С таким уродством я не сталкивался. Думаю, я бы тоже этого сразу не пережил, тем более по утру.
- Нет, Малик, страшное было потом, - заявил Доминик.
Малик потеребил рисунок:
- По-моему, он здесь самый страшненький.
- День мы провели, я помню, на острове. Им так понравилась Лия, что они окружили ее плотным кольцом и рассматривали, ощупывали, как музейный экспонат. Один из них, по-моему, Лин, если правильно помню, сказал ей, что если бы она такая родилась у них, ее бы уже убили, чтобы другие не видели и не чувствовали себя ущербными. Поэтому у них там не на кого смотреть, все кругом уроды, а душа все равно тянется к прекрасному.
- Постойте, - удивился Малик, - так они сами себя лишали хорошего генетического материала? Убивали всех, кто не урод?
- Ага, - кивнул Эрос. – Но среди них таких рождалось в лучшем случае 2 %.
- Но тебя-то они не убили, - не понял Малик.
- Я племянник крутого пахана. Моей маме предложили отдать меня вам или меня убьют, чтобы я не смущал общество. Меня отдали.
- Почему других не отдали?
- Они не были племянниками пахана. 
- А что было страшного? – переключился Малик на Доминика.
- Лию украли.
- Вы не углядели?
Эрос замахал руками:
- Стой, стой! Это было намного позже, не перескакивай. Это уже было после того, как мы вернулись на наш материк и отвезли Лию в стеклянную Сахару. Она опять там сначала «ох, ах!», а потом - в обморок. За нами прилетел Хоук вместе с Кончи, надавали нам подзатыльников и отвезли обратно в Королевство. И вот только когда она отошла, ее вдруг не стало. За ней не углядели все!
- А как вы узнали, что ее выкрали?
- Дети пещерников сообщили, - ответил Доминик. – Сами пришли к Королевству, плакали, просили прощения за то, что рассказали взрослым о таком чуде. Кто-то из детей нарисовал ее образный портрет, его перерисовывали, и однажды взрослые это дело застука-ли. Подняли революцию и решили сначала изуродовать, а потом сжечь ее на глазах у ее фа-натов.
- Нет! - Малик был ошарашен.
- Да! – Эрос расцвел. – Ты только посмотри, как из него поперло! Ни слова еще не соврал.
- Ее изуродовать собрались, а ты радуешься? – удивился Малик.
- Расслабься, Малик. Я же эту историю уже знаю. Наши победят. Дети постарше, мои кореша, быстро ее похитили у своих отцов и сделали вид, что сами порвут предателей на шматки, сами вызвались снарядить погоню, найти и убить гадов. Ну, и увели Ли подальше. А там уже мы.
- А Лили? С ума не сошла?
- Честно, нет, - Эрос почти удивился этому. – Она, словно сомнамбула, ни на что не реагировала. Не трогают – сидит, потянули – пошла. Ущипнули – ноль по фазе.
- По-моему, - усомнился Малик, - я бы это и назвал сумасшествием.
- А Хоук сказал, что это глубокая медитация, - Эрос округлил глаза.
Малик опять задумался и спрятался за беззаботностью. «Именно так это и можно объ-яснить. Она ведь ничего не могла мне рассказать о то, что творилось на станции. Значит, это была действительно она, а не мое воображение».

***
Ничего не было лучше стеклянной Сахары. Я даже не стала выяснять, почему в нашей «Австралии» Сахара, а не пустыня Виктория или Симпсон, коль уж она находится в центре материка. Я не смогу ее описать словами, мне проще нарисовать (это был первый рисунок в цвете, он занял большую часть страницы, от яркости и пестроты которого даже начинало резать в глазах). Нам несказанно повезло, мы прибыли в пустыню перед закатом, к тому же солнце не пряталось за облаками. Сначала все было золотым, все слепило, и я не удержалась, не потопать по застывшему стеклу босыми ножками. Первые шаги мгновенно согрели мои пятки. Я запрыгнула Кайлу на шею, чтобы не спалить ступни абсолютно. Меня обули и поставили на ноги. Солнце шло к горизонту и меняла окраску и неба, и земли. Купание в солнечном свете – никак по-другому назвать это не могу. А потом – старая песня – моей коже стало больно, но я молчала, как партизан. Я решила, что просто обгорела. Достаточно будет вернуться в машину и замазаться кремом, все пройдет. Словно, я первый раз обгораю. Но  все оказалось трагичнее. У меня на коже проступили прыщи. К утру они начали болеть так, словно разъедали кожу. Я подумала, что это может быть оспа, ведь не известно, что могли нести с собой эти дети пещерников. Я не хочу сказать, что они были абсолютными грязнулями и дикарями, просто их ведь никто не прививал. На самом деле это были очень любознательные дети-подростки. Первый контейнер, который они распотрошили прямо в пещере, был контейнер с книгами, которые для них распечатал из компьютерной памяти Джедай. Они радовались книгам, как я радовалась ежевике. А потом они просто взорвались радостными воплями, стали прыгать, носится, как сумасшедшие, держа в руках очередную распечатку. Замершим был только один из них. Как мне пояснили, это Костя, сам пишет сказки, а Джедай, можно сказать, издал его первую книгу. У людей был праздник! Костя действительно мог рассказать много сказок. Когда мы сидели у костра (жутко вонючего), он был неиссякаемый источник историй. Они все были очень добрые и веселые. Они могли есть один раз в три дня и при этом чувствовали себя хорошо. Прощались мы с крепкими объятьями. И вот я пошла прыщами. Что я могла еще подумать? На утро мое лицо внушало страх пацанам. Срочно был вызван Хоук. И это опять была аллергия, только на солнце. Последнее, что я помню, перед тем, как отключиться, это свой новый диагноз: «Фотодерматит», и моя трезвая мысль: «Это было мое последнее путешествие, больше меня никуда не отпустят». Потом опять темнота…
Но на этот раз я не растерялась, а сразу отправилась искать Карима. Но он долго не находился. А когда нашелся, очень удивился, увидев меня.
- И где ты был? – возмутилась я. – Я тут при смерти, а ты меня не встречаешь.
- Я не спал, - ответ Карима меня ошеломил.
- Приборы показали, что ты уснул.
- На 6 дней.
- Что-то случилось? Отказала аппаратура?
Оказалось, все работает в хорошем режиме, просто Карим сам запрограммировал раз-будить его. Он долго нес всякую убедительную чушь в оправдание, но о реальных причинах я узнала позже. Временами он пропадал, потом снова появлялся. По его приходам, я опреде-ляла, сколько дней прошло. Однажды, я вышла из тьмы, совершенно случайно, ничего для этого не делая. И я оказалась не в Королевстве, а на космическом корабле Карима. Он не спал, а «колдовал» за электронным микроскопом. Я подошла ближе, Карим обернулся и про-вел по комнате взглядом, но за меня не зацепился. Так я поняла, что я невидимый призрак. Я не понимала, что со мной. Я себя начала часто спрашивать: «неужели я уже умерла?», и не понимала, почему я все еще на земле… в смысле на корабле… то есть среди смертных лю-дей. А Карим продолжал ежиться и осматривать комнату. Мое присутствие он явно ощущал. Я спросила, что он делает с микроскопом, Карим не ответил. Значит, он меня тогда не слы-шал. Поэтому я тихо села на кресло рядом и наблюдала за его работой. Он работал с яйце-клетками. Эксперименты заканчивались неудачей, не смотря на всю его аккуратность и ос-торожность. Я видела, как его начинало поглощать отчаяние. И я опять спросила: «Чего он хочет добиться?», и Карим меня услышал… или просто начал разговаривать с собой. Он ска-зал:
- Клонирование – такая простая процедура в теории. А в условиях космоса, почему-то не хочет работать. Пятнадцать яйцеклеток загублено – это достаточный повод для заверше-ния эксперимента?
  - Какого эксперимента?
- Достаточно.
Карим встал с кресла и отключил аппаратуру. Потом еще потоптался на месте, словно искал ответа в какой-то воронке. Он остановился, замер, уставившись на меня, но, явно, меня не видя. Я ему махала ручкой, строила рожи, задавала вопросы, Карим ни на что не реагировал. Он смотрел через меня, рисуя в уме формулы, потом сорвался с места, включил все заново.
- Это последняя попытка.
И она не удалась. Карим громко выкрикнул нехорошие слова, но на мой вопрос так и не ответил. Я всегда забывала, что умею читать мысли. Но тогда вспомнила и прочла. Карим хотел сотворить мой клон сейчас, чтобы он вырос к тому моменту, когда корабль подлетит к планете. Мои клетки у него были, к тому же здоровенькие, младенческие. Я вдруг сама на-шла ошибку в действиях Карима. Он использовал яйцеклетки генетически неизмененных людей. Мои клетки были в них чужеродные, отсюда и вечные неудачи. Когда он уснул и встретился со мной, я ему об этом рассказал. Сначала он удивился, откуда я знаю, что он задумал сделать, если он все так тщательно скрывал от меня. Потом удивился тому, что я была на его корабле и все видела своими глазами. Потом испугался меня. 
… И меня реанимировали…
Когда вы после смерти снова возвращаетесь в тело, вы чувствуете, как много теряете. По крайней мере, следующие недели две. Я уже не могла так просто проходить к Кариму, и он выпал из моей жизни и снов на несколько недель. Меня, конечно, в шутку спрашивали, не видала ли я опять Карима. Я соврала. Потому что для меня Карим был важен. А потом меня украли в двух шагах от станции, когда я осталась сидеть одна на своем втором любимом камне. Чтобы я не издавала звуков, меня приложили головой о камень, да посильнее. И я опять встретила Карима. Куда меня тащили, что со мной делали, я не знала, и мне было все равно. Мне показалось, что я даже отделилась от собственного тела. Так, иногда наблюдала за собой со стороны, не понимая, почему мое тело ходит и дышит без меня. Клон сотворился. Карим взял для меня несколько яйцеклеток, но я хорошо прижилась в маминой яйцеклетке. Ее мы и оставили. Мы договорились, что я обязательно, если у меня получиться, поселюсь в этом теле после смерти. Потом завопил Кайл, и я очнулась в его берлоге на стуле среди камней, колб и механизмов. 

***
- Черт, опять, - Кайл  одной рукою держался за ухо, в другой – держал паяльник.
Лия вздрогнула, сидя на стуле, на другом конце стола. Она повела взглядом по знако-мой комнате, пытаясь въехать, что она тут делает, и почему она вообще этого не помнит. Ее глаза зацепились за часы: 04:38…
- Уже утро? – удивилась она сама себе.
- Лия? – Кайл замер. – Ты со мной разговариваешь? Ты меня видишь?
Он помахал руками перед ее носом. Лия глянула на него, как на придурка. Потом, на-супившись, сказала:
- Если видишь, что человек уснул на твоем стуле, мог бы разбудить, если самому лень отнести меня в пастель. У меня в этом кресле шея затекла.
Кайл молча вылупился. Он хотел возразить, но не знал с чего начать и как это сфор-мулировать. Начал осторожно:
- Лия, ты не спишь?
Лия оперлась локтями на стол и снисходительно, почти жалея, посмотрела на Кайла.
- М-да. Заработался. Бросай все, идем спать.
Кайл повеселел, до безобразия, бесстыдно подергивая бровями.
- Спать? – хитро спросил он. – Всего лишь спать или…?
- Инстинкты неискоренимы, - констатировала Лия. – Ну, пойдем, посмотрим, что от тебя еще осталось к утру после бессонной ночи.
- У меня есть предложение. Зачем далеко ходить? – Кайл перегнулся через стол, про-воцируя взглядом.
Лия даже не собиралась притворяться невинной монашкой, а поползла ему не встречу. Поцелуй был жарким, и вдруг раздался голос с верху:
- Опа! Опа-па! Ради этого стоило мучиться бессонницей! – голос принадлежал Дже-даю. – Подождите, я включу запись. Диск где-то затерялся.
Кайл и Лия не собирались доставлять Джедаю такое удовольствие, но и себя лишать, тоже не хотели. Они хитро переглянулись, и Кайл сказал:   
- Встречаемся под столом.
Оба юркнули под стол, и возглас разочарования пронзил всю комнату.
- Ну, так не честно!.. Ну, погодите! Я вас везде достану!
Джедай сдержал свое слово. Вскоре камеры были втыканы по всем углам и закуткам, невмешательство в частную жизнь было забыто начисто. Дело было вовсе не в том, что Дже-дай хотел все видеть, дело было в принципе. Он даже и смотреть бы на это не стал в тот раз, но что-то его задело в том, как его продинамили. У Джедая появилась новая забава: закри-чать, что он все видит в самый неподходящий момент. Молодые супруги находили спасение в вентиляционных шахтах, давно изученных Кайлом. Вскоре жизнь взяла свое. Лию стошнило на глазах у всех, и только она решила, что опять чем-то заболела. Поэтому радостные вопли окружающих ее ошеломили. Она даже подумала, что люди начали делать на нее ставки: заболеет она чем-нибудь опять или нет. И сейчас ликовали те, кто выиграл. В подтверждение ее версии о болезни, Лию потянули в медпункт на забор анализов. Она не знала, чем она заболела, но уже мнила себя самой больной на свете: и голова, и температура, и слабость во всем теле, и кожа болит… а потом вдруг:
- Как беременная?! Как в кино, что ли? – Ли была шокирована.
- Анализ не показывает прежние отклонения, которыми были перенасыщены показа-ния предыдущих поколений, - констатировала Кончита. – Так что велика вероятность, что нам удалось вывести человека, который сам способен создавать и вынашивать здоровых де-тей.
Неясные чувства переполняли Ша Ори. Она молящим взглядом повернулась к Джаро-ду. Джарод был растерян. Он не мог ей ничего ответить и вышел. Ша Ори побежала за ним в коридор.
- Джарод, они могут сами, - слезы захлестывали ее. – Мы этого достигли. Генератор нельзя…
- Теперь опомнись! – крикнул Джарод. – У нас есть люди, но у нас нет мира для них. Мы создали человека, но не создали условия существования. Чем будут питаться их дети? Что будет пополнять запасы кислорода в атмосфере? Мы не создали именно этого!
- Но тогда зачем…?
- Люди создавали то, что смогли. Люди хорошо изучили людей, но творить космос нам оказалось не под силу. Не мы создали атмосферу, а космос. Это для нас элементы ток-сичны и опасны, но для космоса – это тоже его составляющая часть. Для него ничего осо-бенного не случилось, просто одни элементы заменились другими. Он сам не станет их ме-нять еще триста миллионов лет, а, может, вообще никогда. На планете появиться новая фор-ма жизни, приспособленная под эти условия. Бактерии уже меняют свою форму. Тот чело-век, которого вывели мы, не станет хозяином такого мира, вымрет, как ящеры, уступив дорогу более адаптированной форме жизни. В нашем мире теплокровные были самыми адаптированными существами, дышащие кислородом, с телами, идеально приспособленными к перепадам температур – единственной неприятности на то время… Может, наша эволюция заменила на планете не только динозавров, может, были кто-то более разумные, дышащие серой и купающиеся в стронции, которые задохнулись кислородом?
- Демоны?
- Почему сразу демоны? – удивился Джарод.
- Они дышат серой в аду. – Ша Ори опустила глаза, поняв, какую глупость только что сказала.
- Ну, тогда уж и ангелы, - дополнил Джарод. – Они же жили в одно и тоже время.
- Тогда зачем мы боролись, если на смену нам все равно придут другие существа?
- Самый тупой вопрос, - ответил Джарод. – И самый тупой ответ. Природе требуются миллионы лет для того, чтобы создать что-то новое, если прежнее себя уничтожило. Нам намного меньше. Живу, пока борюсь, – так говорили философы. Если мы можем, значит, мы должны, – так говорил Ишиба. И если мы можем вернуть планете прежнюю атмосферу, а значит и жизнь, значит, мы должны. И точка.
- По крайней мере, мы восстановили человека, - решила поддержать себя Ша Ори.
- Ну, разве что чуточку изменили, - поправил ее Джарод. – Дело осталось за малым – очистить атмосферу. Думайте. У нас еще есть около трех лет. Если не придумаем, я восполь-зуюсь 538-м, и никто меня не остановит.

***
- Удивительно, - Малик задумался. – Сейчас все рожают, все спокойно беременеют, а я, вдруг, сейчас ощутил это, как чудо. Вы мне рассказали об этом событии, перед тем, как лечь на простыни. Помните, вы меня разбудили перед концом?
- Ты сам просил разбудить тебя в то время, - сказал Эрос с печалью в голосе. – Сколь-ко нам было, когда мы умирали? Мне едва успело перевалить за двадцать, а вам…
- По крайней мере, мы достигли совершеннолетия, - ухмыльнулся Доминик.
- Сколько у вас было к тому времени детей? – спросил Малик.
- Включая «старшенькую»? – уточнил Доминик.
- «Старшенькую»? – переспросил Малик. – Вы решили, кто из эмбрионов и когда ро-диться?
- Нет. Просто первая беременность продлилась до 3 месяцев. Потом «старшенькую» переместили в колбу и заморозили.
- И никто не хотел родить ее сейчас?
- Мы решили, что это бесчеловечно. То есть… мы с Лией решили, что… если бы мы нашли что-то, что будет так же эффективно, как 538-ой, но не убьют нас… Только после это-го мы собирались разморозить «старшенькую» и родить. А пока мы собирали и лепили эм-брионы. Мы создали 17 эмбрионов, остальные клетки оставили «на свободные варианты».
- Меня не забывайте, - вставил Эрос. – Мои клетки, хоть и долго мучались, но тоже очистили. Целых два пацана, - гордо выдал Эрос, а потом нежно добавил, - и маленькая-маленькая дочурка.
- С которой ты не расставался. Всегда с собой таскал контейнер с жидким азотом.
- Вот, его я и вспомнил тогда на треке, - заметил Эрос. – Я ей там много всего расска-зывал, наверное, она выросла очень умненькой-разумненькой. Эх, хотел бы я это узнать. Как вы думаете, у нас что-нибудь получилось? Автоматика сработала? Наверное, нет. Может быть, поэтому мы и родились теперь и все вспомнили. Нужно что-то изменить, иначе жизнь на Земле кончиться. Да все секты кричат, что конец света уже на пороге. Давайте станем такой же сектой и тоже заявим, что будет конец света и что нужно всем исправиться.
- Ты сам-то веришь, что всем руководит Божий дух, который решает взорвать мир или не взорвать? – спросил его Доминик.
- Черт его знает? Может, и сработает? Никто же не проверял. Хотя, в Садоме искали праведников. Если бы нашли, это бы спасло город.
- Ну, праведников сейчас по всему свету хватает, - заметил Малик, - но мир все равно погибнет. Землетрясения, цунами и снежные лавины – все это физические процессы вполне закономерные, здесь все обходиться без богов, поверьте археологу.
Доминик вдруг задумался:
- Послушайте, взрыв произошел на дневной половине планеты. Может, со стороны солнца движется комета или астероид? Может, поэтому никто ее не заметил?
- Доминик, ты, наверно, плохо знаком с нынешней астрономией. На солнце очень легко рассмотреть любую темную точку. Любую комету непременно бы заметили, к тому же, плюс радиотелескопы.
- А если это была не темная точка? Если это был кусок от самого солнца? Если поле-тел со скоростью света и через 9 минут – бах! Кто вел наблюдения эти 9 минут? Это ведь такой незначительный промежуток во времени для наблюдения за космическими телами, учитывая их отдаленность.
Они задумались, так реальна могла быть эта версия. Первым ожил Эрос:
- Тогда нет смысла в нашем появлении. Если это кусок солнца, то избежать столкно-вения невозможно. Или я тупой, многого не знаю?
- 2076, 8 февраля, 16:42 по Гринвичу, - тихо произнес Доминик. – Отнять 9 минут, ес-ли это все-таки скорость света, получается 16:33. У нас чуть меньше века, люди смогут при-думать оружие, останавливающее подобную стихию.
- А я-то всю жизнь думал, - усмехнулся Малик, - что за дата 8 февраля, что в этот день произошло, что меня все время на ней зацикливало?
- И что ты делал? – спросил Доминик.
- Ставил свечи и молился. Считал, что это Аллах обозначил мне личный день покая-ния.
- А я, прикиньте, - Эрос рассмеялся, - я начинал орать ровно в 16:42 и до пяти, как ре-занный, каждый день, пока был младенцем, и ничем меня не возможно было заткнуть. Всей деревней по мне часы сверяли. Доминик, ты вообще как вспомнил эту дату?
- Я провалился под лед 8 февраля 1976 года. Время смерти констатировали: 16:42. А в 16:43 я, вдруг, ожил. С тех пор я постоянно вижу эту дату, но две первые цифры всегда из-меняются на 20. А теперь эти события. Вот я и решил, что это может означать дату конца.
Эрос и Малик переглянулись. Эрос довольно усмехнулся:
- Так, а мы это подтвердили! Все, ребята! Мы знаем дату конца света! Организовыва-ем секту и гребем деньги лопатой!
- Ну, в общем, ничего другого в данном случае не остается, - Малик развел руками и улыбнулся.
- Нет, пацаны, - вмешался Доминик, - дата на сегодняшний день слишком далекая, люди за нами не пойдут. Поэтому сейчас мы можем только заняться спасением. Найти лю-дей, которые наблюдают за солнцем, и спросить у них, возможно ли такое развитие собы-тий?
Эрос притворно тяжко вздохнул и выдал:
- Видать не судьба в этой жизни разбогатеть!
- Стойте! – Доминик заставил всех содрогнуться. – Я вспомнил! Я же жил после взрыва, – он посмотрел на Малика. – Ваша жизнь продолжалась. Когда я проснулся, меня приняли за выращенный эмбрион. Твои дети пытались меня воспитывать, учить через связь.
- Они это сделали? – Малик почувствовал пощипывание в уголках глаз. – Они были такими непоседами, а я так рано заболел… я думал, они забудут связаться с вами в огово-ренные сроки.
А потом Малику стало совсем тошно. Вот почему Лили не вернулась, она осталась жить с Кайлом. Его она все-таки любила больше. Сердце сжалось. Если они ее найдут сей-час, кого она выберет, его или Доминика? Страх и отчаяние сменили надежду.
- Карина! – вдруг вспомнил Доминик. – Ты помнишь Карину? Ты видел, во что она выросла?
- Тайм аут! Тайм аут! – заорал Эрос, махая руками. – Кто выжил? Ты выжил? А Ли?
- Она отказалась, - погрустнел Доминик. – Она меня обманула. Точнее, это я пытался ее обмануть, но, оказалось, она была слабее. Я долго ее уговаривал, но она всегда отказыва-лась, не верила…
Малик мобилизовался. Он увидел свет в конце тоннеля. «Значит, она все-таки пыта-лась прийти ко мне?».

***
Взрослые носились со мной, как с куском хрупкого драгоценного стекла. Мне поме-няли диету, я вынуждена была питаться кислыми консервами. Режим дня у меня состоял из сна и отдыха. Потом кто-то нашел в остатках интернета пособия для беременных. Меня за-няли гимнастическими упражнениями, словно я собиралась рожать. Все знали, что беремен-ность «переселиться» в пробирку, но все меня достали. И Кайл часто прикладывался ухом к моему животу. Я часто просыпалась оттого, что он лежит на моем животе. Но, слава богу, трехмесячный срок свершился! Все увидели, что полностью сформировавшаяся малышка абсолютно без изъянов и пороков. Теперь ей осталось только вырасти из своих 6 сантимет-ров и 60 граммов до размеров стандартного новорожденного. Я перестала быть беременной, и моя жизнь постепенно перешла в прежнюю. И Джедай взялся за старое, спасение от него не было нигде теперь уже даже в вентиляции. Но мы все-таки нашли места не тронутые «оком всевидящим».
После изъятия из меня «старшенькой», как ее назвал Кайл, что-то вдруг на него на-шло. Он часто запирался в своей берлоге, по несколько дней не выходя из нее. Что он там делал, он этим не делился. Мне было сложно не заметить его одержимости какой-то идеей. Он стал часто говорить, что мы будем жить, и я решила, что он разрабатывает что-то вроде 538-го, но того, что нас не убьет. Потом у него наступил период апатии. Кайл был разбит, истерзан, я часто заставала его с мокрыми глазами, но, как партизан, он не проронил ни сло-ва о причинах. Чтобы снять хандру, мы отправились в новое путешествие по старому мар-шруту. Меня на этот раз отпустили без колебаний. Я сама прекрасно понимала, куда мне не стоит соваться, и другие взрослые мне доверяли. В этой поездке Кайл почти ничего не гово-рил, но внимательно наблюдал за природой, собирал образцы, даже подверг наших друзей-пещерников экзекуции забора анализов. Я думала, они испугаются, но они все, как один с готовностью подставлялись под иглу. А потом с азартом рассматривали свои клетки на элек-тронном микроскопе, расспрашивали обо всем и внимательно выслушивали, пытаясь понять. Кайл мог объяснить теорию относительности даже пятикантропу на понятном ему языке. Потом опять были сказки, пляски, смех. Пещерники для меня были самой приятной компанией, самыми милыми людьми. С каждым разом мы все дольше задерживались у пещерников, все чаще к ним захаживали, Джарод даже начал называть нас гостями.
Кайл со временем ожил и повзрослел, обзывая меня бездумной малолеткой. Жизнь в Королевстве шла своим чередом, создавая новые проекты, новые эмбрионы, новые версии газовых, в конечном итоге, бесполезных в нашем случае, соединений.
Однажды Кайл прискакал из своей берлоги просо на бешенном веселье. Он не расска-зывал ничего, но кружил меня, неожиданно подхватывая, внезапно подпрыгивал на месте, кувыркался через голову. Я была уверенна, что он создал газ. Я спрашивала, но он только мотал головой и говорил совершенно искреннее: «нет». Я ему тогда не поверила, но перестала спрашивать. Кайл решил мне все рассказать через четыре дня, назначив свидание в вентиляции. И я приползла.
Мне пришлось ожидать Кайла минут десять в месте переходов. Он выполз со взгля-дом искусителя, зацепил меня за ногу и потянул в нижнее ответвление. Мы выскользнули в приблизительно просторное помещение, очень круглое. Это был шар с двумя выходами. Мы все время скользили по стенам и полу. Кайл рассмеялся.
- А я-то думал обрадовать тебя удобным просторным местом, мною лично для нас обнаруженным.
- Ты искренне веришь, что мы сумеем когда-нибудь найти удобное место в вентиля-ции?
- Я, собственно, верю в силу конструкторской мысли. Где-то же должно было про-явиться человеческое. Хотя, я уже давно привык к подобным удобствам. И тебе пора.
- А давай выколем в нашей комнате это око всевидящее. Или просто направим на него зеркало, пусть на себя любуется.
- Да просто однажды надавать хорошенько по шапке, сам от нас отцепиться. Правда, почему-то у меня на него рука не подымается. Но вот его телевизоры… Как замкну когда-нибудь все разом! Но я не об этом хотел поговорить. Ты хотела знать о газе? Так вот, я его не создал. Но я создал что-то другое. Это что-то поможет нам, таким, как мы. И поскольку та-ких нас только двое, то это спасет только нас. Мы не сгорим, наши тела не сгорят. Помнишь, Костя говорил, что он кого-то видел в небе? Они махали крыльями, как древние птицы. По его глазам я понял, что это не его личная богатая фантазия. Но это были не птицы, поскольку это не возможно, у нас даже рыбы нет. Если это не птицы, но все-таки махали крыльями, это может быть какой-то материал с обгоревшей поверхностью, но сохранившей структуру изнутри. Значит, есть в природе что-то, что не сжигает 538-ой. Ты, хоть, пытаешься меня понять?
- Пытаюсь. Мне выбирать не приходиться. 
- Я назвал это «Галка». Я пробовал многие соединения, и все было напрасно. В об-щем, тупик. Сплошные сосны лесом. - Эту фразу придумал Костя, так говорил один из его героев,  когда не видел выхода или ситуация казалась безнадежной. Вскоре эту фразу пере-няли все. А потом Кайл вдруг выпалил мне формулу, словно забыл, что я «люблю» химию, и уставился на меня в ожидании радостного ликования. Я тупо смотрела на него. – Нам легко это соединение внедрить в свои тела. Я ставил эксперимент. – Кайл сунул мне под нос свою руку. – Она даже не обожжена. Без соединения под 538-ым горели даже мои волоски и ногти. А тут я пропитал волосы и положил под 538-ой, и ничего не происходит. Я повторил несколько раз с ногтем и даже срезал кусочек кожи. Исследовал. Обработал руку и сунул в газ. Она целая.
- Дитя будет умнее, чем ты! Додуматься проводить подобные опыты на себе! – я была возмущена, я была в ужасе, хотя, ведь все что могло случиться, уже случилось. Я могла только яростно его отругать. – Почему ты ни с кем не посоветовался, словно ты один во Все-ленной?!
Я бы могла долго его ругать, но он заткнул мне рот.
- Послушай, ни наша способность выстоять против газа, ни мы тут не причем. Джарод никому не позволит тратить энергию дополнительного генератора. Нам нужно будет каким-то образом дожить до конца реакции, а без заморозки этого не возможно. На всех этой энергии точно не хватить. Ты должна молчать. Я все сделаю сам. 
Я очень усомнилась в целесообразности такого стремления выжить, во что бы то ни стало, едва задумалась о следующем поколении.
- Мы ведь не лишим жизнеобеспечения эмбрионы, потребив нужную нам энергию? Даже если мы будем жить после конца реакции в другом мире, а все эмбрионы погибнут от нехватки энергии, мы просто не сможем возродить мир заново. Ты это понимаешь?
- Ты и я – мужчина и женщина. Что еще нужно? Однажды этот эксперимент удался. – Кайл подмигнул. – Послушай, нам просто нужно будет уснуть вместе со всеми, и вот тогда ты очень удивишься, когда проснешься целой. Ты будешь целой и чистой. Все примут яд, а мы только снотворное. Нам понадобиться, как минимум спать 4 дня, только после этого пе-риода газ перестанет замечать наше тело, иначе он нас изщипает. Я сделаю снотворное сам.
- Но эмбрионы? Джарод сказал… я не уверена, что эмбрионам хватит энергии. Мне проще умереть и снять с себя любую ответственность, чем думать о таком тяжелом… А по-том быстро переродиться.
Я была искренняя, и тут у Кайла лопнуло терпение.
- Какая же ты дурочка! Мы можем жить и не мешать жить другим! Джарод перестра-ховщик. Он учитывает и ту энергию, которая понадобиться детям, чтобы дожить до трех лет под гипнозом сна. Но если мы будем живы, этой энергии не понадобиться. Мы сможем за ними сами ухаживать. Мы с тобой оба чистые. Это не случайно. Нам можно и нужно остать-ся. Вспомни святую книгу: «и последние станут первыми». Мы последние. И нам быть пер-выми.
- Эти слова не об этом…
- Может, просто другие ошибались?
Кайл прикрыл мне рот, чтобы я больше не говорила, а просо подумала. А я знала, что не хочу об это думать сейчас, слишком сложно и ответственно. Я слабая, я не справлюсь. Я обдумаю это постепенно, я с этим обязательно пересплю. Сейчас… тогда был запах его ла-дони. Он точно прочел мои порывы. Мы скользили по выпуклым круглым стенам, но даже и там сумели пристроиться. Надо бы сказать Джедаю спасибо за подобную развернутую слежку – мы, нехотя, сильно разнообразили супружеский долг, Камасутру можно было дорисовывать.

  А потом пришло время и свет в Королевстве начал меркнуть. К тому времени все ра-боты для продолжения рода человеческого были завершены полностью. Мы собрали 112 эмбрионов, – это было максимально возможное число, поскольку много оборудования по-страдало от солдат и от времени, восстановили все, что можно. Настроили компьютеры включить процесс жизнеразвития после того, как анализатор воздуха станет положительным. Подготовили «ясли» - люльки для родившихся детей на водных матрацах, стоящие на полу,  в которых дети будут прибывать, пока не научаться ходить и соображать. Из таких низких люлек не сложно будет выкарабкаться, когда придет время. У каждого ребенка над головой  размещен монитор, который будет прокручивать наши записи, где мы учим ребенка всему. Проблему с питанием мы могли решить только одним способом: к каждой люльке подведен шланг переходящий в соску, по шлангу будет поступать питательная субстанция, молока-то у нас нет уже давно. Осталось только помолиться, чтобы все получилось и вовремя и правильно сработало. Но основная задача – суперструна. Мы все очень надеялись, что она не порвется и не измениться, потому что в критической ситуации потомки Карима могли бы вмешаться в работу электроники и откорректировать. Но даже, если ничего не получиться, мы все были рады, что когда-то Джарод наставил оружие на людей, и хоть один человек понес жизнь на другую планету. Потомки Карима всегда могут вернуться на нашу Землю и возродить жизнь. Карим был нашей страховкой. Как он и просил нас, его разбудили перед нашим уходом. Никто не говорил о смерти – все готовились к великим свершениям и волновались только за рождение следующего поколения. Все отшучивались, никто не говорил о своих истинных переживаниях, чтобы не нагнетать обстановку. Я не чувствовала приближение конца.
Во время сеанса связи с Каримом, он как-то задорно подмигивал мне. Давно я к нему не ходила. Когда легли спать, я отправилась к нему, и, странно, вдруг проснулась, но не у себя в комнате, а… в люльке. Я лежала, смотря в потолок, и чувствовала, что моя голова за-жата в тиски, и меня словно что-то клонит в сон. Мои руки меня плохо слушались, но я все-таки сняла со своей головы резиновую шапку с подключенными к ней электродами. Я с удивлением обнаружила, что мои руки совсем маленькие. Но я могу сесть и даже встать на свои маленькие ножки, держась за край люльки. Карим спал. Я хотела позвать его, но из ме-ня вылетали странные неразборчивые звуки, язык плохо слушался, я жутко картавила. Тогда я просто стала барабанить руками по пластмассовым стенам люльки. Карим проснулся. Я смотрела на него, он смотрел на меня: «Ты почему не спишь?». Я собиралась ему все расска-зать, но язык, да и весь неразработанный артикуляционный аппарат, мне этого не позволил. Карим вдруг рассмеялся и спросил: «Ты Лили?». Хорошо, что слово «Да» такое простое, я с ним справилась. Он подошел ко мне, улыбаясь самой нежной улыбкой, на которую только могут быть способны мужчины. Когда Карим приблизился, то оказался намного выше и больше. Он протянул ко мне свои руки, вынул из люльки, расцеловал, как маленькую. Такой я и была. Он покружил меня, подбросил пару раз в воздух, а потом весело сказал: «Ты тела перепутала». Я сумела выговорить только слово: «Как?». Он поднес меня к зеркалу, и я уви-дела черноволосую девочку с очень большими карими глазами (очень и очень прехорошень-кую). 
- Теперь ты моя дочь, но не Лили, - сказал Карим. – Зато теперь ты больше похожа на Нишу. Долго я «выводил» эту породу. 
Потом он поднес меня к другой люльке, и там лежала я с моей детской фотографии, мирно посапывая в резиновой шапочке. Одно мне стало понятно:  эксперимент с люльками вполне может оказаться удачным. Я огляделась по сторонам, Карим понял мой порыв и ответил:
- Здесь только две девочки. Через чужие цепочки ДНК здоровых людей у меня слу-чайно собралось что-то похожее на Нишу, и я не удержался, чтобы поскорее проверить, это так, или мне только показалось.
Я помнила историю, которую рассказал мне Джарод, почему Карим решил лететь один. Когда нас было намного больше, люди запаниковали, услышав о «любимом» газе и решили улететь, но в верхних слоях встретились с ним и все сгорели. Среди тех людей была любимая Карими, он потерял вкус к жизни и улетел. Тогда я почувствовала не ревность, а ненужность. Словно я вмешалась в чьи-то чужие чувства. Жили два человека, любили друг друга, а тут я, цыпленок неоперившийся. Цыплят, конечно, все любят, но цыплята выраста-ют, и… кто любит кур? Ведь с этой маленькой Нишей мы вырастем вместе, и кто будет лишней? Конечно, я. Так и должно быть, каждый живет в своем мире со своими любимыми. У меня был Кайл, и у него был план жизни для нас двоих. Принять окончательное решение мне мешало только одно: Карим прижимал меня к себе как Лили, а не как Нишу. Я ясно чи-тала это в его мыслях, нет, скорее, в его чувствах. Мне кажется, даже если бы я пришла в теле крокодила, он бы обнимал меня так же. Но, как свойственно некоторым людям, я реши-ла, что это просто мои желания, самообман. Карим прижался губами к моей голове и, глядя на мое клонированное тело в люльке, как-то очень настойчиво, но… словно молил, попро-сил:
- Не перепутай, пожалуйста.
Но тогда я уже точно решила, что… ведь Кайл всегда любил только меня и всегда терпел меня, чтобы я не выкинула. И я люблю Кайла. Так четко я это осознала именно тогда.  Я не собиралась вселяться в это новое тело, хотя, не поняла, как у меня вообще это получи-лось.
В последний день, перед тем, как уйти, мы последний раз вышли на связь с Каримом. Джарод очень волновался за эмбрионы и за электронный процесс, постоянно напоминал Кариму, что нужно сделать, чтобы что-то исправить, где дублирующие системы, чему он обязательно должен научить его детей в обращении с жизнеобеспечивающим оборудованием, заставил проверить все записи инструкций и сделать вторую «пожарную» распечатку. В какой-то момент Мэтью схватился за сердце и произнес: «Остановите меня! Я потерял веру в то, что это вообще способно сработать. Дети в таких электронно-сонных условиях не смогут выжить. Мы же даже никогда это не экспериментировали». Я чуть не выкрикнула: «Да процесс уже полным ходом идет! Успокойся», но быстро остановилась и посмотрела на Карима. Его никто не уполномочивал проводить подобный эксперимент. И он почему-то промолчал об этом. Карим просто сказал: «Я обещаю, что эти дети будут жить». Он сказал это так тихо, но так уверенно, что ни у кого не осталось и тени сомнений. Перед отключением связи, Карим вдруг попросил оставить меня с ним наедине. Все были уверены, что отец хочет в последний раз поговорить со своей дочерью и ничего большего, это так явственно читалось в их мыслях, и все благородно оставили нас одних.
… И он просто смотрел на меня и плакал. Я сидела напротив и чувствовала огромную неловкость, что не могу поддержать его такими же искренними слезами. За две ночи я не пришла к нему ни разу. И я даже не могла укрыться за причиной «у меня не получилось пройти сквозь сон», уж слишком часто и просто мне удавался этот переход, я слишком часто к нему ходила, и слишком много хвасталась такой способностью. Его слова, сказанные тихо-тихо, через с трудом разомкнутые губы, протрясли меня до каждой клетки, как раскат грома:
- Почему ты не позволяешь мне тебя любить?
Что я могла ответить? Я рассказала правду, всю как есть, и он назвал меня глупенькой дурочкой. Он сумел убедить меня, что я единственный человек, которого он никем не смо-жет и не хочет заменять, что я – основное и единственное, остальные – от пустоты. И я дрог-нула. Когда Кайл вводил мне инъекцию своей чудо-сыворотки, я уже сжимала в другом ку-лаке ампулу с ядом. Я не смогла просто рассказать ему, что… что Карим сказал, как умолял: «Я буду ждать тебя».

Мы все ложились на белые простыни, одетые в новые белые одежды. Джарод шутил: «Если сам себе не поможешь, смерть за мной никогда не придет». Все смеялись, искренне, сами шутили, никто не думал о конце, все думали о начале новой жизни. Ведь теперь все измениться, все очиститься, и будет солнце сиять ярко-ярко, звезды каждую ночь будут ук-рашать небо, и наши дети всегда будут счастливы, их будет много и они будут всегда шу-меть и смеяться. И полетят птицы, и зарычат звери, и засвистят дельфины, и зажурчать таю-щие снега весной… Земля приобретет голоса. Мы думали только о хорошем, постепенно засыпая. Мама погладила меня по волосам и поцеловала, как перед сном. Джедай сделал не-сколько групповых последних снимков для потомков и упаковал всю аппаратуру и снимки в металлический ящик и символически зарыл в землю с посланием от всех нас с поцелуями и автографами. Мы распили драгоценную бутыль вина Джарода, которую он придерживал для празднования победы над стихией. Конечно, это был не полный реванш, но Джарод сказал, что верить – значит уже победить, и без колебаний торжественно вскрыл свое сокровище. Вино оказалось очень вкусным и пьяным. Захмелев, мы стали еще веселее. Это был самый лучший пикник в нашем Королевстве.
Напряженность и нервозность иногда вырисовывалась на лице Джедая, он поглядывал на часы и нервно облизывал губы, но потом всем улыбался. Я думала, что он не хочет умирать и нервничает именно по этому поводу. Но когда заглянула в его мысли, узнала, что он волнуется за наших друзей пещерников. Он дал им и снотворное и яды, и назвал точную дату и время начала распыления, и сейчас он беспокоился только о том, приняли ли они яд или нет. Он не хотел, чтобы они видели этот ужас и подверглись горению заживо, и теперь его терзали сомнения, а вдруг они ему не поверили и не приняли яд. В последний раз я воспользовалась своей странной способностью к медитации, под хмельком оно действовало еще лучше. Я знала дорогу к Пещерникам на остров, и полетела сознанием туда. Может, это был просто пьяный бред усиленный наркотическим воздействием, но я увидела всех наших друзей. Первым я увидела Лина, он стоял у входа в пещеру и смотрел в нашу сторону, ждал вспышки света. К нему подошла Саманта и сказал: «Дети уже спят. Мы остались последними». Лин посмотрел вверх на скалу, я последовала за его взглядом, там сидел Костя и что-то быстро писал, дрыгая ногами, чтобы ускорить свои мысли. «Мне осталось самая чуточка, - быстро сказал он. – Я обязательно должен это дописать». Он скоро поставил точку, торопясь, скрутил бумаги, вложил в контейнер, быстро спрыгнул со скалы и зарыл контейнер в землю. «Теперь все!» - радостно сообщил Костя и просиял своей самой искренней на всем свете улыбкой с явной нехваткой основных зубов. Потом Костя, Лин и Саманта сели на входе в пещеру и сжевали капсулы. Я невольно сказала: «Прощайте, ребята», и меня одернул Мицуру. Я очнулась.
- Еще не время. Яд подействует только через полтора часа, как минимум. Лучше вы-пьем еще!
И мы выпили. Я не помню, как и когда я уснула, я не помню последних моментов своей жизни. Я не знаю, кто оставался последним, кто вырубился первым. Я просто упала в пустоту и забытье. А потом, как это бывает во сне, вдруг осознала себя. Не было светового тоннеля, был просто открытый космос, и я где-то на орбите вне корабля и без скафандра. Я видела маму, Джарода, Мицуру, последним появился Хоук, он словно вынырнул из воды, жадно хватая воздух. За ними были тени, среди которых я смогла узнавать всех, с кем мы только что пили вино. Я хотела присоединиться к ним, а они ко мне, но нас растянули по разные стороны. Единственный, кого я видела рядом с собой, был Джедай. Он смотрел на меня с какой-то жалостью, погладил по щеке и взмыл вверх, таща за собой тени пещерников. Что это был за бред? Если так выглядит смерть, почему я не лечу вместе с кем-нибудь? Я вспомнила о Кариме. Неужели, меня отпускают к нему? Я ведь точно знала дорогу к нему, как единственно знакомый мне путь, но вдруг этих путей стало сразу столько много, и все они вели в разные прекрасные миры. Я поняла, что теперь знаю намного больше того, чего могла узнать на Земле. Я вспомнила так много из себя прошлой. И я знала, что не принадлежу… людям. Поэтому они улетели, а я осталась. Невероятная сила тянула меня в правый бок, и я куда-то полетела. Это был север… Резко остановилась. Это был корабль Карима. Меня отпускали… Но я не хочу жить с человеком, я хочу домой! Я стремилась домой, хотя не знала где он и что он. Я знала, что не хочу быть среди людей. Как Карим не понимает, что здесь прекрасно? Я этого не понимала. Я, наконец, нашла приятный мне во всех отношениях уголок. Но просто покинуть Карима без объяснений я не смогла. Он сидел возле моей люльки и ждал, поглаживая ручки и ножки ребенка. Я вплыла в тело и открыла глаза… Карим хлынул потоком слез, так рад был меня видеть, а я легко заставила тело говорить.
- Извини. Ты не сможешь понять, а я не смогу объяснить. Я не вернусь.
И меня умчала прежняя тягловая сила, которой я перестала противиться. Я вылетела в открытый космос, и мне стало хорошо.

***
Все спали. Кайл открыл глаза и обнаружил, что еще не протрезвел. Встал на ноги, споймал равновесие и наклонился, чтобы разбудить Лию, но опять упал.
- Не, так дело не пойдет, - промямлил он сам себе. – Пойду вколю себе какой-нибудь антидот…
Кайл полз, шел и опять полз, спотыкаясь и падая на ровном месте. Ему было очень смешно. Он заполз в люк и, в очередной раз загремев, решил немного полежать прежде, чем вставать. Кайл, незаметно для себя, вырубился. Очнулся он от сигнала часов, которые опо-вещали о моменте распыления. Кайл вскочил на ноги и рванулся к двери, ведь у него еще оставалось время, пока ветер принесет газ на их территорию. Но газ принес не ветер, а взрывная волна. Эта волна уже была у порога. Кайл только успел приоткрыть дверь и взрыв-ная волна, сорвав дверь с петель, придавила Кайла к противоположной стене. Земля еще не видела таких ярких дней…

Кайл ослеп на несколько дней, но не сразу понял это. Он был уверен, что темнота вокруг него, это темнота станции, на которой отключили весь свет. Смущало то, что он чувствовал резь по всей поверхности тела, словно влетел в стаю медуз. Боль стала острее и нестерпимее, только тогда Кайл вспомнил, что его сшибло дверью. Он пошарил руками вокруг и нашел дверь, поверхность ее была искорежена и вся в каких-то дырах. Стены тоже не отличались гладкостью. «Значит, газ проел все, что излучало радиацию и загрязнения, - заключил Кайл. – И меня пытается есть. Шлюз раскурочен. Как теперь войти в Королевство, чтобы не впустить газ?» Думая об этом, Кайл опять отключился теперь уже от шоковой боли…

… Сколько он провалялся без сознания, Кайл не имел представления. В глазах все еще стояла чернота и никаких признаков света. Тело все еще атаковал газ, но уже не так ин-тенсивно. Кайл сделал несколько шагов за рамки сферы. Ветер шумел, как буран, слышались взрывы, Кайл напрягал глаза, пытаясь увидеть хоть малейшие очертания чего-нибудь, но, главным образом, он хотел найти Лию. Кайл надеялся споткнуться об нее, шел медленно короткими шагами, двигаясь вперед, но из стороны в сторону. Под ноги никто не попался, кроме камней. Кайл начал звать, но ему никто не ответил. Он упал на землю и зарыдал от бессилия…

На корабле Карим ждал появления Лили, терзая себя сомнениями и надеждой. Он уже несколько раз отчаялся и горько пережил потерю, но потом смотрел на часы и говорил себе: «Еще не время. Взрыва еще не было. Она придет». Ребенок вдруг открыл глазки. Все горькое и страшное, что накопилось за эти долгие часы ожидания, пролились грандиозным потоком. Облегчение согрело душу. Он рванулся, чтобы обнять ребенка, но Лили вдруг быстро и очень четко проговорила: «Извини. Ты не сможешь понять, а я не смогу объяснить. Я не вернусь», и маленькое тельце ослабло и обмякло. Карим замер. «Что это было? Видение? Или реальность… такая неправильная? Неправильная!» Карим долго смотрел на младенца и ждал, ждал, ждал!!! Он попятился назад, всеми силами отрицая то, что произошло. Он пытался внушить себе, что это было просто виденье, и что он просто тихо сходит с ума, но трезвый мозг все это отрицал сам. Карим уперся спиной в стену, ползти дальше было некуда, а стоять на месте было невыносимо. Карим закрыл лицо руками и заорал… от разъедающей  душевной боли. Он бился головой о стену, чтобы потерять сознание, пока не разбил весь затылок в кровь, заскользил по увлажненной кровью стене на пол и там затих… на долгие дни бездействия и апатии.
Жизненные силы вернулись. Карим встал, привел комнату в порядок. Проверил пока-зания работы жизнеконтролирующих аппаратов у обеих девочек. Он замер над кроваткой маленькой Ниши. После посмотрел на младенца с телом Лили и четко осознал, что его тянет не ее тело, а ее душа. Тело клона ему теперь казалось чужим, а маленькая Ниша грела душу, хотя бы тем, что Лили там однажды была.
Карим включил криогенную установку и уснул до самого прибытия к далекой плане-те.

***
- Я помню, когда открыл глаза, сначала были вспышки везде, все ярче и ярче… а по-том я увидел пепел на моей коже, - Доминик смотрел в стену. – Больно не было. Я видел плохо то, что было далеко, но все же видел. Я долго искал Лию. Оказалось, я далеко ушел от Королевства на ощупь. Пока вернулся, пока все обошел… В общем… тело было, оно не сго-рело, как все остальные, но… температура тела была совсем низкой, чтобы пытаться ее реа-нимировать, к тому же уже появились трупные пятна и… запах. Я не понял сразу, почему это произошло, газ не должен был ее убить. Я сделал анализ, и обнаружил яд, который приняли все… Она, должно быть, просто струсила, не поверила мне, боялась сгореть зажи-во.
- Это ты дебил! – Эрос стучал ладонью себе по лбу. – Да если бы я только знал, что ты что-то нашел, если бы ты мне рассказал об это, я бы сумел убедить Ли в том, что пока есть шанс, надо рискнуть! Я же говорил, Малик, что эта крыса тыловая, что-то задумал.
Малик сам был в недоумении и пытался понять, почему же она не осталась ни с Кай-лом, ни с ним. «Может, был кто-то еще? Доминик ничего не помнит, а значит, очень воз-можно, что и не знал о ее побегах ко мне, так почему бы не предположить, что и я не знаю о ком-то еще?».
- А если была другая причина? – предложил Малик. – Может, ни страх, ни паника, может, что-то нам не ведомое? Ведь она обладала сильными врожденными способностями, которыми не обладал никто. Может, это когда-нибудь проскользнуло в ее разговорах, а вы просто не обратили на это внимание?
- Ага, - закатил глаза Эрос, - сейчас мы, конечно, все вспомним. Что гадать-то? Я точ-но знаю человека, который знает ответ на этот вопрос, осталось ее найти. Да и разве это главное? Я тоже тогда умер, но никто по этому поводу не устраивает заморочки. А я тоже ценный член ячейки, я помню больше вашего. Лучше ответь мне, Доминик, если ты остался, как там моя дочурка?
Доминик повеселел, покачал головой и ответил:
- Ты не поверишь, но более тихого ребенка у меня не было. Не знаю, куда твоя энер-гия делась, но ее она не унаследовала.
- Ты назвал ее Викторией?
- Конечно. Там на колбе и на ее люльке так и было написано: «Виктория. Это твое имя».
- Ой, классно! А она была умненькой?
- Да нет, обычной.
- Она не могла быть обычной! – возмутился Эрос. – Это ты ее плохо учил!
- Учил не я, а компьютерные программы, которые вы для них записали.
- Ну, хоть что-то в ней было особенного? – почти взмолился Эрос.
- Ну, - задумался Доминик, - кажется, она выпиливала дудочки из дерева и играла. Флейты, сапилки всяческие, раскладывала деревянные пластинки в ряд и долбила по ним палочками.
  - Я так и знал! – Эрос подпрыгнул на месте. – Я – музыкант! В моей душе всегда зву-чит песня, и дети у меня такие же! А какими им еще быть? А мои пацаны?
- Вот эти были оторвами, подтверждали породу, неутомимые исследователи. Однаж-ды проснулся и никого, только записка от твоих, что они всех повели в 30-дневный поход за научными изысканиями. Ну, я их нагнал, конечно, хотел научить уму-разуму, а они меня быстро и аргументировано убедили пойти с ними. Пошли. Было весело. И да, помнишь наш остров? Дети там нашли в земле последний рассказ Кости, зарытый в землю, датированный последним днем. Это был рассказ о всех нас и о наших славных днях. Конечно, было много придуманного и веселого, но было точно передан реальный ход событий. Ребятам эта книга очень понравилась, они ее прочли сразу же здесь, у костра. Это было так здорово! Сижу я – здоровый лоб, вокруг меня дети, и они читают обо мне, обо всех нас, - Доминик стряхнул слезу, - хохочут - Костя умел рассмешить - спрашивают, правда ли? – а я на все киваю голо-вой… И так мне всех вас не хватало.
- Даже не представляю, как вы с ними справились? – присвистнул Эрос.
- Это не сложно, - ответил Малик. – Сначала «рожаешь» 2-3, потом когда они подрас-тут еще человек 5-6, и так далее.
- Я сделал проще, - поделился Доминик. – Я уснул, проснулся вместе с аппаратурой, когда она заработала. Вышел на свежий воздух, а там уже леса метра на полтора в высоту, травка вокруг и солнце почти всегда. Вот тут-то я сляпал солнечные батареи и все пустил на самотек. Энергии было достаточно для плана Джарода. Хотя, надо признать, он был прав, даже один криогенный аппарат забрал столько энергии за все это время, что ее едва хватило на то, чтобы меня разбудить. В любом случае, все люльки исправно сработали сами, я так, посматривал время от времени. Ну, конечно, будил время от времени некоторых детишек, чтобы не было скучно, особенно старшенькую, но как только они открывали рот и не заты-кались, снова клал их в люльку и натягивал шапочку на голову. А чтобы не было скучно, я просто завел кошку, еле выходил ее на питательном растворе, отказывалась его есть начисто, пришлось вводить внутривенно. Потом, самое главное, вывел себе сразу три коровы и шесть коз. Они, конечно, тоже сначала не принимали раствор, но я их просто усыпил, пока у них не выросло желание питаться травой. У нас было молоко. И как только у нас появилось молоко, я уже мог спокойно выводить кого угодно, но не торопился. Я очень боялся выводить хищников. Меня временами пугала даже моя кошка. Я выводил рыб в аквариуме, слава богу, хоть этим молока не надо было, так вот эта когтистая тварь, - Доминик изобразил жест, - лапой их оттуда - и сожрала. Такой хруст стоял. Тогда я такое убийство видел впервые, честно говорю, обмочился, от страха. А сейчас даже смешно. – Доминик задумался. – М-да, сложно было восстанавливать жизнь и разнообразие фауны. Флора сама выросла без капризов и препятствий. Все-таки надо было действовать по плану развития: сначала насекомые, рыбы, птицы и только потом млекопитающие. Но с тараканом не поговоришь, убежит.
- Чувствовал себя Богом? – спросил Малик.
- А ты? – спросил его Доминик.
- Я прилетел на планету, где все уже жили, не хватало только Хомо Сапиенса. Я чув-ствовал себя не больше чем переселенцем или Робинзоном, особенно в первое время. Кошки сами пришли. – «И две пятницы были уже» – подумал про себя Малик.

***
Нью-Йорк не спал даже ночью. Мэйган шла по темным улицам, не опасаясь уличных нападений, она этого даже хотела. Никто не потревожил ее. Она пришла на кладбище к из-вестной ей могиле. Низкий камень с надписью «Натаниэл Мортом» почти по макушку зане-сло снегом. Уже совсем замерзшей рукой Мэйган откопала из-под снега его имя и прижалась головой к холодной плите. Вот, она и нашла уголок, где ее любят такой, какая она и есть, где никто не говорит ей, какой она должна быть и о чем должна мечтать. Мэйган сжалась в комок.
- Знаешь, Мортом, я написала целую тетрадь моих шизоидных видений. Я несла ее тебе, но потом подумала и почему-то отдала Кайлу. То есть его жене, его самого дома не бы-ло… Даже его дома не было, - грустно подумала она.
Мэйган подумала о конце, чтобы он настал по быстрее… Звезды начали закрывать тяжелые облака, и повалил густой снег. Температура резко начала понижаться. Девушка не сделала попытки встать и уйти куда-нибудь согреться. Она начала засыпать, потом дерну-лась и сама удивилась ведению.
- Мортом, вот, сейчас я опять увидела один сон. Я его уже видела однажды. Не в кли-нике не под транквилизаторами, нет. Может, в лет тринадцать? Я тебе не рассказывала, по-тому, что тогда боролась со своими глюками. Я поняла, что сон что-то значит еще тогда, но не могла понять что? Просто послушай. Я вдруг оказалась на каком-то пикнике. Там люди залазили на лестницу, прыгали с нее и летели вверх в пируэтах, соревнуясь, у кого лучше получится. Все люди светились счастьем и благожелательностью. Я не могла летать и пошла дальше к другим людям. Кто-то из летающих дал мне апельсин. Я это точно запомнила, по-тому, что я очень люблю апельсины. Я не помню, когда я успела его съесть, но вдруг обна-ружила, что мои руки уже липкие, а в кулаке зажата только кожура и во рту приятный прив-кус. Я протиснулась сквозь толпу и остановилась во втором ряду. В круге танцевали люди. Мне стало весело и захотелось станцевать вместе с ними. Очень-очень захотелось, чтобы кто-нибудь меня заметил и пригласил, а сама я стеснялась. Один из танцующих вдруг оста-новился и посмотрел на меня, словно оценивая, как личность, что-то прикидывая в уме, но не злое. Я не скажу, что он был вылитый Джедай, но в общих чертах и по своей энергетике, это был точно он. Он широко мне улыбнулся и протянул руку. Он звал меня танцевать, а я очень забеспокоилась по поводу моих липких рук и кожуры. Он вытащил меня в круг, и мы танцевали. Мы танцевали лучше всех, и когда пришло время выбирать лучшую пару, никто из зрителей не сомневался, кому отдать предпочтение. Выбрали нас. Но старец сказал: «Вы не можете участвовать в конкурсе, она не из круга». И нам не дали приз, но Джедай никуда от меня не ушел… Мортом, что значит, я не из круга? Когда я вспомнила свою смерть, тогда почувствовала, что я не человек. Но ведь я такая, как все?! Просто немного тронутая. Неуже-ли, «не из круга» означает «не человек»? Тогда какого черта я живу среди людей? Даже если считать, что живу я хреново среди людей, так ведь я не одна такая. Просто люди так устрои-ли свой мир, что по-другому в нем жить невозможно. Может, «не из круга» значит умоли-шенная? Тогда нас тоже много. Всё не в одиночестве…
Мэйган замолчала, осознавая, что уже не чувствует ног.
- А я совсем не в обиде на жизнь и на мир. Мне просто радостно, что скоро я освобо-жусь. Душе не нужно ни есть, ни одеваться, ни зарабатывать денег. Значит, можно вообще ничего не делать, а лениться. Вот, ты сейчас хорошо лежишь на пуховых подушках, и ничего тебе не жмет, не давит, нигде не чешется. Скоро и я буду так наслаждаться… Знаешь, чего бы я хотела на самом деле? Я бы хотела, чтобы миф о вечной жизни остался мифом, чтобы после смерти не было ничего. Мне не нужно пуховых подушек и вечного рая, я просто хочу перестать существовать. Одна мысль, что я должна переродиться, ввергает меня в ужас. Даже если следующая жизнь будет самой счастливой на свете за все времена, я предпочту просто исчезнуть… Неужели, я так сильно устала?… Скорей бы… мороз посильнее…

***
    Доминик обещал встретить Новый год с семьей, и оказался на пороге 31 декабря. Ма-лик предложил Эросу пока пожить у него, с его-то финансовым положением Эрос и не думал отказываться.
- Слава богу, ты вернулся, - жена обняла его прямо на пороге. – Я звонила тебе, но ты был отключен.
- Что-то случилось?
- Может быть, и нет, - пожала она плечами, - Но помнишь девушку, принцессу, как прозвали ее малышки?
- Лия? – у Доминика застучало сердце быстрее.
- Лия? – удивилась жена. – По-моему, Мэйган. Странно, что ты ее назвал «Лия»…
- Да, да, Мэйган, - опомнился Доминик. – Что с ней случилось? Она здесь?
- Была, - жена с каким-то страшным подозрением смотрела на мужа и перебирала в голове сюжет прочитанного рассказа, что-то сильно ее начало беспокоить и пугать в таком развитии событий, - Она пришла вчера вечером. Я просила ее зайти и обогреться, но она  отказалась. А я не знала, как мне удержать чужого взрослого человека. Хотя, она такая… тонкая, беззащитная… Доминик, она совсем… даже не знаю, как сказать? Словно… слов-но… словно, она умрет.
- Что? – тихо спросил Доминик.
- Вот, я и хотела тебе позвонить и спросить, что мне делать: вызвать полицию или оставить все, как есть? Я не знаю, может, она давно бродяжничает, может…?
Доминик припал к стене, пытаясь переварить информацию и принять решение. Жена отбежала к камину и что-то взяла с кресла.
- Вот, - она вручила ему папку. – Это она передала тебе. Я прочла.
Доминик жадно начал перелистывать и быстро читать урывками, а жена продолжала:
  - Я не знаю, что это, но… если это не бред, то прекрасный фантастический рассказ… Но мне вдруг показалось, что это правда, - из ее глаз выкатились непонятные слезы. - Я су-масшедшая?
Доминик поднял глаза на такую вдруг странно новую жену, с такими странными про-явлениями чувств, не понимая, что ее так расстраивает, если в ней не видно ни капли ревно-сти, а только сострадание к незнакомому человеку:
- Тогда я тоже. И Малик и Эрос.
- Что? Кто?… Она нарисовала всех героев и один, Кайл, похож на тебя, - сообщила жена, покусывая губы и заламывая пальцы. – Ты тоже…? Я хотела сказать, нет, это, конечно, бред, но… - Доминик посмотрел на нее, кивая головой. – О, Боже… Значит, конец света? Это правда? Мои малышки…
- Может, они не доживут до конца света. Только если очень старыми.
Она закрыла лицо ладонью, покачала головой и сказал спокойным голосом:
- Мозг трезвого человека это исключает. Я успокоюсь и забуду.
- Правильно, - согласился Доминик и даже улыбнулся.
Жена собралась уйти на кухню, но, не дойдя до двери, развернулась и застала мужа, с головой погруженного в записи.
- Зачем ты это читаешь?! Ты же сказал, что все это фантазии?!
- Я люблю фантастику, - Доминик пожал плечами.
- Нет, ты ее терпеть не можешь, я знаю. Твой жанр – хоккей.
- Допустим, - беззаботно отозвался Доминик, - Значит, я просто хочу почитать сказку про себя, то есть про моего героя. По-моему, это забавно. Разве тебе не было бы интересно прочитать про себя чего-нибудь выдуманного?
- И особенно узнать, что мне изменяет собственный муж с его матерью через сон.
- Что за бред? Перестать читать женские романы.
- Вот, и ты не читай этого, - просто бросила она.
- Что? – остановился Доминик.
Жена перелистала страницы и ткнула пальцем в текст, из которого Доминик узнал то, что предпочел бы не узнать никогда.
- Почему он…? Малик нам ничего не сказал. Может, ей это только снилось? Малик этого не помнит.
- Малик это кто?
- Здесь Карим. Он помнит все, кроме этого.
- Помнит? – она испугалась и села в кресло, схватившись за голову. – Кто еще пом-нит? Целый город?
- Нет, пока только четыре человека, на сколько мне известно. Есть еще Эрос, Малик назвал его Джедаем, и Мэйган, как я вижу, тоже.
- Вы все помните одно и тоже?
- Успокойся, - Доминик поцеловал руки жены, - Это может оказаться просто группо-вым помешательством. Ты же здравомыслящий человек, сама подумай, разве такое возмож-но, тем более в наши дни?
Шум в детской комнате неожиданно стих. Родители насторожились. Мама соскочила с кресла и рванула по лестнице вверх:
- Что-то случилось.
Доминик помчался за ней. В комнате девочки замерли, одна, стоя на кровати с по-душкой в руках на замахе, другая перед ней на полу с другой подушкой в руке. Обе они об-ратили внимание к экрану телевизора.
- Целые, - с облегчением выдохнула мама.
Доминик посмотрел на экран, но не нашел там хоть кого-нибудь из их кумиров, при которых они обычно и замирают, прекращая все войны, объявляя временное перемирие. По экрану мелькали кресты и мемориальные камни. «Кладбище?» – удивился Доминик и при-слушался к сообщению.
-… только утром. Все стало ясно в полицейском участке. Как выяснили наши коррес-понденты,  имя погибшей Мэйган Старлинг, она была пациенткой психиатрической клиники в Сьюарде, откуда недавно сбежала. Интересно то, что прежде она проходила лечение у доктора Мортома, на могиле которого ее и нашли. По утверждению очевидцев, доктор Мортом имел над пациенткой особую власть. Как видим, и после своей смерти.
Доминик впервые почувствовал щемящую боль в сердце. Слезы сами выкатились из глаз. Показали ее фото из архива больницы, саркастически посудили над ситуацией и пере-шли к прогнозу погоды. Доминик опустился на пол с опущенной головой. Жена опустилась рядом, обхватив голову руками.
- Она просто замерзла, - тихо, но ошарашено произнесла она. – А я так просила ее ос-таться и отогреться.   
Девочки заговорили:
- Я же тебе говорила, что это она, а ты мне не верила!
- Но она была такая страшная, синяя и лохматая. Я ее не могла узнать. Это не она, правда, папа? Это не принцесса. Она просто похожа.
- Но ее тоже зовут Мэйган.
- Принцессы не могут замерзать, тем более на кладбище. И эта сумасшедшая, а наша принцесса была очень даже нормальная. Папа, это ведь не она, скажи ей!
Доминик хотел сказать, что это не она, но вместо слов из груди вырвался плачь. Он быстро заткнул себе рот и вышел из комнаты. Жена выбежала за ним. Доминик остановился на кухне и пытался скрыть слезы, окунув голову в воду. Сердце рвалось оттого, что он не смог ей ничем помочь, этой беззащитной, одинокой, покинутой всеми душе. Разрывало именно это, ведь Мэйган не стала ему ни знакомой, ни родной. Почему плачет его жена, он не мог понять, ей-то Мэйган точно никто. Зазвонил телефон. Это был Малик.
- Да, - мертвым голосом ответил Доминик. – Я видел… Я приеду.
- Я с тобой, - хлюпая носом, заявила жена.

Похороны были, грустными и пустыми. Из родственников у гроба была только ее мать, отец даже не захотел подняться с постели ради такого случая.
- Он уже давно похоронил ее, - сказала миссис Старлинг. – Я знала, что все этим и кончится рано или поздно.
- Она была прелестным  человечком, - жена Доминика собирала слезы в платок. – Мои девочки видели ее только однажды, но влюбились в нее сразу. Они ей, словно, бредили. И как только запомнили?
- А мы своих близнецов сразу отвезли к бабушке, чтобы они с Мэйган не общались. Врачи говорили, что она может их убить и не понять этого.
- Что вы такое несете?! – не выдержал Эрос, пытаясь не кричать, но посыл мысли был мощным. – У вас своих глаз нет? Вы верите чужим людям, и не верите своему родному ре-бенку? Она вам что-нибудь сделала дурное за всю жизнь?
Мама грустно и тяжело вздохнула. Она осторожно тронула дочь за холодную руку.
- Что ж теперь? Я даже не могу плакать. Чужая… всегда была…
- Это вы ей определи такой статус, - Эрос не мог совладать со своими эмоциями.
Малик смотрел в холодное лицо, не чувствуя в нем души, но такое спокойное, такое счастливое. «Что она увидела перед смертью? Ангелов? Конечно. Я бы сам за ней прилетел, если бы был ангелом».
Доминика трясло, его бил озноб, он не мог поднять на нее глаз. Перед ним снова стояла картина ее мертвого тела на пепельной земле… холодная вода, куда он опустил ее… собственный крик отчаяния и боли вместо погребальной молитвы. Он до боли сжимал кула-ки, ногти вгрызлись в кожу. Ведь он тогда поклялся, если Бог позволит им быть вместе хотя бы еще раз, уберечь ее от всех волнений и бед… Не вспомнил! Не смог!! Не сдержал слова!!! Голова кружилась, голоса мешались под куполом церкви… И только теплая рука любимой и все понимающей жены – вот, что просто замечательно... «Но почему она плачет? Она ведь ей никто. Куда она собралась?»
Рука жены выскользнула, и она направилась к гробу. У нее был высокий лоб и самая нежная улыбка – это все, что осталось от прежней внешности… «Засыпай, моя девочка. Пусть ангелы будут рядом», – прошептали губы и поцеловали.

Через семь лет они встретились еще раз. Ничто не могло удержать Эроса от гонок. На очередном вираже, он вылетел с трассы и взорвался.

XII. ГЕЛИС

«Ну, наконец-то, домой, - думал Эрос, летя к свету. – Интересно, я успею? Эх! Надо было раньше! Жаль, что не помнил. Надо все-таки внести предложение, чтобы пилигримы, когда на задании, не забывали». Возле него появилась тень другой души.
- Гарольд? – удивился Эрос, - Ты уже здесь? Что случилось?
Душа была словно парализована, тупыми глазами вглядываясь в свет. От слов Эроса она вздрогнула и ответила:
- Я ехал за тобой… Это огонь?
- Это свет.
- Фары?
- Расслабься, ты умер, - мягко предложил Эрос.
Душа Гарольда взорвалась:
- Я не умер!!! Я не могу умереть!!! Мне надо назад!!!
- Успокойся!!! Серебряная нить оторвана, ты уже не можешь вернуться! Или хочешь ходить призраком возле своей жены и детей?
- Нет! Выпустите меня! Как несправедлив Бог!
- Бог тут не причем, - Эрос устал от этих забвений и обвинений в адрес Бога. – Ты же сам решил пережить насильственную смерть в расцвете лет. Ты сам это выбрал. Давай, вспомни, во время войны ты расстрелял в упор троих человек, ну и так, по мелочи, оборо-нялся, как и все. Пережил опыт убийцы. Когда пришло время выбирать, ощутить пережива-ния твоих жертв или заботиться о них, ты решил, что просто переживешь потерю всего в расцвете лет и жизненного достатка. А тебя, между прочим, предупреждали, что это слож-нее, чем просто помогать переродившимся жертвам.
- Я не был ни в Ираке, ни в Афганистане!
- Да, я, вообще-то, про первую мировую, в Европе дело было.
- Я тогда еще даже не родился.
- Забыл. Так всегда бывает. И это правильно. Ты должен научиться принимать смерть и потери, а не думать, за что тебя так наказали. Это вообще не наказание, это обучение, про-сто движемся по схеме. – Свет стал ярче. – Слушай, давай быстрей приходи в себя, и прими все, как есть, а то меня уже совсем забирают. Если зло и сожаление останется в душе, пой-дешь на нудную и долгую пересдачу.
- А что еще может остаться в душе после такого?!
-Урок. Хороший урок! Ты навечно запомнишь, как ужасно, когда твою жизнь преры-вают… а у тебя еще столько планов и возможностей! Чтобы ты запомнил, на всегда запом-нил, что у каждого, даже тобой ненавистного человека, есть свои планы на жизнь и огромное желание их реализовать. А еще у каждого есть кто-то, кого они вынуждены будут оставить, потому что ты вдруг решил, что он должен умереть. С такими чувствами и знаниями ты теперь будешь более осознанно относиться к принятию решения за других… Но на осознание этого у тебя еще будет много времени впереди, а сейчас, главное, не… опуститься, не застрять. Поэтому… только светлые воспоминания о прекрасных днях жизни, о том, что кого-то ты сумел сделать счастливыми, о том, что у твоих детей достаточно денег на счету, чтобы получить хорошее образования. Ты многое успел для них сделать… А, вообще, не думай о материальном, просто вспомни о том, как они улыбались, как часто они были счастливы. Помнишь?
- Помню… - душа прослезилась от нежности воспоминаний.
- Думай и помни только хорошее. Не создавай себе ада и не жди демонов и геенны огненной за грехи тяжкие, их не существует… пока ты сам их себе не придумаешь. Помни:  это замечательное место -  здесь сбываются любые желания и сразу!
Свет стал совсем ярким. Эрос оказался на поверхности. Все знакомо: облака, сады, цветы, храмы из цветных прозрачных камней. И души, теперь такие знакомые. Знаний пол-ная голова, но физически ее уже нет. «Какой образ принять на этот раз? Да, ладно, останусь при своем». Его окружили знакомые доброжелательные души.
- Привет, привет. Я не опоздал? Моя гелис еще здесь? – спросил он.
- Да. Заволокла место отдыха облаками.
- Она всегда приносит с собой то, что ей нравиться, - улыбнулась светлая душа. – Со-гласитесь, это лучше, чем в прошлый раз, когда она принесла с собой гром.
- И другим душам спокойней.
- А помните, вихрь? – разболтались души. – Он всегда обкручивался вокруг нее, и ей это нравилось.
- Ей очень больно было? – спросил Эрос.
- Не знаем. Она еще не просыпалась. Не рассказывала.
- Ты же знаешь, чувства гелисов нам не доступны, ведь они другие.
- Но так долго она еще никогда не спала. Она очень устала.
- Мы опасаемся, что она вообще не захочет просыпаться.
- Может, позвать кого-нибудь из гелисов других Вселенных?
- Нет, пока у нас еще есть время. Подождем, пока соберется вся моя группа пилигри-мов. А она хоть на что-нибудь намекнула? Она поняла причину?
- Если можно считать намеком гобелен из жизненных нитей и их переплетений, кото-рый начинает снова плестись...
- Ну, так это и есть намек! - обрадовался Эрос. – Значит, она все правильно поняла и жизнь продолжится.
- Если она согласиться родится в третий раз, - напомнили души.
- Она уже столько раз это делала, - махнул рукой Эрос. – Конечно, гелисам трудно жить среди людей, но она сама не знает, какая она сильная. Я ее уговорю.
Души расступились. Среди толпы стоял старый Малик. Он осмотрелся и быстро по-молодел, немного меняясь во внешности, становясь больше европейцем.
- Ты уже здесь? – удивился сперва Эрос, а потом опомнился, - Ну, да, еще не привык, здесь же времени нет.
- Ей очень тяжело? – спросил Малик с жалостью на всю душу.
Эрос усмехнулся.
- О да, любит она твои сильные эмоции. Не избавишься никогда.
- Пойдемте скорее, - вплыла торопливая душа, - души на пятом уровне готовятся ро-диться и уже составили себе программы. Им нужно проконсультироваться. Мы опасаемся за две из них: они решили, что могут себе позволить более тяжкие испытания, но мы в этом не уверенны. Мы нуждаемся в вашей силе мудрости убеждения и разъяснения. Их нужно пере-убедить пока не поздно, а то мы, наверняка, получим двух самоубийц. Иногда я жалею, что все души имеют право выбирать самим свою будущую жизнь и препятствия в ней, и никто не может их заставить поступать по иному, а то бы я взялась и переписала всем жизненные планы так, чтобы их страдания свести к минимуму.
- Не страдать человек не может, по этому пути способны развиваться только гелисы, - напомнил Эрос. – Человек, к сожалению, не умет ничего понимать и принимать, пока не исстрадается… А гелисов это опустошает.
- Гелисов? – послышался удивленный голос Доминика. – Первый раз слышу о гели-сах.
- Опа на! - расплылся в объятьях Эрос, - Ты хоть до старости дожить успел? Что ты делаешь на девятом уровне?
- Я где? – Доминик сам удивился. –  Неужели я так поднялся? Но ведь последний раз я был на седьмом? Я не мог перескочить уровень.
- От общения с гелисами получаются и среди людей вундеркинды, - заметила мудрая душа. – Знать, пришло время. Разве ты не консультировал многие другие души младше тебя?
- Конечно, да. Всегда, как и все. Мы заботимся о тех, кто менее разумен. Но теперь я должен консультировать души восьмого уровня, хотя, сам я там не был? Я не справлюсь.
- И мы это знаем. Твой уровень теперь восьмой, но ты нам нужен здесь, сейчас. Ты даже на Земле нашел решения, которые не нашли другие, ты создал жизнь, ты научил жизнь быть мудрой, справедливой и, главное, веселой и доброй. Значит, ты запросто справишься и с внимательными и сговорчивыми душами восьмого порядка. Они очень уравновешенны и добры, с ними не бывает хлопот. Они такие же, как мы, только знают чуть меньше. Напри-мер, они не знают, что в мире есть гелисы.
- Это так важно знать, кто такие гелисы? – спросил Доминик.
- Нет. Можно прожить с ними бок о бок всю жизнь, и даже не одну, но так этого и не понять, - продолжала мудрая душа, - Сказать себе: «Какой он странный. Может, просто ду-шевно больной?», - и забыть о нем.
- Мэйган! – догадался Доминик.
- А потом, когда придет беда не от человека, - так же мягко, не меняя тона голоса, до-бавила мудрая душа, - можно будет позвать гелиса, и он все исправит. Только одна пробле-ма: гелис чужероден человеческой политике и материальному миру. Гелисы перебирают звезды руками и творят новые вселенные одной мыслью.
- Гелисы – это Бог?
- Бог – все мы, и гелисы в том числе.
- А еще, - вступил Эрос, - гелисы видят душу человека, так же, как человек видит лицо другого человека, замечая каждую морщинку и каждый нюанс, видя всю перспективу, о которой сам человек может не подозревать. И могут отразиться в твоей душе, как в зеркале, если твои эмоции им понравятся. И поймав их мысль о том, как ты умеешь любить на максимуме, ты рискуешь принять эту мысль за свою собственную, и тебе покажется, что ты любишь так сильно, как никогда не любил. Ты думаешь, что любишь гелиса, не понимая, что просто он показывает тебе твои чувства любви до твоего возможного максимума.
- Потом гелис читает твои эти максимальные эмоции, излучаемые самим тобой, - гру-стно продолжил Малик, - и сияет тебе в ответ твоими же чувствами. На самом деле они про-сто так общаются, а ты уверен, что кто-то тебя любит безумно и без меры. И это затягивает, ты не можешь существовать без нее, чем больше ты ее любишь, тем сильнее твои эмоции отражаются в ней и отбрасываются тебе обратно. И прервать их нельзя, это не пройдет, пока ты сам не перестанешь любить… а не любить не получается. – Малик тяжело вздохнул. – Будь внимательнее, правильно читай свои чувства, не вляпайся, как я.   
- Значит это… - догадался Доминик, - это правда, все, что написала Мэйган? Ты про-сто от нас все скрыл?
- Что это меняет? Она любила тебя так же искренне, как и меня. Они искренне любят всех, кто любит их, возвращая нам наши эмоции.
- А если возненавидеть гелиса? – задумался Доминик.
- Хотелось бы, - вздохнул Малик, - но гелисы не смотрят на то, что им не нравиться, а ненависть и прочие негативные чувства, которые… способен произвести только человек,  им не нравятся. А то, что им не нравиться, гелисы не отражают, поэтому никогда не возмож-но испытать ненависть к ним или даже ревность.
- Идеальная любовь, - заключила добрая душа.
- Вот именно, - согласился Малик и оправдал свою любовь к гелису, - и попробуй, найди дурака, который откажется от идеальной любви.
По толпе пробежал шепот: «Гелис проснулась, гелис проснулась…», и душа Малика расцвела.

Она сидела в облаках, безэмоционально взирая на их хлопья. Души замерли: гелиса не трогает красота мира! Нонсенс! Она заплакала. Души потускнели. Гелис вдруг обернулась, вздрогнула, повеселела и прошептала: «Мама пришла». Потом тихо и незаметно опустилась на пятый уровень, души последовали за ней.
- Мама? – вырвалось из груди тихим шепотом. – Где моя мама? Мне нужна мама. По-жалуйста…
Из толпы обучающихся душ отделилась одна. Доминик еще не так давно умер, чтобы не узнать свою жену. Когда он умирал, она еще была жива. Он все еще любил ее. Никто на пятом уровне не понял, что у них в гостях кто-то другой, а не человек. Человек, просто очень странный и беспокойный, может быть, еще не отдохнувший? Но мама ее пригрела.
- Я предупреждал, - сказал Эрос, - что у этой души сильное материнское чувство. Она тоже увязла, как Малик. Это навсегда.
- Если только она не родится в третий раз, - опять напомнила внимательная душа.
- И что будет тогда? – спросил Доминик.
- История изменится. Катастрофы не будет, не будет Ша Ори, не будет материнской привязанности. Не будет ничего, что было после катастрофы. Это простая схема изменений. Группа людей и обязательно гелис, должны родится на конце события, которое хотят пре-дотвратить. Потом они должны родится перед событием, и как бы притянуть его к себе, вспомнив все. И вот тут-то только гелис может увидеть причину будущих разрушений. Он сканирует космос, он видит то, что человек не увидит. Гелис исправляет. В последнее, третье рождение, они опять рождаются перед катастрофой, но при этом ничего не вспоминают о жизни после катастрофы, они сами полностью стирают эти воспоминания усилием воли перед последним рождением, и живут… просто живут. Как река меняет русло после засухи, забыв, куда нужно устремить свои воды, а прежнего русла уже нет. Именно гелисы находят проблему и стирают прежние русла. Гелисы обладают великой уникальной силой, которой у человека нет. 
- Малик, поговори с ней, - предложил Эрос.
- Я не могу их прервать. Это так прекрасно! Разве ты не чувствуешь?
- Я поставил защиту, еще перед тем, как вытащить ее в круг.
- Ты хотел сказать: «поработить», - поправил Малик.
- Это возможно, поработить гелиса? – удивился Доминик.
- Если он еще совсем юн и недостаточно самостоятелен и чрезвычайно любопытен, - объяснила знающая душа. – Гелисы могут многое раньше, чем полностью осознают себя. Это как половое созревание у людей: они созревают раньше, чем их организмы готовы к вы-нашиванию плода.
- А это разрешено? – Доминик не мог себе представить рабства в небесах.
- Если люди зовут, гелис не может отказать в помощи, - пояснила знающая душа.
- Люди могут позвать любого другого гелиса, если этот устал, разве нет?
- Нет, - помотал головой Эрос. – Люди не знают, где искать гелисов. И если кто-то из юных любопытных случайно заглянул на огонек, только тогда ты сможешь проследить и найти его. Других гелисов рядом ты не найдешь. Она у нас единственная на 16 Вселенных. Для гелиса это слишком много. Она буквально нарасхват. И в каждой миссии новые цивилизации и общественные устои. Даже нам, людям-пилигримам, не всегда удобно подстроиться под новую обстановку, а уж гелису, для нее это просто тяжелейшее испытание каждый раз. Пока она не повзрослеет, мы принимаем решения за нее. Мы просто пока можем держать ее возле себя, Малик называет рабством именно это.   
- Тогда почему вы беспокоитесь, захочет она снова родиться или нет, если вы за нее решаете?
- Потому, что каждый имеет права выбора. Раньше нам удавалось ее уговорить, но с каждым разом это все сложнее. Может, она взрослее, а, может, умирает, теряется. Гелисы не пересекаются с людьми. И мы не понимаем друг друга. Она очень часто заканчивает жизнь самоубийством, призывая на помощь силы природы: то молнией себя убьет, то селевым по-током смоет, теперь, вот, мороз позвала на помощь. Все эти смерти и негатив снижают ее возможности рождаться. Это нам, людям, очень просто родиться, это наше естество. Но ге-лисы не живут в телах. Ей нужно слишком много энергии, чтобы там оказаться. А после этой жизни она очень устала. У нее может не хватить этих сил, а тем более желания. Мы сами не сможем впихнуть ее в тело. Только она сама может сделать это с большим усилием… Но скоро она станет совсем взрослая, и мы не сможет ее найти никогда, как и других до нее. Гелисы не прячутся, просто, вероятно, становятся чем-то нам неведомым, и мы их не может заметить. Просто другой уровень существования, другие вебрации…
- Она почти взрослая, - сказала наблюдательная душа.
- По каким признакам ты это решила? – спросил Эрос.
- Когда она была ребенком, ей было проще адаптироваться, а сейчас слишком сложно. Подозреваю, что это ее последняя миссия. Нам остается только молиться, чтобы не случи-лось другой беды в наших мирах, или чтобы поскорее Бог направил нам еще одного любо-пытного гелиса. Специалист по ловли гелисов у нас уже есть.
- Поменьше сарказма и побольше уважения, - улыбнулся Эрос, - Я для вас, между прочим, уже четвертого привел, а вы меня рабовладельцем обзываете.
- Что бы мы без тебя делали? – пожала плечами милая душа. – И почему ни каждая душа способна увидеть даже юного гелиса? Почему вас так мало?
- Чтобы жизнь гелисам не портили так часто, - пошутила веселая душа.
- Хватит без толку болтать, - решил Эрос, - Мы как раз на том уровне, куда нас позва-ли для консультации.

  ***
Новое место кажется чужим только до тех пор, пока ты не находишь друга или про-водника-экскурсовода, которые с легкостью вводят тебя в курс дела. У Доминика было пре-достаточно желающих стать его проводниками, как, в прочем, всегда бывает в этом мире на любом его уровне, и уже были старшие друзья. Доминик при предыдущих двух жизнях ни-когда бы не подумал, что самый старший здесь – Эрос-Джедай. Малик-Карим всегда при нем, как Пятница при Робинзоне, если нужно сделать что-то подстраховывающее, Эрос все-гда посылает только его. И Мэйган-Лия – вот вся команда пилигримов. Для миссии в каждом мире выбирается еще один человек из числа жителей планеты. На этот раз они решили выбрать Кайла-Доминика. Что ж, ему предстоит пройти ускоренный курс подготовки. Выбирая людей, пилигримы никогда не смотрели на его кастовый уровень, а только на душу и ее потенциал.
- Почему? – спросил Доминик. – Проще взять человека с высшего уровня и не придется его ничему учить, он уже будет готов.
- Хм, - улыбнулся Эрос. – А как же быть с планетами, где жизнь только развивается, и ее души выше четвертого уровня не поднялись, но тоже жить хотят? Потенциал – это един-ственное, что может быть точным критерием. И он виден сразу.
- Но чтобы попасть на 9 уровень, мне надо прожить не одну жизнь и пройти серьез-ный путь обучения, чтобы достигнуть определенного совершенства. Как вы собираетесь это ускорить?
- Вот. – Эрос передал ему светящийся шар. – Я уже сделал для тебя подборку чужих жизней, которые тебе необходимо прожить в твоем сознании, и в конце они станут твоими собственные жизнями. Обычная практика. Разве, ты ее раньше не проходил?
- Да, уже проходил. Правда, давно это было. Перед тем, как впервые родиться, я про-жил четыре чужие жизни, чтобы хоть как-то ориентироваться в физическом мире людей, ну, и так, временами, чтобы усовершенствоваться в чем-то одном и не подымать бучу, ища партнера по сговору. Сложно найти душу, которая готова пережить опыт убийцы, тем более, сейчас, когда воины перестали быть героями, а все войны пытаются урегулировать полити-кой полюбовно.
- Вот и появилось в мире понятие «серийные маньяки». Несчастные души! Многие, да что там! – все души готовы пережить опыт насильственной смерти, а вот опыт убийцы никто не хочет на себя брать. А найдется один смельчак – и все к нему бегут. Хорошо, что люди придумали машины – это еще один способ одним душам пережить насильственную смерть, а другим, которые их собьют, не вляпаться в смертоубийство по самые уши.
- При жизни никто не помнит о договоренности здесь, - как-то с ноткой сожаления сказал Доминик. – Там мне не жалко убийц, а здесь, когда я вижу, как им после тяжело, мне хочется им помочь, а я не знаю чем. Каждая душа должна сама со всем справиться. Особенно жалко те души, которые втягиваются в это и опускаются на несколько уровней ниже, не справившись психологически с нагрузкой, забывая, кем они были. Особенно ужасно было однажды, когда совсем мягкая душа с шестого уровня на моих глазах решила сделать себя решительнее и активнее, и… в результате упала на третий уровень в тело зверя. Очень жал-ко. Так долго подыматься, и так быстро упасть.
- Да, сдержать слово, данное себе здесь, очень трудно там, - согласился Эрос. – И вот эти две души… - махнул он рукой, - Одна решила научиться терять. Придумала жизнь из сплошных смертей близких людей, и даже смерти ребенка. Да с ее силой устойчивости, она йокнеться на второй смерти. Я уже не говорю про банкротство. Все хотят галопом по Евро-пам, не понимая, что все мы успеем, здесь времени нет! Ну, распредели ты по чуть-чуть на каждую жизнь: пусть у тебя все умирают, но при этом у тебя будут деньги, и ты хотя бы бу-дешь верить, что дорогие операции им помогут выжить, что ты пытался их спасти. Или пусть у тебя не будет денег, но все будут живы. Нет, они хотят все и сразу, а потом: Бог – подлец, такую жестокую судьбу им уготовил! И вены резать.
- А ты когда-нибудь резал? – осторожно спросил Доминик.
- Не знаю. Я очень давно существую, много забыл. Я вообще не с Земли… А тебя я помню. Ты тоже взял на себя лишку.
- Это был хороший для меня урок, - Доминик почесал шею, на которой вдруг про-явился синий шрам. – Я только после… этого я не попал в этот мир, а постоянно крутился по замкнутому кругу, постоянно переживая свою неудавшуюся жизнь. Это было мучительно. Это был мой ад. Еле освободился.
- Помнишь свои ощущения, когда освободился? – спросил Эрос с намеком, что надо подумать и понять.
- Я устал от этой круговерти.
- А что было сначала?
- Страх, ужас, боль, кошмар… Все только самое ужасное. Я умер, а состояние обиды и злости почему-то не прошло, а только усилилось. И еще добавился страх, но не совсем мой… хотя и, вроде, мой…
- Ты так до сих пор и не понял, чей это был страх?
-Мой? – неуверенно спросил Доминик.
- Почти. Это был страх твоего тела, которое очень боялось, когда умирало. Ему было -мучительно больно. Оно пыталось выжить, но… У тела тоже есть вибрации, и когда оно, такое неподготовленное к смерти, встречает ее, то просто от страха цепляется всеми своими вибрациями за душу и продолжает ее окутывать, защищать, как и при физической жизни. После внезапной смерти душа все так же продолжает чувствовать тело, как и при физиче-ской жизни, чувствовать, где болит, только не физической болью, а страхом, страхом унич-тожения, паникой, истерикой, ужасом. Вибрации убитого тела так сильно скручивают душу, что ей чрезвычайно сложно подняться на высшие уровни и получить здесь поддержку и уте-шение. Пока тебя не подберет кто-нибудь светлый или пока ты сам не успокоишь свое тело и его вибрации не отпустят тебя. – Эрос вздохнул, - Знаю, что жить человеческими страстями порой невыносимо… но могут они хотя бы со своим телом по-доброму распроститься перед тем, как вены резать? Ну, просто попрощаться хотя бы с ним, с таким родным, которое их защищало и старалось как могло. Договориться с ним заранее, чтобы для тела это не было неожиданностью. Люблю войну. На войне все люди, то есть, все души готовы заранее к смерти, поэтому их тела заранее знают, что душа может уйти в любой мо-мент, тело к этому уходу готово, и спокойно отпускают душу. Между ними отличный договор во время войны.
- Людям не жалко своего тела, ведь всегда будет другое.
- Но ведь именно у этого тела больше никогда не будет шанса существовать еще ко-гда-либо. Неужели они этого не понимают? Да, тело – всего лишь физическая оболочка, но ведь тоже имеет свои вибрации, а, значит, существует, чувствует…
Доминика охватила паника прозрения, отразившая весь ужас и сострадание к своему убитому телу. Эрос только улыбнулся:
- Да, ладно, расслабься. Энергия никогда и никуда не исчезает, просто становится чем-то новым.
- Была человеком и вдруг стать землей?! Это же ужасно, столького лишаешься?
- Да ладно. Чего например? Физической боли? Ощущения голода, холода, усталости? Быть физическим телом человека тоже не здорово… хотя есть и приятные моменты. Но все же атомам нужно и отдыхать после жизни в человеческом обличие. Быть землей или камнем, стать водой или деревом – это такой же отдых, как и нам, душам… Ты, я вижу, все еще не догадываешься… не допонимаешь очевидного… - Эрос еще немного подождал, он хотел, чтобы Доминик сам все сопоставил и осознал.
Доминик его не разочаровал, его мысли быстро прочертили логическую цепочку:
- Все мы были однажды клеткой чьего-то тела? Когда еще были элементалами… а я ведь совершенно этого не помню даже здесь.
- Это не страшно. Но вернемся к тебе. Давай расскажу, что с тобой происходило дальше?  А потом ты начал постепенно открывать глаза и смотреть на то, что происходило. Ты посмотрел на это сначала с одной твоей обиженной стороны, потом начал смотреть с других сторон. Потом начал успокаиваться и быть более внимательным, думать, почему тот человек поступил по отношению к тебе так, почему ты ответил ему эдак, и к чему это все привело? Ты стал думать, а что было бы, если бы ты сделать вот так? Ты начал анализиро-вать и понял, что не всегда хорошее ведет к чему-то положительному, и не всегда плохое портит тебе жизнь. То, что начинается с плохого, запросто может привести к хорошему, но люди этого не видят, потому что приходят не туда, куда направлялись, и им кажется, что они в полной потере всего, потому что склонны замечать только плохое. И когда эта круговерть тысячу раз повторилась, ты успокоился, оставил свои страхи, боль и… свою заносчивость. Ты ведь от нее пытался избавиться тогда?
- Да. Теперь во мне больше нет ни заносчивости, ни гордости. Оказалось, гордость и благородство – два разных понятия. Быть в глазах окружающих ниже лидера, это намного лучше, чем быть занозой в… у них же. Все не могут тебя любить и возносить. Но всегда бу-дут люди, которым ты дорог, а они и есть твой мир. Даже если вас всего два человека.
- Умница! - искренне согласился с ним Эрос. – Теперь видишь, почему мы тебя вы-брали? А теперь иди, готовься. Гони по кочкам, как я это называю.
Доминик прикоснулся ко всем предстоящим жизням и вдруг замер:
- Иуда? Ты хочешь, чтобы я прожил жизнь Иуды?
- Угу. – Эрос развел руками. – Это тяжкая ноша для совести, не каждая душа с ней справиться, да еще плюс вечные гонения на все века вперед. Но кто-то должен был взять ее на себя. И этот кто-то был очень сильным. Сам посуди. На чем держится христианская вера?
- На чудном воскрешении Христа.
- Точно. Но прежде, чем он воскрес, его должны были распять. А прежде, чем распять, его должны были выдать. Если бы его не выдали, не было бы чуда воскрешения. И, зная лю-дей, я бы поставил на то, что вера была бы просто растерзана «доброжелателями». Так что Иуда сделал для христианства больше, чем все пророки, хотя, умолять их достоинство тоже нельзя. Взять хотя бы того же Петра. Ну, не отрекся бы он до петухов, и мир бы не жил этой легендой, которую знают все лучше, чем «Отче наш…», и не было бы такого учителя Петра – его бы тоже убили, мир бы многое потерял. Все должно было случиться так, как оно слу-чилось. Достаточно было одной смерти. Но если ты дрожишь, могу намекнуть. Все утвер-ждают, что Иуда предал Христа, а, по-моему, там стояла целая толпа народа, которая крича-ла: «Распни его!». Иуда вынес себе приговор сам, а остальные остались жить с чистой сове-стью. – Доминик опять потер свою шею, - Помни об этом в круговороте, – и вдруг, посерьез-нел и добавил, - Только после никому не рассказывай, как все было на самом деле. Ни одной душе.
- Я тебя не понимаю? О чем ты?
- … Ты будешь удивлен открытием. Но запомни: ни единой душе не рассказывай!
Доминик ушел в свою туманность. Здесь было полно туманностей, и все знали, что за каждой из них сидит в раздумьях душа и просит ее не беспокоить. Но Эросу очень хотелось побеспокоить одну туманность, из которой доносились приглушенные отголоски грома. Он знал, что там сидит его гелис. Мыслью он сотворил дверь и постучал в нее. Дверь открылась. Он вошел на пустынный берег серого моря, очень похожий на берег у Королевства. Ли сидела на камне и наслаждалась раскатами грома.
- Знаешь, что самое странное? – улыбнулась она, с закрытыми глазами и блаженной улыбкой. – При наличии такого скопления облаков, в Королевстве почти не было гроз.
- Говори громче или сделай гром тише, я тебя плохо слышу, - пытался прокричаться сквозь грохот Эрос.
В один миг молнии-громы стихли, облака разбежались, и вышло самое яркое солнце, очень, очень большое. Оно расплывалось параллельно линии горизонта и нещадно слепило.
- Кади, звезда, растрепанная сверхновой, узнал. Только сделай потускнее.
- Мне нравилось быть кадианцем. Я очень люблю свет, - она превратилась в очень высокую изящную, как тростинка, девушку с тонкими запястьями и хрупкими длинными пальцами, сильно выгоревшие длинные прямые волосы, резвились на ветру, прикрывая со-бой солнце. – Помнишь, какой я была?.. Наверное, гелисы живут в звездах?
- Знал бы, рассказал бы, - Эрос прикрывался рукой. – Если ты ничего не знаешь о сво-их, откуда же мне об этом знать?
Мэйган сжалилась, солнце стало привычным земным.
- По-моему, ты уже оклемалась, или я неисправимый оптимист?
- Ты знаешь, - она доверительно посмотрела ему в глаза, - я почти выросла. Я почти взрослая. Мы скоро расстанемся, ты меня не найдешь.
- Ты так решила или это правда?
- Я росту.
- Мы все растем.
- Нет, я не так расту. Я меняюсь. Я вдруг обнаружила это сейчас. Смотри. - Мэйган заполнила собой все пространство, превращаясь сначала в очень высокое и большое тело, а потом в простой мутно-молочный шар, который быстро терял свой окрас, испаряясь в возду-хе. – Это и есть я. Диапазон моих вибраций становиться таким высоким, что даже ты пере-стаешь меня видеть, не дотягиваешься. А мне все сложнее находится на своих нижних виб-рациях, чтобы общаться с вами. Скоро ты меня совсем не сможешь увидеть. Ты меня боишь-ся? Я обжигаюсь о твой страх.
- Это не совсем страх… - Эрос сам пытался понять, что с его эмоциями. – Я чувствую, что ты больше, чем те гелисы, с которыми я был знаком до тебя. Ты странная даже для гели-сов, или я вас плохо знаю? Они мне такого не показывали, или просто со мной этим не делились? То, что тебя обжигает, это новое чувство даже для меня. Пытаюсь понять… Наверное, так себя чувствует букашка в траве, возле которой опустилась стопа человека, случайно проходящего мимо. Он не хочет ее раздавить или убить, но он может это сделать нечаянно, и даже не узнать об этом. Это бессилие перед стихией, оно неискоренимо. Все-таки, я начинал, как человек, у меня человеческий склад сознания.
- Спасибо. Хорошо, что ты разобрался. Ты меня больше не обжигаешь.
- Только соберись обратно, в смысле, спустись на свои нижние уровни.
Шар сжался до размеров ладони и, ящеркой застыл на камне.
- Ты помнишь, когда был зверем? – спросила ящерка.
- Я толком не помню, когда был человеком пятого уровня, а ты хочешь, чтобы я вспомнил про третий. Еще опустись на второй и спроси, помню ли я, как был эльфом и какого дерева?
- Спустись на первый и вспомни, когда был элементалом, когда впервые осознал себя, - насмешливо предложила Мэйган.
- А вот это я помню, - ответил Эрос. – Я провел не одну сотню лет в медитациях, пока не вспомнил этот момент. Я стираю много ненужной информации и жизней, но этот момент стирать не буду никогда. Это было странно, волшебно, и… словно, я часть волны и мы кача-емся все дружно, накрепко сцепленные. Летим на камни и обратно, и никому не больно, никто не плачет, и мы завидует тем, то есть, зависть не ведома, есть только желание тоже оказаться теми каплями волны, которых подбросило вверх от волны. Потом они возвращаются к нам, и мы никогда не расстаемся. Нет страха потеряться. Это захватывающе – быть элементалом! 
- Ты и сейчас так думаешь? – удивилась она.
- Ну, - Эрос пожал плечами, - всегда приятно вспомнить детство… А что помнишь ты о детстве?
- Свет. Всегда только свет, и ты есть в этом общем… в чем-то общем. И нас много, и так весело, и кто-то отрывается и летит, только не возвращается. Ты просто стремишься впе-ред, ты счастлив, что начался твой путь. Потом ты начинаешь чувствовать эмоции, они вте-кают в тебя, как музыка через уши, или свет и цвет через глаза. Да, ты поймешь это так. Ты ведь слушал музыку и видел глазами? Только эта музыка не делиться на плохую и хорошую, она делиться на пронзающую, переполненную, натянутую, как струна, вязкую, как мед, су-масшедшую, как скат и… пустую(?) Пустота – это… это что-то особенное… она такая ти-хая… и она… А холодный лед такой красивый, особенно под низким солнцем. Я люблю холодный лед, я им заворожена. Еще вчера я думала, что умираю, а на самом деле, я только начинаю жить своей жизнью. Я рожусь в этот раз, но это будет последний. Не потому что я капризничаю, просто это конец нашим отношениям, не мной установленный. Я взрослею, я больше не смогу влезть в человеческое тело. Оно мне уже давно тесно – мои вибрации слож-но настраиваются на такую низкую частоту, и еще сложнее у ней удерживаются. У тебя та-кое было, когда тебе так не удобно в теле, как в неудобной, отвратительной одежде, просто до тошноты? И тебя выворачивает из себя, а ты не можешь понять, в чем дело? Ты не пом-нишь духовного мира, ты знаешь только мир тел, а тебя в нем оттого, что оно на тебе, от не-го же и тошнит. Не потому что ты некрасивый или больной, просто душе в нем, вдруг, не удобно. Хочется из него выскочить... и расправить плечи, вдохнуть полной грудью.
- Со мной никогда такого не случалось, а вот со всеми гелисами, которых я знал, под конец так подташнивало. Именно этого момента я и ждал, чтобы, когда ты меня об этом спросишь, сделать умный вид старца и сказать: «Дитя мое, ты просто взрослеешь. Это пер-вый признак взросления гелисов». Но ты меня опередила.
- Ты найдешь другого гелиса?
- Когда-нибудь… - Эрос неопределенно пожал плечами.
- Вчера мне хотелось сбежать от вас навсегда, а сегодня, когда я поняла, что выросла, и все равно уйду от вас, мне не хочется с вами расставаться, особенно… - она запнулась, бы-стро загнала обратно горькую слезу, - ладно, это уже вас не касается.
- По-моему, ты сейчас прольешься повышенными осадками и затопишь не один мир. Давай, колись. Я, конечно, всего лишь человек, совета не дам, но послушать могу. Уверен, гелисы так же делятся своими переживаниями с другими, как и люди. А я тебе, практически, родственник.   
- Я боюсь, что расстанусь с…
… звук куда-то пропал… шум… гул… свет… мерцание… мягкий голос: «Не смей»… свет… мерцание… забвение…

- По-моему, ты сейчас прольешься повышенными осадками и затопишь не один мир. Давай, колись. Я, конечно, всего лишь человек, совета не дам, но послушать могу. Уверен, гелисы так же делятся своими переживаниями с другими, как и люди. А я тебе, практически, родственник.   
- Я думаю, что стану, как вы это определяете, демоном.
- Нет, ты слишком добрая, чтобы стать демоном… - Эрос сразу отмахнулся, не долго думая.
- Ты же ничего обо мне не знаешь, - Мэйган мягко прервала его начинающуюся поле-мику. – Ты не знаешь, какой я стала от общения с людьми. Гелисы и люди такие разные по природе восприятия, ты не можешь меня понять.
- Мы… я тебя испортил? – Эрос с ужасом осознал мысль, на сколько это может быть реальным.
- Нет. Не так. То есть… все не так, как происходит с людьми. Но ты здесь причастен косвенно. Ты привел меня в мир людей, и на этом все, дальше я сама за себя.
Мэйган выросла в себя привычную за последнюю жизнь, встала с камня и прошлась пару раз по берегу, что-то решая.
- Я расскажу тебе. Ты все равно будешь приводить в этот мир других гелисов, ты должен о них знать, что…
…шум… гул… свет… мерцание… мягкий голос: «Не смей»… «Но я хочу!»… «Он не найдет выход, глупая»… «Он же человек!»… «Запрещаю… не он»… чувство горечи… со-страдания… «Официальную версию можно»… свет… мерцание… забвение…

- Мы… я тебя испортил? – Эрос с ужасом осознал мысль, на сколько это может быть реальным.
- Нет. Не так. То есть… все не так, как происходит с людьми. Но ты здесь причастен косвенно. Ты привел меня в мир людей, и на этом все, дальше я сама за себя.
Мэйган выросла в себя привычную за последнюю жизнь, встала с камня и прошлась пару раз по берегу, что-то решая.
- Я расскажу тебе. Ты все равно будешь приводить в этот мир других гелисов, ты должен о них знать… кое-что. Все мы в конечном итоге становимся одним народом. Просто пока сейчас для вас, людей, обязательно должно случиться действие, чтобы зародилась мысль, но нам достаточно того, что мир существует. Мы просто его касаемся, купаемся в нем, творим его по тем законам, которые он может поддерживать. Мы не устанавливали свои законы, мы брали их из самого мира. Просто однажды сущность, которую мы все называем Бог, засветила всеми энергиями и красками – так появился мир. Мир никогда не имел негатива, поскольку никогда не имел множества значений, у мира было одна состав-ляющая – энергия, тождественная человеческому понятию «любовь», и этого было достаточно.
- Меня всегда волновал один вопрос: откуда мы, люди, взялись, и почему такие несо-вершенные? Неужели, нельзя было сразу создать нас совершенством, как вы, как ангелы?
- Гелисы не такие, как ангелы, мы из другой энергии, но тоже положительной. Вы то-же были созданы из положительной энергии – энергии любознательности. Просто как-то заблудились в своих же познаниях. Когда вы изучили все, вам захотелось большего и вы просто начали выдумывать новые составляющие для всего, чтобы потом это изучить. Каж-дый выдумывал свое, а потом заявлял об этом другим… И мир стал катастрофически ме-няться! Если бы вас тогда не отделили от всего остального мира, то все бы погрузилось в хаос и ужас. У вас, как и у всех, есть потрясающий дар - создавать, но вы все извратили и сами уверовали в придуманное вами, и оно все теперь стало существовать и именно с той энергией, которую вы всему придали, которой наделили. Вы сами создали то, что раньше не существовало – антипод любви. Этой способности создавать вас лишить невозможно, но чтобы вы не уничтожили весь мир, вас изолировали, а потом взялись за очистку. Потому что у вас замечательный дар и он должен реализовываться обязательно. Вы сами не представляе-те, как важны! Познать больше, чем способны ангелы, гелисы, эниги…
- Кто?
- Оу, - Мэйган даже присела. – Значит, есть и эниги, и… другие тоже. Сам понимаешь.
- Если вас так много и вы все знаете друг о друге, почему нам ведомы только ангелы?
- Вас немного отделили. Как рассаду в питомник. А ангелы – ваши смотрители, они ухаживают за вами, потому что ближе всех к вам. 
- А зачем же один из них нас на грех спровоцировал?
Мэйган вдруг проявила впервые самое человеческое чувство: возмущение, обиду, го-речь, ненависть… но эта вспышка быстро заменилась такой огромной вспышкой любви, которую Эрос никогда не ощущал.
-Он тут ни при чем! Это вы обозвали его именем ваш самый страшный фантом…
… шум… гул… свет… мерцание… мягкий голос: «Ну, все!»… слезы Мэйган… чье-то самое нежное сострадание к ней… чужие слезы… «Официальную версию только»… свет… мерцание… забвение…

- А зачем же один из них нас на грех спровоцировал?
- Нужно понять, вы были иным неизвестным видом. Люцифер просто не знал, что с вами делать, когда ему дали вас в его руки. Он не знал, что человек слабее, что человек не ангел. Он не знал, что человек не сможет принять «смысл» так просто, как остричь ногти, как забавную игру, в которую интересно поиграть ангелам на досуге. Он тоже искренне относился к человеку, хотел его научить, чтобы сменить ракурс ваших интересов, ведь это все так близко! Но… люди оказались людьми. Они не поняли игры в «смысл» и вляпались по самые уши. Они очень серьезно все восприняли и «зло» стало осязаемым понятием. Все было очень просто: есть любовь, но ведь кого-то могут любить больше? – появилась «зависть». Потом – цепная реакция запустилась: «желать большего», «соперничество», «ревность» и, в конце концов,  «ненависть». «Ненависть» породило «Зло» как явление. И вы начали видеть зло во всем, и в себе самих, вы выискивали зло во всех своих и чужих проявлениях. Потом что зло было чем-то новым, его хотелось изучать. А уж тем более - придать ему смысл!
- Что это за игра такая «в смысл»?
- Очень просто: наделить мир значениями и смыслом, зная, что все не имеет значения. То есть придумать чему-то значение, плохое или хорошее, а потом рассказать, почему ты выбрал именно это значение? В следующий раз ты выбираешь противоположное значение и тоже объясняешь свою позицию. Это все очень просто… для ангелов. Вы похожи в том, что тоже познаете. Но ангелы этим забавляются, а вы – все в серьез, - вы этим начали жить. Вот Богу пришлось отделить людей в особый мир, где они решают свои головоломки, переживая их в разных ракурсах, чтобы в конечном итоге понять, что все это не важно. Если бы люди остались решать эти заморочки в общем мире – мир бы сошел с ума. 
Она замолчала, читая в его мыслях оцепенение на грани ужаса. Она улыбнулась, и мягкая плазма стерла панику с его души и влила в нее чистоту и солнце.
- Видишь, как легко можно всем наслаждаться, как легко можно все заместить. Как просто говорить о страшном, если сам себя не напугаешь, если принимаешь все, как то, что существует в гармонии со всеми? Вы так сильно убедили себя в том, что зло и страх обязаны существовать во Вселенной, что мы даже не знаем, чем это выбить из вашей головы? Я должна стать демоном, просто обязана. Не пугайся. По-нашему Демоны это те, кто изучает зло и его влияние. Таких добровольцев не много. И руководитель этого проекта - Люцифер… Он сам хочет исправить свою ошибку по незнанию. – Мэйган вдруг резко остановилась и заявила со всей своей силой, - Это не правда!!! Он не совершал этой ошибки...
… шум… гул… свет… мерцание… мягкий голос: «только официальную версию»… свет… мерцание… забвение...

- Не пугайся. По-нашему Демоны это те, кто изучает зло и его влияние. Таких добро-вольцев не много. И руководитель этого проекта - Люцифер… Он сам хочет исправить свою ошибку по незнанию. Для него это очень важно. Он сам не понимает зла, о котором говорят люди, но Люцифер точно знает, что этот страх людям принес именно он. Ему важно понять это человеческое восприятия зла и страха, чтобы найти решение и все исправить. И любой ангел или даже я, кто провел в мире людей столько времени, кто сильно к вашему миру при-коснулся – мы все бесценный источник информации. Мы принесем вам спасение. Хотя бы тебя, но я научу не знать страха. Не знать страха, потому что его просто не существует. Ве-ришь?
- Нет.
- В глаз дам.
- Ну, я действительно не могу не бояться. – Эрос почти заныл. – Эх, встретил бы я Люцифера – уничтожил бы!
Мэйган звонка рассмеялась:
- Нет. Его бы ты точно не смог уничтожить.
- Ладно, у меня мало сил против него. Но по морде я бы дал!
- Не ему, - почему-то Мэйган произнесла это с нежностью. – Ему бы ты точно… никогда. Ведь он…
Бурный всплеск! … шум… гул… свет… мерцание… мягкий голос: «Сколько раз просить?»… «Если бы он только это узнал!»… «Нет»… свет… мерцание… забвение...

- Ну, я действительно не могу не бояться. – Эрос почти заныл. – Эх, встретил бы я Люцифера – уничтожил бы!
- Подумать только! - она удрученно вздохнула, - Бог создал ценный новый мир - фи-зический мир. Мир, в котором люди переживают свои страхи, свой стыд, свой негатив. Мир, в котором они должны научиться понимать зло, принимать и отпускать, но вы его пока только хорошо и очень успешно насаждаете определениями зла. Создавая ваш мир, мы думали, что вы сами сумеете найти выход из этой, понятной только вам, западни, но вы только усугубляете. Вы насаждаете своей мир своими вибрациями, поэтому люди на физическом плане живут такой сложной жизнью, и вдобавок сами себя пугают адом. Что такое ад? Там где ты вечно горишь. Но огонь – это физическое. Как же может гореть душа, если она на разных уровнях существования с огнем? Люди даже не задумываются, а только продолжают бояться еще больше. Они даже не пытаются понять, что свои души жгут сами люди. Они ассоциируют негатив с собой и только с собой. И пока вы будите говорить, что люди грешны во всем изначально, что любое человеческое действие грех, и люди будут в это верить, души будут гореть, сжигаемые собственным страхом. Как же человек может начать себя любить, если убежден, что грешен изначально? А значит, он – плохой, его не за что любить. Пока вы не перестанете во всем искать грехи, вы не станете Членами Нашего Сообщества. Я ведь, тоже началась, как и ты, с одной единственной мысли: «Я есть». И я была частью большого. Потом в какой-то момент мы делимся на тех, кто хочет себя винить и искать во всем смысл, и на тех, кто согласен с собой в том, что в мире все имеет права на существование и его нужно воспринимать просто как что-то существующее и наслаждаться этим. Мир – есть любовь, и все, кто в нем – есть любовь. А вы, люди, нашли себе массу других определений. Вы гордитесь тем, что у вас есть много эмоций, но именно это и делает вас несчастными, они вас и раздирают. Нам всем достаточно только одной эмоции – любви. Все остальные эмоции – ее искажения и преломления в зеркалах. Я очень хочу найти слова понятные людям, чтобы суметь им объяснить это. А если я пойму зло, я смогу рассказать об этом другим демонам. Возможно, мы быстрее найдем ответ, и физический мир больше не понадобиться. Вы вернетесь в свою «оранжерею» и там будите проживать свою эволюцию. Может, это вам поможет…
- Оранжерея – это Эдем?
- Хочешь туда вернуться?
- Ты считаешь, мне положено было узнать все это сейчас? – неуверенно спросил Эрос.
- Тебе не сложно видеть гелисов среди толпы. Ты думаешь почему?
- Я к вам так близко? – Эрос не доверял своей догадке.
- Ты уже с нами. Только не хочет отцепляться от людского мира по доброте душев-ной. Но творить добро и спасать человечество можно и с более высоких уровней. Это делает даже Бог.
- Да, но он это делает с высоты птичьего полета, посылая к людям кого-то с поруче-нием. А я хочу быть этим посланником. Я хочу быть пилигримом. Души с высших уровней не так часто могут спускаться на физический план, они заняты более важным миром – миром в целом, и это правильно! Это их задача, кто-то должен присматривать за нами всеми. Но я хочу слышать разговоры людей, их шепот. На высших уровнях я уже не смогу позволить себе такой роскоши, у меня не будет свободного времени. Поэтому, пока я могу шнырять в толпе людей, я буду с ними. Бог все понимает, он меня оставляет здесь, пока… я думаю, это не случиться никогда! А давай, я тебе напоследок покажу, как человеческая жизнь прекрасна!
- Я не могу выбирать себе жизнь, я не запланирована в человеческой биографии, про-сто заполняю пустоты в обычных второй и третьей жизнях. Обожаю первую жизнь – я там нужна, у меня почти есть план жизни. Ты сам все знаешь. Меня даже не значится на гобеле-не. Хотя каждый, даже самый маленький человечек, который когда-либо рождался на Земле, имеет свою нить. Она вплетается в общий узор, цепляясь за те нити, с которыми контактиру-ет при жизни и на которые влияет ее жизнь. Это все так захватывающе! Так легко все это увидеть, и проследить всю его жизнь и все ее последствия. А я… Буду жить там, где скажи-те, в том месте, которое случайно освободиться... и никого не задену, и не будет от меня вет-вей…
- А как насчет прощального подарка?
- С красной ленточкой?
- С красивым мужчиной.
- Ну, это уж кто останется. Для меня даже супруга не предназначается никогда. Если и беру, то только то, что случайно останется. Да, да, я знаю. Все это потому, что со мной никто не может договориться и согласовать свои жизненные планы. А еще я непредсказуемая на физическом плане, в своей не естественной среде, во всех своих поступках, и ответственности за них не несу в человеческом понимании. Я и не настаиваю.
- Я настаиваю.
- Поломаешь кому-то жизнь? – предостерегла Ли, грозя пальчиком. – Моя жизнь не должна влиять на судьбу любого человека.
- Кроме пилигримов, - заметил Эрос.
- Разве? Пилигримы тоже люди, хоть и на задании.
- Ты забываешь важную деталь. Души девятого уровня не спускаются на Землю, мы завершили свое обучение на Земле, и, следовательно, у нас нет миссий, если мы сами себе их не придумаем. Нити большинства из нас тоже покинули гобелен и больше не влияют на чужие жизни, вплетаются, только когда мы сами решаем спуститься на Землю, но без лишней надобности, мы этого не делаем. Так что нить Карима свободна, – он придвинулся ближе, - Бери его. Мой подарок.
- А подарку плохо не станет? Ты у него сначала спроси.
- Не-е-ет, - Эрос энергично замотал головой. – Он опять от тебя сбежит. Он думает, если ты будешь далеко от него и не сможешь читать его эмоции, он быстрее тебя разлюбит.
- Разве это не есть глупость? Оно не срабатывает, а он все равно продолжает придер-живаться этой тактики?
- Точно. Вот, я и подумал: когда врач знает, как надо лечить, а больной отказывается, в интересах больного, я думаю, врач имеет права применить лечение без его ведома. А те-перь скажи мне, что стало причиной катастрофы?
Лия повернулась к морю, махнула рукой, как учитель мел с доски тряпкой, и перед ними растелился космос.
- Вот, смотри: это Млечный путь, а это, через шесть галактик вправо и вверх, Медве-жья тропа. – Лия ткнула пальцем, и изображение приблизилось, отразив живую планету, город, дом, людей в исследовательском центре. - А это новый эксперимент. Люди исследуют гиперпространство. В расчетах и принципе действия - ошибки, как и положено в начале. Летим на орбиту их спутника, - картина отразила колесо, подвешенное ни на чем в открытом космосе, возле которого стоял корабль. – Теперь на второй спутник, - картинка перелетела через планету и показала другой спутник с таким же колесом, но без корабля. – И еще один участник событий – одинокая комета из галактики между этими. Поднимемся повыше, чтобы видеть все последствия. Отсчет… три, два, раз, и…
Корабль у кольца завел двигатели, оба кольца завертелись и засветились. Корабль влетел в первое кольцо и, вдруг, оказался возле кометы, сорвал ее с обриты и потащил с со-бой в гиперпространство. Из второго колеса вылетел только корабль.
- Вот и все. Эксперимент завершен удачно для людей, но только сейчас, потом они найдут ошибку и пересмотрят свои принципы и методы. Но теперь посмотри на комету. – Лия вела пальцем по черному космосу из стороны в сторону с завитками, словно рисовала проходку фигуриста с прыжками и скачками. – Вся проблема в то, что, во-первых, проход по гиперпространству они не выровняли, во-вторых, выход обозначили сильным выплеском электрической энергии. Так, по такой сумасшедшей траектории наша комета благополучно миновала все эти галактики и добралась до края Млечного пути. А тут Земля с цивилизацией и огромным выплеском электроэнергии. Днем работали все предприятия, масса компьютеров, бытовых приборов. Как ни странно, днем потребляется больше энергии, чем ночью. Вот, комета и нашла выход их гиперпространства. Вырвалась прямо из-под земной коры, а энергия ее собственная… сам знаешь, какой разрушительной силой обладает. Вот, и весь конец света.
- Ужас. Так далеко, и так подосра… ли, - все-таки договорил Эрос. – В принципе, так они могли любой другой цивилизованный мир из этих 6 галактик загубить. Все равно кого-то пришлось бы спасать. Какой выход? Обесточить планету на это время?
- Глупости. Это нереально. Тебе никто не поверит, будь ты трижды Иисусом. Все ре-шается очень просто. Мне необходимо переместиться в ксиностатику.
Туманная дымка вокруг них рассеялась, они оказались в окружении переживающих душ. Их космос растянулся на всю прилегающую территория. Все присутствующие зависли в свободном космосе без тверди. Лия продолжала сидеть вдали от всех. Она еще раз начер-тила пальцем маршрут кометы и остановилась на пустом масштабном месте. Провела по этому месту открытой ладонью и собрала ее в кулак. Медленно разжимая пальцы, из ее ку-лака посыпались сверкающие искорки, которые закрутились в галактику. Народ ахнул от такого чудосотворения. Как легко и просто гелисам даются подобные чудеса.
- Теперь вот. – Ли ткнула пальцем в определенную точку, и все увидели маленькую молодую планету, переполненную вспышками молний. – Эта планета находится точно на пути кометы. Мощные разряды молний вытянут ее из гиперпространства здесь и запустят по новой орбите… если что-нибудь останется. Планета еще формируется и может позволить себе подобные всплески. Она быстро оправиться. К тому же ее еще никто не травил отхода-ми цивилизации… И, я уверена, новая галактика не помешает уже существующим... хотя бы, за счет ее разворота.
- Очень напоминает сияние теплых струй, - произнесла вдохновенная душа.
- Так и назовем, - пожал плечами Эрос. – Все? Теперь снова жить?

Все разошлись, остались только пилигримы. У них есть своя работа – они должны стереть любые воспоминания о будущем, во всех сферах физического мира и своего созна-ния, и сознания всех сильно чувствующих душ. Они объединились…
… Он понял, что не знает, как себя называть, как называть своих компаньонов, зна-чит, мы что-то изменили и удачно. Это была первая секунда после стирания, все еще находились в трансе. Вдруг он уловил странную мысль: он увидел сущность… самую потрясающую из всего, что он видел до этого!!! Он не мог отвести от нее взгляда, любовался и упивался!!! Эмоции переполняли его!!! Кто это? Таких не бывает!!! И эта сущность совсем радом с ним!!! Он восхищен! Такой переполненности он еще никогда не испытывал!
Шепот гелиса из памяти: «Я росту».
«Значит, это она так выросла! Никогда не наблюдал ничего подобного! Гелисы пре-краснейшие существа!»
Но догадка оказалась ложной, гелис, его гелис, оказалась просто рядом с этой пре-краснейшей сущностью!
«Кто же это?!»
Он послушал гелиса… Она безумно любит эту сущность. И она знает, кто это. Это… это… это не он к ней прирос всеми фибрами души, а она! Это он от нее скрывается, что бы она о нем забыла, а не наоборот!
Он сильнее прислушался к ней: она всегда чувствовала эту прекрасную сущность, она искала ее по всем уголкам Вселенной, а нашла в мире людей. «Так она пришла не на мой зов, как остальные гелисы, а за ним!», - наконец понял он с ноткой грусти. Он ведь всегда считал ее своей гелис.
Он попытался послушать прекраснейшую сущность… нет… слишком недосягаемо!... Но как же это прекрасно!!!
Гелис: И никто его не видит таким, какой он есть на самом деле. Его видят, как айс-берг, только вершину. Потому что на большее не хватает сил и частоты вибраций.
Он: Тогда почему я его вижу?
Гелис: Потому что я делаю это за тебя.
Он: Зачем?
Гелис: Чтобы ты понял, как сильно я хочу с ним остаться. Как человек, ты можешь придумать, как это сделать. Вы люди умеете создать небывалые законы и соединения, соз-дать новые движения и переплетения, новые структуры, новые законы мироустойчивости - в этом вы уникальны. Только создаете в неправильном векторе сейчас. Но ведь ты уже луч-ших из людей, ты можешь создать такие волны и структуры, чтобы мне остаться с ним и никогда не существовать в разных с ним мирах. Пожалуйста.
Он увидел их вместе в полной пустоте: она грелась в лучах этой невероятно сущности и сущность любила ее не меньше:
- Я не знаю, откуда ты такая… уникальная? Я не понимаю, почему ты меня видишь целиком? Почему была так одержима идеей найти меня?
- Значит, я должна остаться с тобой.
- Это не возможно. Ты – гелис, хоть и уникальный. Ты будешь существовать в своей структуре, иначе случится дисбаланс всех систем.
- Человек сможет найти решение!
-Человек?... Человек – да, но… где бы найти такого человека, который сумеет создать и не разрушить? Вот, в чем вся проблема. 

Он: Но кто же он на самом деле?
Гелис: Он - это аномалия… равная Богу. И его сейчас интересует ваш, человеческий мир… - она улыбнулась, - Все еще хочешь дать ему в морду?
Оцепенение… неверие… нет… нет… он не может быть так прекрасен!!!... но как же он прекрасен!... я бы тоже съел это чертово яблоко… всё, всё, что эта прекраснейшая сущ-ность захочет!... Значит, это действительно он… Прекрасная аномалия и уникальный гелис. Что с ними будет?   
… шум… гул… свет… мерцание… свет… мерцание… забвение…

Хлопок по плечу – это его вечный компаньон, рядом его гелис и рекрут. Все в сборе… но что это? Какая-то мысль, смутное воспоминание… Мы что, еще не все стерли? Не порядок, надо просканировать все еще раз… Да нет, все в порядке, никто ничего не помнит, ни одной капли воспоминания.
- Чего стоим, чего ждем? – его вечный компаньон выходит первым.
- Так, проверил, на всякий случай. Показалось, что что-то помню.
- Точно не помнишь?
- Точно не… - шепот: «Он - это аномалия… равная Богу». – Ой… что-то… но это не…
Компаньон хлопнул его по плечу еще раз.
- Теперь прошло?
И ни одной мысли в себе он больше не обнаружил…
Когда они выходили, - эта вечная парочка: гелис и увязший в своей любви, - он слу-чайно услышал, как компаньон шепнул ей:
- Хватит его пытать - я устал стирать его память. Думаешь, это так просто? Все-таки он выше всех, кого я знаю. Он, между прочим, уже сопротивляться начал.
- Но… - она взмолилась и прослезилась. – Ведь это все, конец! Я больше не удержи-ваюсь в этом мире, скоро я не смогу удержаться и в мире ангелов…!
- Ладно. Но дай ему сначала стать совершенством… Черт! Он нас услышал!

… шум… гул… свет… мерцание… свет… мерцание… забвение…
 

ЭПИЛОГ

В аэропорту Сиднея стояла невысокая блондинка с тяжелым чемоданом и трещала по мобильному телефону на французском. Неподалеку о колонну опирался потрепанный парень в очень широких штанах с цепкай на боку. Он внимательно наблюдал за ней, как хищник за жертвой. Странно, но он точно понимал, что она говорит, и даже не удивлялся этому, несмотря на то, что сам он прибыл сюда пару дней назад из Египта. Молодая особа в очередной раз скривила в отчаянии лицо:
- Ну, мама, я не знаю, где мой встречающий…  Нет, никто с табличкой не стоял!… Даже если бы там было написано по-английски, я все-таки в состоянии узнать свое имя… Мама, я возьму такси… Что значит, подожди еще? Я тут скоро корнями приросту к термина-лу… Мама, все, я беру такси… Ничего со мной в такси не случиться. Мама, это не Малазия, а Сидней, Австралия – спальный районы мира…. Успокойся, все… Не нагнетай… Хорошо, я поеду только с еще одним попутчиком… Хорошо, это обязательно будет женщина… Ну, мамуля, я все поняла… Ну, все… И я тебя. Пока.   
Она обернулась по сторонам в поисках какой-нибудь подходящей попутчицы в такси. Из ворот вышли пассажиры очередного прилетевшего самолета. Среди толпы был высокий темноволосый человек, с гитарой за спиной, и с полной головой новых мелодий. Он шел, глядя в даль, погруженный в музыку и стихи, не отвлекаясь на окружающий мир. Они бы могли встретиться взглядами, но тут зазвонил мобильный. Девушка тяжело вздохнула и при-ложила трубку к уху:
- Да, мама?… Сисиль! Ты уже вернулась из школы, мая маленькая? Как там наши?… Нет, мне еще никто не звонил… Нет, еще крокодилов не ела, на кенгуру не каталась… с Кайли Миноук не сфотографировалась…
А он уже проходит мимо за ее спиной. Нервы панка у колонны начинаю расшатываться. Он смотрит на нее, на него, на нее, на него. «Ну, же! Брось свой телефон, потом насплетничаешься!» Египтянин рванул с места, выхватил из ее рук телефон и помчался вперед за спиной гитариста. Юная француженка рванула за ним, с акцентным криком: «Держите его! Он украл мой телефон!». Египтянин ударился с налету в прилетевшего музыканта, и рухнул на пол. Музыкант обернулся, увидел у себя под ногами грабителя и наклонился забрать телефон. Грабитель не сопротивлялся, отдал быстро и без истерик.
- Это ваш? – протянул он телефон испуганной девушке.
- Да, спасибо, - с трудом выговаривая английские слова, прошептала она испуганным голосом, и их взгляды встретились…
«Ну, слава Богу», - облегченно выдохнул египтянин… очень похожий на Джедая. Он был счастлив даже, когда его уводила полиция…
- Меня зовут Джон, - музыкант протянул руку, а ноги сейчас подкосятся.
- Мишель, - прошептала она, прижимая телефон, и не понимая, почему ей сейчас так светло, и так греет душу это случайное трагическое знакомство.

***
Молодой адвокат вошел в комнату с задерженым гражданином Египта Ахмедом Зар-ди. Он был очень высокий и тонкий, с живыми внимательными глазами и, не свойственным адвокатам, добродушием.
- Ахмед Зарди, я ваш адвокат, Дилан Кросс.
- Садись, - сказал задерженый Зарди по-хозяйски. – У нас будет долгий разговор. Мне много тебе придется рассказать, я обещал тебе это еще на том свете.
- Что? – по-доброму ухмыльнулся молодой адвокат.
- Ты знаешь, кто такие элементалы? – Ахмед закинул ногу за ногу. – Нет? Это начала пути любой души. Все мы – космос, пока вдруг, в один прекрасный миг, мы не инициализи-руем себя или это делает за нас Бог. Мы еще ничего не умеем и у нас коллективный разум… очень коллективный, и мы еще ничего не понимаем в отношениях, мы носимся, как вода, заполняя пустоты, - он наклонился вперед, - иногда заплываем в порванные души людей и пощупываем их за то, до чего можем дотянуться. Человека иногда начинает колбасить, и его признают одержимым. Но стоит только нам сказать: «Именем Христа, пошли вон!», и нас там уже нет. Есть нюанс. Если оболочку не заштопать, то в такую растрепанную душу вплы-вут новые элементалы. Не из вредности, просто эта наша природа – заполнять пустоты. И это все – наше начало, первый уровень. Ты веришь в эльфов и гномов? Маленькие и старательные ангелочки-хранители природы и животных. У них уже менее коллективный разум, но у них все еще нет собственной оболочки. Это второй уровень. Третий уровень и родовой разум – это у животных. Но уже и на этом уровне начинают встречаться индивидуальные разумы – это начала людей. Вообще, люди развиваются с 4 по 8 уровни, преодолевая негативы в самом себе, чтобы научиться просто бескорыстно любить окружающий мир и всех, кто в нем.
- Вау! Что за религия? Древняя египетская? Но я, пожалуй, останусь христианином. Перейдем к вашему делу. Вы пытались выкрасть телефон у гражданки Франции…
- Мишель Ирсье, - Ахмед взял инициативу на себя. – Родилась 9 апреля 1983 года, в местечке Шампань, естественно, в семье потомственных виноделов. Приехала в Сидней для обучения в колледже, как завещала ее покойная бабушка, пережившая необычайные при-ключения именно в этом городе и в этом колледже.
- Так, - нелепо ухмыльнулся Дилан. – Что еще?
- Джон Финуччи. Сын китаянки и итальянца, назван в честь Джона Ленона. Родился 30 января 1979 года в Бирме. С детства привили страсть к музыке. Ищет продюсера. Был сбит мной в аэропорту… нет, это я был сбит им.      
- Ого, - тихо произнес молодой ошарашенный адвокат.
- Теперь про «Ого». Дилан Кросс, коренной австралиец, родился 21 октября 1978 года, в Сиднее. Отец – продает запчасти для машин, мама – отличный парикмахер, а ты решил заработать деньги. Но с твоей совестью ты их не заработаешь. У честных людей не бывает денег, а чтобы защищать богатых виноватых, нужно переступить через совесть. У тебя это не получится. Поэтому, как мы и договаривались до… ты отмазываешь меня по минимуму, и мы вместе строим лодки. Угу?
-Угу, - Дилана схватил азарт. – Только ответь на один вопрос: твоя религия позволяет воровать?
- Моя религия позволяет и даже призывает любить. И это воровство было тоже ради любви. Как в театре. Помнишь театральный кружок в колледже? Какая основная движущая сила по Станиславскому?
- Сверхзадача, - Дилан ответил без колебаний.
- Точно! Отвечает на вопрос: «Ради чего?». Я стырил телефон ради того, чтобы они увидели друг друга. Я их, наконец-то, встретил друг с другом! Это и было в моей жизни главное. Проверь, они все еще вместе, и так до конца жизни.
- Ты… ты ангел? – неуверенно спросил Дилан, сам смеясь над собой за подобную бредовую идею.
-Нет. Я – пилигрим. И, на этот раз, ты тоже. Пилигримы меняют историю, избегая жутких катастроф. И, судя по тому, что я ничего не помню о катастрофе, значит, эта наша третья, заключительная жизнь в этой миссии, и мы уже все изменили, опасности не будет. Живи спокойно и радуйся. А вот ангелы идут по другом пути развития. По пути развития ангелов идут гелисы, им не нужны тела, не нужны жизни, они уже - совершенство, они даже не ведают зла и страха. Бог таким развился не один, он повел за собой и других. А один из них решил, что на зло стоит обратить такое же внимание, как и на все остальное…
- И был низвергнут. И у него еще было целое войско, насколько мне помниться, - Ди-лан уже подумывал выгородить своего подзащитного смягчающим обстоятельством «невме-няемость».
- Нет, не было. Или, по-твоему, достигнув такого уровня совершенства многие лома-нутся изучать зло, когда оно обжигает им пальцы? Вокруг себя он смог собрать только эле-менталов, бездумных, куда потянешь, туда пойдут. Их, конечно, можно организовать в опре-деленную массу, но это всего лишь элементалы.
- Но ведь можно вырастить из элементалов войско людей?
- Как только ты начнешь что-то понимать, что ты – это ты есьм, ты поймешь, что ты есть в мире и где твой настоящий дом. Дом – это место, куда хочется возвращаться. Обычно все стремятся к любви и безмятежности. Вот, и накрылся тазом легион.
- Значит, Бог уже победил, или они все еще воюют?
- Они оба существуют, - пожал плечами Ахмед. – А куда денешься? Только воюют или нет, я понятия не имею, я этого не чувствую. Воюют только священники с человеческим обществом, вот, это я вижу ясно. Хлебом не корми, дай только запугать человека его множе-ственными грехами и чарторным билетом в ад.
- А если душа, скажем, сама решает быть плохой, ее выбрасывают в ад?
- Ада нет. Его придумали священники, чтобы было чем пугать людей и унижать в их собственных глазах, таким образом, держать под контролем. А плохую… заблудшую душу, - поправился Ахмед, - перевоспитывают. Что же еще можно сделать? Куда ее выкинешь, если все вокруг – это Бог? А Бог – значит любовь… А тот, про кого я сказал, который решил об-ратить внимания на зло, вовсе не Сатана, я говорил про человека…- Дилан оцепенел. - Да-вай, по кофейку врежем и всю ночь проболтаем. Теперь мне многое надо тебе рассказать… все-таки ускоренный курс до девятого уровня…